Bunin & Co
8.96K subscribers
19 photos
2 files
275 links
Политическая аналитика от экспертов Центра политических технологий им. Игоря Бунина
Download Telegram
В Европе не утихают скандалы и конфликты по поводу развертывания вакцинации от коронавируса. Сначала в ЕС возникло недовольство тем, что массовое вакцинирование начинается здесь медленнее, чем в Израиле, США и Британии. Влиятельные политики ставили под сомнение решение о том, что национальные квоты на поставку вакцин определяются на уровне Еврокомиссии. На данный момент в ЕС разрешены к использованию вакцины компаний BioNTech/Pfizer и Moderna, но их поставки отстают от запросов европейских стран. Большие надежды здесь возлагались на вакцину британско-шведской компании AstraZeneca, которая проще в применении и дешевле. Именно с этой компанией ЕС еще в августе 2020 г. заключил первый договор о поставке до 400 млн доз вакцины и внес предоплату в размере €336 млн. Европейское медицинское агентство должно одобрить применение вакцины AstraZeneca 29 января.

И вдруг 22 января AstraZeneca неожиданно сообщила, что из-за производственных проблем на предприятии в Бельгии она сможет в первом квартале поставить не более 31 млн доз, что на 60% меньше, чем предусмотрено контрактом. Реакция в Брюсселе и в крупнейших столицах Европы оказалась на редкость резкой. 25 января после переговоров с руководством AstraZeneca еврокомиссар по вопросам здравоохранения Стелла Кириакидес заявила, что задержка с поставками вакцины «неприемлема» и что ответы компании на вопросы о причинах задержки «не являются удовлетворительными». В Еврокомиссии неофициально поделились подозрениями о том, что AstraZeneca в ущерб контракту с ЕС начала поставлять вакцину в другие страны по более высоким ценам.

В тот же день в Брюсселе была озвучена идея о создании уже к концу недели механизма контроля над экспортом вакцин, произведенных в странах ЕС. Но пока не ясно, насколько далеко этот механизм зайдет. Министр здравоохранения Германии Йенс Шпан настаивает, что фармкомпании, получившие от ЕС большие деньги на разработку вакцин, не должны иметь права на их экспорт без получения разрешения от Еврокомиссии. Но чиновники, отвечающие в ЕК за торговую политику, всегда принципиально отвергали протекционистскую практику и сейчас выступают против таких мер. Вице-председатель ЕК и еврокомиссар по торговле Валдис Домбровскис вчера заявил: «Мы не планируем вводить запрет на экспорт или экспортные ограничения. Это прежде всего механизм прозрачности экспорта, дающий ясность, сколько доз вакцины произведено, на каких площадках, сколько доз продано и в какие страны».

Не похоже, чтобы эти споры внутри ЕС завершились в ближайшее время, поскольку вопрос о доступности вакцин приобрел крайне острое политическое звучание. Между тем, вопрос этот имеет и глобальное измерение. Президент ЮАР Сирил Рамафоса, выступая вчера на виртуальном Всемирном экономическом форуме в Давосе, заявил о «вакцинном национализме». Он упрекнул богатые страны в том, они создают у себя запасы вакцин сверх необходимого, а бедные страны остаются за бортом.

Александр Ивахник
Адресатом давосской речи Владимира Путина были «старые деньги», немало представленные на форуме. Бизнес, работающий в реальном секторе (нефть, газ, металлы, аграрно-промышленная сфера, традиционный автопром без Илона Маска). Этот бизнес привык работать с национальными государствами и адаптируется к их правилам игры. Если его национализируют, то стремится остаться для оказания сервисных услуг или в роли младшего партнера. Если ограничивают, потому что государство решило «встать с колен» - то договариваются об условиях продолжения работы, пусть менее выгодных (но инвестиции уже обычно давно окупились), зато стабильных. Как американский ТЭК в России, который лоббировал соглашения о разделе продукции, а когда государство стало пересматривать правила игры, согласился на новые условия. И через несколько лет (в 2014 году) лоббировал уже отказ от введения серьезных санкций в отношении России.

Такой бизнес не хочет переустроить мир, подозрительно относится к Грете Тунберг и «зеленой экономике» (хотя время от времени и стремится использовать «зеленую» риторику, но тут уже экологисты обличают его за неискренность) и с не меньшим сомнением – к новой экономике. То есть к гигантам современных коммуникаций, не только нередко обгоняющим их по капитализации, но и стремящимся установить свои правила игры – причем не только на рынках, но и в общественной сфере. Современные гиганты тоже вынуждены, конечно, учитывать фактор национальных государств, но делают это крайне неохотно, когда другого выхода совсем не видно – как с китайским рынком.

Так что Россия показывает нефтяникам и газовикам, что понимает их обеспокоенность – и находится на одной с ними стороне. Не только в конкретных вопросах – как в случае с «Северным потоком-2» и европейскими газовыми компаниями – но и ментально. Проблема в том, что политический лоббистский ресурс «старых денег» ограничен, их влияние на политические процессы и общественное мнение уменьшается – это показали те же события 2014 года, когда санкции в отношении России были введены, несмотря на лоббизм. И при ориентированном на «старые деньги» президенте Трампе они только ужесточались.

Алексей Макаркин
В Молдове продолжается сложная политическая игра вокруг роспуска парламента и проведения досрочных выборов. После отставки правительства Иона Кику, которое находилось под контролем бывшего президента Игоря Додона, Майя Санду не торопилась с выдвижением кандидатуры нового премьера. Она считала, что появление нового правительства отложит проведение парламентских выборов, а именно это является главной политической задачей, поскольку при нынешнем составе парламента новый президент мало чего может добиться. Некоторое время Санду искала конституционные лазейки для роспуска парламента.

Однако 18 января Конституционный суд отклонил запрос нескольких депутатов партии Санду «Действие и солидарность» о возможности самороспуска парламента. Конституция Молдовы предусматривает только два случая для роспуска парламента: если президент дважды выдвигает кандидатуру премьер-министра, а депутаты дважды ее отклоняют и не утверждают правительство в течение 45 дней, или когда парламент в течение 90 дней не принимает законы. После этого стало ясно, что Санду все-таки придется выдвинуть кандидатуру на пост главы правительства. Тем более, что Партия социалистов Додона в свою очередь обратилась в КС за разъяснением относительно максимального срока для выдвижения кандидатуры премьера и санкций для президента в случае нарушения этого срока.

