Сейчас расхожий образ такой: русское золото уехало, а после начала СВО его схватили враги и грозятся отдать киевскому нацистскому режиму, чтобы тот продолжал убивать наших граждан, массово истребляя не только комбатантов, но и гражданское население – женщин, стариков и детей. Получается, Набиуллина либо профнепригодна, либо предатель. Но было ли золото?
Читаем классическое определение: "Золотовалютные резервы – высоколиквидные активы, находящиеся под контролем государственных органов денежно-кредитного регулирования". Что это значит? А вот что: золотовалютные резервы – это совсем не обязательно золото или вообще не золото. Это финансовые обязательства, бумаги. Даже сложнее: речь идёт о покупке западных облигаций и сложных (sophisticated) финансовых операциях.
Обязательства по этим бумагам считаются железобетонными. Но это в нормальных условиях. После СВО наступило чрезвычайное положение. А тут всё иначе. В нормальных условиях и газопровод взрывать никто и никогда не стал бы. Значит, все обязательства – прежде всего экономические – пошатнулись и рухнули.

Так вот, на Западе мы разместили не нечто конкретное и ощутимое, а всего лишь подписались под сложными финансовыми схемами. Это намного менее конкретно и материально, нежели "Северный поток".
Да, мы за них ручались. Но и Запад за многое ручался, на что наплевал. Если это учесть, то на Западе нет никаких русских триллионов. А если что-то и есть, то, не захоти мы за это ручаться, этому будет грош цена.
Все наши богатства остаются у нас. И самое главное: у нас, независимо ни от чего, сохраняется возможность полностью суверенной эмиссии – сколько захотим, столько денег и напечатаем. И все богатства наши, и денег у нас бесконечное количество.
Набиуллина оправдана. Если, конечно, она за Победу. И пока ничего против Победы она не сказала. Поправьте, если ошибаюсь.

Но у Набиуллиной есть иная проблема: она убеждённая сторонница монетаризма и политики currency board. Поэтому для неё обязательства российского ЦБ перед Западом, а значит перед ФРС, – это святое, а денежная эмиссия должна быть только одноконтурной и привязанной к мировой резервной валюте (то есть к доллару). И вот в этом случае – и только в этом случае – Россия должна Западу то, что он у неё отнял. То есть кто-то взял у вас расписку, потом сжёг ваш дом, убил вашу семью и как ни в чём не бывало требует погасить долг. Тут у монетариста (Набиуллиной) возникает дилемма:
- продолжать ли вести себя с насильником и убийцей по-монетаристски, соблюдая договорённости, несмотря ни на что;
- либо считать обязательства разорванными после того, что Запад сотворил с газопроводом, нашими резервами и вообще?
Если считать, что мы сохраняем верность монетаризму и глобальным правилам, которые сам Запад, установивший их ранее, только что грубо нарушил, то Россия обязуется не просто признать легальной кражу, но и финансировать прямого врага, чтобы он убивал русских людей. То есть либо Родина, либо монетаризм.

И второй очень сходный выбор. Положим, что ЦБ посылает Запад куда подальше и говорит, что золотовалютные резервы, там размещенные, просто не существуют, и никаких обязательств у России по ним нет. Это значит, бюджет пополняется на сумму украденного, а Украину будут вооружать на средства, напечатанные в США. И с этим уже им самим придется как-то разбираться.
Но тогда – опять конфликт с доктриной currency board: вбросить возвращенные средства, которые можно вернуть щелчком пальца (ведь мы не отдали по сути ничего релаьного), в российскую экономику – все равно что дать старт инфляции. И вот тут снова на помощь спешит двухконтурная система экономистов-патриотов. Если завести средства на стратегический контур и тратить их только на оборонку, стратегические проекты и долгосрочную инфраструктуру, предотвратив попадание этих дополнительных средств в общую финансовую систему, на инфляцию это никак не повлияет.
И снова монетаризм или Родина.
Тут важный момент. Все знают, что размещение золото-валютных резервов не имеют никакого отношения к вывозу из страны реальных богатств – ни золота, ничего-то еще конкретного. Но в любом случае Россия -- суверенная держава и может, с учетом второго контура, выпустить столько денег, сколько хочет. Под те же самые золото-валютные резервы, которые мы считаем нашими, а то и просто выпустить и всё. И поместить прямо на второй контур. А за воровство и махинации с этим контуром особая мера наказания. Тем более, из ЕСПЧ мы вышли. Красть у фронта воющей страны – чем карается? Правильно, именно этим.
И экономика зажила – прежде всего в ОПК.
Шах и мат.
К чему я веду? Если я прав, то Набиуллина, будучи «приверженницей» монетаризма, пока еще не сделала фатальной ошибки и не совершила преступления. Только сейчас ЦБ и финансовый блок в правительстве стоят перед настоящей дилеммой. Я уже ее сформулировал: монетаризм или жизнь. При этом всего-то и надо признать двухконторную модель, и мгновенно окажется, что никакие золото-валютные резервы Россия не потеряла. Вот как сразу станет славно. Значит, власть накануне СВО никаких непоправимых ошибок не допустила. Все учла. Набиуллина, ЦБ и весь экономический блок правительства оправданы. Идите и больше не грешите (монетаризмом).

