​​🇧🇯 (2/2). С военной и логистической точек зрения интерес радикальных вооруженных групп к охраняемым природным территориям и национальным паркам понятен и в объяснении не нуждается. Леса — скажем, печально известный лес Уагаду между Мали и Мавританией, или лес Самбиса в нигерийском штате Борно, или ивуарийский Комоэ — настолько «естественные» заповедники террористов, что одна из «катиб» коалиции JNIM даже носит название леса Серма на границе с Буркина-Фасо. Трансграничный природный резерват на стыке Бенина и Буркина-Фасо поэтому становится не менее важной целью для «Аль-Каиды», чем внутренняя дельта Нигера в Мали.

Но есть и другое измерение. А именно приватизация управления зонами дикой природы военизированными частными структурами, работники одной из которых — AP — и стали жертвами теракта. Менеджмент национальных парков Дубль-Ве (Алибури) и Пенджари (Атакора), которые вместе с парком Арли в Буркина-Фасо составляют единый природный комплекс WAP (или WAPO, если добавить сюда парк Оти-Керан в Того), находится в руках южноафриканской НКО AP — одной из крупнейших природоохранных структур, управляющей 19 парками континента.

До 2017 г. бенинские общины имели фактический доступ к парковым угодьям (лесозаготовки, сбор хвороста, ловля рыбы, выращивание хлопка), уплачивая 30% доходов Национальному центру по управлению заповедниками (CENAGREF). Но в 2017 г. с целью привлечения в WAP — самую диверсифицированную экологическую зону в Западной Африке с последними в регионе популяциями слонов и львов — «элитных туристов», власти Бенина на 10 лет передали управление парками AP.

AP никогда не скрывала своей военизированной природы — один из ее основателей, Мавусо Мсиманг, был высокопоставленным членом боевого крыла АНК, а сама НПО тесно сотрудничает минимум с тремя западными разведслужбами, имеющими своих представителей «на местах» для получения оперативной информации о действиях НВФ. Более того. Несмотря на то что бенинские военнослужащие проходят подготовку у французских инструкторов в Сенегале и в США, им все еще недостает опыта, и AP — с опытным и хорошо вооруженным персоналом, спецтехникой, разведывательными БЛА и др. системами слежения — фактически взяла на себя функции антитеррористического подразделения, время от времени даже отдавая прямые приказы бенинским военным.

Жесткий стиль управления привел к конфликтам рейджеров с местным населением и особенно — с пастушескими коллективами и с охотничьими братствами (оде). Участились нападения на парковую инфраструктуру и персонал, с одной стороны, и конфискации рейнджерами оружия, мотоциклов и др., с другой.
 
И это выводит на более широкую проблему. Столкнувшись с угрозой, многие сахельские страны делегировали управление ОПТ военизированным НПО, существенно ужесточив доступ к лесным угодьям. С своей стороны, местное население с колониальной эпохи, с 1910-30-х гг., когда вводились первые ограничения на рубку леса, сбор плодов и выпас скота, завершившиеся созданием во Французском Судане в 1935 г. управления водных и лесных ресурсов, воспринимает природные резерваты и их персонал не иначе как «хищников» и «эксплуататоров», разрушающих их привычный уклад жизни. Постколониальные же правительства всецело восприняли научный консенсус о вредоносности «архаических» методов землепользования и решающем вкладе «человеческого фактора» в эрозию почв и дефорестацию.

Известно, что проникновение JNIM и ИГ в Буркина-Фасо стало возможным во многом благодаря недовольству населения управлению лесными резервами в Арли и Сингу. Структуры JNIM научились работать с общинами, предлагая им более гибкие правила доступа к лесным и охотничьим угодьям, маршрутам прогона скота, россыпям ископаемых месторождений, посевам хлопчатника. Поэтому для джихадистов, стремящихся завоевать легитимность среди населения, рейнджеры — приоритетные цели атак. А наличие иностранцев — инструкторов, сотрудников спецслужб и гражданского персонала — эффективно используется в антизападной и антиимпериалистической пропаганде.

​​🇸🇳 «Ни мира, ни войны». О ситуации на юге Сенегала 

14 февраля семеро сенегальских военнослужащих, захваченных 24 января в ходе боя на юге Гамбии, были освобождены из плена сепаратистами региона Казаманс при посредничестве римско-католической ассоциации Сант-Эджидио, которая с 2013 г. выступает медиатором в этом затяжном конфликте, а также Красного Креста.

На деле резонансность этих громких событий обратно пропорциональна значимости и серьезности конфликта для внутриполитической жизни страны. Конфликт, разворачивающийся с декабря 1982 г., находится в глубоко затухающей фазе. После смерти исторических лидеров «Движения демократических сил Казаманса» (MFDC) — Сиди Баджи, основателя его боевого крыла «Атика», и Джамакуна Сенгора, его первого генсека, — у сепаратистов нет ни идейно-стратегического видения, ни организационного единства (движение расколото на фракции), ни мобилизационных ресурсов, ни серьезной социальной базы.

Повстанцы Казаманса, рассредоточенные на несколько групп, из которых если не крупнейшую, то самую «медийную» возглавляет престарелый «ветеран» Салиф Садио — крайне ослаблены, способны лишь на символические атаки и акции и кратковременные конфронтации; они глубоко вовлечены в теневую и криминальную экономику (выращивание марихуаны, наркоторговля, бандитизм, незаконная торговля древесиной и кешью, похищения). Их последний козырь — прекрасное знание местности — тает с перевооружением сенегальской армии современными системами слежения. С падением режима Яйя Джамме в Гамбии (2017) и приходом Адама Барроу, закрывшим для боевиков MFDC территорию страны, а также с приходом к власти в Гвинее-Бисау откровенно просенегальского Умару Сисоку Эмбало (2020), с сокращением финансирования из диаспоры и физическим старением лидеров дальнейшее ослабление анклавов и карманов сепаратистов неизбежно.

Более серьезная и относительно новая проблема Казаманса заключается в оттоке населения в другие регионы и заокеанскую эмиграцию из-за оставшихся нерешенными проблем в экономике, парализованной полями противопехотных мин. Во многом аграрная и неформальная экономика региона пребывает в глубоком застое, жители, и особенно молодые — при всей их смекалистости в непрерывных поисках средств заработка, символом которой стало прозвище горгорлу — буквально голосуют «ногами».

Решение проблемы сепаратизма было одним из главных предвыборных обещаний президента Маки Саля, и в 2021 г. сенегальские военные действительно предприняли ряд операций по зачистке карманов сепаратистов на границе с Гвинеей-Бисау, завершившихся захватом их исторических и символических баз. При наличии единственного договороспособного партнера — Салифа Садио, — центральная власть явно не желает (как не желала и раньше) содержательного разговора с расколотым и ослабленным движением, «дожимая» его — ведь никогда еще расклад сил не был настолько благоприятен для Дакара.

С другой стороны, форсирование разоружения и демобилизации влекут и определенные опасения элит — а именно колоссального сельскохозяйственного, ресурсного и туристического потенциала «житницы» Сенегала, которая в настоящее время едва обеспечивает себя без дотаций и помощи, но при «возвращении к нормальности» легко может бросить вызов бюрократическому центру. Знаменательно и выдвижение на общенациональный уровень популярного антисистемного политика Усмана Сонко, уроженца Зигиншора, который победил на муниципальных выборах в родном городе и может составить серьезную конкуренцию Салю на голосовании в 2024 г.

Поэтому состояние «ни мира, ни войны», заинтересованность в status quo, инерционно возобладали в администрации Маки Саля так же, как и в правительстве Абдулая Вада, в 2000 г. пообещавшего покончить с конфликтом в течение ста дней. Поразительно, но и интересы вооруженных групп тоже противоречат заявленным условиям для переговоров: разминирование территорий, репопуляция заброшенных деревень, лежащие в основе гипотетического примирения, могут даже навредить бенефициарам сложившейся на юге региона военно-криминальной экономики.

​​🇳🇬 Крупнейший производитель нефти в Африке столкнулся с острым топливным кризисом и сопутствующими им очередями на заправочных станциях в крупных городах страны, наложившимися на наблюдаемые с ноября 2021 г. перебои с поставками топлива в связи со слухами о повышении цен.

♦️ Причина — в выявлении и изъятии св. 170 млн л некачественного топлива с серьезным превышением процентного содержания метанола (20% против нормативных 2-3%). Некачественное топливо было погружено на терминале Litasco, швейцарского торгового подразделения «Лукойл», в Антверпене (Бельгия), и было выявлено в четырех грузах, импортированных в страну консорциумами MRS Oil, Oando, Duke Oil и Emadeb/Hyde/AY Maikifi/Brittania-U.

🔹Нигерия — крупнейший производитель нефти в Африке, однако внутреннее потребление страны на 80% зависит от импорта нефтепродуктов из-за простоя закрывшихся в апреле 2020 г. на реконструкцию четырех государственных НПЗ общей установочной мощностью 445 тыс. б/д.

🔹«Метаноловое» топливо было поставлено консорциумами местных и иностранных компаний по своповым операциям по модели direct sale-direct purchase (DSDP), к которой Нигерийская национальная нефтяная корпорация (NNPC) перешла в 2016 г. и которые, в теории, должны были повысить прозрачность одного и самых непрозрачных и коррупционных секторов экономики и устранить влияние посредников.