У Санду было два варианта с определением кандидата в премьеры. Либо выдвинуть заведомо непопулярного, малоквалифицированного человека, которого парламент наверняка не утвердит. Но это могло бы ударить по престижу президента. Либо представить фигуру, которая адекватно смотрелась бы в кресле премьера, но при этом возник бы риск того, что она будет утверждена депутатами. Неформальное додоновско-шоровское большинство заинтересовано в том, чтобы возложить на правительство Санду бремя ответственности за происходящее в стране в тяжелый пандемический период и снизить рейтинг ее партии, а Демпартия и отколовшаяся от нее группа Pro Moldova не имеют шансов на выборах и стремятся к их отсрочке.

Санду выбрала второй вариант. 27 января президент выдвинула на пост премьера Наталью Гаврилицу. Она имеет немалый опыт работы в молдавском правительстве, затем получила степень магистра публичной политики в Гарвардском институте государственного управления, ряд лет работала в Британии в международной консалтинговой компании и в Глобальном фонде инноваций. При недолгом премьерстве Санду была министром финансов. У Гаврилицы есть 15 дней, чтобы представить на утверждение парламента состав и программу работы правительства.

Почти все парламентские партии и группы пока не высказали четкой позиции относительно кандидатуры Гаврилицы, отмечая, что будут ждать плана действий кабинета и персонального состава министров. И лишь одна партия однозначно заявила, что не поддержит Гаврилицу при голосовании, чтобы приблизить досрочные выборы. Это партия Санду «Действие и солидарность». Таковы парадоксы нынешней молдавской политики.

Александр Ивахник
C наступлением нового 2021 года внутриполитический кризис в Южной Осетии, спровоцированный трагической смертью Инала Джабиева, не прекратился.  Но в контексте динамики последних двух недель мы можем констатировать попытки выйти из конфронтационного сценария. Речь идет о посредничестве между властями и семьей Джабиева, требующей доведения до логического финала расследования всех обстоятельств резонансного дела.  Ключевая проблема здесь- доверие к правоохранительной системе и власти в целом. Конечно, такие проблемы не решаются за один день и даже месяц. Но ведь и недовольство, и массовые акции также не стали сюрпризом в прошлом году. 

На что стоит обратить особое внимание? Прежде всего, на состав посреднической группы. В ней собраны люди с разными воззрениями и различным жизненным опытом. Но все они люди в Южной Осетии известные. Это два бывших президента Людвиг Чибиров и Леонид Тибилов, экс-спикер парламента и многолетний лидер местных коммунистов Станислав Кочиев, бывший руководитель президентской администрации Борис Чочиев. За каждым своя солидная биография и заслуги перед республикой. Хотя, конечно, все эти персонажи в разное время воспринимались неоднозначно, каждый далек от совершенства. Но сегодня налицо попытка выстроить медианную линию ради преодоления острого кризиса. Впрочем, Южная Осетия может опираться и на собственные традиции в этом плане. Можно вспомнить, насколько тяжело республиканская элита выходила из поствыборного противостояния 2011 года, а также противостояние президента и парламента в 2001 год. В обоих случаях республика стояла на грани масштабного раскола. Но смогла найти способы не допустить его. 

В 2021 году в основе кризиса- не итоги выборов, не оспаривание их и не противостояние ветвей власти. Но выводы о том, что ситуация носит в меньшей степени политический характер, а потому не столь сложна и опасна, выглядят заведомым упрощением. Одно дело- споры профессиональных политиков. И совсем другое- вопрос доверие к власти в маленькой республике, по населению и по территории уступающей почти любому субъекту РФ. Здесь управлять на основе «вертикали» без четкой и эффективной обратной связи не получится. По определению в Цхинвали расстояние между чиновником и обывателем мизерное! И в этой связи предложения посредников, озвученные 28 января, представляют значительный интерес. К слову сказать, подобная модель в условиях роста протестной активности может быть взята на вооружение и в большой России, для начала хотя бы на региональном уровне. 

Сергей Маркедонов
Евросоюз в обычных условиях старается придерживаться своих давно провозглашенных принципов и ценностей (справедливость, солидарность, свобода торговли и пр.), но в ситуации с продолжающей бушевать пандемией, похоже, не до этого. Объявление британско-шведской компании AstraZeneca о том, что она сможет в первом квартале поставить в страны ЕС на 75 млн доз вакцины меньше, чем предусмотрено заключенным в августе контрактом, вызвало в Европе громкий политический шум. Правда, в начале недели вице-председатель Еврокомиссии Валдис Домбровскис заявил, что ЕС не собирается вводить ограничения на экспорт вакцин от COVID-19, а лишь хочет создать механизм мониторинга их производства и поставок. Однако после неудачных переговоров с руководством AstraZeneca, которое отказалось переправлять на континент дозы вакцины, произведенные в Британии, Еврокомиссия под давлением национальных правительств, в первую очередь, германского, наступила на горло своим антипротекционистским принципам.

В ЕК объявили, что в ближайшие дни будет введен в действие механизм запрета на экспорт вакцин за пределы ЕС, если их производители не выполнили в полном объеме законтрактованные поставки в страны союза. В практическом плане ограничения будут вводить те страны, где находятся предприятия по производству вакцин, но в соответствии с предписаниями ЕК. Таможенные органы в этих странах будут блокировать экспортные поставки вакцин, если на них не имеется разрешения, а такие разрешения будут выдаваться только тем компаниям-производителям, которые полностью выполняют условия контрактов с ЕС по количеству поставленных доз. Поскольку от графика поставок отстает не только AstraZeneca, но и BioNTech/Pfizer, это означает, что по крайней мере в первом квартале вакцины двух основных производителей из ЕС вывозиться не будут.

За пределами Европы эти решения вызвали серьезное беспокойство. Многие страны, в частности, Канада, Австралия, ряд крупных развивающихся стран, еще осенью размещали свои заказы на вакцины на европейских мощностях фармкомпаний, поскольку президент Трамп тогда заранее объявил о планах ограничения экспорта вакцин, а Европа казалась более предсказуемой и надежной. Теперь ситуация поменялась, и это чревато для внешних заказчиков вакцин серьезными задержками с поставками.

