🇲🇼 Политическая экономия вампиризма, или кто сосет кровь у малавийцев
Малави редко попадает на передовицы мировой прессы. А между тем в стране разворачивается эпидемия — отнюдь не коронавирусная. На севере страны, по данным полиции, жители линчевали восьмерых подозреваемых в вампиризме. Речь идет об анамапопа — «кровососах», лишь отдаленно напоминающих своих элегантных собратьев из западной культуры.
В Малави анамапопа боятся как огня — местные жители под руководством вождей и старейшин сколачивают натуральные «отряды самообороны», объявляют «комендантские часы», с дубинками и мачете наперевес патрулируют улицы и жестоко наказывают подозреваемых. Эта истерия — не первая в новейшей истории страны. Аналогичные трагедии прокатывались по Малави в 2002, 2007-2008 и 2017 гг.
Вампирами здесь считают людей, которые используют магию или технологии, чтобы обездвижить жертв, а затем выкачать из них кровь с помощью шприцов или зарубежного (!) медицинского оборудования. Считается, что впоследствии они продают добытую кровь, предположительно сатанистам и/или белым — малавийцы считают, что в тропическом климате без местной кровушки белые быстро загибаются.
Здесь отчетливо прослеживается один общеафриканский мотив — как и в других странах Восточной и Южной Африки, ведьмами и колдунами малавийцы считают в первую очередь «плохих» соплеменников, в то время как вампирами — чужаков. Так что в «кровососных погромах» нередко достается иностранцам — в этом случае одной из жертв стал гражданин Мозамбика, в 2017 г. пострадали несколько туристов, а в следующем году чуть не погибли журналисты BBC.
Но дело не в косности или, как пишут малограмотные журналисты, суеверности малавийцев. В истерии ясно проступают уши былых, но все еще не залеченных колониальных травм — в свое время британские медики довольно халатно относились к вакцинации и заборам крови у чернокожих, использовали грязные и многократно пользованные шприцы, тем самым распространяя массу опасных болезней (в том числе — СПИД) и причиняя куда больше вреда, чем пользы.
Но с долгожданным уходом белых лучше в стране особо не стало. Поэтому в вампиризме начали винить уже не только белых, но и своих — функционеров правящих партий и коалиций, бизнесменов, высокопоставленных чиновников и просто богатых людей. Финальная связка — 2002 г., когда правительство накануне чудовищного голода и под давлением МВФ распродало зерновые резервы.
Именно тогда властей стали винить в оккультном сговоре с белыми людьми. Удачная и во многом справедливая метафора «кровососущего государства», таким образом, слилась с прелестями неолиберизма и стала универсальным ответом на все беды страны — во время очередного обострения 2017 г. погромы затронули в основном богатых малавийцев.
Любопытно, что дрова для растопки паранойи доставляют протестанты. Точнее — пятидесятнические церкви, буквально помешанные на демонах и демономании и заражающие паранойей своих прихожан. В Блантайре и Лилонгве постоянно гуляют слухи о сатанинских церквях и шабашах.
Все это липкое безумие воспроизводится из года в год благодаря чудовищному положению в экономике. Малави — одна из беднейших и наименее благополучных стран мира. Устроиться на работу без связей здесь сложно, разбогатеть — еще сложнее; бюджет на 40% зависит от донорской помощи стран Европы и США, а зарубежные некоммерческие организации и всякие там «иностранные агенты» — единственные работодатели для образованного среднего класса.
Поэтому отрезанные от иностранной валюты и бюджетной кормушки автохтоны задаются вопросом — если в стране ошивается так много белых, то почему не становится лучше? Так что вампиры — это такой своеобразный, во многом уродливый способ простых и малограмотных людей поговорить о насущных проблемах своей страны. Без жертв и mob justice эти пересуды не обходятся никогда.
Малави редко попадает на передовицы мировой прессы. А между тем в стране разворачивается эпидемия — отнюдь не коронавирусная. На севере страны, по данным полиции, жители линчевали восьмерых подозреваемых в вампиризме. Речь идет об анамапопа — «кровососах», лишь отдаленно напоминающих своих элегантных собратьев из западной культуры.
В Малави анамапопа боятся как огня — местные жители под руководством вождей и старейшин сколачивают натуральные «отряды самообороны», объявляют «комендантские часы», с дубинками и мачете наперевес патрулируют улицы и жестоко наказывают подозреваемых. Эта истерия — не первая в новейшей истории страны. Аналогичные трагедии прокатывались по Малави в 2002, 2007-2008 и 2017 гг.
Вампирами здесь считают людей, которые используют магию или технологии, чтобы обездвижить жертв, а затем выкачать из них кровь с помощью шприцов или зарубежного (!) медицинского оборудования. Считается, что впоследствии они продают добытую кровь, предположительно сатанистам и/или белым — малавийцы считают, что в тропическом климате без местной кровушки белые быстро загибаются.
Здесь отчетливо прослеживается один общеафриканский мотив — как и в других странах Восточной и Южной Африки, ведьмами и колдунами малавийцы считают в первую очередь «плохих» соплеменников, в то время как вампирами — чужаков. Так что в «кровососных погромах» нередко достается иностранцам — в этом случае одной из жертв стал гражданин Мозамбика, в 2017 г. пострадали несколько туристов, а в следующем году чуть не погибли журналисты BBC.
Но дело не в косности или, как пишут малограмотные журналисты, суеверности малавийцев. В истерии ясно проступают уши былых, но все еще не залеченных колониальных травм — в свое время британские медики довольно халатно относились к вакцинации и заборам крови у чернокожих, использовали грязные и многократно пользованные шприцы, тем самым распространяя массу опасных болезней (в том числе — СПИД) и причиняя куда больше вреда, чем пользы.
Но с долгожданным уходом белых лучше в стране особо не стало. Поэтому в вампиризме начали винить уже не только белых, но и своих — функционеров правящих партий и коалиций, бизнесменов, высокопоставленных чиновников и просто богатых людей. Финальная связка — 2002 г., когда правительство накануне чудовищного голода и под давлением МВФ распродало зерновые резервы.
Именно тогда властей стали винить в оккультном сговоре с белыми людьми. Удачная и во многом справедливая метафора «кровососущего государства», таким образом, слилась с прелестями неолиберизма и стала универсальным ответом на все беды страны — во время очередного обострения 2017 г. погромы затронули в основном богатых малавийцев.
Любопытно, что дрова для растопки паранойи доставляют протестанты. Точнее — пятидесятнические церкви, буквально помешанные на демонах и демономании и заражающие паранойей своих прихожан. В Блантайре и Лилонгве постоянно гуляют слухи о сатанинских церквях и шабашах.
Все это липкое безумие воспроизводится из года в год благодаря чудовищному положению в экономике. Малави — одна из беднейших и наименее благополучных стран мира. Устроиться на работу без связей здесь сложно, разбогатеть — еще сложнее; бюджет на 40% зависит от донорской помощи стран Европы и США, а зарубежные некоммерческие организации и всякие там «иностранные агенты» — единственные работодатели для образованного среднего класса.
Поэтому отрезанные от иностранной валюты и бюджетной кормушки автохтоны задаются вопросом — если в стране ошивается так много белых, то почему не становится лучше? Так что вампиры — это такой своеобразный, во многом уродливый способ простых и малограмотных людей поговорить о насущных проблемах своей страны. Без жертв и mob justice эти пересуды не обходятся никогда.
Финтех и «вертолетные деньги». Африканские ответы на коронавирусный кризис
Коронавирусная пандемия и сопутствующий ей глобальный экономический кризис — катастрофа для континентальных экономик. По оценкам экономистов Афросоюза, совокупный ВВП Африки может сократиться на 0,8 - 1,1% (по пессимистичным оценкам Всемирного Банка — на 5,1%), иностранные инвестиции — на 15%, налоги — на 30%, экспорт и импорт — на 35%.
Главная задача местных правительств — сохранить мелкий бизнес и неформальную торговлю, в которых заняты подавляющее большинство экономически активного населения. Показателен пример Кот-д'Ивуара, намеренного пустить на поддержку неформального бизнеса не менее 100 млрд франков КФА (в этой сфере занято свыше 92% ивуарийцев). На выручку приходят и финансовые технологии, в первую очередь — кенийский сервис мобильных платежей M-Pesa (от суахилийского pesa — деньги), недавно выкупленный крупнейшими южноафриканскими мобильными операторами — Safaricom и Vodacom.
Мобильные деньги, бесконтактные электронные платежи и социальные приложения (вроде угандийского Market Garden по заказу продуктов у фермеров) — единственный способ удержать товарооборот в условиях карантинных мер, и правительства идут на множество послаблений для их продвижения среди населения. В таком направлении пошли Бенин, Буркина-Фасо, Гвинея-Бисау, Мали и другие страны зоны франка КФА; Гана, в числе прочего, намерена использовать универсальные QR-коды — в рамках новой бесконтактной платежной системы.
Но технологий недостаточно — уровень интернетизации и охвата мобильной связью стран Африки все еще достаточно низкий. Поэтому для поддержания платежеспособного спроса правительства просто вынуждены раздавать «вертолетные деньги» и идти на другие социальные меры во избежание социального взрыва.
Продвинутые социальные пакеты выработали Намибия и Кабо-Верде — первая собирается выплатить 750N$ всем потерявшим работу в возрасте 18-60 лет и открыть бесплатный доступ к водоснабжению, вторая — раздавать деньги, еду и пособия, включая занятым в неформальном секторе. В самой пораженной стране — ЮАР (свыше 2 тыс. заболевших) — президент и члены кабмина пожертвовали 33% своих зарплат в особый Фонд солидарности, направленный на сдерживание эпидемии и помощь уязвимым южноафриканцам. На материальную помощь здесь могут рассчитывать как работники на карантине (в порядке оплачиваемых больничных), так и граждане, потерявшие работу или бизнес.
Экономические лидеры Восточной Африки — Кения и Уганда — уже начали раздавать еду «уязвимому» населению и занялись регулированием ценовой политики, а власти соседней Руанды активно штрафуют компании, замешанные в спекуляциях. Жестким ценовым контролем занимается и Эфиопия, объявившая на своей территории пятимесячный режим ЧП.
Дальше всех пошло правительство Того, которое 8 апреля запустило программу универсальной помощи «Новисси» («Солидарность»). В соответствии с ней все нуждающиеся (в т.ч. водители мототакси), потерявшие доход из-за карантинных ограничений, получат на электронные кошельки в общей сложности 1,6 млрд франков КФА. Соседняя Гана объявила об отмене платы за воду и электроэнергию в течение трех месяцев — за апрель, май и июнь, и также рассматривает возможность раздавать деньги пострадавшим от карантина.
Нигерия — в числе прочего — тоже объявила об отмене платы за электроэнергию — но на два месяца. Правительство и губернаторы штатов также анонсировали раздачи риса, зерна и денег — самым уязвимым и бедным домохозяйствам. Еще в конце февраля федеральные власти насчитали 10,7 млн беднейших граждан в 35 штатах, ставших бенефициарами программы базовой материальной помощи. Собирает деньги и Камерун — в особый фонд солидарности, куда власти планируют собрать не менее 1,5 млрд франков КФА (1,5 млн евро). В настоящее время уже собрано порядка 700 млн франков, или 1 млн евро.
Наконец, о готовности распечатывать бюджет заявила даже Зимбабве. Правительство этой хронически нестабильной страны выделило свыше 600 млн$ на выплаты одному миллиону наиболее уязвимых домохозяйств, пострадавших от эпидемии.
Коронавирусная пандемия и сопутствующий ей глобальный экономический кризис — катастрофа для континентальных экономик. По оценкам экономистов Афросоюза, совокупный ВВП Африки может сократиться на 0,8 - 1,1% (по пессимистичным оценкам Всемирного Банка — на 5,1%), иностранные инвестиции — на 15%, налоги — на 30%, экспорт и импорт — на 35%.
Главная задача местных правительств — сохранить мелкий бизнес и неформальную торговлю, в которых заняты подавляющее большинство экономически активного населения. Показателен пример Кот-д'Ивуара, намеренного пустить на поддержку неформального бизнеса не менее 100 млрд франков КФА (в этой сфере занято свыше 92% ивуарийцев). На выручку приходят и финансовые технологии, в первую очередь — кенийский сервис мобильных платежей M-Pesa (от суахилийского pesa — деньги), недавно выкупленный крупнейшими южноафриканскими мобильными операторами — Safaricom и Vodacom.
Мобильные деньги, бесконтактные электронные платежи и социальные приложения (вроде угандийского Market Garden по заказу продуктов у фермеров) — единственный способ удержать товарооборот в условиях карантинных мер, и правительства идут на множество послаблений для их продвижения среди населения. В таком направлении пошли Бенин, Буркина-Фасо, Гвинея-Бисау, Мали и другие страны зоны франка КФА; Гана, в числе прочего, намерена использовать универсальные QR-коды — в рамках новой бесконтактной платежной системы.
Но технологий недостаточно — уровень интернетизации и охвата мобильной связью стран Африки все еще достаточно низкий. Поэтому для поддержания платежеспособного спроса правительства просто вынуждены раздавать «вертолетные деньги» и идти на другие социальные меры во избежание социального взрыва.
Продвинутые социальные пакеты выработали Намибия и Кабо-Верде — первая собирается выплатить 750N$ всем потерявшим работу в возрасте 18-60 лет и открыть бесплатный доступ к водоснабжению, вторая — раздавать деньги, еду и пособия, включая занятым в неформальном секторе. В самой пораженной стране — ЮАР (свыше 2 тыс. заболевших) — президент и члены кабмина пожертвовали 33% своих зарплат в особый Фонд солидарности, направленный на сдерживание эпидемии и помощь уязвимым южноафриканцам. На материальную помощь здесь могут рассчитывать как работники на карантине (в порядке оплачиваемых больничных), так и граждане, потерявшие работу или бизнес.
Экономические лидеры Восточной Африки — Кения и Уганда — уже начали раздавать еду «уязвимому» населению и занялись регулированием ценовой политики, а власти соседней Руанды активно штрафуют компании, замешанные в спекуляциях. Жестким ценовым контролем занимается и Эфиопия, объявившая на своей территории пятимесячный режим ЧП.