🔹 Случившееся — яркий пример того, что правила по-прежнему не работают. Крупное ЧП бросает тень на администрацию управляющего директора NNPC Меле Кьяри, поскольку состоялось меньше чем через год после вступления в силу в сент. 2021 г. разрабатывавшегося 20 лет и во многом исторического Закона о нефтяной промышленности, по которому NNPC было преобразовано в подлежащее аудитам коммерческое ООО. Но компании по-прежнему свойственны все прежние структурные, правовые, регуляторные и операционные проблемы (так, в ходе расследования NNPC заявило, что протоколы инспекции качества в Бельгии и в портах выгрузки не предусматривали тестирования на процентное содержание метанола). Никуда не делось и влияние политически-мотивированных посредников в производственно-сбытовых цепочках (скорее всего, по версии Africa Confidential, посредники активно «навариваются» на закупках низкокачественного топлива в ожидании электорального сезона — для пополнения бюджетов политиков на предвыборные кампании). Правительство заявило, что будет добиваться компенсаций и примет решения в отношении поставщиков, но практика показывает, что в основном инциденты остаются без последствий.

🔹По словам редакции «Энергии Африки» (@energy4africa), это — хотя и рядовой, но все же яркий случай «ресурсного колониализма», поскольку международные трейдеры регулярно разбавляют поставляемые в Африку нефтепродукты ради маржи. В случае Нигерии это особенно вопиюще, поскольку страна меняет нефть премиум-класса «Бонни Лайт», по свойствам близкую эталонному «Брент», на нефтепродукты ненадлежащего, если не отвратительного качества. Так, в 2020 г. обращающееся на черном рынке топливо, производимое на кустарных нелегальных НПЗ в Дельте, было признано лучшим по качеству (!), чем токсичные бензин и дизель, поставленные из терминалов Европы.

🔹Реалистичный выход видится в скорейшей переориентации на собственные перерабатывающие мощности, включая мегапроект Dangote Group (650 тыс. б/д) в Лекки, BUA Group, Waltersmith и др. блочные нефтеперегонные установки, ожидаемый пуск которых к концу года должен совпасть с (очередной) планируемой отменой топливной субсидии, стоящей стране 2% ВВП (и 35% доходов от продажи сырой нефти), амортизирующей эту крайне непопулярную меру гармонизацией цен в связи с сокращением транспортных издержек и предусмотренным новым законодательством переводом индустрии на механизмы рыночного ценообразования, с открытием доступа к импорту частных компаний. Но насколько реалистичен пуск мощностей НПЗ Dangote во втором полугодии — вопрос пока открытый в связи с отсутствием ясности в вопросах снабжения НПЗ в т.ч. электроэнергией и газом.

​​В Эфиопии отменили чрезвычайное положение: политический жест или конец конфликта?

Канал Абиссинская Сова о ситуации в Эфиопии специально для @africanists

Отвод Сил обороны Тыграя (TDF) из штатов Афар и Амхара, изменение ситуации в пользу правительственных сил, освобождение политических заключенных из числа деятелей «Народного фронта освобождения Тыграй» (НФОТ) и оппозиционных партий, а также задержанных журналистов-тыграйцев дали надежду на скорое перемирие и общенациональный диалог, однако пока этого так и не случилось. Даже освобождение политзаключенных вызвало резкую критику правительства Абия Ахмеда со стороны других партий страны, призывающих Эфиопию к продолжению войны против НФОТ. Однако, несмотря на все оставшиеся разногласия и нестабильность, парламент Эфиопии утвердил досрочное прекращение 6-месячного чрезвычайного положения, объявленного в ноябре 2021 года.

Военные действия, между тем, продолжаются: ВВС Эфиопии продолжают наносить авиаудары по стратегически важным объектам НФОТ в городах штата Тыграй, причиняя сопутствующий ущерб гражданским лицам и инфраструктуре. Только в январе 2022 года, согласно сообщениям гуманитарных сотрудников, погибло по меньшей мере 108 человек, среди которых были и беженцы. Международные призывы генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша и Нобелевского комитета ко всем сторонам конфликта прекратить боевые действия не возымели должного действия.

Хотя ВВС Эфиопии отрицают нападения на мирных жителей в ходе конфликта и утверждают, что подобные сообщения являются пропагандой НФОТ, гуманитарная блокада Тыграя продолжается, приводя к гибели населения от нехватки продовольствия и медицинской помощи. Редкие гуманитарные рейсы международных и местных организаций пока не в силах исправить сложившуюся ситуацию.

Еще одним тревожным сигналом возможного возобновления активных боевых действий на севере Эфиопии является интервью заместителя Национальных сил обороны Эфиопии (ENDF) Абебау Тадессе, в котором он заявлял, что мир в Эфиопии не наступит, пока НФОТ не будет полностью ликвидирован. По словам Тадессе, правительственные силы Эфиопии планируют войти в столицу Тыграя и уничтожить врага, переговоров не будет.

Тадессе отметил, что для атаки на Тыграй необходима подготовка, что вполне подтверждает значительные потери ENDF и их союзников во время наступления TDF на Аддис-Абебу. И правительственные силы, и TDF активно вербуют неопытную молодежь в свои ряды и пытаются увеличить численность своих войск для предстоящего противостояния.

Присутствие правительственных войск на юге Тыграя, слухи об очередном развертывании и периодических атаках эритрейских солдат на территории штата и отсутствие какого-либо прогресса в переговорах о прекращении огня вполне могут побудить силы НФОТ попытаться прорвать блокаду штата, вновь выйти за его пределы либо снова начать точечно атаковать города Амхары (Гондар, Бахр-Дар) и пойти на столицу. При этом уже появлялись сообщения об атаках НФОТ на штат Афар.

Не стоит также забывать о противостоянии правительственных сил с Армией освобождения Оромо (OLA), которые заявляли о формировании союза между OLA и TDF. Тем более, OLA уже сообщали о появлении эритрейских войск в Оромии и ударах ВВС Эфиопии на западе штата, что может спровоцировать очередной виток конфликта и в этой части страны.

Временное затишье на фронтах, отсутствие активных боевых действий и усилия Африканского союза усадить противоборствующие стороны за стол переговоров — хрупкая надежда на мир в Эфиопии, где от конфликта пострадали и местные жители, и соседние страны, вынужденные принимать все увеличивающееся количество беженцев из штатов Тыграй, Амхара и Афар.

🇪🇹 Спустя 15 месяцев после начала военного конфликта в штате Тыграй, Эфиопия по-прежнему далека от мира и улучшения обстановки на севере страны.

​​🇲🇱 🇫🇷 На саммите ЕС-Африканский союз в Брюсселе, как и ожидалось, Франция и ее союзники по ЕС, Канаде и США приняли решение об уходе из Мали. Речь идет о закрытии баз в Гао, Госи, Менака, передислокации сил операции «Бархан» вместе с союзниками по операции «Такуба» на территорию соседнего Нигера «в связи с обструкциями, чинимыми переходными властями Мали», а также укреплении стран Гвинейского Залива — Кот-д'Ивуара, Бенина, Ганы. На эту тему — несколько комментариев «НГ».

Пресс-релиз оказался на удивление сдержанным и сбалансированным, скорее всего, потому, что США и их союзники приложили немало усилий, чтобы «замедлить» Францию, да и сам Париж явно не желает повторения эвакуации США из Афганистана. Все это не выглядит беспорядочным бегством. Ниамей — привилегированный региональный партнер Парижа и США — получит критически важные подкрепления в «зоне трех границ»; присутствие Франции на севере Мали стало избыточным в связи с относительной стабилизацией обстановки, появлением CSP — зонтичного органа, объединившего как про-, так и антиправительственные туарегские и арабские группировки, многие из которых заинтересованы в status quo с Бамако (впрочем, о перипетиях Севера куда подробнее и лучше расскажет прекрасный канал «В стране туарегов»).

На передислокацию 2,5 тыс. военных, техники, бронетехники, демонтаж и перевозку оборудования, уйдет от 4-6 до 9 месяцев, за которые всё еще может измениться. Не стало это и сенсацией для ЕС — о реконфигурации французских сил в Сахеле Эмманюэль Макрон заявил еще в июне 2021 г., план вывода разрабатывался в течение нескольких недель (если не месяцев), он во многом подготовлен консенсусом, сложившимся среди политических сил Франции и общественного мнения.

Будут продолжаться интенсивные консультации с региональными и иностранными силами, особенно с Алжиром, будут прорабатываться новые двусторонние и многосторонние соглашения, поскольку ничего не сказано о формате взаимодействия с силами G5, пока еще «бумажной» Аккрской инициативы, ЭКОВАС. Наконец, не исключено, что останется окно для оказания воздушной поддержки наземным операциям малийских войск (но явно не совместных с «Вагнером») и особенно — МИНУСМА. Скорее всего, продолжится взаимодействие с военными Буркина-Фасо.

Для малийских ВС это, безусловно, неблагоприятно. У них и сейчас нет достаточных средств для полного контроля над территорией. Они лишатся значительной части авиационной и логистической поддержки, в том числе в срочной эвакуации раненых. EUTM и EUCAP — соответственно военная и гражданская тренировочные миссии ЕС — также в значительной мере полагаются на воздушную поддержку ВВС Франции.

Другая сторона — это возможные переговоры, от идеи которых не отказывалось ни старое гражданское, ни новое военное правительство. Связанный с «Аль-Каидой» JNIM также заявил о готовности к переговорам после окончания «французской оккупации» и ее союзников по МИНУСМА, хотя и настаивает на установлении в стране шариата, что для властей Бамако, безусловно, неприемлемо (впрочем, с своей стороны JNIM как минимум в Кидале научился достигать компромиссов с населением).