А вот британцы в этом плане чувствуют себя более уверенно. Они активно проводят массовую вакцинацию, в достаточном объеме получая вакцины и от AstraZeneca, и от Pfizer. При этом Лондон после брексита не считает нужным проявлять «вакцинную солидарность» с Европой или более далекими странами. В четверг член кабинета министров Майкл Гоув заявил, что на данном этапе правительство не разрешает вывоз вакцин за пределы королевства, поскольку необходимо обеспечить запланированные темпы программы вакцинации. Казалось бы, золотое время для российских и китайских вакцин, но к ним нет достаточного доверия. Кроме того, в России, за исключением Москвы, вакцин остро не хватает и для своих жителей.

Александр Ивахник
Протесты и дискуссии вокруг них (и не только) в социальных сетях демонстрируют важную особенность. Новые поколения (35 лет и младше) куда менее обращены в историю, чем их предшественники. Для них неактуальны исторические аллюзии, связанные с 1917 годом – и, на самом деле, восходящие к острым историческим дискуссиям периода перестройки и постперестройки, когда оценки неоднократно менялись с плюса на минус. Дело не только в том, что они не застали этих дискуссий – просто они отстраненно относятся к Ленину, Сталину, Николаю II, революции – как к сугубо историческим персонажам и событиям, неактуальным для нынешнего времени.

Впрочем, отстраненность не означает равнодушия – в их риторике больший акцент делается на моральную составляющую, чем на прагматичный до цинизма «государственнический» подход, более модный у их предшественников. И 1990-е годы для них уже история, не вызывающая сильных эмоций и тем более страхов. Люди хотят жить здесь и сейчас – а не «ради детей» (по советскому принципу сами недоедим, зато дети будут есть вдоволь) и не «чтобы не повторилось прошлое». Аргументы о том, что «будет как в 17-м», «будет как в 91-м» для них неактуальны.

И представление о том, что «новые» невежественны в исторических вопросах по сравнению с предшественниками, выглядит явно ошибочным. «Новые» не только значительно быстрее могут найти информацию и оценить ее достоверность (так как ориентированы на мейнстрим и меньше доверяют маргинальным сайтам), но и куда менее конспирологичны. «Борьба Ротшильдов с Рокфеллерами» интересует их куда меньше, чем предшественников.

Все это создает проблемы в коммуникациях власти с этими поколениями. Не работают не только традиционные каналы (телевизор), но и привычные аргументы охранительного характера – «не раскачивай лодку», «не тронь – обрушится», «любая нестабильность выгодна Америке». А новые аргументы для требовательной аудитории найти сложно.

Алексей Макаркин
Рекордные для современной России масштабы задержаний на акциях в поддержку Алексея Навального 23 и 31 января и насилия ОМОНа в отношении протестующих ожидаемо вызвали резкую критику со стороны западных политиков, которые заявляют о вопиющем нарушении подписанной Москвой Европейской конвенции о правах человека. Так же ожидаемо эта критика встретила возмущенную реакцию российских властей и прокремлевских пропагандистов. Набор ответных обвинений при этом выглядит стандартно: беспардонное вмешательство в суверенные дела России, подстрекательство к незаконным акциям, открытые попытки расшатать политическую стабильность. Аргумент о необходимости соблюдения международных стандартов гражданских свобод либо игнорируется как нечто несущественное, фантомное, либо переадресуется самим западным политикам: вы там разберитесь с подавлением протестов у себя – с использованием слезоточивого газа, водометов, резиновых пуль. А то, в каких случаях эти спецсредства применяются – не суть важно.

Однако, одно дело – риторика, а другое дело – вопрос о санкциях. В европейских странах заметно активизировались призывы к расширению санкций против России. И опять на передний план выходит вопрос о газопроводе «Северный поток – 2». Из нового стоит отметить, что 1 февраля Франция, в лице госсекретаря по делам Европы Клемана Бона, призвала Германию отказаться от завершения проекта строительства газопровода. Это уже не Польша, не страны Балтии, давно выступающие против проекта, а страна, соперничающая с ФРГ за статус лидера Европы. Правда, пока германские власти настаивают на четком разделении политических отношений с Москвой и вопроса о газопроводе. Глава комитета Бундестага по экономике и энергетике Клаус Эрнст назвал призыв Парижа остановить строительство «неразумным и ошибочным», поскольку отказ от проекта ляжет бременем на плечи немцев в связи с повышением цен на газ и необходимостью выплачивать компенсации компаниям-инвесторам.

Однако после неминуемого решения Симоновского райсуда Москвы о замене Алексею Навальному условного срока на реальный по делу «Ив Роше» привычный немецкий экономический прагматизм может быть поколеблен. Отправка главного российского оппозиционера в колонию после отравления, лечения в Германии и бесстрашного возвращения в Россию придаст всей его истории не только политический, но и мощный моральный аспект. Для Ангелы Меркель, оказавшей Навальному гостеприимство и навещавшей его в больнице, это станет чувствительным личным ударом. А давление на нее и внутри страны, и в рамках ЕС значительно возрастет. Партия «зеленых» – потенциальные партнеры ХДС/ХСС по новой правительственной коалиции после осенних выборов в Бундестаг – уже сейчас твердо выступает против проекта «Северный поток – 2». Так что судьба нового газопровода становится все более туманной.

Александр Ивахник
В условиях отсутствия привлекательного и убедительного «образа желаемого будущего» у власти могут быть разные сценарии перехвата повестки у протестного движения. Но все они при ближайшем рассмотрении выглядят весьма уязвимыми.

1. «Своих не бросаем». Здесь есть довольно широкий диапазон потенциальных возможностей – от новых символических шагов навстречу ДНР-ЛНР до «маленькой победоносной войны», о которой грезят имперские националисты. Однако шагов сделано уже много, новые вряд ли будут заметны. Война запредельно рискованна и по политическим, и по экономическим соображениям. Где-то посередине находится признание ДНР-ЛНР, которое приведет к новому витку санкций – и это признание легче совершить, чем отменить. Но, главное, тема Донбасса уже давно не вдохновляет общество, занятое внутренними проблемами.