Дальше всех пошло правительство Того, которое 8 апреля запустило программу универсальной помощи «Новисси» («Солидарность»). В соответствии с ней все нуждающиеся (в т.ч. водители мототакси), потерявшие доход из-за карантинных ограничений, получат на электронные кошельки в общей сложности 1,6 млрд франков КФА. Соседняя Гана объявила об отмене платы за воду и электроэнергию в течение трех месяцев — за апрель, май и июнь, и также рассматривает возможность раздавать деньги пострадавшим от карантина.
Нигерия — в числе прочего — тоже объявила об отмене платы за электроэнергию — но на два месяца. Правительство и губернаторы штатов также анонсировали раздачи риса, зерна и денег — самым уязвимым и бедным домохозяйствам. Еще в конце февраля федеральные власти насчитали 10,7 млн беднейших граждан в 35 штатах, ставших бенефициарами программы базовой материальной помощи. Собирает деньги и Камерун — в особый фонд солидарности, куда власти планируют собрать не менее 1,5 млрд франков КФА (1,5 млн евро). В настоящее время уже собрано порядка 700 млн франков, или 1 млн евро.
Наконец, о готовности распечатывать бюджет заявила даже Зимбабве. Правительство этой хронически нестабильной страны выделило свыше 600 млн$ на выплаты одному миллиону наиболее уязвимых домохозяйств, пострадавших от эпидемии.
🇨🇩 От аграрного кооператива к вооруженной секте. Забытая война в географическом сердце Африки
На востоке ДР Конго разворачиваются ожесточенные бои между правительственными войсками и таинственной вооруженной сектой — «Кооперативом за развитие Конго», контролирующим 18 деревень в провинции Итури, в вождестве Валенду-Ватси. Вспыхнувшее еще в конце 2017 г. противостояние унесло жизни свыше 300 человек и привело к исходу 300 тыс. мирных жителей.
Как это часто бывает, боям в географическом центре Африки — провинции Итури — предшествовали идеи. Хема — высокорослых и хорошо сложенных скотоводов с «почти европейскими» чертами лица — бельгийские колонизаторы с легкой руки путешественника Генри Мортона Стэнли окрестили «благородными потомками семитов», покуда их соседи — земледельцы нгити (субэтнос ленду) — оказались в положении «нечестивцев», бунтовщиков и дикарей. Бестселлер Стэнли не остался незамеченным и стал настоящим руководством к действию. И по сей день образованные ленду небезосновательно считают очерки Стэнли «азбукой расового превосходства» в руках покоривших их еще в XVIII столетии хема — любимцев бельгийцев и сменившего их после обретения независимости самодура Мобуту Сесе Секо. Но вековые обиды на хема, помноженные на золотую лихорадку и земельный голод, дали знать о себе лишь на исходе прошлого столетия — на фоне повсеместной эрозии «мобутизма» и медленного развала государства.
Еще в 1978 г. в вождестве Валенду-Бинди появилось странное, но исключительно успешное агропромышленное предприятие — «Кооператив за экономическое развитие Конго» (Coopérative de développement économique du Congo, CODECO). Его возглавила влиятельная среди нгити группа младореформаторов во главе с сельским лидером Бернаром Какадо Тсубина, объявившая своими целями «возрождение и поддержку сельского хозяйства». Постепенно деятельность CODECO охватила всю территорию Джугу, а кооператив стал главным поставщиком продовольствия и древесного угля для регионального центра — города Буниа.
Амбиции Какадо — умелого манипулятора, колдуна и пророка — только росли. Деятельность предприятия быстро вышла за пределы собственно сельскохозяйственных занятий. Представители Какадо появились во всех поселениях Джугу, а экзальтированный пророк стал раздавать указания окрестным земледельцам о благоприятных днях для высадки урожая. Вскоре компанию стали небезосновательно подозревать в мистицизме. В числе прочего их обвиняли в производстве дава — и поныне популярных среди сельских ополчений «май-май» магических снадобий, якобы дарующих неуязвимость от пуль.
Когда с загниванием режима Мобуту Заир медленно погружался в хаос, в непроходимых девственных лесах семидесятилетний Бернар Какадо начал собирать вооруженных сторонников и постепенно стал духовным лидером и целителем местной повстанческой коалиции ленду — «Фронта патриотического сопротивления Итури». В его воспаленном воображении оформился исключительно популярный среди экстремистов-ленду миф о зловещей «империи тутси», намеренной поглотить Конго в сотрудничестве с Угандой, Руандой и их прихвостнями — народом хема. Так CODECO выродился в эсхатологическую секту этноэкстремистов, принявшую участие в свирепой межэтнической бойне между хема и ленду — одном из фронтов Второй конголезской войны 1998-2003 гг.
Несмотря на то что Какадо был арестован и закончил свои дни в тюрьме в 2011 г., CODECO ушел в тень и сохранил религиозно-политические структуры. А в конце 2017 г. секта перешла в полнокровное наступление, заставившее заговорить о настоящем геноциде. «Кооператив» стал вербовать в свои ряды неблагополучную молодежь, проходившую обряды инициации и различные эзотерические церемонии.
Наркотизированные подростки получали нехитрое оружие — луки, мачете, — и столь же нехитрые приказы — нападать на деревни хема, расхищать оружейные арсеналы и не оставлять никаких следов после своих атак. Лишь в октябре 2019 г. на лесные базы CODECO обрушился «Шторм Итури» — генеральное наступление конголезских войск, заставшее на своем пути опустошенные деревни и сгоревшие дома.
На востоке ДР Конго разворачиваются ожесточенные бои между правительственными войсками и таинственной вооруженной сектой — «Кооперативом за развитие Конго», контролирующим 18 деревень в провинции Итури, в вождестве Валенду-Ватси. Вспыхнувшее еще в конце 2017 г. противостояние унесло жизни свыше 300 человек и привело к исходу 300 тыс. мирных жителей.
Как это часто бывает, боям в географическом центре Африки — провинции Итури — предшествовали идеи. Хема — высокорослых и хорошо сложенных скотоводов с «почти европейскими» чертами лица — бельгийские колонизаторы с легкой руки путешественника Генри Мортона Стэнли окрестили «благородными потомками семитов», покуда их соседи — земледельцы нгити (субэтнос ленду) — оказались в положении «нечестивцев», бунтовщиков и дикарей. Бестселлер Стэнли не остался незамеченным и стал настоящим руководством к действию. И по сей день образованные ленду небезосновательно считают очерки Стэнли «азбукой расового превосходства» в руках покоривших их еще в XVIII столетии хема — любимцев бельгийцев и сменившего их после обретения независимости самодура Мобуту Сесе Секо. Но вековые обиды на хема, помноженные на золотую лихорадку и земельный голод, дали знать о себе лишь на исходе прошлого столетия — на фоне повсеместной эрозии «мобутизма» и медленного развала государства.
Еще в 1978 г. в вождестве Валенду-Бинди появилось странное, но исключительно успешное агропромышленное предприятие — «Кооператив за экономическое развитие Конго» (Coopérative de développement économique du Congo, CODECO). Его возглавила влиятельная среди нгити группа младореформаторов во главе с сельским лидером Бернаром Какадо Тсубина, объявившая своими целями «возрождение и поддержку сельского хозяйства». Постепенно деятельность CODECO охватила всю территорию Джугу, а кооператив стал главным поставщиком продовольствия и древесного угля для регионального центра — города Буниа.
Амбиции Какадо — умелого манипулятора, колдуна и пророка — только росли. Деятельность предприятия быстро вышла за пределы собственно сельскохозяйственных занятий. Представители Какадо появились во всех поселениях Джугу, а экзальтированный пророк стал раздавать указания окрестным земледельцам о благоприятных днях для высадки урожая. Вскоре компанию стали небезосновательно подозревать в мистицизме. В числе прочего их обвиняли в производстве дава — и поныне популярных среди сельских ополчений «май-май» магических снадобий, якобы дарующих неуязвимость от пуль.
Когда с загниванием режима Мобуту Заир медленно погружался в хаос, в непроходимых девственных лесах семидесятилетний Бернар Какадо начал собирать вооруженных сторонников и постепенно стал духовным лидером и целителем местной повстанческой коалиции ленду — «Фронта патриотического сопротивления Итури». В его воспаленном воображении оформился исключительно популярный среди экстремистов-ленду миф о зловещей «империи тутси», намеренной поглотить Конго в сотрудничестве с Угандой, Руандой и их прихвостнями — народом хема. Так CODECO выродился в эсхатологическую секту этноэкстремистов, принявшую участие в свирепой межэтнической бойне между хема и ленду — одном из фронтов Второй конголезской войны 1998-2003 гг.
Несмотря на то что Какадо был арестован и закончил свои дни в тюрьме в 2011 г., CODECO ушел в тень и сохранил религиозно-политические структуры. А в конце 2017 г. секта перешла в полнокровное наступление, заставившее заговорить о настоящем геноциде. «Кооператив» стал вербовать в свои ряды неблагополучную молодежь, проходившую обряды инициации и различные эзотерические церемонии.
Наркотизированные подростки получали нехитрое оружие — луки, мачете, — и столь же нехитрые приказы — нападать на деревни хема, расхищать оружейные арсеналы и не оставлять никаких следов после своих атак. Лишь в октябре 2019 г. на лесные базы CODECO обрушился «Шторм Итури» — генеральное наступление конголезских войск, заставшее на своем пути опустошенные деревни и сгоревшие дома.
🇬🇭 Danse macabre по-гански. За кулисами одного вирусного интернет-мема
Похоже, в Гане оборвалась знаменитая традиция многотысячных пышных похорон с музыкой и танцами. Именно этот обычай увековечен в недавно разлетевшемся по Интернету вирусном меме funeral dance, где костюмированная труппа профессиональных носильщиков исполняет танец с гробом покойного. Отныне, в связи с карантинными мерами, на похороны допускается не больше 25 человек, а покойный должен быть предан земле в течение суток.
О западноафриканских похоронных церемониях я уже писал раньше — на примере Бенина. В Западной Африке похороны — главное событие в жизни человека. А в жизни ганцев они столь важны, что благополучно прижились даже в заокеанской диаспоре, в частности в Нью-Йорке.
Ганские похороны — фестиваль безумного расточительства и китча. Ради них даже малоимущие вынуждены залезать в огромные долги, лишь бы только обеспечить покойному родичу достойный переход в новое и последнее состояние. Поэтому тела покойных лежат в моргах неделями и месяцами, ожидая соблюдения всех формальностей, а похороны занимают не меньше недели, после чего душа расстается с телом и воссоединяется с миром предков, чтобы начать цикл заново.
Но ганцы не останавливаются ни перед какими расходами и долгами. Все потому, что пышные похороны — это инвестиция. В мир мертвых, в мир живых, в социальный капитал своей семьи и рода. Неудивительно, что вокруг них выросла колоссальная «загробная экономика» — фотографы, хореографические и музыкальные труппы и коллективы, пошивочные мастерские, флористы, постоянно экспериментирующие с жанрами и формами на невероятно конкурентном и востребованном рынке «ритуальных торжеств». Отсюда — непрерывный поток художественной самодеятельности и творческих инноваций.
И если уж верна спорная мысль, что театр развился из поминальных обрядов, то за подтверждением этой смелой гипотезе не следует погружаться в нюансы греческих культов — достаточно побывать в стране аканов, га, эве и ашанти. Здесь на похоронах встречаются все жанры духовной культуры — театральное искусство, традиционная и современная инструментальная музыка и в особенности — танец (адова).
Но едва ли не главная изюминка таких церемоний — это гробы, т.н. fantasy coffins, или абебу абекай. Почти всегда они должны что-то рассказать об умершем — сфере занятий, мечтах или пристрастиях. Изготовление таких гробов — настоящее искусство, и каждый обходится чуть ли не в годовой заработок среднего ганца. Непревзойденным мастером и новатором в этом специфическом ремесле стал умелец Кане Квеи (1924-1992), однажды изготовивший «гроб-рыбу» своему умирающему дяде и вскоре с головой окунувшийся в новое для себя ремесло.
Рыбакам он мастерил гробы-лодки, многодетным матерям — гробы в форме куриц. В его репертуаре были и гробы-самолеты, и гробы-дома, и гробы в форме животных и рыб. Кане Квеи был настолько популярен, что его коллекция даже выставлялась в 1989 г. на экспозиции Magiciens de la Terre в парижском Центре Помпиду. Кстати, себе он выбрал довольно незатейливый гроб — простоватую коробку с выгравированными на ней пилой, молотком, зубилом и угольником.
В репертуаре современных умельцев — гробы-мобильники (от легендарной «Моторолы» до продукции Apple), а также автомобили, бутылки «Кока-Колы» и даже пачки любимых сигарет. Кстати, один из именитых ганских скульпторов — Эрик Аджетей Ананг — изготовил несколько гробов для выставки в Новосибирске (2011), где в числе прочего представил — по заказу куратора — гроб в форме... бутылки водки. Словом, любой каприз за ваши деньги.
Похоже, в Гане оборвалась знаменитая традиция многотысячных пышных похорон с музыкой и танцами. Именно этот обычай увековечен в недавно разлетевшемся по Интернету вирусном меме funeral dance, где костюмированная труппа профессиональных носильщиков исполняет танец с гробом покойного. Отныне, в связи с карантинными мерами, на похороны допускается не больше 25 человек, а покойный должен быть предан земле в течение суток.
О западноафриканских похоронных церемониях я уже писал раньше — на примере Бенина. В Западной Африке похороны — главное событие в жизни человека. А в жизни ганцев они столь важны, что благополучно прижились даже в заокеанской диаспоре, в частности в Нью-Йорке.
Ганские похороны — фестиваль безумного расточительства и китча. Ради них даже малоимущие вынуждены залезать в огромные долги, лишь бы только обеспечить покойному родичу достойный переход в новое и последнее состояние. Поэтому тела покойных лежат в моргах неделями и месяцами, ожидая соблюдения всех формальностей, а похороны занимают не меньше недели, после чего душа расстается с телом и воссоединяется с миром предков, чтобы начать цикл заново.
Но ганцы не останавливаются ни перед какими расходами и долгами. Все потому, что пышные похороны — это инвестиция. В мир мертвых, в мир живых, в социальный капитал своей семьи и рода. Неудивительно, что вокруг них выросла колоссальная «загробная экономика» — фотографы, хореографические и музыкальные труппы и коллективы, пошивочные мастерские, флористы, постоянно экспериментирующие с жанрами и формами на невероятно конкурентном и востребованном рынке «ритуальных торжеств». Отсюда — непрерывный поток художественной самодеятельности и творческих инноваций.