Ключевую роль в достижении консенсуса здесь опять-таки могут сыграть лишь Мавритания — как площадка — и, конечно, Алжир, имеющий огромный опыт как в борьбе, так и в переговорах с исламистами. Ставка Ияда Аг Гали предположительно находится в его родном Кидале, неподалеку от алжирской границы. Но есть и препятствие — если раньше роль спецслужб Алжира была незаменимой, то ныне — после ликвидации французскими ВВС целого ряда командиров — в руководстве джихадистского подполья осталось не так много лидеров алжирского происхождения. Главари ключевых катиб — «Масина», «Аль-Фуркан», «Ансар Дин» — малийцы (за исключением Тальха аль-Либи — он малиец лишь по матери). С другой стороны, само наличие алжирцев среди НВФ тоже в известной мере служило препятствием для посреднических инициатив, зато точечные ликвидации устранили многих идейно-политических конкурентов Аг Гали, повысив его влияние на остальных, впрочем, все же достаточно автономных, членов коалиции.

🇪🇺 Итоги прошедшего в Брюсселе шестого двухдневного саммита представителей ЕС-АС, к сожалению, оказались в тени решений, принятых Францией и ее союзниками по поводу военного присутствия в Мали. На эту тему рекомендую материал «Коммерсанта» Марианны Беленькой (@mideastr), высветивший основные моменты мероприятия.

Поскольку мероприятие прошло под руководством двух председателей ЕС и АС — Эмманюэля Макрона и Маки Саля, то многие англофонные и лузофонные лидеры без восторга восприняли встречу как попытку Франции поговорить о собственных геополитических интересах в странах Сахеле-сахарской зоны.

Довольно много и европейских, и африканских экспертов и аналитиков также отметили не только отсутствие качественных прорывов в отношениях с момента соглашения в Котону 2000 г. (равно как и попыток ревизии и работы над ошибками), но и рост взаимного недоверия, апогеем которого стала фрустрация африканских стран «вакцинным национализмом» ЕС и США — ярче всего на этом поприще отметился президент ЮАР Сирил Рамапоса, раскритиковавший ЕС и Великобританию за наложенный на страну travel ban на волне обнаружения штамма «Омикрон», а также за «вакцинный апартеид» — нежелание фармкомпаний на время отказаться от своей интеллектуальной собственности для производства на континенте жизненно важных вакцин. Но не только — остро стоят вопросы объемов помощи, реструктуризации долга, оценок кредитных рейтинговых агентств; характерен настойчивый призыв Маки Саля выделить специальные права заимствования на сумму $100 млрд для африканских экономик.

Углубляется дивергенция в ценностях и приоритетах сотрудничества, не в последнюю очередь из-за односторонне выработанных и не согласованных с африканскими странами инициатив, например, в вопросах сдерживания миграции. Так, предлагаемые ЕС решения — репатриация нелегальных мигрантов и навязывание сотрудничества с подвергающимся критике за непрозрачность и неподотчетность Агентством ЕС по контролю внешних границ (Frontex) — ясно характеризуют опасения ЕС повторения миграционного кризиса 2015 г., но не касаются глубинных причин миграционного потока. Наконец, у африканских стран давно есть альтернативы: рост влияния Турции, России и особенно Китая, торговый оборот с которым достиг $ 176 млрд к 2020 и растет на фоне десятилетней стагнации торговли с ЕС ($225 млрд), побуждает говорить о выраженно бóльшей заинтересованности ЕС в Африке, чем АС — в Европе.

Заметен скепсис африканских лидеров по поводу декарбонизации, которая, по их мнению, может затормозить инвестиции и спрос на углеводородное сырье, которое, в свою очередь, критично для индустриализации и электрификации — Африка ответственна за 2-3% эмиссий CO2, и призывы ЕС к энергопереходу и углеводородному налогу понимания (пока) не встречают, особенно на фоне отсрочки в выделении обещанных в 2021 г. «климатических» $100 млрд до 2023 г.

Предложенная ЕС и рассчитанная до 2027 г. программа Global Gateway (на сумму €150 млрд), призвана – наряду с инициативой Джозефа Байдена Build Back Better World – стать геостратегической альтернативой китайскому проекту «Один пояс — один путь», с приоритетом в развитии интернета, образования, ВИЭ. Главная точка дивергенции — это приоритет цифровизации и цифровых технологий в условиях банального отсутствия доступа к электричеству у 600 млн человек, дефицита портовой, дорожной инфраструктуры. В то же время спрос на инфраструктуру будет возрастать и к 2040 г. достигнет $300 млрд, который в настоящее время уже на 31% обеспечивает КНР. Полемическое противопоставление «кабальных» китайских мегапроектов «прозрачным» европейским рискует упустить тектонические сдвиги в инвестполитике КНР, которая меняется, не теряя в скорости, конкурентности и, по некоторым оценкам, уже и в качестве сдаваемых объектов, и для успешной конкуренции с КНР ЕС придется «мимикрировать» под Китай — а это влечет неизбежный рост bargaining power африканских стран и «сталкивание лбами» европейских и китайских конкурентов в выторговывании более выгодных условий.

​​🇪🇹 🇪🇬 20 февраля премьер-министр Эфиопии Абий Ахмед принял участие в торжественной церемонии запуска первой из 13 турбин ГЭС «Хидасэ» («Возрождение») на Голубом Ниле в шт. Бенишангуль-Гумуз, в 30 км от суданской границы. Мощность каскада плотин, строившихся с 2011 г., составит 5250 МВт, а общая стоимость проекта оценивается в $4,2 млрд. «Хидасэ» стал крупнейшим африканским гидроэнергетическим проектом и ключевым элементом стратегии индустриализации Эфиопии, но ее строительство было негативно воспринято странами, лежащими ниже по течению Нила — Египтом и Суданом — из-за предполагаемого сокращения стока воды в Ниле.

Проводившиеся с 2012 г. в разных форматах и на разных площадках переговоры между Эфиопией, Суданом и Египтом ради выработки устраивающего всех соглашения так и не дали результата, и консультации завершившись 6 апреля 2021 г. в Киншасе без компромисса. Они были направлены на смягчение возможных негативных последствий сокращения поступления воды в Нил: Египет настаивал на 21-летнем сроке заполнения водохранилища, но Эфиопия рассчитывала достичь проектного уровня за 7 лет.

Каждая сторона много инвестировала в это событие. Эфиопия рассчитывает, что к завершению работ к 2024 г. «Хидасэ» обеспечит электроэнергией 65 млн человек. ГЭС стала по-настоящему народным проектом, частично финансировавшимся выпуском «плотинных» облигаций (в размере 1-2 мес. зарплат госслужащих), специальных налогов, пожертвований (в т.ч. диаспоры). Египет, на 97% обеспечивающий себя водами Нила, считает ГЭС «экзистенциальной угрозой».

Конечно, следует отделять политические вопросы от комплекса сложнейших технических, экологических и др. проблем, серьезно изучать моделирование уровня воды в период засух и все возможные негативные сценарии, но «новая реальность» — это fait accompli, перед которым оказался Египет без юридически обязывающего соглашения в момент «водного голода». Для многих в Египте, несмотря на громкие заявления первых лиц, интенсивный лоббизм в США, а также достигнутые с нильскими странами (Бурунди, Угандой) соглашения, эта чувствительная тема воспринимается как серьезный дипломатический провал, поскольку Эфиопия, столкнувшая с началом гражданской войны в ноябре 2020 г. с серьезным дипломатическим давлением, в очередной раз с июля 2021 г. благополучно переступила некогда озвученную Абдель Фаттахом Ас-Сиси «красную черту», в одностороннем порядке нарушив, по мнению Египта, Декларацию принципов 2015 г.

Но на деле опций у Египта не так много. «Военно-технический ответ» как будто бы подразумевался сближением с Суданом в 2020 г., увенчавшимся соглашением в области обороны (2 мар. 2021 г.) и совместными учениями ВВС «Нильские орлы-2» (в апреле 2021 г.) в том числе по отработке «защиты ресурсов». Но при почти десятикратном и качественном превосходстве в авиации и боевых вертолетах, инаугурации в 2020 г. новой «мегабазы» в Рас-Банас на красноморском побережье, преимущества Египта заканчиваются – наземная операция потребует переброски бронетанковых частей за 1250 км через территорию Судана; два вертолетоносца и восемь подлодок, оснащенных лишь противокорабельными ракетами – плохое подспорье для такого чисто наземного вторжения. Кроме того, плотина хорошо защищена войсками сравнительно недавно созданного для ее защиты Северо-Западного командования и находящимися в его распоряжении средствами ПВО (ЗРПК «Панцирь-С1», ЗРК С-125, израильские системы Spyder-MR).

Пока что Египет реализует альтернативные сценарии – водные проекты в других «нильских» странах для компенсации потерь уровня Нила, самый важный из которых — реанимированный проект по расчистке заболоченного русла Бахр-эль-Газаля и расширению завершенного на 70% канала Джонглей в Южном Судане для дополнительного связывания Бахр-эль-Газаля с Нилом и обеспечения этой жизненно важной артерии дополнительными 3,2 млрд кубометров воды. Безусловно, потребуется и координация действий менеджмента Асуанской ГЭС и «Хидасэ» на случай засух.

P.S. Ниже — еще несколько комментариев на эту тему «Независимой Газете».

​​Африку тоже «встряхнуло» от конфликта. На дипломатическом треке ожидается сдержанность в отношении РФ и нейтралитет (с осуждением выступили лишь Габон, Гана, Кения). Во всяком случае вряд ли ожидается жесткая реакция от ЮАР, Египта, Нигерии, Ливии, Анголы, укрепляющих связи с РФ, а также от сближающимися с Москвой военными правительствами Гвинеи, Мали, Буркина-Фасо и Судана.