2. «Вертолетные деньги». Затушить недовольство раздачей денег, популярными социальными программами. Эта идея сталкивается с традиционными ограничителями. Если запустить на полную мощность печатный станок, то на полную же мощность раскрутится инфляция. Раздачи денег пробьют брешь в бюджете, которому и так нанесла ущерб нестабильная конъюнктура на нефтяном рынке. Сейчас МВФ прогнозирует рост российской экономики на 3% в текущем году и на 3,9% в следующем – но популистская политика может нанести удар по стимулированию развития.

3. «Вор должен сидеть в тюрьме». Перехватить антикоррупционную повестку, устроить громкие процессы. Но борьба с коррупцией чревата для действующей власти дополнительными рисками. Андропов и Горбачев раскрутили «узбекское дело», но оно обратилось против самой же власти, когда следователи стали копать дальше, да еще и втянулись в политическую борьбу. А население задалось вопросом – если столько ворует узбекский секретарь, сколько же ворует секретарь союзный. Поэтому аресты коррупционеров могут привести только к тому, что общество будет ждать все новых посадок. И не благодарить власть за уже состоявшиеся.

Алексей Макаркин
Неожиданно возникла подвижка в острой конфликтной ситуации в связи с иранской ядерной сделкой. После выхода президента Трампа из сделки в 2018 году и введения Вашингтоном масштабных антииранских санкций Тегеран в ответ стал планомерно отказываться от соблюдения обязательств по ограничению своей ядерной программы. Пришедший в Белый дом Джо Байден в принципе выразил намерение вернуться в сделку – Совместный всеобъемлющий план действий (СВПД), подписанный в 2015 году США, Францией, Великобританией, Россией, Китаем, Германией и Ираном, но при условии, что Иран предварительно вернется к соблюдению своих обязательств. Тегеран решительно отвергал такой подход, настаивая, что сначала США должны отказаться от санкций.

И вот 1 февраля глава МИД Ирана Джавад Зариф в ходе интервью CNN обратился к Евросоюзу с призывом выступить посредником между Ираном и США для преодоления сложившегося политического тупика. Он сказал, что глава европейской дипломатии Жозеп Боррель в своем статусе координатора Совместной комиссии по СВПД, в которую входят все участники договора, мог бы способствовать одновременному возвращению Вашингтона и Тегерана к условиям ядерной сделки. По его словам, может быть создан механизм синхронизированного принятия необходимых шагов обеими странами. Зариф отметил, что Иран может в кратчайшие сроки – от дней до пары недель – вернуться к условиям ядерной сделки по уровням обогащения урана и количеству центрифуг. «Это не займет больше времени, чем потребуется США для выполнения исполнительных указов президента по отмене введенных санкций в отношении нефтяной, банковской и транспортной отраслей Ирана», – подчеркнул министр.

Можно ожидать, что руководство ЕС с готовностью откликнется на это предложение. В Европе, которая решительно критиковала выход Трампа из сделки, с большой тревогой наблюдают за ее фактическим распадом, который в обозримом будущем может привести к обретению режимом аятолл ядерного оружия. Тем более что в июне в Иране состоятся президентские выборы, и отсутствие прогресса с отменой американских санкций может привести к победе кандидата, значительно более жесткого, чем нынешний президент Хасан Рухани. Но даже если переговоры при посредничестве ЕС начнутся в ближайшее время, легкими они не будут. Хотя бы потому, что Вашингтон вынужден будет учитывать резко критическую позицию Израиля и мощного израильского лобби в Конгрессе США. Возможные попытки с американской стороны дополнить повестку переговоров вопросом об иранской программе развития баллистических ракет неизбежно вызовут отпор со стороны Тегерана и могут пустить их под откос.

Александр Ивахник
О Навальном и свободе маневра.

Вопрос о том, почему Алексея Навального не посадили раньше, нередко трактуется в конспирологическом ключе. Говорится о неких тайных покровителях, которые позволяли ему оставаться на свободе. На самом деле, такое поведение после 2012-го и, особенно, 2014 годов выглядело бы запредельно рискованным. Максимум, что могли сделать представители элиты – это через вторые-третьи руки слить в ФБК информацию про аппаратных конкурентов. Как более ста лет назад обиженный генерал Ренненкампф сливал компромат на военного министра Сухомлинова – причем столь умело, что узнали об этом только из мемуаров вдовы, написанных уже в эмиграции.

Дело, как представляется, в совокупности факторов. Как в опасении дать новый импульс протестному движению (что и произошло) и создать Навальному образ жертвы – эти аргументы лежат на поверхности – так и в том, что российская власть привыкла оставлять себе возможности для маневра во всех возможных случаях. В двух случаях – признание Абхазии и Южной Осетии и присоединение Крыма – таких возможностей нет, но это знаковые исключения. Даже по Донбассу можно вести переговоры в рамках Минского процесса, по Сирии и Ливии договариваться с Эрдоганом. Во внутренней политике таких возможностей существенно больше.

А посадка Навального приводит к тому, что при возникновении политической необходимости выпустить его на свободу во много раз сложнее, чем отправить за решетку. Потому что это будет интерпретировано как слабость власти – причем и внутренними, и внешними игроками. Теперь же события развиваются по жесткому сценарию, который давно желали реализовать силовики и поддерживают «твердые лоялисты» - но без гибкости, желательной для политического планирования.

Алексей Макаркин
Джузеппе Конте все-таки не удержался на посту премьер-министра Италии. Во вторник переговоры между участниками бывшей правительственной коалиции – популистским «Движением 5 звезд», левоцентристской Демпартией и «Живой Италией» экс-премьера Маттео Ренци относительно новой программы и состава кабинета окончательно провалились, и президент страны Серджо Маттарелла в обращении к нации заявил, что будет добиваться создания непартийного, но «высокостатусного» технократического правительства.

По словам президента, перед ним было два варианта действий. Первый – объявить досрочные парламентские выборы. Но это на месяцы ввергло бы Италию в предвыборную борьбу в период тяжелейшего коронавирусного и экономического кризиса. Второй вариант – искать поддержку парламента для формирования полностью функционального правительства, которое сможет эффективно бороться с пандемией, договориться с Брюсселем о плане использования €209 млрд, которые должна получить Италия из Фонда ЕС по восстановлению экономики, и адекватно отвечать на текущие экономические и социальные вызовы. Маттарелла выбрал второй путь и в среду предложил пост премьера Марио Драги, поручив ему начать переговоры по формированию правительства национального единства. Драги предложение принял.