И если уж верна спорная мысль, что театр развился из поминальных обрядов, то за подтверждением этой смелой гипотезе не следует погружаться в нюансы греческих культов — достаточно побывать в стране аканов, га, эве и ашанти. Здесь на похоронах встречаются все жанры духовной культуры — театральное искусство, традиционная и современная инструментальная музыка и в особенности — танец (адова).
Но едва ли не главная изюминка таких церемоний — это гробы, т.н. fantasy coffins, или абебу абекай. Почти всегда они должны что-то рассказать об умершем — сфере занятий, мечтах или пристрастиях. Изготовление таких гробов — настоящее искусство, и каждый обходится чуть ли не в годовой заработок среднего ганца. Непревзойденным мастером и новатором в этом специфическом ремесле стал умелец Кане Квеи (1924-1992), однажды изготовивший «гроб-рыбу» своему умирающему дяде и вскоре с головой окунувшийся в новое для себя ремесло.
Рыбакам он мастерил гробы-лодки, многодетным матерям — гробы в форме куриц. В его репертуаре были и гробы-самолеты, и гробы-дома, и гробы в форме животных и рыб. Кане Квеи был настолько популярен, что его коллекция даже выставлялась в 1989 г. на экспозиции Magiciens de la Terre в парижском Центре Помпиду. Кстати, себе он выбрал довольно незатейливый гроб — простоватую коробку с выгравированными на ней пилой, молотком, зубилом и угольником.
В репертуаре современных умельцев — гробы-мобильники (от легендарной «Моторолы» до продукции Apple), а также автомобили, бутылки «Кока-Колы» и даже пачки любимых сигарет. Кстати, один из именитых ганских скульпторов — Эрик Аджетей Ананг — изготовил несколько гробов для выставки в Новосибирске (2011), где в числе прочего представил — по заказу куратора — гроб в форме... бутылки водки. Словом, любой каприз за ваши деньги.
🇹🇩 Война не по правилам. Почему чадская армия — сильнейшая в Черной Африке
В минувшие недели чадские войска нанесли крупнейшее с 2016 г. поражение террористам «Боко харам». Потеряв 52 солдата, чадские части уничтожили свыше 1 тыс. боевиков и разрушили все их базы в акватории озера Чад. Удар столь серьезный, что главарь террористов Абубакар Шекау в видеобращении истерично умолял своих бойцов не разбегаться, а чадцев — оставить его в покое. Для президента Идриса Деби Итно, мечтающего занять место Каддафи, это важный шаг к региональному лидерству.
Нигерийским же военным экспертам, на плечах которых лежит основная тяжесть боев с исламистами, остается лишь кусать локти. Показательно, что власти Нигерии — с ее огромным военным бюджетом в 2,41 млрд$ — просят увеличить свою и без того бестолковую и неповоротливую армию еще на 100 тыс. военнослужащих, в то время как Чад — с общим годовым бюджетом в 7 млрд$ и военными расходами всего в 300 млн$ — способен проводить образцовые операции и укреплять колониальный миф о «непобедимости чадского солдата».
Просто ВС Чада создавались не как классическая армия. Их основа — бывшая партизанская вольница, закаленная в боях друг с другом и с ливийцами в знаменитой «Войне тойот» и не дружащая с бесполезной в пустыне тяжелой бронетехникой. В ангарах Чада до сих пор пылится трофейная советская техника, в том числе 60 модернизированных украинскими инженерами танков Т-55, захваченных еще в боях с Каддафи — в той самой войне, где разгромили посредственного «отличника» Халифу Хафтара.
Главная ударная сила Чада — более сотни надежных пушечных броневиков «Панар», создававшихся французами для контрпартизанских операций в пустыне, а в руках бывших партизан превратившихся в мощное оружие. С началом же разработки в 2003 г. нефтяных месторождений до половины нефтедолларов Чада уходило на закупки адекватного сахельской экосистеме оборудования и вооружения. Со временем на нефтяные доходы чадцам удалось сформировать компактные и сбалансированные вооруженные силы, дополнив легендарные «Панары» бразильскими «Каскавелами» и российскими БРДМ-2, незаменимыми в песках и саваннах.
Но главная ценность Чада — это люди, наемники, ополченцы и партизаны, с ранних лет не расстававшиеся с оружием и в разное время кооптированные в ряды правительственных сил. Это 30-тысячное воинство здорово натаскали французские специалисты — на опыте мобильных операций Эрвина Роммеля в Северной Африке. Впоследствии, после того как страну почти замирили, а столицу Нджамену окружили рвами и насыпями — во избежание прорыва повстанческих колонн на «Тойотах» — местным пассионариям нашли применение в ЦАР, Мали, Нигерии и Нигере, а также на неспокойном севере страны. Чадские же наемники и поныне участвуют в боях в Ливии — как на стороне ЛНА, так и в рядах ПНС.
В итоге у нищего государства, уверенно замыкающего все социальные и экономические рейтиги ООН, оказалась сильнейшая армия в Черной Африке, с которой могут потягаться лишь Руанда или ЮАР. Французы неслучайно выбрали именно Чад своим привилегированным военным партнером и плацдармом для операций своих африканских коммандос. Опыт строительства ВС Чада другие сахельские страны повторить пока не смогли.
В минувшие недели чадские войска нанесли крупнейшее с 2016 г. поражение террористам «Боко харам». Потеряв 52 солдата, чадские части уничтожили свыше 1 тыс. боевиков и разрушили все их базы в акватории озера Чад. Удар столь серьезный, что главарь террористов Абубакар Шекау в видеобращении истерично умолял своих бойцов не разбегаться, а чадцев — оставить его в покое. Для президента Идриса Деби Итно, мечтающего занять место Каддафи, это важный шаг к региональному лидерству.
Нигерийским же военным экспертам, на плечах которых лежит основная тяжесть боев с исламистами, остается лишь кусать локти. Показательно, что власти Нигерии — с ее огромным военным бюджетом в 2,41 млрд$ — просят увеличить свою и без того бестолковую и неповоротливую армию еще на 100 тыс. военнослужащих, в то время как Чад — с общим годовым бюджетом в 7 млрд$ и военными расходами всего в 300 млн$ — способен проводить образцовые операции и укреплять колониальный миф о «непобедимости чадского солдата».
Просто ВС Чада создавались не как классическая армия. Их основа — бывшая партизанская вольница, закаленная в боях друг с другом и с ливийцами в знаменитой «Войне тойот» и не дружащая с бесполезной в пустыне тяжелой бронетехникой. В ангарах Чада до сих пор пылится трофейная советская техника, в том числе 60 модернизированных украинскими инженерами танков Т-55, захваченных еще в боях с Каддафи — в той самой войне, где разгромили посредственного «отличника» Халифу Хафтара.
Главная ударная сила Чада — более сотни надежных пушечных броневиков «Панар», создававшихся французами для контрпартизанских операций в пустыне, а в руках бывших партизан превратившихся в мощное оружие. С началом же разработки в 2003 г. нефтяных месторождений до половины нефтедолларов Чада уходило на закупки адекватного сахельской экосистеме оборудования и вооружения. Со временем на нефтяные доходы чадцам удалось сформировать компактные и сбалансированные вооруженные силы, дополнив легендарные «Панары» бразильскими «Каскавелами» и российскими БРДМ-2, незаменимыми в песках и саваннах.
Но главная ценность Чада — это люди, наемники, ополченцы и партизаны, с ранних лет не расстававшиеся с оружием и в разное время кооптированные в ряды правительственных сил. Это 30-тысячное воинство здорово натаскали французские специалисты — на опыте мобильных операций Эрвина Роммеля в Северной Африке. Впоследствии, после того как страну почти замирили, а столицу Нджамену окружили рвами и насыпями — во избежание прорыва повстанческих колонн на «Тойотах» — местным пассионариям нашли применение в ЦАР, Мали, Нигерии и Нигере, а также на неспокойном севере страны. Чадские же наемники и поныне участвуют в боях в Ливии — как на стороне ЛНА, так и в рядах ПНС.
В итоге у нищего государства, уверенно замыкающего все социальные и экономические рейтиги ООН, оказалась сильнейшая армия в Черной Африке, с которой могут потягаться лишь Руанда или ЮАР. Французы неслучайно выбрали именно Чад своим привилегированным военным партнером и плацдармом для операций своих африканских коммандос. Опыт строительства ВС Чада другие сахельские страны повторить пока не смогли.
🇲🇬 «Наша страна изменит ход истории». Как и зачем на Мадагаскаре нашли «лекарство» от коронавируса
Президент Мадагаскара Андри Радзуэлина представил публике национальное лекарство от коронавирусной инфекции. Речь идет о «Covid-Organics» — травяном препарате на основе однолетней полыни (artemisia annua), доказавшей свою эффективность против малярии.
О наличии в стране «чудесного лекарства» президент сообщил еще 8 апреля в телеобращении к гражданам, заявив, что Мадагаскар «может изменить ход истории». Уже 20 апреля он торжественно представил препарат общественности и заявил, что уязвимые группы граждан получат его бесплатно. В Малагасийском институте прикладных исследований также «подтвердили» эффективность «Covid-Organics» в лечении болезни.
Скандальные заявления 45-летнего плейбоя и шоумена без высшего образования вызвали перешептывания. Ясно, что на волне эпидемии бешено вырос спрос на лекарственные травы и настои — на базе полыни, имбиря и цитрона. Так что деловые круги Мадагаскара во главе с Радзуэлиной — прирожденным бизнесменом — решили капитализировать свою уникальную экосистему с 80% эндемиков и выйти на африканский рынок. В этой истории торчат уши и парижской гуманитарной НПО «Дом полыни», занимающейся популяризацией антималярийных препаратов на базе artemisia annua и artemisia afra.
В лучших африканских традициях не обошлось и без мистики — 16 апреля по местному ящику крутили «документалку» о бразильской предсказательнице, якобы приехавшей на остров еще в ноябре и предсказавшей как пандемию, так и чудесное спасение — разумеется, из Мадагаскара.
На самом деле весь этот цирк способствовал лишь одному — сворачиванию карантинных мер. Сразу после презентации «Covid-Organics» Радзуэлина снял ограничения на передвижения в трех крупнейших городах страны.
При этом нельзя сказать, что его правительство сидело сложа руки. Ранее по поручению Радзуэлины власти раздали 240 тыс. продуктовых корзин уязвимым группам — пожилым, уличным торговцам, проституткам, открыли почти 200 «рынков для бедных» со скидками на рис и масло в диапазоне 25-50%.
Но руки у правительства стали опускаться после того, как решено было поддержать, а сначала просто пересчитать всех занятых в неформальном секторе, а таких в стране — почти 93% от экономически активного населения. Стало понятно, что с карантином надо срочно завязывать — иначе будет хуже.
Президент Мадагаскара Андри Радзуэлина представил публике национальное лекарство от коронавирусной инфекции. Речь идет о «Covid-Organics» — травяном препарате на основе однолетней полыни (artemisia annua), доказавшей свою эффективность против малярии.
О наличии в стране «чудесного лекарства» президент сообщил еще 8 апреля в телеобращении к гражданам, заявив, что Мадагаскар «может изменить ход истории». Уже 20 апреля он торжественно представил препарат общественности и заявил, что уязвимые группы граждан получат его бесплатно. В Малагасийском институте прикладных исследований также «подтвердили» эффективность «Covid-Organics» в лечении болезни.
Скандальные заявления 45-летнего плейбоя и шоумена без высшего образования вызвали перешептывания. Ясно, что на волне эпидемии бешено вырос спрос на лекарственные травы и настои — на базе полыни, имбиря и цитрона. Так что деловые круги Мадагаскара во главе с Радзуэлиной — прирожденным бизнесменом — решили капитализировать свою уникальную экосистему с 80% эндемиков и выйти на африканский рынок. В этой истории торчат уши и парижской гуманитарной НПО «Дом полыни», занимающейся популяризацией антималярийных препаратов на базе artemisia annua и artemisia afra.
В лучших африканских традициях не обошлось и без мистики — 16 апреля по местному ящику крутили «документалку» о бразильской предсказательнице, якобы приехавшей на остров еще в ноябре и предсказавшей как пандемию, так и чудесное спасение — разумеется, из Мадагаскара.
На самом деле весь этот цирк способствовал лишь одному — сворачиванию карантинных мер. Сразу после презентации «Covid-Organics» Радзуэлина снял ограничения на передвижения в трех крупнейших городах страны.
При этом нельзя сказать, что его правительство сидело сложа руки. Ранее по поручению Радзуэлины власти раздали 240 тыс. продуктовых корзин уязвимым группам — пожилым, уличным торговцам, проституткам, открыли почти 200 «рынков для бедных» со скидками на рис и масло в диапазоне 25-50%.
Но руки у правительства стали опускаться после того, как решено было поддержать, а сначала просто пересчитать всех занятых в неформальном секторе, а таких в стране — почти 93% от экономически активного населения. Стало понятно, что с карантином надо срочно завязывать — иначе будет хуже.
🇷🇼 Каждый за себя, а Руанда против всех. Как африканский Сингапур добивает виновных в геноциде тутси — спустя четверть века после трагедии
Многие конголезские повстанцы «май-май» узнали о понятии «сексуальное насилие» лишь недавно благодаря пропаганде ООН. Но почти все они хорошо ориентируются в геополитике и охотно объяснят вам нюансы «балканизации».
Так в этих краях именуют теорию заговора, согласно которой соседние страны ведут тайную войну против Конго ради ее природных богатств, прибегая к услугам зловещей «пятой колонны» — в ее роли чаще всего выступают исторически связанные с Руандой тутси-баньямуленге, ранее составлявшие основу антиправительственных мятежей.
К сожалению, соседки ДР Конго дают немало пищи для воспаленных умов местных националистов. Уганда, Руанда и Бурунди через свои «прокси-группировки» активно расхищают природные ресурсы, грабят население и истребляют осевшую в Конго военно-политическую оппозицию.
Особенно в этом преуспела Руанда. Вот уже почти год эта маленькая, но исключительно агрессивная и сильная страна с разрешения Киншасы и лично президента ДР Конго Феликса Чисекеди ведет секретную «гибридную» войну на востоке Конго. Ее цель — разгром действующих на территории страны группировок руандийской оппозиции, поддерживаемых Бурунди и Угандой.