Беспокойство вызывают опасения скачков цен и разрывов торгово-логистических цепочек в поставках пшеницы, подсолнечного масла и прочего сельскохозяйственного экспорта из обеих стран (африканские страны — нетто-импортеры этой продукции), Под ударом — Египет (ок. 14-15% украинского зерна, 3 млн т в 2020 г.), Тунис (32%), Марокко (12%) и Ливия. В долгосрочной перспективе и при должных условиях ряд стран может «только выиграть» благодаря развитию агроиндустрии, но в краткосрочной континент, импортирующий две трети потребляемого зерна, почувствует эффекты почти сразу. Особенно в Египте, чьи бизнесмены уже нервничают, а власти, некстати готовящиеся (под давлением МВФ) к отмене продовольственных субсидий, рискуют повторения хлебных бунтов 1977 г.

В своем важном материале для The Conversation специалист по сельскому хозяйству из Университета Стелленбош Вандиле Сихлобо отмечает, что Россия производит 10% пшеницы мира, Украина — 4%, в экспорте РФ занимает 18%, Украина — 8%. В 2020 г. Россия экспортировала сельскохозяйственной продукции в Африку на $4 млрд (90% — пшеница, 6% — подсолнечное масло), в основном — в Египет (почти половина), Судан, Нигерию, Танзанию, Алжир, Кению, ЮАР. Украина — на $2,9 млрд (48% — пшеница, 31% — кукуруза).

Кенийский The Nation сообщает, что конфликт ударит по уровню жизни простых кенийцев — он скажется на стоимости хлеба, удобрений, сельскохозяйственной техники, топлива (сильнейший с 2014 г. скачок на рынке нефти до $100 за баррель чувствителен для страны — нетто-импортера нефти, особенно ввиду того, что запасов нефти в хранилищах, по оценкам местного энергетического регулятора, хватит лишь на 10 дней). В 2020 г. Кения импортировала из Украины соевых бобов на Sh1,08млрд, пшеницы и кукурузы — на 1,07 млрд, овощей на 665 млн, подсолнечного и хлопкового масла — на 434 млн. Из России — почти вчетверо больше на сумму 40,6 млрд. Нигерийский Businessday также опасается скачка цен на пшеницу и муку — ввиду важности в рационе пасты, макарон, выпечки и т.д.

С другой стороны, перед африканскими производителями открываются новые перспективы. Они были открыто озвучены президентом Танзании Самии Хасан и заключаются в перспективах наращивании добычи на фоне поисков ЕС альтернатив российскому газу — бенефициарами могут стать Алжир (географически близкий рынкам ЕС), Мозамбик (шельфовые СПГ-проекты). Но далеко не все страны смогут воспользоваться окном возможностей. В частности, аналитики беспокоятся, что Нигерия в то время как спрос может вырасти на 10-15%, не сможет нарастить добычу газа на рынки ЕС в связи с недостатком мощностей.

​​Инфляция вернулась в Африку — а с ней и серьезная продовольственная дестабилизация, конфликты между потребителями, регуляторами и частным бизнесом по поводу «потолков цен» и отмены импортных пошлин и НДС, глухое недовольство растущей стоимостью жизни, и все еще далекие, но реальные призраки «хлебных бунтов» (в Египте в 1977 г., в Тунисе в 1983-84 гг., и др.). Как и ожидалось, сильнее «задело» Северную Африку (Алжир, Египет, Тунис, Ливия): египетский бюджет сводился из расчета в $255/т, в то время как фьючерсы приближаются к $400, а цены на несубсидированный хлеб выросли на 50%. В ближайшем будущем кризис «накроет» и Западную Африку (Кот-д'Ивуар, Сенегал), ряд стран которой, помимо традиционно плохой урожайности, давно сталкиваются с дефицитом удобрений (Мали, Сенегал, Гана, Буркина-Фасо, Того, Нигер) — цены на аммонийные удобрения между дек. 2020 и дек. 2021 г. выросли на 260%, и ожидаются дальнейшие перебои в их закупках.

Это — долгий тренд [в 2021 г. годовая инфляция, по данным Всемирной продовольственной программы ООН, уже составляла 28%, и если в 2021 г. лишь Нигерия, Ангола, Замбия и Эфиопия увидели двузначные темпы роста цен, то к концу года к ним добавились Кот-д'Ивуар (12,2%), Гана (12,8% и 15,7% уже в феврале 2022 г.)], во многом обусловленный разрывом цепочек в пандемию и постпандемийным восстановлением, в частности, высоким спросом в Китае. Но с закрытием украинских портов и ограничениями на вывоз пшеницы из РФ ситуация лишь усугубляется, ведь еда и топливо — главные пострадавшие конфликта. И даже те страны, которые не зависят от российской или украинской продукции, всё равно ощутят на себе последствия скачка цен на рынках зерна, кукурузы и подсолнечного масла. Не говоря уже о стоимости бензина и дизеля, «вписанной» в стоимость готовой продукции и полуфабрикатов (38 из 45 стран — нетто-импортеры нефти). Даже такие меры, как отмена НДС, могут «сбить» лишь 10% стоимости продуктов.

 И инфляционный эффект от конфликта двух «мировых житниц» будет тяжелым. Еда и топливо составляют 57% ИПЦ в Нигерии, 54% в Гане, 39% в Египте, 33% — в Кении. Эффекты начинают сказываться уже сейчас. В настоящее время самая зависимая от Украины страна — Тунис (43% импорта), где люди в панике сметают запасы с прилавков, но не миновал ажиотаж даже Алжир, зависящий куда в большей степени от Аргентины, Франции, Канады, Мексики и др. (первая партия российского хлеба прибыла в страну лишь летом 2021 г.), хотя власти и уверяют, что «запасов достаточно». Кроме того:

• сорваны планы отмены давно критикуемой топливной субсидии в Кении, а с этим — и высвобождение средств на инвестиции в ряд важных объектов соц. инфраструктуры; неприятностью стало и падение курса шиллинга из-за роста цен на топливо.

• от отмены субсидии, запланированной на июль, придется отказываться и Нигерии; удорожание хлеба и спагетти — основного рациона бедных — равным образом как общий дефицит продовольствия могут ощутиться уже к июню (кстати, РФ — третий после США и Канады импортер пшеницы в страну), а глава мукомольной Flour Mills подчеркивает, что эффекты будут ощущаться 12-18 мес.

• пострадает и ЮАР, импортирующая 40% пшеницы. Несмотря на то, что, по данным Grain Za, ввозимое в страну зерно — не российского и не украинского производства, потребители все равно почувствуют эффекты от ценовой трансмиссии на аграрных рынках. Повышение цен на топливо ожидается уже в апреле — как и ожидаемые от РБ ЮАР меры по сдерживанию инфляции путем повышения ключевой ставки. Тем не менее страна планирует выиграть от наращивания экспорта кукурузы (ЮАР — ее нетто-экспортер).

• Восточная Африка затронута слабее — рост ИПЦ в Уганде ожидается 3,8%, Кении — 5,08%, в Руанде — 2% (в основном за счет стоимости перевозок), в Танзании — 4%. Однако конфликт затруднит экспорт в РФ цветов из Кении и кофе — из Уганды ($7 млн), а также импорт зерна из РФ и Украины в Кению во второй половине года (в первую половину Кения обеспечивает себя поставками из Аргентины и Австралии).

• Ну а Южный Судан, скорее всего, ждет просто голод. Такие дела.

​​В продолжение (и, надеюсь, в завершение) «инфляционной» темы — еще несколько комментариев «Независимой газете». А вот теперь уже официально. Генсек ООН Антониу Гутерриш предупредил, что российско-украинский конфликт — это «дамоклов меч» над глобальной экономикой, особенно угрожающий слаборазвитым странам, которые столкнутся с ростом цен на еду, топливо и удобрения. По его словам, цены на хлеб уже превысили показатели времен «Арабской весны» и хлебных бунтов 2007-2008 гг. [тогда они охватили 14 стран континента, включая Гвинею, Буркина-Фасо, Сенегал, Мадагаскар, Мозамбик, Кот-д'Ивуар, Зимбабве и др.] По данным Гутерриша, 45 наименее развитых стран мира импортируют по крайней мере треть хлеба из РФ и Украины, 18 — как минимум 50%. Среди них — Египет, ДРК, Буркина-Фасо, Ливан, Ливия, Сомали, Судан, Йемен. Как и ожидалось, Северная и Западная Африка отреагировали первыми. Среди некоторых мер:

• Власти Алжира заморозили НДС на определенные продукты питания;
• Власти Сенегала субсидируют производителей риса на сумму 50 млрд FCFA ($83 млн), объявили о снижении на 100 FCFA ($0,17) цен на масло, на 25 FCFA — на кг дробленого риса, на 25 FCFA — на сахар;
• вслед за Алжиром и Сенегалом антиинфляционное законодательство принимает Кот-д'Ивуар — правительство выделяет 55 млрд CFA ($91 млн) на субсидирование дизеля, масла, сахара, молока, риса, томатной пасты, говядины, макарон. Экспорт бананов, кассавы, ямса и др. культур будет также регулироваться.

Тем временем ИПЦ в Нигерии вырос в годовом выражении до 15,7% (в январе он составил 15,6%), в том числе из-за эффектов недавнего топливного кризиса, инфляционная волна добралась и до Юга Африки — цены на хлеб и растительное масло в Малави взлетели на 50%, растут цены на хлеб, крупы и подсолнечное масло в ЮАР (до 20% подсолнечного масла страны — российский импорт), в Замбии. Удобрения, на которые уходит до 35% расходов фермеров, выросли с января 2021 г. крайне значительно: ТАСС со ссылкой на радиостанцию SABC сообщает о росте цен на аммиак на 220%, мочевины — на 148%, хлористого калия — на 198%, диаммонийфосфата — на 90%.