73-летний Марио Драги – действительно высокостатусная фигура в отличие от университетского юриста Конте, который получил пост премьера в 2018 г. в результате компромисса между лидерами тогдашней правительственной коалиции – Маттео Сальвини и Луиджи Ди Майо. Драги возглавлял Европейский центробанк с 2011 по 2019 год, а до этого – Банк Италии. Он имеет прозвище «Супер Марио» за свою роль в спасении евро во время долгового кризиса еврозоны. На посту главы ЕЦБ он показал себя решительным и динамичным руководителем, умелым коммуникатором с большой силой убеждения.

Вместе с тем, пока не ясно, на какие политические силы сможет опираться будущее правительство Драги. Демпартия, «Живая Италия» и партия Сильвио Берлускони «Вперед, Италия!» уже выразили готовность поддержать его. Как ни странно, возможность поддержки не отвергает и лидер национал-популистской партии «Лига» Маттео Сальвини, хотя Драги является наиболее проевропейской фигурой на итальянском политическом Олимпе. Решительно против создания технократического правительства выступила лидер крайне правой партии «Братья Италии» Джорджия Мелони, которая потребовала досрочных выборов. В «Движении 5 звезд», которое сейчас имеет больше всех мест в парламенте, нет согласия. Не исключено, что эта рыхлая структура может расколоться.

Возможны два сценария развития событий. Если Драги удастся заручиться устойчивой поддержкой большинства в парламенте, его правительство будет управлять страной до очередных выборов в 2023 г. В противном случае президент Маттарелла может сделать его главой переходного правительства, которое должно будет провести вакцинацию и разработать программу использования средств из Фонда ЕС и начать ее реализацию, а затем вести Италию к досрочным выборам.

Александр Ивахник
Когда смотришь страницы в социальных сетях реальных активных противников протестов (наивно считать, что все выступающие против Навального – это тролли на зарплате), то на них нередко присутствует множество икон, поздравлений с православными праздниками, рецептов постных блюд и других атрибутов, характеризующих верующего человека. И вспоминается сильное разочарование либерального сообщества где-то четверть века назад, когда церковь оказалась более консервативной, чем оно полагало.

О причинах можно говорить много. Это и антилиберализм как реакция на чекистское обновленчество, дискредитировавшее процесс обновления церкви. И оборвавшиеся интеллектуальные традиции – из-за гибели или изгнания их носителей. И вынужденная «капсуляция» церкви как способ выживания в условиях гонений. И объективное сокращение до минимума интеллектуальных связей с заграницей и влияния современных богословских трендов (что стало восприниматься со временем как достоинство, признак «верности устоям»). И акцентирование внимания на патриотической роли церкви в отечественной истории как средство адаптации в условиях ослабевания гонений, но при сохранении дискриминации. И, одновременно, «вживание» церкви в советские реалии, которые признавались немалой частью тогдашних более молодых священнослужителей и прихожан как в целом приемлемые – за исключением официального атеизма и неполноправной роли церкви в обществе.

Это еще доперестроечные причины. А потом добавился приход в церковь большого числа советских людей с их сформировавшимся пониманием о должном и с сильнейшей травмой по поводу обрушения Союза и потери статуса, вынужденным изменением образа жизни и с фрустрацией в связи с непривычными и нередко шокирующими свободами в морально-нравственной сфере. Так что и новые верующие укрепили консервативный характер церкви – и их немало среди критиков протестов в социальных сетях.

Вопрос в том, что все это диссонирует с настроениями, преобладающими в среде молодых россиян, что ставит под вопрос будущее церкви. И другой вопрос – уже о настоящем, когда более модернистски настроенная часть общества расходится с церковью, считая ее слишком архаичной. И не утрачивая православной самоидентификации, перестает связывать себя с церковью как организацией.

Алексей Макаркин
Левада-центр провел опрос об отношении к Алексею Навальному.

Одобрение деятельности Навального не увеличивается. В сентябре было 20%, сейчас – 19% (колебание в рамках статистической погрешности). Зато количество неодобряющих выросло ощутимо – с 50 до 56%. Отношение к Навальному улучшилось в последнее время у 9%, зато ухудшилось – у 19%.

Телевизор в этой ситуации продолжает побеждать Интернет – те, кто получает информацию прежде всего из телевизора куда меньше склонны одобрять деятельность Навального (11%), чем Интернет-аудитория или частые посетители социальных сетей (26-27%). Причем дело не только в прямом воздействии телевидения. Люди не понимают целей деятельности Навального - то ли он борец за правду, то ли иностранный агент, то ли просто хочет власти. Есть и проблема эмпатии – когда человек слышит, что судьбой Навального интересуется Меркель, он нередко испытывает чувство раздражения («чем он лучше меня – если у меня будут проблемы, то никто не вступится»).

Таким образом число сторонников Навального не увеличивается, а противников растет. Но, в то же время, сторонники Навального испытывают к нему более сильные чувства. 45% из них при обозначении своего отношения к нему выбирают слово «уважение». Тогда как противники чаще стараются уходить от резких слов, декларируя свое безразличие (31%) или выбирая самый мягкий вариант негатива – «не могу сказать о нем ничего хорошего» (23%).

Более того, если суммировать положительные ответы об отношении к Навальному всех респондентов, получается 31%, отрицательные – 37%, то есть сопоставимые цифры. На уровне рационального выбора россияне не готовы поддержать Навального, но сочувствие к нему выше поддержки. Эти цифры также означают, что значительная часть неодобряющих деятельность Навального не испытают к нему не только сочувствия, но и личной неприязни. Они, памятуя о 90-х годах, боятся сделать неверный выбор, раскачивающий лодку.

И сторонники Навального предсказуемо более мобилизованы. Они моложе и политически активнее. Деятельность Навального одобряют 36% респондентов в возрасте 18-24 лет, 45% получающих информацию прежде всего из Телеграм-каналов. С прошлого ноября с 3 до 5% увеличилось число респондентов, инициативно (без подсказки) называющих его политиком, которому они доверяют. Таким образом активное меньшинство противостоит политически пассивному большинству.