Первую скрипку играют одиозные экстремисты-хуту из «Демократических сил освобождения Руанды» (ДСОР) и отколовшееся от них «Объединение за единство и демократию». Костяк этих «демократов» — бывшие участники геноцида 1994 г., которые давно уже вросли в конголезскую почву, обросли союзниками из местных сельских ополчений и рекрутами — из конголезской молодежи.
Руанда не привыкла церемониться со своими врагами. Переодетые в конголезскую форму коммандос — разведчики, диверсанты и целые батальоны — точечно ликвидируют старых военных преступников, сжигают дома и деревни их сторонников и репатриируют сдавшихся и пленных обратно в Руанду. Статистика впечатляет. Только за последний триместр 2019 г. уничтожено множество главарей хуту. В их числе — глава ДСОР Сильвестр Мудакумура и глава ОЕД Жан-Мишель Африка. Бои продолжаются и сейчас — 13 апреля руандийские части сожгли подконтрольные ДСОР деревни в территории Рутшуру.
Вместе с тем — заодно с бывшими геноцидниками — Кигали с удовольствием расправляется с оппозицией и диссидентами, объединенными в «Национальный конгресс Руанды» (НКР) во главе с опальным генералом Каюмбой Ньямвасой — главой генштаба руандийских ВС в 1998—2002 гг. Только за последний год от НКР остались лишь полсотни оборванцев. Так что общая угроза привела к невероятному альянсу — хуту из ДСОР сошлись с тутси из НКР. Удивительное рядом!
Но опасность в другом. Та самая «пятая колонна» — конголезские тутси-баньямуленге — отвернулись от Руанды и приютили у себя НКР — в Высоких Плато провинции Южное Киву. Добившись для себя военных, полицейских и государственных постов в Конго, конголезские тутси устали чувствовать себя руандийскими марионетками и активно интегрируются в конголезское политическое сообщество. Так что многие конголезские тутси теперь винят Руанду в дестабилизации и даже заговоре против тутси. Переживет ли Руанда потерю такого стратегического козыря — покажет время.
Многие конголезские повстанцы «май-май» узнали о понятии «сексуальное насилие» лишь недавно благодаря пропаганде ООН. Но почти все они хорошо ориентируются в геополитике и охотно объяснят вам нюансы «балканизации».
Так в этих краях именуют теорию заговора, согласно которой соседние страны ведут тайную войну против Конго ради ее природных богатств, прибегая к услугам зловещей «пятой колонны» — в ее роли чаще всего выступают исторически связанные с Руандой тутси-баньямуленге, ранее составлявшие основу антиправительственных мятежей.
К сожалению, соседки ДР Конго дают немало пищи для воспаленных умов местных националистов. Уганда, Руанда и Бурунди через свои «прокси-группировки» активно расхищают природные ресурсы, грабят население и истребляют осевшую в Конго военно-политическую оппозицию.
Особенно в этом преуспела Руанда. Вот уже почти год эта маленькая, но исключительно агрессивная и сильная страна с разрешения Киншасы и лично президента ДР Конго Феликса Чисекеди ведет секретную «гибридную» войну на востоке Конго. Ее цель — разгром действующих на территории страны группировок руандийской оппозиции, поддерживаемых Бурунди и Угандой.
Первую скрипку играют одиозные экстремисты-хуту из «Демократических сил освобождения Руанды» (ДСОР) и отколовшееся от них «Объединение за единство и демократию». Костяк этих «демократов» — бывшие участники геноцида 1994 г., которые давно уже вросли в конголезскую почву, обросли союзниками из местных сельских ополчений и рекрутами — из конголезской молодежи.
Руанда не привыкла церемониться со своими врагами. Переодетые в конголезскую форму коммандос — разведчики, диверсанты и целые батальоны — точечно ликвидируют старых военных преступников, сжигают дома и деревни их сторонников и репатриируют сдавшихся и пленных обратно в Руанду. Статистика впечатляет. Только за последний триместр 2019 г. уничтожено множество главарей хуту. В их числе — глава ДСОР Сильвестр Мудакумура и глава ОЕД Жан-Мишель Африка. Бои продолжаются и сейчас — 13 апреля руандийские части сожгли подконтрольные ДСОР деревни в территории Рутшуру.
Вместе с тем — заодно с бывшими геноцидниками — Кигали с удовольствием расправляется с оппозицией и диссидентами, объединенными в «Национальный конгресс Руанды» (НКР) во главе с опальным генералом Каюмбой Ньямвасой — главой генштаба руандийских ВС в 1998—2002 гг. Только за последний год от НКР остались лишь полсотни оборванцев. Так что общая угроза привела к невероятному альянсу — хуту из ДСОР сошлись с тутси из НКР. Удивительное рядом!
Но опасность в другом. Та самая «пятая колонна» — конголезские тутси-баньямуленге — отвернулись от Руанды и приютили у себя НКР — в Высоких Плато провинции Южное Киву. Добившись для себя военных, полицейских и государственных постов в Конго, конголезские тутси устали чувствовать себя руандийскими марионетками и активно интегрируются в конголезское политическое сообщество. Так что многие конголезские тутси теперь винят Руанду в дестабилизации и даже заговоре против тутси. Переживет ли Руанда потерю такого стратегического козыря — покажет время.
🇨🇩 «Конго, которое мы потеряли»
В ДР Конго после кровопролитных стычек с полицией арестован и помещен в психиатрическую лечебницу пророк Не Муанда Нсеми — лидер влиятельного националистического движения, выступающего за возрождение древнего королевства Конго.
Народу баконго не повезло с собственным государством. Поэтому баконго очень озабочены своим прошлым — они уверены, что с их историей что-то определенно не так. Но они полагают, что не все потеряно — историю можно и нужно переписывать, «исправлять» и обращать вспять. Для местных интеллектуалов возрождение древнего королевства Каконго (XVI—XIX вв.) всегда было предпочтительнее современных политических наций, предлагавших им заирскую идентичность, «ангольство» или — что еще хуже — дурно понятый марксизм-ленинизм.
Неудивительно, что социальный ландшафт родины баконго, разодранной бывшими колониальными владениями Бельгии, Франции и Португалии, породил массу мессианских освободительных движений. По числу пророков — бангуза — этот аграрный край, не избалованный инфраструктурными проектами и вниманием центральных властей, уступает лишь ветхозаветному Израилю.
Славная традиция пошла с пророчицы Кимпа Виты, одержимой духом св. Антония Падуанского и объявившей об африканском происхождении Иисуса, Святого семейства и апостолов. И хотя Кимпа Вита закончила жизнь на костре в 1706 г. как еретичка, а ее наследник Симон Кимбангу — в бельгийской тюрьме в 1951 г., плеяде пророков баконго несть числа, а вакантные места в духовном вакууме вскоре занимали другие бангуза — Симон Мпанди, Андре Матсуа, Мабвака, Симау Току, Тата Вонда.
Последнему «пророку своего отечества» — Не Муанде Нсеми (в миру Закария Бадиенгила) — повезло немного больше. В 2006 и 2011 гг. пророк даже избирался в конголезский парламент — пока окончательно не рассорился с властями в 2017 г.
Основанное им еще в 1986 г. «Бунду диа Конго» («союз народа конго», БДК) стало последним и самым радикальным в череде религиозно-политических движений, жаждущих возрождения королевства Конго и народа баконго, а также всесторонней борьбы с «наследием белого человека», в первую очередь — с христианством, особенно в его католическом изводе.
Его секта создала филиалы в ДР Конго и за рубежом, культивирует боевые искусства, располагает боевыми отрядами и тренировочными лагерями. В репертуаре БДК — свои обряды, наряды, жесты, религия и космогония, свой язык и привычки, многие из которых заведены в пику колониальным, по мнению сектантов, бытовым порядкам конголезцев.
На поверку же репертуар секты — экзотическая смесь «Нью-Эйдж», авраамических и неоязыческих культов, а также древнеегипетской эстетики. Так, если верить некоторым публикациям БДК, еще в доисторические времена космические создания с планеты Каконго (в системе Сириуса) высадились на землю в районе Эфиопского плато. Пришельцы во главе с архангелом Аконго, само собой, говорили на киконго и создали великую и могучую «родину слонов», в которой, впрочем, спустя какое-то время все пошло не так, культуру и язык забыли, а их страну поделили белые и руандийцы.
Но сектанты не унывают — многие верят в приход из космоса маниконго (исторический титул правителя королевства Конго в XIII-XVIII вв.) и скорое наступление «золотого века». Для его приближения они культивируют всякое «духовно-нравственное воспитание» — заводят полигамию и загоняют женщин обратно на кухни, отказываются от французского или лингала (главные языки столицы Киншасы), обучаются владению оружием.
В ДР Конго после кровопролитных стычек с полицией арестован и помещен в психиатрическую лечебницу пророк Не Муанда Нсеми — лидер влиятельного националистического движения, выступающего за возрождение древнего королевства Конго.
Народу баконго не повезло с собственным государством. Поэтому баконго очень озабочены своим прошлым — они уверены, что с их историей что-то определенно не так. Но они полагают, что не все потеряно — историю можно и нужно переписывать, «исправлять» и обращать вспять. Для местных интеллектуалов возрождение древнего королевства Каконго (XVI—XIX вв.) всегда было предпочтительнее современных политических наций, предлагавших им заирскую идентичность, «ангольство» или — что еще хуже — дурно понятый марксизм-ленинизм.
Неудивительно, что социальный ландшафт родины баконго, разодранной бывшими колониальными владениями Бельгии, Франции и Португалии, породил массу мессианских освободительных движений. По числу пророков — бангуза — этот аграрный край, не избалованный инфраструктурными проектами и вниманием центральных властей, уступает лишь ветхозаветному Израилю.
Славная традиция пошла с пророчицы Кимпа Виты, одержимой духом св. Антония Падуанского и объявившей об африканском происхождении Иисуса, Святого семейства и апостолов. И хотя Кимпа Вита закончила жизнь на костре в 1706 г. как еретичка, а ее наследник Симон Кимбангу — в бельгийской тюрьме в 1951 г., плеяде пророков баконго несть числа, а вакантные места в духовном вакууме вскоре занимали другие бангуза — Симон Мпанди, Андре Матсуа, Мабвака, Симау Току, Тата Вонда.
Последнему «пророку своего отечества» — Не Муанде Нсеми (в миру Закария Бадиенгила) — повезло немного больше. В 2006 и 2011 гг. пророк даже избирался в конголезский парламент — пока окончательно не рассорился с властями в 2017 г.
Основанное им еще в 1986 г. «Бунду диа Конго» («союз народа конго», БДК) стало последним и самым радикальным в череде религиозно-политических движений, жаждущих возрождения королевства Конго и народа баконго, а также всесторонней борьбы с «наследием белого человека», в первую очередь — с христианством, особенно в его католическом изводе.
Его секта создала филиалы в ДР Конго и за рубежом, культивирует боевые искусства, располагает боевыми отрядами и тренировочными лагерями. В репертуаре БДК — свои обряды, наряды, жесты, религия и космогония, свой язык и привычки, многие из которых заведены в пику колониальным, по мнению сектантов, бытовым порядкам конголезцев.
На поверку же репертуар секты — экзотическая смесь «Нью-Эйдж», авраамических и неоязыческих культов, а также древнеегипетской эстетики. Так, если верить некоторым публикациям БДК, еще в доисторические времена космические создания с планеты Каконго (в системе Сириуса) высадились на землю в районе Эфиопского плато. Пришельцы во главе с архангелом Аконго, само собой, говорили на киконго и создали великую и могучую «родину слонов», в которой, впрочем, спустя какое-то время все пошло не так, культуру и язык забыли, а их страну поделили белые и руандийцы.
Но сектанты не унывают — многие верят в приход из космоса маниконго (исторический титул правителя королевства Конго в XIII-XVIII вв.) и скорое наступление «золотого века». Для его приближения они культивируют всякое «духовно-нравственное воспитание» — заводят полигамию и загоняют женщин обратно на кухни, отказываются от французского или лингала (главные языки столицы Киншасы), обучаются владению оружием.
🇳🇬 Как «Боко харам» построила международную рыбную империю в акватории озера Чад
Недавнее наступление чадских войск на позиции террористов «Боко харам» в акватории озера Чад возымело неожиданные и нетривиальные последствия — операция привела к взрывному росту цен на копченую рыбу и красный перец.
Захват в 2014-2015 гг. нигерийской вооруженной сектой «Боко харам» обширных территорий на пограничье Нигерии, Нигера, Чада и Камеруна надолго обрушил эти два столпа экономики стремительно иссыхающего озера.
В результате хозяйничанья джихадистов многие крестьяне и рыбаки вынуждены были покинуть берега и острова Чада, многие были убиты, оставшимся же — за исключением загадочного народа йедина — приходилось мириться с конскими тарифами (свыше 30 долларов!), а также с постоянными угрозами и вымогательствами. Силовики же взяли регион в плотную блокаду, перекрыли трассы и стали рассматривать всех рыбаков как потенциальных симпатизантов исламистов.
Но все изменилось с выделением из недр «Боко харам» фракции сторонников «Исламского государства». ИГ заняло более бизнес-ориентированную стратегию — террористы разослали эмиссаров в лагеря беженцев и разрешили бывшим фермерам и крестьянам вернуться на покинутые ими участки, благо, что за время двухлетнего простоя экосистема озера порядком восстановились, а также обеспечили им безопасные маршруты для контрабанды.
Налоги тоже снизились — провоз рыбы стоил теперь дешевле — 1 тыс. найр, или всего 2,8 доллара в день, а единовременный провоз на своем каноэ — 13,8 доллара. В среднем же рыбаки уплачивают ИГ по 15 тыс. найр раз в две недели, что существенно меньше прежних такс. Кроме того, ИГ испытало на общинах и селениях озера опробованный еще на Ближнем Востоке принцип «заплати и свободен», отменило перекрестное налогообложение — и это сработало. Местные жители, в основном, перестали воспринимать боевиков «Исламского государства» как угрозу и вернулись к своим привычным хозяйственным занятиям.
Так что в пиковые сезоны террористы зарабатывали миллионы найр ежедневно — рыба из подконтрольных «Исламскому государству» районов оказывалась в торговых рядах Кано — экономического центра северной Нигерии, покрывала она и 70% рыбного спроса Южной Нигерии — вплоть до экономической столицы страны Лагоса, а также наводняла продуктовые рынки сопредельных стран — Нигера и Камеруна.