​​🇲🇱 К злободневному. Уже больше двух месяцев Мали живет под санкциями, наложенными на нее ЭКОВАС 9 января. Страна не подготовила ни продовольственных запасов, ни финансовых резервов на случай вероятной торгово-экономической блокады. Уже в начале февраля в рейтинге Moody Мали опустилась ниже Ирака, ухудшилась ситуация с продовольственной безопасностью, прогнозируется коллапс хлопковой индустрии (лишь 2% «белого золота», от которого прямо или косвенно зависит четверть населения, перерабатывается в стране — остальное закупается правительством у кооперативов через государственную структуру CMDT и экспортируется).

Еще накануне введения санкций продовольственная инфляция (страна импортирует 70% продовольствия) достигла 8,7% в годовом выражении, а сразу же после эмбарго существенно поднялись цены на сахар и цемент, поскольку цементный клинкер доставляется из Сенегала (вторая после нефтепродуктов статья экспорта в Мали, составляющая 3,9% общего сенегальского экспорта в страну), остановилось немало строек. Властям нужно срочно изыскивать средства на выплату $120 млн на зарплаты госслужащим. Бывший советник свергнутого в 2020 г. Ибрагима Бубакара Кейта экономист Модибо Мао Макалу в конце февраля сказал, что правительство «продержится» не более 2-3 мес., другой экономист Бубакар Салиф Траоре дает стране не более 6 мес.

Нельзя сказать, что власти ничего не предприняли для купирования эффекта санкций. Некоторые из этих мер — откровенно сомнительной законности. Так, частные банки и филиалы иностр. банков, которые продолжают снабжаться BCEAO (их поддержка даже усилилась во избежание финансового краха), оказались под давлением властей, потребовавших запрета на заморозку гос. активов, предприятий и учреждений (один из ключевых элементов санкций ЭКОВАС). В том числе самый крупный и старый — BDM с 20% долей государства, и не уступающий ему BMCE (32%). Также власти пошли на выпуск «бумажных» облигационных займов на внутреннем рынке. Другие меры оказались чисто паллиативными — на период «коллективной жертвы» были созданы «контрольные бригады» со «священной миссией поддержания экономического и торгового порядка» — контроль за ценами на рис, овощи, масло, сахар.

Тем не менее сохранилось сообщение Бамако с Нуакшотом, Парижем, Касабланкой, Стамбулом, Тунисом, Аддис-Абебой и Конакри. Довольно быстро появились и обходные пути — помимо традиционно «дырявых» границ и пограничных рынков, с самого начала заработали (неидеальные) схемы транзита грузов через Гвинею и Мавританию, пошли потоки через Алжир (туарегский север, судя по всему, санкций так и не заметил), а на границах строгость мер ЭКОВАС нивелируется саботажем. Изначальный коллапс и заторы фур «рассосались», в сенегальских портах вновь появились грузовики с малийскими номерами, скорее всего, не без попустительства сенегальских властей — с наложением эмбарго экспорт между декабрем и январем сократился на 28,1%, включая нефтепродукты — на 20,6%, цемент — на 44,4%. Страдает и Кот-д'Ивуар (на Мали приходилось 19% трафика Air Côte d'Ivoire), поэтому стороны ведут переговоры о снятии санкций.

Важнее другое. Санкции вводились не столько для того, чтобы разрушить экономику, сколько затем, чтобы подтолкнуть малийцев к бунту против военных властей. Но реакция оказалась обратной. Региональные лидеры увидели эффект rally 'round the flag — невиданную националистическую мобилизацию и взлетевшие рейтинги одобрения властей. Принятие 21 февраля пересмотренной «хартии», умолчавшей о сроках передачи власти гражданским властям, этот консенсус лишь закрепил. На фоне резкого ухудшения ситуации с безопасностью в «зоне трех границ» и инцидентов с мавританскими гражданами наблюдается усиление националистической риторики — например, в адрес туарегского севера, чьи группировки и движения рутинно обвиняются в поддержке Францией и в угрозе суверенитету и целостности Мали, и которые, в свою очередь, вооружаются в ответ на сигналы из Бамако — формируется опасный узел напряжения, рискующий обернуться серьезным конфликтом.

​​🇿🇦 Известно, что 17 африканских стран воздержались от голосования в ООН по резолюции с осуждением российской «спецоперации» в Украине, еще 8 в голосовании не участвовали. Тем не менее против проголосовала лишь Эритрея (это — тема особого разговора), 28 стран высказались за «немедленный вывод российских войск из Украины», а 25 фев. АС призвал РФ «уважать территориальную целостность Украины». Однако с 17 из 35 воздержавшихся голосов континент оказался если не самым «пророссийским», то во всяком случае самым нейтральным по отношению к РФ. Для Африки это — все же далекие события. Свежа ностальгия по роли СССР, недоверие части правительств и политиков к западным странам, есть идейно-политически близкие РФ правительства (Ангола, Зимбабве, Мозамбик).

Однако отношения РФ и Африки подвергаются стресс-тесту. С одной стороны, пророс. настроения и растущее низовое недоверие к «Западу», наблюдаемое особенно в Западной Африке, важные связи, которые развивают с Москвой ряд стран (Алжир, Эфиопия, Гвинея). С другой — чувствительность правящих кругов к вопросам террит. целостности и сепаратизма (артикулированная речью представителя Кении, страны, пережившей серьезный сецессионистский конфликт в 60-х гг.). Конечно, некоторые могут использовать связи с Москвой прагматично — как инструмент давления на Запад (Судан). Но их не могут не заботить финансово-экономические возможности РФ в связи с введенными против страны суровыми санкциями: крайне осторожной оказалась реакция малийской хунты, показательно опровержение пресс-секретаря президента ЦАР Альбера Мокпеме Ялоке признания Донецкой и Луганской народных республик.

Реакция ЮАР, в частности телефонный разговор Сирила Рамапосы с Владимиром Путиным 10 марта, в ходе которого южноафриканский лидер предложил РФ как члену БРИКС посредническую роль, — Запад, кажется, разочаровала больше всего. Однако в поддержке ЮАР действий России не все так определенно. Она продолжает приверженность политике «неприсоединения», принятую с окончанием холодной войны, а члены АНК — в память о финансовой, логистической, военной и моральной поддержке СССР — взвешивают каждое слово о РФ, стараясь занимать сбалансированную позицию. Но некоторые эксперты расценили это просто как признак инерционности южноафриканской дипломатии, дестабилизированной правлением Дж. Зумы и оказавшейся малоэффективной во время кризисов в Зимбабве, Мозамбике, Эсватини. С др. стороны, в памяти живы и обиды на страны Европы и США, связанные с «вакцинным национализмом» и одностор. закрытием границ после выявления штамма «омикрон».

Но несмотря на то что ЮАР не осудила действия РФ в Украине, ее руководство, по словам самого же Рамапосы, оказалось в сложном положении из-за роста цен на продукты, топливо, включая бензин, угрозы срыва планов по восстановлению страны после пандемии. Даже если ЮАР выиграет от роста цен на платину, жел. руду, перспектив экспорта угля в ЕС, то доходы пойдут лишь на обслуживание долга и спасение убыточных госкомпаний. Маргинальная роль РФ в торгово-экономических связях (1% импорта и 0,5% экспорта ЮАР в 2020 против ЕС, на который приходится 20% экспорта) очевидна. Как следствие, Рамапоса подвергается серьезному давлению стран ЕС и США, критикующих занятую им позицию как «устаревшую», а также критике со стороны части обществ. и полит. сил, выступающих против «нейтралитета» страны.

Скорее, можно говорить о расколе политического класса: так, влиятельный общественный защитник Тули Мадонсела высказалась в поддержку Украины, находящийся под следствием и очень влиятельный экс-президент Джейкоб Зума – в пользу России. С критикой позиции Рамапосы и АНК во время парлам. дискуссий о конфликте в Украине выступил лидер «Демальянса» — второй по величине партии. Зато безусловно за — третья крупнейшая партия «Борцы за экономическую свободу» Джулиуса Малемы, ранее выступавшая за сертификацию в стране рос. вакцины «Спутник V»; ее вице-президент, Флойд Шивамбу, расценил действия РФ «необходимыми» перед лицом «империалистической экспансии» НАТО.

​​🇰🇪 Ранее уже доводилось писать о «денежном» измерении кенийской электоральной политики. А в начале этого месяца экономисты все-таки несколько ухудшили прогнозы роста ВВП Кении из-за выборов, запланированных на 9 августа, на которых за президентский пост будут соперничать вице-президент Уильям Руто и поддержанный президентом Ухуру Кениатой лидер оппозиции Раила Одинга. Причина — в ожидаемом росте внешних заимствований (в т.ч. на электоральные мероприятия) и общем сокращении инвестиционной привлекательности страны. А гонка обещает быть напряженной.

В опросах участвовали 14 международных банков, консалтинговых агентств и think tanks. Общий консенсус (пока) таков, что экономический рост составит 5,3 вместо 5,4%, спрогнозированных ранее в конце января. Пик «электоральных неурядиц» придется на июнь-август и совпадет с замедлением деловой активности, а после смены администрации рост замедлится до 5,2%. Вероятно, что и нынешние оценки — довольно оптимистические.

С 1980 г. и на протяжении 30 лет экономика страны росла в среднем на 3,4% в год. Однако в электоральные годы рост составлял всего 2,4%, причем в четыре из них — ниже 2%. Не менее досадной для экономики оказывалась постэлекторальная динамика — в эти годы рост достигал скромных 2,7%. В 1992 г., после перехода к многопартийной системе и в год проведения первых конкурентных выборов, экономика и вовсе «ушла в минус»: до -0,8% с 1,44%. Известно, что дорогостоящие выборы 2017 г. замедлили рост с 4,21 до 3,82%, а выборы 2013 г. — с 4,57 до 3,80%. Тяжелые и кровавые выборы декабря 2007 г. «потопили» рост с 4,15 до 0,48%, а постэлекторальные конфликты 2008 г., унесшие жизни 1200 чел., обратили вспять многие достижения прежних лет. В целом, по оценкам газеты Daily Nation, с обретения независимости в 1963 г. и до 2017 г. страна «потеряла» в результате электоральных неурядиц в общей сложности 50,07 млрд шилл., или $500 млн. Это оказалось в семь раз выше, чем расходы на жилищное строительство в 2015-16 фискальном году.