Алексей Макаркин
Проблемы в ЕС с развертыванием масштабной вакцинации неожиданно привели к конфликту с Британией, который поставил под вопрос важную часть конструкции брексита. 29 января Еврокомиссия приняла решение о запрете экспорта вакцин за пределы ЕС, если их производители отстают от законтрактованных поставок в страны союза. Чуть позже в ЕК объявили, что это решение включает введение в действие ст.16 Протокола по Северной Ирландии, который является частью Соглашения о выходе Британии из ЕС, подписанного в конце 2019 г. Он предусматривает, что сухопутная граница между Ольстером и Республикой Ирландия останется открытой, чтобы не нарушить «Соглашение Страстной пятницы» 1998 г., положившее конец кровавому конфликту между ирландцами-католиками и юнионистами-протестантами. А ст.16 протокола допускает одностороннюю приостановку его действия в определенных обстоятельствах. В данном контексте это означало возобновление контроля на границе, чтобы пресечь ввоз вакцин из ЕС в Ольстер, а оттуда – в Великобританию.

Со стороны ЕК такое заявление было крайне опрометчивым – ведь прежде Брюссель постоянно подчеркивал важность соблюдения ирландского протокола обеими сторонами. Тут же последовали громкие протесты в Дублине, Белфасте и Лондоне, и через несколько часов задействование ст.16 было дезавуировано. Однако ущерб уже был нанесен. Ольстерские юнионисты воспользовались случаем, чтобы начать поход за полный отказ от ирландского протокола. Дело в том, что по этому протоколу Северная Ирландия должна следовать правилам и стандартам единого рынка ЕС в отношении ввозимых товаров, и поэтому товары из Великобритании подлежат таможенному оформлению и проверкам в североирландских портах (такой порядок стали называть таможенной границей в Ирландском море).

Начало практической реализации ирландского протокола с 1 января показало, что оформление товаров, ввозимых из Великобритании, связано с бюрократической неразберихой, сложностью процедур и резким увеличением необходимого времени. В результате возникли серьезные проблемы для поставщиков и грузоперевозчиков, хотя товары для супермаркетов, лекарства и посылки по линии онлайн-торговли пока пользуются льготным периодом упрощенного оформления. А простые жители увидели сужение ассортимента в магазинах и рост цен. В исторически неспокойном регионе это привело и к опасным проявлениям недовольства. В припортовых территориях Белфаста и Ларна появились граффити с угрозами в адрес таможенных работников, после чего проверки были временно свернуты. В такой атмосфере первый министр региона и лидер Демократической юнионистской партии Арлин Фостер развернула кампанию за отказ от ирландского протокола и отмену контроля товаров в портах.

Реагируя на ситуацию, Лондон призвал Еврокомиссию продлить период упрощенного оформления для некоторых британских товаров до 2023 г. Для усиления давления на ЕС Борис Джонсон 3 февраля заявил в парламенте, что он может сам задействовать ст.16 ирландского протокола для устранения торговых барьеров в Ирландском море. В тот же день прошли виртуальные переговоры между представителями Брюсселя, Лондона и Белфаста с целью «поиска решения остающихся проблем», но ощутимых результатов они не принесли. На следующей неделе вице-президент ЕК Марош Шефчович должен прибыть в Лондон для продолжения переговоров. Также будет создана совместная группа для работы по совершенствованию ирландского протокола. Но быстрого разрешения внезапно прорвавшихся наружу противоречий в Брюсселе не ждут. Наоборот, там нарастает ощущение нового кризиса в отношениях.

Александр Ивахник
Армении не грозят досрочные парламентские выборы. 7 февраля проправительственная фракция большинства «Мой шаг» провела в парламенте встречу с премьер-министром Николом Пашиняном. Основной вывод переговоров: идея досрочных выборов не востребована в обществе. 

У сторонников главы кабмина в Национальном собрании 83 мандата из 132. Это позволяет им держать ситуацию в высшем законодательном органе страны под контролем, хотя за время, прошедшее после подписания трехстороннего документа о прекращении огня в Нагорном Карабахе, имелись случаи сдачи мандатов депутатами от провластного объдинения.

Напомним, что после военного поражения во второй карабахской войне по Армении прокатились протестные акции, оппозиционные силы стали консолидироваться вокруг идеи отставки Никола Пашиняна. Сам же премьер в канун новогодних праздников 25 декабря 2020 года заявил, что не «цепляется за кресло премьера», но и «не может небрежно относиться к правительству, к должности премьер-министра, данной ему народом». Далее он указал на «единственный способ получить ответ на все вопросы»: провести внеочередные парламентские выборы. Этот вариант ранее также озвучивал президент Армен Саркисян. 

Казалось бы, может появится основа для проведения досрочной кампании. Понятное дело, власти были не в восторге от этой идеи, реагируя на нее, скорее, вынужденно. Но оказалось, что и оппозиция (как внутрипарламентская, так и не имеющая мандатов в Национальном собрании) также не готова к тому, чтобы включиться в избирательную гонку. Оппозиционеры видят ситуацию следующим образом: отставка Пашиняна, формирование временного правительства и только третьим этапом- выборы. Резоны в аргументах оппонентов власти есть. Ведь проведи выборы действующее правительство, оно неизбежно получит преимущество. Но в итоге два минуса дали плюс. И он обернулся в пользу кабмина и Пашиняна. Досрочных выборов в нынешней властной конфигурации не хотел никто (хотя премьер предлагал эту тему предметно обсудить). И в итоге их не будет. 

Оппозиция от этого никуда не денется. Но предлагать ей придется нечто, что может мобилизовать общество. Но похоже темп протестных акций за период с ноября 2020 по февраль 2021 года не вырос, скорее, наоборот. Новых лиц, которые могли бы вдохновить фрустрированное общество, тоже нет. Нынешним властям противостоят «бывшие», которых в массе своей рядовой избиратель оценивает, как минимум, со скепсисом. Нет и внешних интересантов новых досрочных выборов. Владимир Путин не раз высказался в том духе, что популистская критика Пашиняна с «патриотических позиций» не поможет ни карабахскому урегулированию, ни ситуации на Кавказе в целом, ни положению внутри Армении. 

Таким образом, Никол Пашинян пока что выигрывает на внутриполитических фронтах в «пост-карабахской ситуации». Несколько месяцев протестной активности в Армении показали, что с реальными альтернативами действующему премьеру имеется определенный дефицит. И само военное поражение не производит нокаутирующего эффекта.

Сергей Маркедонов
О заявлении Григория Явлинского.