Что самое страшное — победить эту систему чрезвычайно сложно. В отличие от боевиков ИГ, ограничивающихся гибкими тарифами (с лестницей льгот), военные больше склонны конфисковывать продукцию крестьян, поголовно записываемых в сторонников террористов. Поэтому, столкнувшись с падением дохода и крушением привычных товарных маршрутов, местные жители предпочтут вновь иметь дело с боевиками ИГ, зарекомендовавшими себя более «понимающими» партнерами.
Видимо, это неудобное обстоятельство — одна из причин, почему правительство Нигерии вообще ведет крайне непопулярные переговоры с одиозным лидером одной из фракций «Боко харам» — психически неуравновешенным «эмиром» Абубакаром Шекау. Все фракции и течения в рамках «Боко харам» настолько вплелись в социальную ткань озера Чад, что одних только силовых мер здесь явно не достаточно.
P. S. О том, как «Исламское государство» стало крупнейшим работодателем в Буркина-Фасо — читайте в этом материале.
Недавнее наступление чадских войск на позиции террористов «Боко харам» в акватории озера Чад возымело неожиданные и нетривиальные последствия — операция привела к взрывному росту цен на копченую рыбу и красный перец.
Захват в 2014-2015 гг. нигерийской вооруженной сектой «Боко харам» обширных территорий на пограничье Нигерии, Нигера, Чада и Камеруна надолго обрушил эти два столпа экономики стремительно иссыхающего озера.
В результате хозяйничанья джихадистов многие крестьяне и рыбаки вынуждены были покинуть берега и острова Чада, многие были убиты, оставшимся же — за исключением загадочного народа йедина — приходилось мириться с конскими тарифами (свыше 30 долларов!), а также с постоянными угрозами и вымогательствами. Силовики же взяли регион в плотную блокаду, перекрыли трассы и стали рассматривать всех рыбаков как потенциальных симпатизантов исламистов.
Но все изменилось с выделением из недр «Боко харам» фракции сторонников «Исламского государства». ИГ заняло более бизнес-ориентированную стратегию — террористы разослали эмиссаров в лагеря беженцев и разрешили бывшим фермерам и крестьянам вернуться на покинутые ими участки, благо, что за время двухлетнего простоя экосистема озера порядком восстановились, а также обеспечили им безопасные маршруты для контрабанды.
Налоги тоже снизились — провоз рыбы стоил теперь дешевле — 1 тыс. найр, или всего 2,8 доллара в день, а единовременный провоз на своем каноэ — 13,8 доллара. В среднем же рыбаки уплачивают ИГ по 15 тыс. найр раз в две недели, что существенно меньше прежних такс. Кроме того, ИГ испытало на общинах и селениях озера опробованный еще на Ближнем Востоке принцип «заплати и свободен», отменило перекрестное налогообложение — и это сработало. Местные жители, в основном, перестали воспринимать боевиков «Исламского государства» как угрозу и вернулись к своим привычным хозяйственным занятиям.
Так что в пиковые сезоны террористы зарабатывали миллионы найр ежедневно — рыба из подконтрольных «Исламскому государству» районов оказывалась в торговых рядах Кано — экономического центра северной Нигерии, покрывала она и 70% рыбного спроса Южной Нигерии — вплоть до экономической столицы страны Лагоса, а также наводняла продуктовые рынки сопредельных стран — Нигера и Камеруна.
Что самое страшное — победить эту систему чрезвычайно сложно. В отличие от боевиков ИГ, ограничивающихся гибкими тарифами (с лестницей льгот), военные больше склонны конфисковывать продукцию крестьян, поголовно записываемых в сторонников террористов. Поэтому, столкнувшись с падением дохода и крушением привычных товарных маршрутов, местные жители предпочтут вновь иметь дело с боевиками ИГ, зарекомендовавшими себя более «понимающими» партнерами.
Видимо, это неудобное обстоятельство — одна из причин, почему правительство Нигерии вообще ведет крайне непопулярные переговоры с одиозным лидером одной из фракций «Боко харам» — психически неуравновешенным «эмиром» Абубакаром Шекау. Все фракции и течения в рамках «Боко харам» настолько вплелись в социальную ткань озера Чад, что одних только силовых мер здесь явно не достаточно.
P. S. О том, как «Исламское государство» стало крупнейшим работодателем в Буркина-Фасо — читайте в этом материале.
🇨🇮 Изоляция как социальная смерть. Эскизы городской культуры Кот-д'Ивуара
В Абиджане — экономической столице Кот-д'Ивуара — карантинные меры, пожалуй, переживаются тяжелее всего. Полиция действует максимально брутально, оживленный мегаполис в одночасье превратился в токсичный улей пьющих, бьющих, озлобленных и порядком стесненных в средствах и жизненном пространстве горожан, запертых в душных многоэтажках и трущобах.
Психологический стресс умножается еще одним, не особенно тривиальным для нас обстоятельством. Если многие жители Токио даже не заметили карантинных ограничений, то для многих африканцев, и в особенности ивуарийцев, сидеть дома — сродни социальной смерти.
Дело даже не в том, что 92% ивуарийцев работают в тени и, таким образом, оказались лишены привычных уличных заработков, а денег, выделенных на поддержку неформальному бизнесу, все равно не хватит. Дело в другом — социокультурном — ущербе от режима изоляции.
Уличная жизнь африканских мегаполисов просто обязывает постоянно находиться на виду. Мир Абиджана — это мир надувателей, модников и молодежных банд. В этой среде распальцовка, демонстрация брендовой одежды и аксессуаров — обязательная часть огромной неформальной экономики: разнообразных scams, «мыльных пузырей», всеразличных финансовых пирамид и банального бандитизма, где степень «успеха» напрямую зависит от многообразия и эффективности подаваемых жертвам и конкурентам статусных сигналов.
Социальный успех, а именно развод «лоха» и поддержание авторитета среди «своих» — два столпа мировосприятия молодого абиджанца — требуют постоянного следования моде, а с ней — брендов. Но даже честный человек просто обязан тщательно следить за собой, носить опрятные и современные вещи и регулярно показываться публике — для поддержания репутации.
Для ивуарийцев все это чрезвычайно важно — ведь они на полном серьезе считают себя лучшими подражателями европейцев. Настолько, что в молодежной среде некогда сформировался целый танец — logobi (от сленгового logo, бренд), полностью построенный на демонстрации модных зарубежных брендовых шмоток. Так что по степени «показушности» ивуарийцы могут потягаться разве что с конголезцами.
Как и в некоторых других странах мира, ивуарийское décalé, жизнь напоказ, выражается в заостренном и болезненном внимании к «подлинности» и «оригинальности» бренда, пусть и шитого на фабриках Эфиопии или Бангладеша. Здесь всерьез «поясняют за шмот» и всерьез тратят на него последние франки. В местном изводе контрафактного Модерна североамериканские бренды считаются более yere, или «трушными», чем французские и тем более ивуарийские, которые, впрочем, все равно «трушнее» других африканских — восприимчивость абиджанского «плавильного котла» к заокеанской моде парадоксально сочетается с городским высокомерием и ксенофобией ко всему «неивуарийскому» — мигрантам, северянам, сельским жителям.
При этом деньги, показная роскошь и брендовая одежда скрывают повседневную неустроенность и неприглядную изнанку выживания, иногда — плохое питание и даже недоедание. Неслучайно «пища» — manzement — уподобилась в местном сленге разнообразной теневой, мошеннической и криминальной активности. Кроме того, любые сверхзаработки так или иначе моментально рассеиваются по социальному окружению — все капиталы образуются и потребляются в постоянном водовороте человеческих встреч, а социальная жизнь творится на виду у всех — в гуще толпы, дискотек, ресторанов, пивных и ночных клубов. Так что очень наивно считать, что такая нация сможет смирно просидеть дома хотя бы три дня, не говоря уже о трех долгих неделях.
В Абиджане — экономической столице Кот-д'Ивуара — карантинные меры, пожалуй, переживаются тяжелее всего. Полиция действует максимально брутально, оживленный мегаполис в одночасье превратился в токсичный улей пьющих, бьющих, озлобленных и порядком стесненных в средствах и жизненном пространстве горожан, запертых в душных многоэтажках и трущобах.
Психологический стресс умножается еще одним, не особенно тривиальным для нас обстоятельством. Если многие жители Токио даже не заметили карантинных ограничений, то для многих африканцев, и в особенности ивуарийцев, сидеть дома — сродни социальной смерти.
Дело даже не в том, что 92% ивуарийцев работают в тени и, таким образом, оказались лишены привычных уличных заработков, а денег, выделенных на поддержку неформальному бизнесу, все равно не хватит. Дело в другом — социокультурном — ущербе от режима изоляции.
Уличная жизнь африканских мегаполисов просто обязывает постоянно находиться на виду. Мир Абиджана — это мир надувателей, модников и молодежных банд. В этой среде распальцовка, демонстрация брендовой одежды и аксессуаров — обязательная часть огромной неформальной экономики: разнообразных scams, «мыльных пузырей», всеразличных финансовых пирамид и банального бандитизма, где степень «успеха» напрямую зависит от многообразия и эффективности подаваемых жертвам и конкурентам статусных сигналов.
Социальный успех, а именно развод «лоха» и поддержание авторитета среди «своих» — два столпа мировосприятия молодого абиджанца — требуют постоянного следования моде, а с ней — брендов. Но даже честный человек просто обязан тщательно следить за собой, носить опрятные и современные вещи и регулярно показываться публике — для поддержания репутации.
Для ивуарийцев все это чрезвычайно важно — ведь они на полном серьезе считают себя лучшими подражателями европейцев. Настолько, что в молодежной среде некогда сформировался целый танец — logobi (от сленгового logo, бренд), полностью построенный на демонстрации модных зарубежных брендовых шмоток. Так что по степени «показушности» ивуарийцы могут потягаться разве что с конголезцами.
Как и в некоторых других странах мира, ивуарийское décalé, жизнь напоказ, выражается в заостренном и болезненном внимании к «подлинности» и «оригинальности» бренда, пусть и шитого на фабриках Эфиопии или Бангладеша. Здесь всерьез «поясняют за шмот» и всерьез тратят на него последние франки. В местном изводе контрафактного Модерна североамериканские бренды считаются более yere, или «трушными», чем французские и тем более ивуарийские, которые, впрочем, все равно «трушнее» других африканских — восприимчивость абиджанского «плавильного котла» к заокеанской моде парадоксально сочетается с городским высокомерием и ксенофобией ко всему «неивуарийскому» — мигрантам, северянам, сельским жителям.
При этом деньги, показная роскошь и брендовая одежда скрывают повседневную неустроенность и неприглядную изнанку выживания, иногда — плохое питание и даже недоедание. Неслучайно «пища» — manzement — уподобилась в местном сленге разнообразной теневой, мошеннической и криминальной активности. Кроме того, любые сверхзаработки так или иначе моментально рассеиваются по социальному окружению — все капиталы образуются и потребляются в постоянном водовороте человеческих встреч, а социальная жизнь творится на виду у всех — в гуще толпы, дискотек, ресторанов, пивных и ночных клубов. Так что очень наивно считать, что такая нация сможет смирно просидеть дома хотя бы три дня, не говоря уже о трех долгих неделях.
The virus is old and cold and Africa is young and hot. Почему коронавирусная инфекция слабо распространяется в Черной Африке
Статистически Африка являет собой аномалию — на родине 17% жителей планеты выявлено всего более 44 тыс. заболевших (из них уже выздоровело более 14 тыс.) и свыше 1,7 тыс. смертей — 1,1 и 0,7% соответственно. Постепенно открываются крупнейшие экономики Черной Африки — Нигерия и ЮАР, другие страны тоже начали смягчать карантинные ограничения.
И дело явно не только в неидеальной медицине и слабой диагностике — африканские страны накопили огромный опыт борьбы с куда более смертоносными эпидемиями, а многие страны — в отличие от ЕС и США — показали высокий уровень кооперации в сдерживании пандемии. Так, находящаяся в катастрофическом экономическом положении ЮАР безвозмездно помогает маленькому и бедному королевству Лесото, не располагающему собственными лабораторными мощностями — и это несмотря на то, что Лесото остается единственной страной континента, где все еще не выявлены инфицированные новым коронавирусом.
Главное объяснение аномалии — молодое население. Скорее всего, большинство африканцев переносят болезнь бессимптомно или в лёгкой форме — свыше 60% жителей континента не перевалили за 25 лет. Кроме того, континент — родина многих опасных инфекционных болезней, и иммунная реакция организма, привыкшего к напастям, скорее всего, выше. Что, впрочем, нивелируется плохим питанием и не всегда высокими санитарными стандартами.
Популярно и другое объяснение — климатическое. В англоязычных странах любят приговаривать: The virus is old and cold and Africa is young and hot. Научных подтверждений этому нет, хотя в ЮАР — зоне средиземноморского, а не тропического климата — выявлено больше всего больных — свыше 6,8 тыс.
Это, впрочем, можно объяснить как относительно развитой по местным меркам медициной, способной выявлять гораздо больше больных, так и относительно старым — опять же по африканским меркам — населением: медианный возраст южноафриканца подбирается к 30 годам, при всех нюансах демографии белой, цветной, черной и азиатской общин.
Сказывается и низкая плотность населения — 42,5 против 207 в Италии, и сравнительная бедность, а значит — и малая мобильность населения. И хотя вряд ли можно отыскать ивуарийца, нигерца или конголезца без родных в Париже или Брюсселе, вирус в Африку завез именно белый человек.
Степень готовности африканцев тоже не следует преуменьшать. В интернете любят смаковать безумные, с нашей точки зрения, выходки традиционных вождей, наперебой призывающих людей маршировать голышом, пить мочу, лечиться травами и т.д. Здесь я хочу напомнить, что большинство нынешних вождей и королей — образованные люди с европейскими и американскими дипломами, а их акции нацелены на психотерапевтическое воздействие на подданных и сдерживание паники, благо что поводов к ней у чувствительных африканцев всегда с избытком. Подчас социально-психологическое благополучие становится важнее научной рациональности.
Кроме того, не следует преуменьшать сознательность рядовых и плохо образованных африканцев. Я помню, как свирепствовавшую в Западной Африке лихорадку Эбола не зря называли bonda wote. На языке менде, буквально, это означает «семья вверх дном». Самоизоляция была знакома деревенским жителям давным-давно, она прочно закрепилась в культурном коде западноафриканских крестьянских общин, привыкших к эпидемиям оспы.