Но вот в этот решающий момент Набиуллина и должна отказаться от монетаристской догматики, от currency board. Нет, она пока не потеряла никакие золотовалютные резервы. Но может потерять. Сейчас. Если Набиуллина останется верной монетаристской догматике, она, действительно, предаст (в будущем времени!) Родину. И вот тогда, все, что о ней говорят патриотические экономисты, станет правдой. Но будем справедливы: пока её монетаризм ещё не преступление. Он станет преступлением завтра, точнее, может стать. А может и не стать.
Пощадим Набиуллину. Ей не требуется отказываться ни от либерализма, ни от свободы рынка, ни от общих векторов финансовой политики (на мой взгляд, вполне можно было бы и отказаться, такого добра не жалко, но тут уж как хочет). Просто надо поставить интересы государства, то есть суверенитет, выше условного мирового сообщества, откуда Россию Запад упорно пытается вышвырнуть. Насильно мил не будешь. Не хотите Россию внутри своей системы, мы гордо уходим, хлопнув дверью – то есть сказав: «мы вам больше ничего не должны».
А условия нашего возвращения будем обсуждать только после Победы. А пока же надо победить. А потом рынок или не рынок. Посмотрим. И послушаем Набиуллину. Но не только ее. После Победы. А сейчас время разрыва. Мы этого не хотели, но Запад отрезал нас от самого себя. Глупо в такой ситуации настаивать, мол, не смотря ни на что «мы часть Запада». Уже нет. Никогда, по сути, и не были. Но теперь и вида делать не стоит. Все же предельно ясно.
Вот что требуется от Набиуллиной в экономике: всего-то обращение к меркантилизму (монополия государства на внешне экономическую деятельность) и кейнсианский принцип «экономической инсуляции» (что спасло американскую экономику при New Deal и во Второй мировой войне). Меркантилизм – технический синоним экономического суверенитета.
И конечно, двухконтурная модель эмиссии – пусть в чисто прагматических целях, ради Победы.
А в остальном пусть будет монетаризм (мне это не нравится, но если нравится Набиуллиной, и не фатально для страны, то пусть), но в ограниченном масштабе. Не тотальный догматический либерализм, не currency board, а рынок во имя державы и народа. Рынок для Победы. Я бы пошел дальше – к Паунду и Гезеллю, и вообще покончил бы с процентным капиталом в пользу православного социализма. Но это как раз особое мнение.
Но вот в любом случае Набиуллина спасена. Однако теперь выбор за ней. Верность или предательство – глава ЦБ призвана решить эту проблему сама. Только сейчас. Вчера не считается. За вчера можно оправдаться. А что сегодня?

Самое точное слово для нашей с Дашей дружбы - любовь. Уходит многое, а это чувство, ни чем не очерненное, остаётся навсегда. Такое осталось с каждым, с которым не было лжи в отношениях и общении, с которым была взаимная самоотдача. Таких людей, уже ушедших, очень мало. И не отношения с мужчиной раскрыли для меня понятие любви, а дружба с Дашей и Софрониева пустынь. А теперь ещё и добровольцы, отдающие жизни на фронте.