1. Фактически это присоединение к демонстративному консенсусу парламентских партий, направленному против Алексея Навального. Консенсусу в условиях, когда каждая партия, кроме доминантной «Единой России», имеет свою нишу. Проблема в том, что ниша «Яблока» совершенно иная, ее взгляды на остальные составляющие межпартийного консенсуса (оборона-безопасность-внешняя политика) прямо противоположные, чем у парламентской «четверки». Поэтому критика в адрес Навального, с которой спокойно согласились сторонники КПРФ-ЛДПР-«Справедливой России», оказалась совершенно неприемлемой для многих реальных и потенциальных избирателей «Яблока».

2. Зато это заявление может позволить «Яблоку» спокойно зарегистрировать свой избирательный список и вести предвыборную кампанию. У партии, конечно, есть федеральная льгота, позволяющая участвовать в выборах без сбора подписей, но на практике можно не допустить и такую партию, сославшись на технические огрехи. И надо понимать, что специально за допуск «Яблока» к выборам люди на улицы не выйдут – если выйдут, то с требованием допустить всех желающих оппозиционеров.

3. Сейчас многие представители либеральной субкультуры отшатнулись от Явлинского. Его позиция - действительно, крайне уязвимая с моральной точки зрения, так как обличаемый им Навальный находится в тюрьме – подвергается критике и в «Яблоке». Но другого либерального списка на выборах не будет (ПАРНАС лишился льготы, партия Навального не зарегистрирована). Если в избирательных округах «умное голосование» может предпочесть более рейтингового коммуниста или другого парламентского оппозиционера (хотя в крупных городах у «яблочников» могут быть шансы на лидерство), то по спискам предпочтение определяется не только соотношением рейтингов. Потому что там надо будет получить 5%, а не относительное большинство как в округе. Логика голосования другая. Если по рейтингам «Яблоко» незадолго до выборов выйдет процента на 3 и у него в случае успешной электоральной мобилизации появятся шансы на прохождение в Думу, как поведет себя либеральный избиратель. Проголосует за КПРФ, припомнив Явлинскому февральскую статью? Но Зюганов критиковал Навального еще сильнее. А в списке «Яблока» будут Лев Шлосберг и Борис Вишневский, а, возможно, и другие позитивно воспринимаемые либералами фигуры (например, из числа деятелей культуры). Так что история далеко не закончена.

Алексей Макаркин
Со сменой администрации в Белом доме наконец-то решился вопрос о новом генеральном директоре Всемирной торговой организации. ВТО давно была в состоянии кризиса из-за обструкционистской позиции президента Трампа. С началом пандемии ВТО ничего не смогла противопоставить нарастанию протекционистских тенденций. Летом, после досрочного ухода в отставку бразильца Роберту Азеведу, в организации началась процедура отбора нового главы.

К началу октября осталось два реальных кандидата, причем обе женщины. Это Нгози Оконджо-Ивеала из Нигерии и министр торговли Республики Корея Ю Мён Хи. 28 октября по завершении процесса консультаций было объявлено, что Оконджо-Ивеала имеет больше шансов получить консенсусную поддержку членов. Но в тот же день Вашингтон заявил, что поддерживает Ю Мён Хи. Это решение было неожиданным, ведь Оконджо-Ивеала провела около 25 лет своей жизни в США и в 2019 г. получила гражданство страны. Скорее всего, в администрации Трампа просто хотели продлить фактический паралич организации.

И вот 5 февраля Ю Мён Хи после консультаций с союзниками, включая США, сняла свою кандидатуру. Понятно, что позиция Вашингтона стала определяющей. Команда Байдена стремится реанимировать институты многостороннего сотрудничества, которые вызывали открытую неприязнь у Трампа. Офис торгового представителя США опубликовал заявление с поддержкой кандидатуры Оконджо-Ивеалы, в котором говорится: «Она пользуется широким уважением за эффективное руководство и имеет успешный опыт управления крупной международной организацией».

У Оконджо-Ивеалы действительно внушительный бэкграунд. Она получила экономическое образование в Гарварде, много лет работала в Мировом банке, дослужившись до позиции управляющего директора, дважды была министром финансов Нигерии. На этом посту она пыталась по нигерийским меркам довольно решительно бороться с коррупцией и повышать прозрачность экономических процедур. Оконджо-Ивеала доказала свою способность заключать сложные сделки. В 2005 г. в ходе переговоров с Парижским клубом кредиторов она добилась списания $18 млрд госдолга Нигерии. До декабря 2020 г. она возглавляла совет директоров Глобального альянса вакцин и иммунизации. Будучи давно и прочно встроенной в многонациональные структуры, Оконджо-Ивеала вместе с тем постоянно подчеркивает свою африканскую идентичность, предпочитая традиционные наряды и головные уборы.

Сейчас представители стран-членов ВТО ведут в Женеве финальные консультации, и на следующем заседании Генсовета в начале марта Оконджо-Ивеала будет назначена новым генеральным директором. Она возглавит организацию, находящуюся в самом глубоком кризисе за 25 лет своего существования. Пока сложно предсказать, хватит ли у нигерийки настойчивости, решительности и одновременно гибкости для проведения назревших реформ по модернизации ВТО. Остается поверить главе ЕЦБ Кристин Лагард, которая дала Оконджо-Ивеале такую характеристику: «Она замечательная, мягкая, очень добрая женщина, но под мягкой перчаткой скрывается твердая рука и сильная воля. Она собирается растрясти это место».

Александр Ивахник
Сейчас много спорят о молодежи – почему она такая. Почему 36% россиян в возрасте от 18 до 24 лет одобряют деятельность Алексея Навального (по Левада-центру). А лишь 23% считают себя православными (по ВЦИОМу). А больше половины без осуждения относятся к представителям сексуальных меньшинств (по ФОМу), причем у нестуденческой (условно «рабоче-крестьянской») молодежи таковых 53%. Меньше, чем среди студентов (61%), но все же больше половины. И это данные за 2017 год – сейчас они, скорее всего, выше.