В это время закрывались рынки и торговля — все, что облегчало пути передачи инфекции, а семьи — с одобрения вождей и старейшин — разбредались по хуторам и запасались рисом. Самоизоляция стара как мир, и не африканцам объяснять, как это важно и нужно. Поэтому эпидемия поразит, в первую очередь, крупные мегаполисы — Йоханнесбург, Лагос, Абуджу, Абиджан, Киншасу.
Статистически Африка являет собой аномалию — на родине 17% жителей планеты выявлено всего более 44 тыс. заболевших (из них уже выздоровело более 14 тыс.) и свыше 1,7 тыс. смертей — 1,1 и 0,7% соответственно. Постепенно открываются крупнейшие экономики Черной Африки — Нигерия и ЮАР, другие страны тоже начали смягчать карантинные ограничения.
И дело явно не только в неидеальной медицине и слабой диагностике — африканские страны накопили огромный опыт борьбы с куда более смертоносными эпидемиями, а многие страны — в отличие от ЕС и США — показали высокий уровень кооперации в сдерживании пандемии. Так, находящаяся в катастрофическом экономическом положении ЮАР безвозмездно помогает маленькому и бедному королевству Лесото, не располагающему собственными лабораторными мощностями — и это несмотря на то, что Лесото остается единственной страной континента, где все еще не выявлены инфицированные новым коронавирусом.
Главное объяснение аномалии — молодое население. Скорее всего, большинство африканцев переносят болезнь бессимптомно или в лёгкой форме — свыше 60% жителей континента не перевалили за 25 лет. Кроме того, континент — родина многих опасных инфекционных болезней, и иммунная реакция организма, привыкшего к напастям, скорее всего, выше. Что, впрочем, нивелируется плохим питанием и не всегда высокими санитарными стандартами.
Популярно и другое объяснение — климатическое. В англоязычных странах любят приговаривать: The virus is old and cold and Africa is young and hot. Научных подтверждений этому нет, хотя в ЮАР — зоне средиземноморского, а не тропического климата — выявлено больше всего больных — свыше 6,8 тыс.
Это, впрочем, можно объяснить как относительно развитой по местным меркам медициной, способной выявлять гораздо больше больных, так и относительно старым — опять же по африканским меркам — населением: медианный возраст южноафриканца подбирается к 30 годам, при всех нюансах демографии белой, цветной, черной и азиатской общин.
Сказывается и низкая плотность населения — 42,5 против 207 в Италии, и сравнительная бедность, а значит — и малая мобильность населения. И хотя вряд ли можно отыскать ивуарийца, нигерца или конголезца без родных в Париже или Брюсселе, вирус в Африку завез именно белый человек.
Степень готовности африканцев тоже не следует преуменьшать. В интернете любят смаковать безумные, с нашей точки зрения, выходки традиционных вождей, наперебой призывающих людей маршировать голышом, пить мочу, лечиться травами и т.д. Здесь я хочу напомнить, что большинство нынешних вождей и королей — образованные люди с европейскими и американскими дипломами, а их акции нацелены на психотерапевтическое воздействие на подданных и сдерживание паники, благо что поводов к ней у чувствительных африканцев всегда с избытком. Подчас социально-психологическое благополучие становится важнее научной рациональности.
Кроме того, не следует преуменьшать сознательность рядовых и плохо образованных африканцев. Я помню, как свирепствовавшую в Западной Африке лихорадку Эбола не зря называли bonda wote. На языке менде, буквально, это означает «семья вверх дном». Самоизоляция была знакома деревенским жителям давным-давно, она прочно закрепилась в культурном коде западноафриканских крестьянских общин, привыкших к эпидемиям оспы.
В это время закрывались рынки и торговля — все, что облегчало пути передачи инфекции, а семьи — с одобрения вождей и старейшин — разбредались по хуторам и запасались рисом. Самоизоляция стара как мир, и не африканцам объяснять, как это важно и нужно. Поэтому эпидемия поразит, в первую очередь, крупные мегаполисы — Йоханнесбург, Лагос, Абуджу, Абиджан, Киншасу.
Forwarded from Улыбаемся & Машем
После пандемии Африка полностью станет континентом китайского влияния
Российский совет по международным делам опубликовал достаточно объемное исследование, посвященное будущему Африки после пандемии.
Аналитики рассматривают 2 варианта, - с легким и тяжелым сценариями последствий для Африки.
Объективно говоря, второй вариант более вероятен. Основан он на предположении о том, что рано или поздно эпицентр глобальной пандемии переместится с глобального Севера на глобальный Юг.
Для большинства африканских государств характерны отсутствие современных систем общественного здравоохранения, дефицит доступных лекарств при одновременной скученности населения — особенно в стихийно растущих и плохо управляемых городских агломерациях. Распространенные архаичные традиции и религиозный фундаментализм нередко становятся препятствием для профилактики опасных заболеваний: некоторые религиозные культы решительно выступают против вакцинации, усматривая в этой процедуре вмешательство в осуществление божественного предопределения. В свое время архаические традиции и культы существенно препятствовали профилактике HIV/AIDS на африканском континенте; есть основания полагать, что примерно то же будет и с профилактикой коронавируса.
Глобальный Север, пройдя через беспрецедентную мировую рецессию и не вполне оправившись от последствий пандемии, окажется не в состоянии играть роль внешнего арбитра и гаранта безопасности на африканском континенте. Наиболее вероятной стратегией стран Запада станут попытки «самоизолироваться» от африканских проблем, снизить свою экономическую зависимость от импорта ресурсом из Африки, ограничить транспортные коммуникации и миграционные потоки, связывающие глобальный Север с глобальным Югом.
Для африканских лидеров Китай окажется единственной финансовой и экономической надеждой. Как ни крути, но единственным выгодоприобретателем пандемии на черном континенте будет Китай.
https://russiancouncil.ru/activity/workingpapers/budushchee-afriki-na-fone-pandemii-dva-stsenariya/?fbclid=IwAR1wMBJP9RV6WNEazDWuVWB6jt2eenzldfcNHExaRmGWBXoXmxw-qSLyueo
#коронавирус #аналитика #chineafrique
Российский совет по международным делам опубликовал достаточно объемное исследование, посвященное будущему Африки после пандемии.
Аналитики рассматривают 2 варианта, - с легким и тяжелым сценариями последствий для Африки.
Объективно говоря, второй вариант более вероятен. Основан он на предположении о том, что рано или поздно эпицентр глобальной пандемии переместится с глобального Севера на глобальный Юг.
Для большинства африканских государств характерны отсутствие современных систем общественного здравоохранения, дефицит доступных лекарств при одновременной скученности населения — особенно в стихийно растущих и плохо управляемых городских агломерациях. Распространенные архаичные традиции и религиозный фундаментализм нередко становятся препятствием для профилактики опасных заболеваний: некоторые религиозные культы решительно выступают против вакцинации, усматривая в этой процедуре вмешательство в осуществление божественного предопределения. В свое время архаические традиции и культы существенно препятствовали профилактике HIV/AIDS на африканском континенте; есть основания полагать, что примерно то же будет и с профилактикой коронавируса.
Глобальный Север, пройдя через беспрецедентную мировую рецессию и не вполне оправившись от последствий пандемии, окажется не в состоянии играть роль внешнего арбитра и гаранта безопасности на африканском континенте. Наиболее вероятной стратегией стран Запада станут попытки «самоизолироваться» от африканских проблем, снизить свою экономическую зависимость от импорта ресурсом из Африки, ограничить транспортные коммуникации и миграционные потоки, связывающие глобальный Север с глобальным Югом.
Для африканских лидеров Китай окажется единственной финансовой и экономической надеждой. Как ни крути, но единственным выгодоприобретателем пандемии на черном континенте будет Китай.
https://russiancouncil.ru/activity/workingpapers/budushchee-afriki-na-fone-pandemii-dva-stsenariya/?fbclid=IwAR1wMBJP9RV6WNEazDWuVWB6jt2eenzldfcNHExaRmGWBXoXmxw-qSLyueo
#коронавирус #аналитика #chineafrique
РСМД
Будущее Африки на фоне пандемии: два сценария
Рабочая тетрадь РСМД и Союза «Африканская деловая инициатива» №56 / 2020 Начавшаяся в конце прошлого года в Китае эпидемия COVID-19 через три месяца приобрела характер глобальной пандемии. Сегодня в мире едва ли найдется страна, так или иначе не затронутая…
🇳🇬 Дома ужаса. Особенности религиозного образования на севере Нигерии
Под угрозой распространения нового коронавируса власти северных штатов Нигерии начали расселять по родным штатам учащихся системы исламских училищ — альмаджири. Станет ли это решающим ударом по одной из самых болезненных язв современной Нигерии — покажет только время.
Некоторые считают Нигерию бомбой замедленного действия на теле планеты. Государство, которое станет к 2050 г. третьей по численности страной мира с населением 399 млн человек, уже сейчас испытывает катастрофическую нужду в учителях.
Нехватка педагогов в начальной и средней школе, по последним данным министерства образования страны, достигла рекордных 277 тыс. человек. Вне системы образования находятся свыше 13 млн детей, в основном из северных — мусульманских — штатов.
Поэтому семь миллионов маленьких нигерийцев обучаются в сети альмаджири (от ар. «аль-мухаджир», отправившийся в путь) — исламских училищах, где с шестилетнего возраста дети изучают (вернее, зазубривают) только и исключительно Коран. Схожие училища действуют и в других странах Западной Африки, где дети вплоть до третьего десятка учатся в даарас — аналогах медресе.
Альмаджири — настоящие дома ужаса, где нередки рукоприкладство и жестокое обращение маламов с подопечными вплоть до удерживания непослушных на цепи. Дети не получают там не только основ современного религиозного образования, но и минимального объема знаний о мире, потому что в свободные от заучивания Корана часы вынуждены заниматься воровством и попрошайничеством.
Все потому, что древняя как мир система альмаджири — кузница кадров для блистательных дворов доколониальных халифов и эмиров — ныне не получает никакого внешнего финансирования. Педагогам приходится заниматься самообеспечением и побуждать подопечных к сбору милостыни, воровству и попрошайничеству. Неслучайно в языке хауса «альмаджири» стало синонимом «нищего» и «попрошайки».
Востребованность таких училищ объясняется разными обстоятельствами. Преимущества светского образования далеко не очевидны — при формальной бесплатности платить приходится за все — за учебники, тетради, мелки. Кроме того, учат в таких школах из рук вон плохо, а в переполненных и крайне шумных классных комнатах учебный материал усваивается еще хуже — большинство выпускников больше никогда в жизни не открывает книги.
В северной Нигерии все еще живы предрассудки в отношении боко (от англ. book), то есть «западного образования». Кроме того, некоторые родители всерьез видят в альмаджири эдакие «школы жизни». Наконец, вопреки исламским порядкам, женщины-хауса в среднем разводятся 3-4 раза за жизнь, но стараются сбагривать детей куда подальше перед тем, как сойтись с новым партнером и войти в новую семью, как правило, не приветствующую приемных детей. А ежели ребенок после развода пожелает остаться с отцом, то его будущая мачеха сделает все, чтобы превратить его жизнь в кошмар. В общем, альмаджири подходит здесь как нельзя лучше.
Некоторые нигерийские ученые и публицисты усматривают в альмаджири инкубаторы для «Боко харам». Но для любого радикального выбора нужен минимальный кругозор, понимание своих целей и интересов — в рядах этой группировки сражаются отнюдь не обсосы и не маргиналы. Эти же дети попросту выброшены на обочину мира и жизни и, в целом, особо не нужны ни «Боко харам», ни стране, ни родным деревням, ни даже своим семьям. Грустная история.
Под угрозой распространения нового коронавируса власти северных штатов Нигерии начали расселять по родным штатам учащихся системы исламских училищ — альмаджири. Станет ли это решающим ударом по одной из самых болезненных язв современной Нигерии — покажет только время.
Некоторые считают Нигерию бомбой замедленного действия на теле планеты. Государство, которое станет к 2050 г. третьей по численности страной мира с населением 399 млн человек, уже сейчас испытывает катастрофическую нужду в учителях.
Нехватка педагогов в начальной и средней школе, по последним данным министерства образования страны, достигла рекордных 277 тыс. человек. Вне системы образования находятся свыше 13 млн детей, в основном из северных — мусульманских — штатов.
Поэтому семь миллионов маленьких нигерийцев обучаются в сети альмаджири (от ар. «аль-мухаджир», отправившийся в путь) — исламских училищах, где с шестилетнего возраста дети изучают (вернее, зазубривают) только и исключительно Коран. Схожие училища действуют и в других странах Западной Африки, где дети вплоть до третьего десятка учатся в даарас — аналогах медресе.
Альмаджири — настоящие дома ужаса, где нередки рукоприкладство и жестокое обращение маламов с подопечными вплоть до удерживания непослушных на цепи. Дети не получают там не только основ современного религиозного образования, но и минимального объема знаний о мире, потому что в свободные от заучивания Корана часы вынуждены заниматься воровством и попрошайничеством.
Все потому, что древняя как мир система альмаджири — кузница кадров для блистательных дворов доколониальных халифов и эмиров — ныне не получает никакого внешнего финансирования. Педагогам приходится заниматься самообеспечением и побуждать подопечных к сбору милостыни, воровству и попрошайничеству. Неслучайно в языке хауса «альмаджири» стало синонимом «нищего» и «попрошайки».
Востребованность таких училищ объясняется разными обстоятельствами. Преимущества светского образования далеко не очевидны — при формальной бесплатности платить приходится за все — за учебники, тетради, мелки. Кроме того, учат в таких школах из рук вон плохо, а в переполненных и крайне шумных классных комнатах учебный материал усваивается еще хуже — большинство выпускников больше никогда в жизни не открывает книги.
В северной Нигерии все еще живы предрассудки в отношении боко (от англ. book), то есть «западного образования». Кроме того, некоторые родители всерьез видят в альмаджири эдакие «школы жизни». Наконец, вопреки исламским порядкам, женщины-хауса в среднем разводятся 3-4 раза за жизнь, но стараются сбагривать детей куда подальше перед тем, как сойтись с новым партнером и войти в новую семью, как правило, не приветствующую приемных детей. А ежели ребенок после развода пожелает остаться с отцом, то его будущая мачеха сделает все, чтобы превратить его жизнь в кошмар. В общем, альмаджири подходит здесь как нельзя лучше.