Поэтому для иностранных инвесторов выборы считаются едва ли не главным country risk. Кстати, соответствующие исследования активно ведутся, на их важность обратил внимание в 2016 г. еще Мукиса Кутуйи, генсек Конференции ООН по торговле и развитию, который заявил об обеспокоенности влиянием выборов на экономику. Как правило, долгосрочные решения по ПИИ часто откладываются до завершения кампании (из-за непредсказуемости инвестклимата), а доли иностранных институциональных и частных инвесторов на Фондовой бирже Найроби в этот период сокращаются.

Не лучше обстоят дела и в постэлекторальные периоды, которые проходят в условиях неопределенности, в ожиданиях формирования кабмина, новых назначений, постановлений и объявления новых приоритетов в финансово-экономической и инвестиционной политике. В целом, в каждом пятилетнем цикле до двух лет — период до и после выборов — тратятся «вхолостую», а некоторые компании в порядке вещей закладывают «оптимистичные» бюджеты на 4 года и «пессимистичные» — на 1-2 года. В прошлую избирательную кампанию 2017 г. худшим месяцем оказался июль, когда экономика практически встала, в ч. текстильное производство сократились на 60% (на 2/3 — из-за выборов), а индекс деловой активности Stanbic Bank к сентябрю упал с критической отметки в 48,1 аж до 42 пунктов.

Кстати говоря, до восстановления многопартийной системы (1963-1990), с пятью всеобщими выборами, лишь два года — 1974 и 1983 гг. — совпали с выраженным замедлением роста, и общий шанс замедления экономики составлял лишь 40% против 60% после 1990 г., а средний рост ВВП в электоральный цикл после 1990 г. оказывался на 2,58% ниже прежнего (5,43%). Словом, конкурентная демократия — необходимое, но очень дорогое удовольствие.

​​🇪🇷 Публикации РСМД и The Economist с разных сторон оценили заинтриговавшую многих позицию Эритреи — единственной страны Африки, дважды проголосовавшей в ООН в поддержку действий РФ в Украине. Если, согласно первой из них, «усилия ДНР и ЛНР по противодействию неприемлемой для них формы государственно устройства на Украине отозвались в сердцах эритрейцев» параллелями с «трудностями, с которыми столкнулась африканская страна на этапе своего становления», то вторая акцентирует внимание на враждебности Эритреи к странам Запада.

Не менее важен материал и Eritrean research Institute — согласно ей, неуважение к правам человека и склонность к вмешательству в региональные дела в конечном счете побуждают Асмэру к поиску союзников с правом вето в ООН для блокирования санкций, а потребность в вооружениях естественным образом останавливается на РФ как на поставщике недорогого и простого в эксплуатации оружия (среди прочего названы ОБТ Т-90СА, БМПТ-72, Су-34, Су-35 и др.), причем некоторое уже приобреталось в 2005 и 2020 гг.

Потребность в союзниках для блокирования попыток ООН расследовать кейсы с правами человека, особенно в связи с участием эритрейских войск в войне в Эфиопии и вероятным присутствием в Западном Тыграе, просматривается в неприятии «односторонних санкций» как главной причины голосования, сформулированной в пояснительной записке представительства Эритреи при ООН. Несмотря на то что после мирного договора с Эфиопией страна улучшила отношения с КСА, ОАЭ, Сомали, Южным Суданом, у Эритреи мало союзников (за исключением единичных лоббистов, иногда выступающих «почетными консулами» в разных странах) на уровне государств, способных заблокировать введение против нее санкций, а отношения Эритреи с ЕС и США, скорее всего, находятся в неоперабельной стадии из-за долгой истории вмешательства Исайяса в конфликты в Судане, Джибути, Йемене, Эфиопии, и недавнего участия в войне в Тыграе, стоившего новых санкций.

Поэтому Исайяс никогда не стремился портить отношения с РФ — в 2014 г. эритрейская делегация посещала Крым, в сентябре 2018 г., после исторического июльского договора с Эфиопией, на встрече делегации из Эритреи с Сергеем Лавровым стороны договорились о строительстве логистического центра на Красном море, а 7 февраля 2022 г. Исайяс принял спецпредставителя президента РФ по Ближнему Востоку и странам Африки Михаила Богданова. Но солидарность в отношении санкционной политики не означает безоговорочной поддержки РФ, как это было артикулировано в публикации МИД на Tesfanews и в комментарии полуофициального аккаунта Мининформации в Twitter.

Заинтересованность в РФ накладывается на попытки сближения эритрейского режима с Китаем: вероятен интерес КНР к двум выгодно расположенным с геостратегической точки зрения красноморским портам — Асэбу и Массауа. В свою очередь, Эритрея заинтересована в раскрытии их потенциала (база ОАЭ для операций в Йемене была демонтирована к 2021), «простаивающего» из-за плохой инфраструктуры, плачевного состояния судов и бегства моряков в Йемен и КСА. В конце 2019 г. китайская SFECO начала строительство 500 км дороги, соединяющей Асэб и Массауа, тогда же страна подключилась к инициативе «Пояс и путь».

Это не упускает из виду и Москва, также пытающаяся вклиниться в военно-морское соревнование в Джибути и Афр. Роге. В целом, формирование альянса Эфиопии, Эритреи, Сомали, Судана с участием КНР и РФ, укреплением влияния этих держав на Красноморском побережье и в Баб-эль-Мандебском проливе, не выглядит фантастикой, хотя активность Эритреи в Восточном Судане и непредсказуемость Исайяса могут и сорвать их сближение. Но на этом позитив заканчивается. Непрозрачная полумобилизационная экономика с гос. контролем на землю и дефицитом валюты, отсутствием надежной экономич. статистики, в целом, запутанность центров власти и правовой среды, отток образованного населения, непредсказуемые последствия вмешательства в войну в Тыграе, очевидно, лишь ненадолго продлившего жизнь режиму, — все это результируется в низкие инвестиции ($67,1 млн в 2019) и низкую привлекательность страны для крупных игроков.

В далекую прошлую эпоху, вернее, в первой половине января, я написал для мартовского номера журнала Esquire обзорный материал про то, какое будущее ждет Африканский континент в ближайшие 10 лет. Теперь он доступен и на сайте издания.

Будущее, в принципе, не очень хорошо поддается прогнозам — господствовавший в 1980-2000-х гг. «афропессизм» лишь недавно сменился «афрооптимизмом», сопровождавшимся бурным ростом. Однако пандемия нового коронавируса, прервавшая 25-летний цикл непрерывного роста, отбросила развитие континента минимум на пять лет и перечеркнула многие достижения по борьбе с нищетой и бедностью.

Но все-таки, скорее всего, грядущее десятилетие не принесет нам больших сюрпризов. Роль Африки, где к 2050 г. будет проживать четверть мирового населения – 2,5 млрд человек — будет расти, игнорировать ее станет все сложнее. Растущая политическая и экономическая конкуренция между США и КНР, безусловно, поставит некоторые страны в уязвимое положение, но появление континенте новых сил – Турции, ОАЭ, Индии, Японии, Индонезии, Бразилии, Израиля, Ирана, России — откроет многим странам поле для стратегического маневра.

«Вакцинный национализм» богатых стран, рецессия, разрыв цепочек поставок, продовольственная инфляция и падение цен на энергоносители обнажили уязвимость африканских экономик и высокую зависимость от несырьевого импорта и внешней помощи (Нынешние трагические события в Европе, скорее всего, рискуют обернуться не только дальнейшим ростом цен на продовольствие, но и полноценным «энергетическим шоком» с непредсказуемыми последствиями). Возможности самостоятельного позиционирования и субъектности в международных отношениях во многом, если не во всем, будут зависеть от экономической мощи, а та – от темпов индустриализации. Но почти наверняка рост будет неравномерным, обратимым и медленным (по прогнозам, подушевой ВВП к 2040 г. будет вчетверо ниже, чем в остальном мире). Его будет тормозить и долговое бремя с рисками возвращения к невиданным с 1970-м гг. объемам госдолга, который спровоцирует дефолты и финансовые кризисы. До 2040 г. высокая рождаемость будет «пожирать» многие достижения экономик и создавать перманентные угрозы социальной и политической стабильности, а рост будет сдерживаться кризисными тенденциями в крупнейших континентальных экономиках – ЮАР, Нигерии, Египте, Эфиопии, Анголе, три из которых входят в т.н. «большую четверку» по объему привлекаемых инвестиций. Но поводы для осторожного оптимизма тоже есть.

https://esquire.ru/articles/324043-kontinent-nadezhd-kakoe-budushchee-zhdet-afriku/

​​🇺🇸🇷🇺 Поле битвы — Африка? 

The Africa Report делится деталями законопроекта Countering Malign Russian Activities in Africa Act, внесенного в Конгресс США 31 марта 2022 г. Как следует из названия, он нацелен на выработку Государственным департаментом США программы по противодействию российскому влиянию в странах Африки, которая и ранее предлагалась различными североамериканскими аналитическими центрами.