В охранительной субкультуре много ссылаются на «окна Овертона» - сильно искаженную теорию, пытающуюся объяснить, под действием каких факторов происходит сдвиг в общественном мнении. Конспирологическая трактовка этой теории сводится к обвинению в адрес могущественных теневых манипуляторов, продвигающих в публичное пространство свои приоритеты и заставляющих общество меняться. Но российская практика как раз иная – за последнее десятилетие много сил вложено в военно-патриотическую пропаганду – от господдержки кинофильмов до создания «Юнармии». Пропаганда же сексуальных меньшинств перекрыта – не только адресованная несовершеннолетним, но и любая, так как ее тоже может увидеть подросток. Ограничений же в продвижении православных ценностей никаких нет – напротив, они, в отличие от советского времени, поощряются.

Но, может быть, как раз в этом дело. Когда спорят о правильной молодежной госполитике, то упускают из вида, что молодежь воротит как раз от госполитики, от официоза. Когда церковь официально не одобрялась, интересоваться ею было модно. Советская власть своими преследованиями верующих обеспечила мощное ответное действие, инерции которого хватило на несколько поколений – но любая инерция рано или поздно заканчивается. Что же до сексуальных меньшинств, то «запрет пропаганды» не перекрыл доступ к ценностям глобального мира, которые куда более толерантны, чем современные российские практики. И эти практики, вполне конкурентоспособные для более старших поколений (так как они соответствуют и советским, и православным представлениям о должном), проигрывают современным глобальным трендам.

Можно, конечно, попробовать изолировать общество – но такие шаги делаются от отчаяния. «Железный занавес» не был непроницаемым (он не был большой помехой для джинсов и рок-музыки), в конце концов, рухнул – а в нынешнем мире его выстроить существенно сложнее, чем в ХХ веке.

Алексей Макаркин
Статья Константина Богомолова в «Новой газете» - заявка на правый антизападный проект. В России только либералы не могут вписаться в антизападный консенсус – нынешние парламентские партии даже не стоит уговаривать выступить с критикой Запада, они занимаются этим в инициативном порядке. Но проблема заключается в том, что модернистская часть общества – а она объективно расширяется, когда подрастают новые поколения – в парламенте не представлена, есть запрос на партию, выражающую ее интересы. И в тексте очевидно желание совместить модернистский запрос и лояльность власти, которая проявляется в месседже: «у нас не все хорошо, но у них намного хуже», соответствующему антизападному консенсусу. И, особенно после Давосской речи Владимира Путина, вписывающемуся в тренд неприятия мировых социальных сетей.

Действительно, российский либерал, как правило, существенно правее западного. Он уважает Тэтчер, Рейгана и Иоанна Павла II как борцов с коммунизмом. Еще с советских времен с симпатией относится к отцам-основателям США – на контрасте с Лениным-Сталиным – и искренне отторгает новых «иконоборцев», для которых Вашингтон и Джефферсон – это рабовладельцы. Движение BLM они отвергают эстетически. Хотя тема теряет остроту. Новых больших бунтов в Америке нет, да и «моральный террор» молодых радикалов оказался не таким уж всесильным – хотели «отменить» Джоан Роулинг в рамках «культуры бойкота», а не получилось. Как ее книги читали, так и читают.

Но главное - к современной российской власти либерал обычно относится куда более критично, чем к новым мейнстримным западным трендам. Потому что она близко, а Запад с BLM далеко. И при выборе между родными «Одноклассниками» и иностранным «Фейсбуком» он предпочтет второй. Российский же убежденный трампист – значительно чаще консерватор, для которого, в свою очередь, творчество Богомолова – это явление одного ряда с вставанием на колено в память о Флойде. А его рассуждения о сакральности, которые сексуальному акту придавало христианство, вызовут воспоминания о венчании в храме Вознесения Господня у Никитских ворот, вызвавшее возмущение у православных консерваторов. Так что ни либералы, ни консерваторы текст не оценят.

Алексей Макаркин
Минская группа (МГ) ОБСЕ продолжит свою работу. Этот месседж озвучил заместитель министра иностранных дел России Андрей Руденко. По его словам, данный формат внес значительный вклад в процесс урегулирования нагорно-карабахского конфликта. «Большинство этих принципов отражено в заявлении от 9 ноября 2020 года. Речь идет о возвращении Азербайджану районов вокруг Нагорного Карабаха, возвращении беженцев, о коридоре между Арменией и Нагорным Карабахом, обеспечении безопасности, миротворческой миссии и разблокировании всех экономических и транспортных связей региона», - резюмировал Руденко.

В процессе урегулирования любого этнополитическом конфликта возникают институты и форматы, которые со временем начинают рассматриваться как неотъемлемая их часть, такая же, как интересы противоборствующих сторон и заинтересованных внешних игроков. Они даже приобретают определенную самоценность, которая, впрочем, далеко не всегда свидетельствует об их высокой эффективности. Долгие годы любой разговор о динамике нагорно-карабахского урегулирования не начинался и не завершался без обсуждения роли и значения МГ ОБСЕ. Именно она долгие годы занималась посредничеством между сторонами конфликта, раз за разом предлагая различные проекты его разрешения. Однако по итогам второй карабахской войны на первый план выдвинулась Россия. Именно Москва сыграла решающую роль в прекращении огня. И именно в российской столице в январе 2021 года был обозначен план восстановления экономики и инфраструктуры конфликтного региона. Как следствие, дискуссия о том, что МГ ОБСЕ уходит в тень.

Однако на фоне январского московского саммита немногие обратили внимание на информационное сообщение на сайте Кремля о телефонных переговорах Путина с Эммануэлем Макроном по карабахской тематике. Два лидера «с учетом сопредседательства России и Франции в Минской группе ОБСЕ обстоятельно» обсудили «развитие ситуации вокруг Нагорного Карабаха…в рамках координации действий сопредседателей». 

В этой связи Москва идет привычным ей путем. Если нет угрозы «разморозки» конфликта или трансформации переговоров в невыгодном для России ключе извне, она не действует как «ревизионист», что ей часто приписывают западные политики. Но на карабахском треке Россия стремится к многостороннему балансированию, предпочитая сохранять позитивную динамику как в отношениях с Ереваном и Баку, так и со всеми внешними игроками, будь то Турция, Иран, Франция или США. И в этой логике Минская группа важна. Но помимо этого формата Москва будет параллельно развивать и другие. Не вместо, а вместе с МГ. Речь о контактах с Турцией (в рамках совместного мониторингового центра это крайне важно), Ираном, Францией отдельно, вместе с ней, а также с США в рамках Минской группы. 

Сергей Маркедонов