Некоторые нигерийские ученые и публицисты усматривают в альмаджири инкубаторы для «Боко харам». Но для любого радикального выбора нужен минимальный кругозор, понимание своих целей и интересов — в рядах этой группировки сражаются отнюдь не обсосы и не маргиналы. Эти же дети попросту выброшены на обочину мира и жизни и, в целом, особо не нужны ни «Боко харам», ни стране, ни родным деревням, ни даже своим семьям. Грустная история.
🇪🇹 Осень этнофедерализма
Правящий в эфиопском регионе Тыграй «Народный фронт освобождения Тыграя» (НФОТ) намерен во что бы то ни стало провести отложенные правительством выборы — безо всякого согласования с федеральным центром. Ранее НФОТ, составлявший основу Революционно-демократического фронта эфиопских народов — правящей с 1991 г. коалиции посткоммунистической Эфиопии — отказался объединяться с союзниками в единую Партию процветания, встав на путь открытого противостояния с Аддис-Абебой.
Эфиопию обычно считают бастионом православия в окружении исламского мира. Видимо, все дело в том, что под занавес девятнадцатого столетия православные хабеша — считанные проценты в палитре нынешних эфиопских народов — навязали свою волю пестрой мозаике царств, вождеств, султанатов и племен, составляющих современную эфиопскую нацию.
Сначала православная воинская элита убедила себя в своем мессианском империализме, затем — и другие страны мира, сотворив красивую легенду об экзотической христианской стране в кольце дикарей и неверных.
Однако за имперским лоском Соломоновой династии веками скрывалась сложнейшая система, где величественные негусы с трудом управлялись со своенравными князьями и вассалами, с мириадами каст, общин, кланов, народов и верований.
Свыше половины граждан современной Эфиопии — мусульмане, а за души и кошельки христиан агрессивно борются разнообразные протестанты (пенте), с особенным аппетитом поглощая анимистских богов и навязывая неофитам ультрасовременный lifestyle успеха и личного благополучия, совсем не вяжущийся с идеалами коллективной взаимопомощи.
Так и вышло, что XXI век принес Аддис-Абебе положенные ей небоскребы и бизнес-центры, увлеченные протестантскими проповедями вчерашние охотники из южных саванн открывают строительные компании, а где-то в Афаре султан по-прежнему важнее губернатора.
До 2018 г. правившие страной технократы эффективно склеивали эту мозаику при помощи страха, полицейских дубинок и военно-мобилизационной риторики. Начатая Абием Ахмедом либерализация открыла страну миру и баснословным инвестициям, а с ними — индустриальным паркам, космическому спутнику и плотине «Возрождение».
А заодно — обнажила накопленные обиды и открыла путь к балканскому сценарию. Страна лидирует в мировом антирейтинге беженцев и перемещенных лиц — свыше двух миллионов граждан уже покинуло свои дома. Из 80 крупных этнических групп стомиллионной страны более 20 добиваются референдумов о собственных автономиях, а вооруженные этнические ополчения сводят счеты с соседями, захватывают поля и пастбища.
Две предыдущие модели нацстроительства — монархия и коммунистическая диктатура — провалились в 1974 г. и 1991 гг. На очереди — расползающийся по швам этнофедерализм, установленный НФОТ после свержения марксистов. Тиграи — этнокультурное ядро хабеша и младшие партнеры амхара в строительстве «Великой Абиссинии» — подают другим народам очень плохой и заразительный пример.
Однако самое горячее противостояние в регионе Оромия — крупнейшем и самом населенном штате Эфиопии. Веками придворные летописцы презрительно величали оромо не иначе как галла — дикими и свирепыми разбойниками, по мере ассимиляции сложившимися в образ зловещего Другого — «пятую колонну» на теле нации. Те же отвечали им гадаа — эгалитарным республиканским этосом, отвергавшим имперские порядки — раболепие, чинопочитание и кулуарщину.
Оромия — нерв, центр и сердце Эфиопии. Создать здесь государство или мощную автономию можно лишь ценой роспуска всей страны. Битва за культурную гегемонию началась давно и преодолела конфессиональные, региональные и клановые барьеры. На новый уровень она вышла после того, как молодых радикалов-оромо возглавил влиятельный и энергичный бизнесмен и медиаменеджер Джавар Мухаммед, вооружившийся Telegram и Facebook. В 2018 г. он привел к власти Абия Ахмеда, ныне же рассорился с бывшим соратником и собирает против него молодежь.
Словом, нации никак не получается.
Правящий в эфиопском регионе Тыграй «Народный фронт освобождения Тыграя» (НФОТ) намерен во что бы то ни стало провести отложенные правительством выборы — безо всякого согласования с федеральным центром. Ранее НФОТ, составлявший основу Революционно-демократического фронта эфиопских народов — правящей с 1991 г. коалиции посткоммунистической Эфиопии — отказался объединяться с союзниками в единую Партию процветания, встав на путь открытого противостояния с Аддис-Абебой.
Эфиопию обычно считают бастионом православия в окружении исламского мира. Видимо, все дело в том, что под занавес девятнадцатого столетия православные хабеша — считанные проценты в палитре нынешних эфиопских народов — навязали свою волю пестрой мозаике царств, вождеств, султанатов и племен, составляющих современную эфиопскую нацию.
Сначала православная воинская элита убедила себя в своем мессианском империализме, затем — и другие страны мира, сотворив красивую легенду об экзотической христианской стране в кольце дикарей и неверных.
Однако за имперским лоском Соломоновой династии веками скрывалась сложнейшая система, где величественные негусы с трудом управлялись со своенравными князьями и вассалами, с мириадами каст, общин, кланов, народов и верований.
Свыше половины граждан современной Эфиопии — мусульмане, а за души и кошельки христиан агрессивно борются разнообразные протестанты (пенте), с особенным аппетитом поглощая анимистских богов и навязывая неофитам ультрасовременный lifestyle успеха и личного благополучия, совсем не вяжущийся с идеалами коллективной взаимопомощи.
Так и вышло, что XXI век принес Аддис-Абебе положенные ей небоскребы и бизнес-центры, увлеченные протестантскими проповедями вчерашние охотники из южных саванн открывают строительные компании, а где-то в Афаре султан по-прежнему важнее губернатора.
До 2018 г. правившие страной технократы эффективно склеивали эту мозаику при помощи страха, полицейских дубинок и военно-мобилизационной риторики. Начатая Абием Ахмедом либерализация открыла страну миру и баснословным инвестициям, а с ними — индустриальным паркам, космическому спутнику и плотине «Возрождение».
А заодно — обнажила накопленные обиды и открыла путь к балканскому сценарию. Страна лидирует в мировом антирейтинге беженцев и перемещенных лиц — свыше двух миллионов граждан уже покинуло свои дома. Из 80 крупных этнических групп стомиллионной страны более 20 добиваются референдумов о собственных автономиях, а вооруженные этнические ополчения сводят счеты с соседями, захватывают поля и пастбища.
Две предыдущие модели нацстроительства — монархия и коммунистическая диктатура — провалились в 1974 г. и 1991 гг. На очереди — расползающийся по швам этнофедерализм, установленный НФОТ после свержения марксистов. Тиграи — этнокультурное ядро хабеша и младшие партнеры амхара в строительстве «Великой Абиссинии» — подают другим народам очень плохой и заразительный пример.
Однако самое горячее противостояние в регионе Оромия — крупнейшем и самом населенном штате Эфиопии. Веками придворные летописцы презрительно величали оромо не иначе как галла — дикими и свирепыми разбойниками, по мере ассимиляции сложившимися в образ зловещего Другого — «пятую колонну» на теле нации. Те же отвечали им гадаа — эгалитарным республиканским этосом, отвергавшим имперские порядки — раболепие, чинопочитание и кулуарщину.
Оромия — нерв, центр и сердце Эфиопии. Создать здесь государство или мощную автономию можно лишь ценой роспуска всей страны. Битва за культурную гегемонию началась давно и преодолела конфессиональные, региональные и клановые барьеры. На новый уровень она вышла после того, как молодых радикалов-оромо возглавил влиятельный и энергичный бизнесмен и медиаменеджер Джавар Мухаммед, вооружившийся Telegram и Facebook. В 2018 г. он привел к власти Абия Ахмеда, ныне же рассорился с бывшим соратником и собирает против него молодежь.
Словом, нации никак не получается.
🇹🇿 «Коронавирус — не повод бездельничать», или будни тропической Беларуси
Ночные захоронения покойников, задержки с публикацией статистики, выявление COVID-19 у папайи и козла — все это стало реальностью мятущейся между страхом и отрицанием Танзании. Африканская Беларусь так и не ввела строгих карантинных ограничений — запрет наложен лишь на массовые мероприятия: похороны, свадьбы, закрылись только школы и вузы, а гражданам рекомендовано лишь «социально дистанцироваться» и носить маски.
Несмотря на смерть министра юстиции и двух парламентариев, правительство тропического «Батьки» — Джона «Бульдозера» Магуфули — решило во что бы то ни стало спасать экономику и не закрывать региональный коммерческий хаб — порт Дар-эс-Салам. Ведь на кону — амбициозные инфраструктурные проекты, индустриализация и модернизация добывающей отрасли. Hakuna lockdown. Never! — вот лозунг, по которому с некоторых пор живет Танзания. Джон Магуфули не желает слушать медиков — назло ВОЗ он распорядился взять тесты у папайи и козла, а после позитивного результата обвинил их в ненадежности и со скандалом уволил главу национальной вирусной лаборатории.
Взамен президент предлагает своим гражданам молиться — в теле Христовом вирусу, по его мнению, попросту не выжить. На помощь ему приходит и традиционная медицина — Магуфули настоятельно советует дополнять молитвы ингаляциями травяных настоев. Поэтому религиозные службы в мечетях и церквах продолжаются в полном объеме. Выбор в пользу религии сделан неслучайно — в этом году Танзанию ждут президентские выборы, и поддержка церковных лидеров как никогда важна для переизбрания Бульдозера.
Пришедшего к власти в 2015 г. популиста Магуфули чаще всего сравнивают с Дональдом Трампом и Жаиром Болсонару. Впрочем, себе в актив танзанийский лидер может записать несравненно больше достижений — этому способствует лояльный парламент и особенно — муниципалитеты, по итогам ноябрьских выборов более чем на 99% укомплектованные членами правящей Партии революции.
За пять лет президентства Магуфули сонная страна, славящаяся чарующей философией «медленной жизни» (pole pole), вышла в топ самых быстро растущих экономик мира. Развязанная Магуфули «экономическая война» — беспощадные антикоррупционные чистки, насаждение трудовой дисциплины, поощрение национального бизнеса и борьба с «хищническим» иностранным капиталом — сопровождалась прорывами в промышленности, связи и — что немаловажно — в здравоохранении и сохранении дикой природы, местами — не без перегибов.
Однако в поле зрения мировых правозащитных организаций чаще всего попадает оборотная сторона магуфулизации — разнузданный национализм, дискриминация азиатов, преследование гомосексуалистов и всемерное насаждение «нравственности», сопровождающееся отстранением от занятий беременных школьниц, борьбой с адюльтером, внебрачным сексом, поощрением телесных наказаний в школах. В этом ему помогает команда — от одиозного губернатора Дар-эс-Салама Пола Маконды до кардинала Поликарпа Пенго, прославившегося — в числе прочего — восхвалением заслуг Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини.
Словом, Танзания — прекрасная иллюстрация метафоры «комплексного обеда». С одной стороны — современная страна, в которой не стыдно жить и умирать, с другой — вся эта назойливая рукотворная архаика.
Ночные захоронения покойников, задержки с публикацией статистики, выявление COVID-19 у папайи и козла — все это стало реальностью мятущейся между страхом и отрицанием Танзании. Африканская Беларусь так и не ввела строгих карантинных ограничений — запрет наложен лишь на массовые мероприятия: похороны, свадьбы, закрылись только школы и вузы, а гражданам рекомендовано лишь «социально дистанцироваться» и носить маски.
Несмотря на смерть министра юстиции и двух парламентариев, правительство тропического «Батьки» — Джона «Бульдозера» Магуфули — решило во что бы то ни стало спасать экономику и не закрывать региональный коммерческий хаб — порт Дар-эс-Салам. Ведь на кону — амбициозные инфраструктурные проекты, индустриализация и модернизация добывающей отрасли. Hakuna lockdown. Never! — вот лозунг, по которому с некоторых пор живет Танзания. Джон Магуфули не желает слушать медиков — назло ВОЗ он распорядился взять тесты у папайи и козла, а после позитивного результата обвинил их в ненадежности и со скандалом уволил главу национальной вирусной лаборатории.
Взамен президент предлагает своим гражданам молиться — в теле Христовом вирусу, по его мнению, попросту не выжить. На помощь ему приходит и традиционная медицина — Магуфули настоятельно советует дополнять молитвы ингаляциями травяных настоев. Поэтому религиозные службы в мечетях и церквах продолжаются в полном объеме. Выбор в пользу религии сделан неслучайно — в этом году Танзанию ждут президентские выборы, и поддержка церковных лидеров как никогда важна для переизбрания Бульдозера.
Пришедшего к власти в 2015 г. популиста Магуфули чаще всего сравнивают с Дональдом Трампом и Жаиром Болсонару. Впрочем, себе в актив танзанийский лидер может записать несравненно больше достижений — этому способствует лояльный парламент и особенно — муниципалитеты, по итогам ноябрьских выборов более чем на 99% укомплектованные членами правящей Партии революции.
За пять лет президентства Магуфули сонная страна, славящаяся чарующей философией «медленной жизни» (pole pole), вышла в топ самых быстро растущих экономик мира. Развязанная Магуфули «экономическая война» — беспощадные антикоррупционные чистки, насаждение трудовой дисциплины, поощрение национального бизнеса и борьба с «хищническим» иностранным капиталом — сопровождалась прорывами в промышленности, связи и — что немаловажно — в здравоохранении и сохранении дикой природы, местами — не без перегибов.
Однако в поле зрения мировых правозащитных организаций чаще всего попадает оборотная сторона магуфулизации — разнузданный национализм, дискриминация азиатов, преследование гомосексуалистов и всемерное насаждение «нравственности», сопровождающееся отстранением от занятий беременных школьниц, борьбой с адюльтером, внебрачным сексом, поощрением телесных наказаний в школах. В этом ему помогает команда — от одиозного губернатора Дар-эс-Салама Пола Маконды до кардинала Поликарпа Пенго, прославившегося — в числе прочего — восхвалением заслуг Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини.