В частности, он предусматривает разработку Госдепартаментом США в течение 90 дней со дня вступления в силу собственно стратегии и плана действий по противостоянию влиянию РФ, а также — периодические отчеты о дипломатических, экономических и военных приоритетах РФ в Африке (в информационной, оборонной сфере, стратегических отраслях промышленности, в частности в добыче ископаемых, и т.д.), работу по выявлению финансовых связей африканских правительств и отдельных должностных лиц с находящимися под санкциями российскими бизнесменами и структурами, наконец, изучение деятельности неофициальной российской ЧВК «Вагнер» в странах Сахеля, Судане, ЦАР и Ливии — тема, вновь вышедшая на новый уровень после трагических событий в малийском селении Мура (в центре страны).

Поскольку законопроект, в сущности, повторяет наработки и рекомендации различных аналитических докладов США прошлых лет, он не содержит принципиально ничего нового. Усилилась лишь «санкционная» проблематика. В частности, комментируя законопроект, заместитель госсекретаря США Виктория Нуланд обращает внимание на необходимость выявления потенциальных «убежищ» для капиталов, личных самолетов и яхт подсанкционных лиц. Но в фокусе североамериканских законодателей, по словам конгрессмена-демократа и одного из инициаторов законопроекта Грегори Микса — по-прежнему «неподотчетные наемники», «политтехнологи» (political operatives) и «фабрики троллей». А среди ключевых методов привычно названы не только тщательный мониторинг российской активности, но и укрепление демократических институтов, трудовых прав, стандартов прав человека и антикоррупционных инициатив, мониторинг прозрачности природопользования и добывающих производств и др.

Законопроект — вполне закономерный шаг в политике дипломатического давления США на страны Африки, среди которых лишь 28 из 54 проголосовали за резолюцию ООН с осуждением действий РФ в Украине, но предсказать его эффекты и глубину имплементации положений в случае принятия сложно, особенно в виду прогнозируемого наращивания российского присутствия на континенте, представляющего для РФ последний относительно свободный рынок, с одной стороны, и выраженного долгосрочного снижения влияния США и ЕС, с другой.

Равным образом сложно предугадать и поведение руководств африканских стран, уже сталкивающихся с сильным дипломатическим давлением и спровоцированным конфликтом в Европе скачком цен на топливо и продовольствие. Хотя большинство стран континента и не являются откровенно «пророссийскими» — скорее, они формируют «портфели из интересов», стараясь играть на противоречиях крупных держав (в первую очередь, США и КНР), — некоторые столкнутся с избыточным давлением ввиду высокой зависимости от российского оборонного экспорта (Алжир, Эфиопия, Уганда) и деятельности российских компаний, столкнувшихся с логистическими проблемами; особенно непросто уже пришлось Гвинее, столкнувшейся с приостановкой производства в Украине Николаевского глиноземного завода, где традиционно перерабатывалось гвинейское сырье, и, как следствие — с перебоями в экспорте сырья.

​​🇩🇿 Ну и мой комментарий «Независимой газете» по поводу визита итальянского премьера Марио Драги в Алжир с целью найти замену российскому газу. Частично комментарий перекликается с более обстоятельными экспертными оценками «Энергии Африки» и RA Journal. Короткий ответ — скорее всего, Алжир не сможет заменить российский газ.

Казалось бы, алжирская нефтегазовая отрасль, ранее «зажатая» между американским сланцевым и российским газом, оказалась вдруг в выигрышном положении. Но даже озвученное рядом экспертов нежелание Алжира портить отношения с Москвой, от которой Алжир зависит в том числе по линии оборонного импорта, едва ли может стать главной причиной пессимизма по поводу перспектив наращивания поставок в ЕС.

Основная — это всё же объективная неспособность покрыть потребности стран ЕС. Алжир обеспечивает ЕС газом на 11%, но производство стагнирует с 2018 г., резервы истощаются (62% на 2020 г.), инвестиции — недостаточны (запланированные на 2022-26 гг. $40 млрд — вполне «обычные» для отрасли, из которых, по словам «Энергии Африки», до 90% уходят на [до сей поры не очень успешные] геолого-разведочные работы). Фиксируются технические и управленческие проблемы в нефтегазовой монополии Sonatrach (в т.ч. коррупционной направленности), снижающие инвестпривлекательность компании.

Но, пожалуй, главное — это приоритет Алжира в удовлетворении национального спроса в сочетании с устойчивым ростом этого внутреннего спроса: внутри страны потребляется св. 60% добываемого газа (ок. 48 млрд м³), на газе вырабатывается еще 99% электроэнергии (ок. 20 млрд), на обратную закачку в пласты попутного газа уходит еще ок. 20 млрд, сжигается еще 5 млрд, поэтому на экспорт остается лишь ок. 40 млрд м³. Хотя 2021 г. и стал, в целом, неплохим годом для Sonatrach (экспортная выручка выросла на 75%), неясно, благодаря чему больше — росту постпандемийного спроса или же каким-то новым стратегическим решениям компании (о которых заявляет ее руководство).

В настоящее время по газопроводу Transmed идет 22 млрд м³ в год, есть теоретические возможности «загрузить» его до 32 млрд (что в 4 раза больше чем пропускная способность Medgaz), да и мощности по сжижению газа загружены максимум на 50-60%, но на этом хорошие новости заканчиваются. Скорее всего, самое большее, на что может в ближайшее время рассчитывать Sonatrach — пустить по Transmed еще 2-3 млрд (максимум — до 7) млрд м³.

Что же касается остальных стран, то здесь примерно те же проблемы. Безусловно, есть и принципиальная заинтересованность ЕС в отказе от российского газа, и определенный потенциал (по оценкам, до 55% инвестиций в добывающие отрасли в течение следующих 10 лет будет направлено в добычу природного газа).

Однако устойчиво недостаточные капиталовложения и инфраструктура (Нигерия), скромные резервы (Мавритания, Сенегал), долговременная стагнация отрасли в ряде стран (в частности, в Анголе, с разведанными 13,5 трлн м³, отрасль стагнирует последние 5 лет), серьезные экстерналии (террористическая активность в Кабу-Делгаду, заблокировавшая ряд СПГ-проектов в Мозамбике, а также тлеющая угроза в Дельте Нигера), медленные производственные циклы (в среднем в Африке между открытием и запуском производства проходит 12 лет), наконец, ориентация ряда производителей на премиальные азиатские рынки, — все это выступает мощным сдерживающим фактором (так, Нигерия с ее 6 трлн м³ разведанных запасов уже сигнализировала о невозможности нарастить поставки природного газа даже под нарастающим давлением стран ЕС).

Не говоря уже о зачаточном состоянии перспективных отраслей вроде марокканского «зеленого» водорода (финансируется при поддержке ФРГ) или попросту отсутствующей газотранспортной инфраструктуры — скажем, планировавшегося еще с 1970-х гг. 614-км Транссахарского газопровода (из сев. Нигерии через Нигер в Алжир). Коллеги из «Энергии Африки» полагают, что африканские страны могут обеспечить ЕС лишь дополнительными 10 млрд м³, но до 2030 г. серьезного наращивания производства ждать, скорее всего, не следует.

​​🇨🇩 Вступление ДР Конго в Восточноафриканское сообщество (ВАС) на онлайн-саммите 29 марта оказалось омрачено ожесточенными боями в Северном Киву, в Ручуру, что в 2,5 тыс. км от столицы Киншасы, которые начались 27 марта, за два дня до этой исторической даты в истории ДР Конго.

Ответственна легендарная группировка «Движение 23 марта» (M23), иначе именующая себя «Конголезской революционной армией». Некогда разгромленная в 2013 г., M23 вновь заявила о себе громкими наступательными операциями под предлогом недовольства выполнением соглашений о демобилизации и реинтеграции своих боевиков. Боевики, в основном базировавшиеся в Руанде и Уганде, наращивали присутствие в ДР Конго с 2017 г. в зоне Вирунга (с базой под вулканом Сабьиньо) под руководством Султани Макенга, и возобновили боевые действия еще 7 ноября.

Но эскалация вышла на новый уровень после того как 28-29 марта M23 спустились с гор, захватили пограничный городок Бунагана и вступили в серьезные бои с армией в холмистой зоне Шанзу и Руньони, в территории Ручуру — в их ходе повстанцы заняли н.п. Гисиза, Гасиза, Бугуса, Бикенде-Бугуса, Киньямахура, Рвамбехо, Ченгереро, Рубаву, Басаре. Однако уже 1 апреля M23 объявили об одностороннем прекращении огня и выводе отрядов из порядка 10 захваченных ими деревень, сигнализировав, что они не собираются устанавливать долговременный контроль и водворять собственную местную администрацию, вместо этого рассчитывая на мирные переговоры, а также договорились о передаче Красному Кресту пленных военных. Вскоре бои возобновились, и лишь к понедельнику установилось затишье.

Несмотря на то что решающим фактором стала субъектность комбатантов M23, безуспешно добивавшихся репатриации и реинтеграции по условиям соглашений 2013 и 2019 г., особенно после провала очередных переговоров в 2020-21 гг., практически сразу же заговорили об иностранном вмешательстве. Пресс-секретарь военного губернатора провинции Северное Киву Констан Ндима Конгба вскоре обвинил ВС Руанды в поддержке мятежников, также было заявлено о задержании в феврале двух руандийских военнослужащих, якобы находившихся в рядах боевиков. Тема M23, безусловно, поднималась на встрече президента ДР Конго Феликса Чисекеди и лидера Руанды Поля Кагаме в Иордании 24 марта; скорее всего, проблема обсуждалась и на полях недавней встречи Чисекеди, Кагаме, Йовери Мусевени (Уганда) и Ухуру Кениаты (Кения) в Найроби, завершившей принятие ДРК в ВАС.