Любовь есть, на всех уровнях бытия. Можно отнять многое, а вот её - нет.

Если убрать измерение неба, получится человек. Если убрать измерение земли, получится Бог. Но именно в герое есть пересечение земли и неба.
Вначале идёт просто человек (некое земное существо), дальше грек, дальше герой, дальше Бог. Т.е. грек — это путь к герою (греческая цивилизация есть героическая цивилизация), а герой — это путь человека к Богу. Так это у Гомера, так вплоть до неоплатоников, а потом это с определенными изменениями перешло в христианство.
Герой — это путь Бога к человеку, а человека к Богу. В герое Бог может познать то, что ему несвойственно, например, страдание.
Отсюда представление о том, что души героев — это слёзы богов. Потому что Бог бесстрастен, спокоен, вечен, его ничто не выводит из себя, а человек, он страстен, болеет, страдает, мучается, испытывает нищету, унижение, слабость, сомнения. 
Бог никогда не познает страсти, боли, потери, утраты, не познает суть человека, если у него не будет собственного героического сына или дочери, которые позволят Богу испытать кошмар, ужас и глубины нищеты, лишенности, свойственные человеку. Богу не интересны люди процветающие и успешные, их достижения, по сравнению с Ним, ничтожны. А вот человек, страдающий, мучимый, борющийся с роком, для Бога загадка.
И Бог может захотеть преодолеть Себя, собственную бесстрастность, собственное блаженство и вкусить от нищеты – от отсутствия блаженства, испытать страдание (πάθος по-гречески), несчастье. Именно герой позволяет Богу почувствовать боль, а человеку напротив открывает опыт блаженства, величия, бессмертия и славы.
Поэтому, героизм — это онтологическая и одновременно антропологическая инстанция, это вертикаль, вдоль которой происходит диалог божественного и человеческого (или небесного и земного).
А там, где герой, там всегда трагедия. Герой всегда несёт в себе страдание, боль, разрыв и трагедию. Не бывает счастливых героев, все герои обязательно несчастны. Герой и есть несчастье. 
Почему? Потому что быть одновременно вечным и временным, бесстрастным и страдающим, небесным и земным — это самое невыносимое переживание ни для одного из существ, это состояние, которое врагу не пожелаешь.
В христианстве на место героев пришли подвижники, мученики, святые. Точно так же не бывает счастливых монахов, счастливых святых. Все они по-человечески глубоко несчастны. Но по иному небесному счету – блаженны. Как блаженны плачущие, изгнанные, терпящие клевету, алчущие и жаждущие в Нагорной проповеди. Блаженны несчастные.
Героем человека делает мысль, устремленная в небо, но обрушивающаяся на землю. Героем человека делает страдание, несчастье, которые разрывают его, мучают, пытают, закаляют и так всегда. Это может происходить на войне или в мучительной гибели, но может и без войны, и без смерти.
Герой сам себе ищет свою собственную войну, а если не находит, идёт в келью, в отшельники и борется там с самым настоящим врагом. Потому что истинная брань — это брань духовная. Об этом писал Артюр Рембо в «Озарениях»: «битва духа также жестока, как сражение враждующих армий» (Le combat spirituel est aussi brutal que la bataille d'hommes). Вот он знал, о чем говорил.
Один герой, как говорит неоплатоник Прокл, равен ста и даже тысячам обычных душ. Он больше, чем человеческая душа потому, что заставляет каждую душу жить вертикально. Это героическое измерение истоков театра и, по сути, этика нашей веры — это самое главное, что мы не должны потерять, что мы должны лелеять в других и воспитывать в самих себе.
Наша задача стать глубоко, фундаментально и необратимо несчастными. Как бы страшно это ни звучало. Только так мы можем обрести спасение.

🇯🇵 ウクライナにおけるロシアの作戦：友と敵、リムランドをめぐる戦い

この数週間の出来事は、新たな地政学的同盟の軸を浮き彫りにし、世界の地政学的地図を完全に作り直した。こうして、ユーラシアの極とアメリカの極（海の文明）の間に位置し、地政学的に「リムランド」（「弧の地」）と呼ばれる広い地域の一部を形成するヨーロッパの空間は、ついにその主権（それ以前も、大部分は仮想的で、むしろ現実よりも潜在的だった）と大陸主義への指向を失った。今日のヨーロッパはすべて大西洋主義である。

ダリア・ドゥギナ

​​По старым ранам

В информационной повестке сегодня громко зазвучали две темы – преподавание Солженицына в школах и возвращение советских названий улицам в Мелитополе. Обе неожиданно громко и бурно обсуждаются в патриотическом сегменте социальных сетей, как будто сейчас нет более важных тем.

Возмущение и с той, и с другой стороны понятны. СВО всколыхнула надежды на изменения внутренней политики, дало надежду на то, что вот-вот и всколыхнётся образ будущей цветущей России с райскими кринами, самостоянием человека и возрождённым духовным могуществом, проявится он в мутном мареве военных новостей, и станет окончательно ясно, за что и для чего ведётся эта брань.

Но надо признаться самим себе, что не проявится этот образ, не всколыхнётся. Будущее наше в ежедневных муках рождения. Каким оно будет, мы не увидим, пока оно не случится. Это тайна, как при рождении ребёнка. Мы знаем, что оно зреет, но очертания его можно только угадывать по биению сердца, по игривым или яростным толчкам оттуда, с той стороны. Даже скрининг – научный анализ – не даст нам этого образа, лишь даст очертания.

А настоящее требует нашего повседневного труда. Единого фронта и тыла.

Да, этот труд должен уже сейчас касаться и идеологии, и воспитания, и имянаречения освобождаемым пространствам. Пожалуй, простое возвращение советских названий сегодня не самая лучшая идея, потому как не то теперь время, и все – даже коммунисты – понимают, что 1917 год – это не начало нового мира, а советский период, даже при самых высоких его оценках, это только часть нашей истории.

Но советские названия тоже можно и нужно возвращать. Прежде всего, нужно сохранять в местной топонимике имена тех деятелей, которые действительно связаны с местностью. Полагаем, что это было бы хорошим делом для мирного будущего, когда можно было на уровне местного самоуправления спрашивать мнения людей, на каких им хотелось бы жить улицах – Орджоникидзе, Ярослава Мудрого или, скажем, Арсена Павлова («Моторолы»).

Вопрос о преподавании Солженицына в школах можно было бы решить проблемным изложением. Не обращаться к автору как к истине в последней инстанции об истории СССР – это не так, и историки прекрасно это понимают, а разбирать его произведения многосложно, с т.з. нравственной, идейной и художественной ценности, указывая на исторические ошибки и преувеличения.

Дайте этот вопрос коллективу педагогов, историков и литературоведов для 1. сопоставления вымыслов и фактов 2. составления биографии автора 3. выявления квинтэссенции идейного и нравственного содержания произведений – и результаты не замедлят.

Не станем сейчас разбирать, намеренно ли формируется сейчас такая информационная повестка, раскалывающая патриотов, или это сумбурные действия представителей власти, желающих напомнить о себе радикальными заявлениями или и то и другое.

Может, кому-то хотелось бы видеть Россию в одном цвете – красном или белом (или ещё каком?), но не выйдет. Это показала история. Наша сила – в сложности. Это прекрасно понимал тот же Сталин, когда во время войны начал стремительно возвращать элементы царской России: патриаршество и семинарии, офицерские звания и форму, имена русских князей и царей и т.д.

Поэтому залог нашей победы – в единстве. Переименованные улицы можно заново переименовать, произведения убрать из программы или добавить вновь – а порушенное единство на фоне ведения СВО может оказаться не так просто собрать в критические моменты для страны.

Мы недаром вновь и вновь возвращаем внимание наших читателей к имени Дарьи Дугиной. Вероломно убитая террористами, она при своей жизни умела объединять правых левых, белых и красных, людей самых разных взглядов, которые без неё едва бы смогли смотреть в одну сторону. Дарья и сейчас продолжает это дело.

Дарья Дугина награждена посмертно в номинации "Гражданский долг" (Премия "Лицо нации: бойцы невидимого фронта", 02.02.2023).