Как бы то ни было, M23 возобновили атаки в тот момент, когда Уганда ускорила программу дорожного строительства в ДРК, направленную на укрепление связности стран по линии Бунагана-Гома, что в перспективе может перенаправить в Уганду часть товарных потоков, включая золото (90% конголезского золота нелегально вывозится в Руанду и Уганду). После нескольких реальных и символических актов сближения ДРК с Руандой Киншаса с 2021 г. вновь начала серьезно сотрудничать с Угандой, что завершилось вводом в ноябре 2021 г. угандийских войск для борьбы с аффилированными с ИГ террористами СДС — это знаменовало серьезное изменение баланса сил.

Уже 8 февраля 2022 г. Кагаме заявил, что озабочен концентрацией антиправительственных групп в ДР Конго и готов «отреагировать» в случае необходимости, а 28 февраля Чисекеди на дипконференции в Киншасе в ответ обвинил Руанду в желании дестабилизации страны. Несмотря на серьезное обострение с 2019 г., обернувшееся затяжной холодной войной, в отношениях Уганды и Руанды в определенный момент все-таки наметилось потепление, стороны поддерживали каналы коммуникации (через сына президента Мусевени и командующего сухопутными силами Уганды Мухоози Кайнеругабу). Но с ДР Конго население блока ВАС выросло на 50% и достигло 280 млн чел., а его география теперь охватывает огромные территории от Индийского до Атлантического океана. Поэтому с появлением нового члена вновь обострилась и конкуренция членов ВАС за статус привилегированного «партнера» ДР Конго, что, конечно, отбрасывает тень и на перспективы этого интеграционного объединения.

​​🇷🇼🇬🇧 14 апреля правительства Руанды и Великобритании подписали готовившееся 9 месяцев пятилетнее соглашение (Rwanda-UK Migration and Economic Development Partnership), в соответствии с которым Руанда согласилась на размещение на своей территории мигрантов, которые нелегально прибыли или попытались проникнуть в Великобританию. В Руанде они будут проходить процедуры рассмотрения просьб на убежище в Соединенном Королевстве, а не желающим остаться в стране будет обеспечено возвращение в страну происхождения или трансфер в третью страну.

Инициатива исходила из Руанды — в качестве «гуманитарного ответа на глобальный миграционный кризис» со ссылкой на печальный опыт сообщества тутси, вынужденных проживать в изгнании в 1959-94 г., а финансирование в размере £120 млн (€145,2 млн) берёт на себя Великобритания — оно будет направлено в Rwanda’s Economic Transformation and Integration Fund. Великобритания в т.ч. будет финансировать перелет, проживание и процедуры рассмотрения заявок мигрантов, власти Руанды, в свою очередь, гарантируют пожелавшим остаться широкие права вплоть до полноценной интеграции в community (что бы это ни значило), в т.ч. на профподготовку, языковые курсы, высшее образование, трудоустройство, открытие бизнеса, правовую защиту, медицинскую и социальную поддержку.

Всего Руанда намерена принять 130 тыс. из региона Великих озер, а также из Афганистана, Ливии и др. стран. На первый взгляд размещение мигрантов в самой густонаселенной и объективно небольшой и небогатой стране Африки не очень понятно: строго говоря, размах геноцида 1994 г. стал возможен во многом из-за дефицита пространства. А тот факт, что бóльшая часть, скорее всего, придется на ДР Конго, с которой Руанду связывают сложные отношения, не может не беспокоить ростом социального напряжения. Не говоря уже о том, что Руанда объективно не нуждается в мигрантах, кроме инженеров, архитекторов и ветеринаров, по б.ч. экспатов из Европы, а содержание этих лиц ляжет дополнительным бременем на соц. систему даже несмотря на британское финансирование. 

Со стороны консервативного правительства Великобритании, добивающегося криминализации въезда без действующей визы, соглашение показывает стремление любой ценой сократить нелег. миграцию даже ценой готовности игнорировать неоднозначную ситуацию с правами человека в Руанде — напомним, что недавний ввод руандийских войск в Мозамбик для борьбы с исламистами совпал с серией похищений и убийств руандийских диссидентов в Мапуту. Но для Руанды это — имиджевая и дипломатическая победа, в очередной раз подтвердившая ее готовность выполнять важные международные гуманитарные обязательства. Ранее в 2019 г., вслед за Нигером, Руанда стала второй африканской страной, согласившейся временно разместить заблокированных в Ливии беженцев.

Впрочем, в этот раз верховный комиссар ООН по правам беженцев воздержался от комментариев, но отметил, что не поддерживает логику «экстернализации обязанностей» государств-членов по поводу предоставления прав убежища. И нужно сказать, что все прежние проекты такого рода оказались более чем спорными — проводившаяся с 2001 г. политика Австралии по «офшорингу» мигрантов на о-в Манус (Папуа — Новая Гвинея) и в Науру критиковалась с т.з. нарушений прав человека. Не меньше критики вызвал разрабатывавшийся в 2013-15 гг. секретный план Израиля, по которому африканские мигранты из Эритреи и Судана направлялись в Уганду и Руанду предположительно в обмен на инвестиции в эти страны (Кигали и Кампала отрицали участие в схеме) — в теч. 2014-17 гг. почти все из 4 тыс. мигрантов по прибытии в страну получали $3,5 тыс. «на руки», после чего были предоставлены самим себе и вскоре покинули страны с целью вновь пересечь Средиземное море. Ну а по недавнему «миграционному» меморандуму Руанды с Данией, подписанному вскоре после принятия Данией раскритикованного Еврокомиссией закона, в «страну тысячи холмов» не прибыл ни один мигрант. Кстати, нынешнее соглашение подверглось не менее убийственной критике в британской прессе.

​​🇫🇷 Программы кандидатов второго тура президентских выборов во Франции, на котором действующий президент Эмманюэль Макрон будет состязаться с лидером ультраправого «Национального объединения» Марин Ле Пен, лишь в незначительной степени затронули Африку — она оказалась в тени роста стоимости жизни, военного конфликта в Европе, изменения климата и миграции. Для инкумбента, в 2017 г. анонсировавшего перезагрузку отношений с отказом от патернализма над бывшими колониями, Африка — по-прежнему «приоритетная стратегическая ось» сотрудничества, которую он обещает ревитализировать созданием, по модели Commonwealth, Франкофонного союза с арбитражем, агентством индустриализации и банком развития — структура, призванная в т.ч. содействовать реформе иммиграционной политики Франции.

Марин Ле Пен, которая уделяла мало времени Африке в своих публичных высказываниях, но все же изложила свое видение международных отношений на пресс-конференции в Париже 13 апреля, во многом смотрит на континент сквозь призму миграции и ее нежелательных, с ее точки зрения, последствий. В ее арсенале — упразднение «права почвы» и приезда на ПМЖ по линии воссоединения семей, ужесточение права на получение убежища, порядка предоставления французского гражданства, высылка «нежелательных» лиц, приоритет гражданам в приобретении жилья, занятости, доступе к соц. услугам. А во внешних сношениях — ограничение вмешательства и сокращение донорской помощи. В духе других правых противостоит она и проводящейся с 2017 г. администрацией Макрона «политике памяти», в особенности в отношении Руанды и колонизации Алжира (в отличие от Макрона, назвавшего колониализм «преступлением против человечности», как и в 2017 г., Ле Пен не считает нужным извиняться за ошибки прошлого).

Субсахарской Африке Ле Пен уделяет внимание мало, предпочитая ей развитие отношений с Магрибом — Тунисом и «дорогим нашему сердцу» Марокко. Алжир остается настоящей обсессией семьи Ле Пен: ее резкие высказывания в адрес выходцев из Алжира и комплементарное отношение к Марокко могут означать признание — вслед за США — суверенитета королевства над Западной Сахарой и очередную эскалацию с Алжиром.

Но Черная Африка не совсем ей безразлична. Здесь интересна колонка главного редактора журнала «Жен Африк» Франсуа Судана, по оценке которого разделительная линия в случае победы во Франции ультраправых сил пройдет между теми, у кого сложились привилегированные отношения с Макроном (Алассан Уаттара, Мохамед Базум), и теми, у кого они с Елисейским дворцом конфликтные (Ассими Гойта, Фостен-Арканж Туадера, Мамади Думбуя, Теодоро Обианг Нгема Мбасого, принимавший Ле Пен в 2016 г.); предполагается, что последние могут сойтись с Ле Пен в силу близости их позиций, а именно скепсиса к международному праву и правосудию. Связи Ле Пен со странами Африки глубже, чем кажется, и готовят в случае ее победы немало сюрпризов не только на алжирском треке: так, вице-президент RN и мэр Перпиньяна Луи Альо был близким другом скончавшегося в 2021 г. лидера конголезской оппозиции Парфе Колеласа (тоже бывшего члена FN). Связана Ле Пен и с Камеруном: супруга Поля Бийя, Шанталь, в 2007 г. принимала в Яунде супругу Жан-Мари Ле Пена Жанин (встреча была раскритикована камерунской оппозицией и оппозиционной прессой), а Маки Салю Марин Ле Пен даже обещала постоянное место в Совбезе ООН. Выступает она и за укрепление отношений с Чадом, который она навещала в 2017 г.

Парадоксально, но Ле Пен небезразлична и некоторым африканцам: фиксируются симпатии к Ле Пен со стороны «национал-суверенистских» сторонников Лорана Гбагбо в Кот-д'Ивуаре (в свое время она осудила вмешательство Франции в военно-политический кризис 2010-11 гг., в котором Париж поддержал Алассана Уаттара), в Сенегале (Усман Сонко), в диаспоре обоих Конго, Камеруна, Габона. Удивительно, но «суверенистский» дискурс Ле Пен, критика «Франсафрик» и операции «Бархан», которую Ле Пен считает «провальной», находят отклик среди политизированной молодежи франкофонных стран, в т.ч. и интернет-пользователей.