Словом, Танзания — прекрасная иллюстрация метафоры «комплексного обеда». С одной стороны — современная страна, в которой не стыдно жить и умирать, с другой — вся эта назойливая рукотворная архаика.
🇪🇷 Многолетний и бессменный лидер Эритреи Исайяс Афеворки нанес неожиданный и беспрецедентный в условиях глобальной пандемии визит в соседнюю Эфиопию. Как говорят злые языки — единственно затем, чтобы опровергнуть слухи о своей смерти.
Эритрея — одна из самых закрытых стран мира — тоже не избежала пандемии. Несмотря на то что еще с 1 апреля вся страна сидит на общенациональном карантине, эритрейцы вряд ли заметили закрытые границы — военизированной стране с жестким въездным и выездным режимом, по индексу несвободы прессы опередившей даже КНДР и Туркмению, не привыкать к запретам и ограничениям.
Другую «карантинную» меру — запрет на снятие больше 330$ наличными — нищие эритрейцы тоже вряд ли заметили. Недаром столица Асмэра считается одним из самых экологически чистых городов мира — на личный автотранспорт (даже мотоцикл) у граждан средств нет, изношенный общественный транспорт оставляет желать много лучшего, поэтому жители больше полагаются на велосипеды.
Не заметили граждане и президента — многолетний лидер страны Исайяс Афеворки, долгие годы страдающий паранойей, по традиции перемещается от одного потайного убежища к другому, а с момента начала эпидемии практически не показывался на публике, породив немало слухов о своей недееспособности или даже кончине. Для Эритреи, где все нити контроля над экономикой, общественной жизнью и политическим процессом находятся в руках одного человека, это особенно опасно.
Впрочем, власть Исайяса в надежных руках. Йеман Гебреаб — ведущий и самый влиятельный советник Исайяса и второе лицо государства — абсолютно убежден, что Эритрея «идет своим путем», страна с момента обретения независимости в 1993 г. все еще «раскачивается» и «экспериментирует». Плод эритрейского поля экспериментов — военно-мобилизационная экономика с «опорой на собственные силы», принудительным трудом и жестким государственным контролем над всеми частными предприятиями, объединенными в основанный президентом консорциум «Хидри» под управлением Хагоса Гебрехивота — ведущего экономиста правящей партии.
Однако простые эритрейцы не согласны с безобразно низким уровнем жизни, неограниченной военной службой и фактическим рабством у партийных и военных бонз, поэтому массово бегут из страны — только в 2019 г. до 6 тыс. эритрейцев каждый месяц покидало страну и искало убежище в Эфиопии. Впрочем, даже за границей они не чувствуют себя в безопасности — если одни бегут из страны, спасаясь от рабства и неустроенности, то другие — правительственные агенты — пускаются за ними вслед.
Сеть шпионов, информаторов и «интернет-троллей», курируемых нацбезом и Йеманом Гебремескелем — министром информации и математиком с лондонским образованием — тщательно мониторит настроения диаспоры. В Европе зарвавшихся диссидентов преследуют и терроризируют боевики проправительственного движения Eri-Blood с неофициальной штаб-квартирой во франкфуртском ресторане «Мособ». Да и отвязаться от родины беглому эритрейцу непросто: во многом это означает утратить связи с семьей, а для старшего поколения «Народный фронт освобождения Эритреи» и лично Исайяс — мифические и очень почитаемые фигуры.
Эритрея — одна из самых закрытых стран мира — тоже не избежала пандемии. Несмотря на то что еще с 1 апреля вся страна сидит на общенациональном карантине, эритрейцы вряд ли заметили закрытые границы — военизированной стране с жестким въездным и выездным режимом, по индексу несвободы прессы опередившей даже КНДР и Туркмению, не привыкать к запретам и ограничениям.
Другую «карантинную» меру — запрет на снятие больше 330$ наличными — нищие эритрейцы тоже вряд ли заметили. Недаром столица Асмэра считается одним из самых экологически чистых городов мира — на личный автотранспорт (даже мотоцикл) у граждан средств нет, изношенный общественный транспорт оставляет желать много лучшего, поэтому жители больше полагаются на велосипеды.
Не заметили граждане и президента — многолетний лидер страны Исайяс Афеворки, долгие годы страдающий паранойей, по традиции перемещается от одного потайного убежища к другому, а с момента начала эпидемии практически не показывался на публике, породив немало слухов о своей недееспособности или даже кончине. Для Эритреи, где все нити контроля над экономикой, общественной жизнью и политическим процессом находятся в руках одного человека, это особенно опасно.
Впрочем, власть Исайяса в надежных руках. Йеман Гебреаб — ведущий и самый влиятельный советник Исайяса и второе лицо государства — абсолютно убежден, что Эритрея «идет своим путем», страна с момента обретения независимости в 1993 г. все еще «раскачивается» и «экспериментирует». Плод эритрейского поля экспериментов — военно-мобилизационная экономика с «опорой на собственные силы», принудительным трудом и жестким государственным контролем над всеми частными предприятиями, объединенными в основанный президентом консорциум «Хидри» под управлением Хагоса Гебрехивота — ведущего экономиста правящей партии.
Однако простые эритрейцы не согласны с безобразно низким уровнем жизни, неограниченной военной службой и фактическим рабством у партийных и военных бонз, поэтому массово бегут из страны — только в 2019 г. до 6 тыс. эритрейцев каждый месяц покидало страну и искало убежище в Эфиопии. Впрочем, даже за границей они не чувствуют себя в безопасности — если одни бегут из страны, спасаясь от рабства и неустроенности, то другие — правительственные агенты — пускаются за ними вслед.
Сеть шпионов, информаторов и «интернет-троллей», курируемых нацбезом и Йеманом Гебремескелем — министром информации и математиком с лондонским образованием — тщательно мониторит настроения диаспоры. В Европе зарвавшихся диссидентов преследуют и терроризируют боевики проправительственного движения Eri-Blood с неофициальной штаб-квартирой во франкфуртском ресторане «Мособ». Да и отвязаться от родины беглому эритрейцу непросто: во многом это означает утратить связи с семьей, а для старшего поколения «Народный фронт освобождения Эритреи» и лично Исайяс — мифические и очень почитаемые фигуры.
🇨🇲 «По ту сторону реки Мунго». Как Камерун расползается по старым колониальным границам
Коронавирусный кризис не остановил крупнейшее и самое забытое вооруженное противостояние в Экваториальной Африке. Речь идет о сепаратистском мятеже на западе Камеруна, вылившемся в 2017 г. в полнокровную гражданскую войну.
Несмотря на то что еще 29 марта крупнейшая группировка сепаратистов — «Силы обороны Южного Камеруна» — объявила об одностороннем прекращении огня, остальные 15 группировок даже не думают складывать оружие. А в минувшее воскресенье, в разгар ожесточенных боев, сепаратисты совершили очередную громкую вылазку, убив недавно избранного мэра г. Мамфе.
Известный теоретик культуры Терри Иглтон проницательно заметил, что «в Боснии или Белфасте культура – это не только то, что вы вставляете в магнитофон, но еще и то, за что вы убьете». С недавних пор за культуру – англосаксонскую или франкофонную – убивают еще и в Южном Камеруне.
Убивают буквально и очень жестоко — за преподавание на французском языке, пренебрежение «англосаксонскими стандартами» и социокультурным этикетом, наконец, за право смотреть матчи английской Премьер-лиги, традиционно игнорируемые национальным телевидением, не упускающим зато ни одной встречи «Пари Сен-Жермен». Убивают — с обеих сторон — малограмотные крестьянские парни, говорящие на пиджинах или — самое большее — ломаных языках бывших метрополий, в крупных городах давно слившихся в причудливый язык Camfranglais.
Южный Камерун некогда входил в британскую колониальную систему, а впоследствии воссоединился с французской частью в единую страну. Но единой нации из склеенных воедино частей так и не сложилось — франкоязычная элита фактически упразднила федерацию и систематически подавляла инакомыслие англоязычного региона — аграрного, слаборазвитого и депрессивного придатка большой страны, в которой англоговорящему меньшинству попросту не нашлось места.
Неудивительно поэтому, что англофоны презрительно называли франкофонов «подстилками Франции», а те уподобляли соседей «нигерийцам», намекая на многообразные административные, хозяйственные и социокультурные связи Южного Камеруна с другой бывшей британской колонией. Разделяющая регионы река Мунго стала метафорой раскола нации и провала политики «мультиязычия», ставшей было визитной карточкой Камеруна, этой «Африки в миниатюре».
Борьба за культурную гегемонию вступила в горячую фазу в 2017 г., с провозглашением виртуальной и никем не признанной «Республики Амбазония», и уже унесла свыше 3 тыс. жизней. Начатая интеллектуалами — учителями и судьями, она была продолжена пестрыми молодежными ополчениями («Тигры», «Красные драконы») и очень быстро отбросила регион в каменный век, породив галерею монструозных варлордов и военных преступников.
Сепаратисты не брезгуют похищением школьников и учителей, отказавшихся бойкотировать занятия на французском языке, казнят чиновников, обезглавливают военных и жандармов. Власти же отвечают карательными рейдами, сжигают людей живьем, разрушают дома сепаратистов и сочувствующих и сколачивают этнические ополчения пастухов-мбороро для борьбы с мятежными общинами и селениями.
И если для нас остановка деловой активности оказалась болезненным шоком, то англоязычные камерунцы к ней привычны — уже почти три года добровольные локдауны, или «города-призраки», стали обыденностью крупных населенных пунктов Южного Камеруна, желающих тем самым сказать свое твердое «нет» раскинувшейся по ту сторону Мунго бесконечно далекой республике.
Коронавирусный кризис не остановил крупнейшее и самое забытое вооруженное противостояние в Экваториальной Африке. Речь идет о сепаратистском мятеже на западе Камеруна, вылившемся в 2017 г. в полнокровную гражданскую войну.
Несмотря на то что еще 29 марта крупнейшая группировка сепаратистов — «Силы обороны Южного Камеруна» — объявила об одностороннем прекращении огня, остальные 15 группировок даже не думают складывать оружие. А в минувшее воскресенье, в разгар ожесточенных боев, сепаратисты совершили очередную громкую вылазку, убив недавно избранного мэра г. Мамфе.
Известный теоретик культуры Терри Иглтон проницательно заметил, что «в Боснии или Белфасте культура – это не только то, что вы вставляете в магнитофон, но еще и то, за что вы убьете». С недавних пор за культуру – англосаксонскую или франкофонную – убивают еще и в Южном Камеруне.
Убивают буквально и очень жестоко — за преподавание на французском языке, пренебрежение «англосаксонскими стандартами» и социокультурным этикетом, наконец, за право смотреть матчи английской Премьер-лиги, традиционно игнорируемые национальным телевидением, не упускающим зато ни одной встречи «Пари Сен-Жермен». Убивают — с обеих сторон — малограмотные крестьянские парни, говорящие на пиджинах или — самое большее — ломаных языках бывших метрополий, в крупных городах давно слившихся в причудливый язык Camfranglais.
Южный Камерун некогда входил в британскую колониальную систему, а впоследствии воссоединился с французской частью в единую страну. Но единой нации из склеенных воедино частей так и не сложилось — франкоязычная элита фактически упразднила федерацию и систематически подавляла инакомыслие англоязычного региона — аграрного, слаборазвитого и депрессивного придатка большой страны, в которой англоговорящему меньшинству попросту не нашлось места.
Неудивительно поэтому, что англофоны презрительно называли франкофонов «подстилками Франции», а те уподобляли соседей «нигерийцам», намекая на многообразные административные, хозяйственные и социокультурные связи Южного Камеруна с другой бывшей британской колонией. Разделяющая регионы река Мунго стала метафорой раскола нации и провала политики «мультиязычия», ставшей было визитной карточкой Камеруна, этой «Африки в миниатюре».
Борьба за культурную гегемонию вступила в горячую фазу в 2017 г., с провозглашением виртуальной и никем не признанной «Республики Амбазония», и уже унесла свыше 3 тыс. жизней. Начатая интеллектуалами — учителями и судьями, она была продолжена пестрыми молодежными ополчениями («Тигры», «Красные драконы») и очень быстро отбросила регион в каменный век, породив галерею монструозных варлордов и военных преступников.
Сепаратисты не брезгуют похищением школьников и учителей, отказавшихся бойкотировать занятия на французском языке, казнят чиновников, обезглавливают военных и жандармов. Власти же отвечают карательными рейдами, сжигают людей живьем, разрушают дома сепаратистов и сочувствующих и сколачивают этнические ополчения пастухов-мбороро для борьбы с мятежными общинами и селениями.
И если для нас остановка деловой активности оказалась болезненным шоком, то англоязычные камерунцы к ней привычны — уже почти три года добровольные локдауны, или «города-призраки», стали обыденностью крупных населенных пунктов Южного Камеруна, желающих тем самым сказать свое твердое «нет» раскинувшейся по ту сторону Мунго бесконечно далекой республике.
🇧🇮 Транзит во время чумы. Как Бурунди готовится к всеобщим выборам
Даже в разгар пандемии политическая жизнь Бурунди не затихает ни на минуту. Страну, пережившую пять раундов гражданских войн, вряд ли можно запугать вирусом — Бурунди стала последней нацией, приостановившей игры национальной футбольной лиги.
20 мая — меньше чем через неделю — власти твердо намерены провести операцию «преемник» и передать бразды правления наследнику уходящего на покой Пьера Нкурунзизы, правящего страной с 2005 г. Нкурунзиза колебался между продлением своих полномочий и монаршьим престолом, но в конце концов остановился на скромных титулах «вечного верховного вождя» и «верховного лидера патриотизма» — сказались кровавые месяцы 2015 г., когда переизбрание Нкурунзизы на третий срок стоило стране сотен жизней.
Поэтому на грядущих всеобщих выборах преемник и близкий друг Нкурунзизы — генеральный секретарь правящего «Национального совета в защиту демократии — Фронта в защиту демократии» (CNDD—FDD) Эварист Ндайишимийе — будет тягаться с шестью кандидатами от оппозиции.
Ну а возражавшие против проведения выборов представители ВОЗ были со скандалом изгнаны из страны.
Однако Бурунди не пренебрегает некоторыми «полезными» карантинными ограничениями — прибывающие иностранные наблюдатели помещаются на обязательный 14-дневный карантин и, скорее всего, не будут допущены к избирательным участкам — выборы, по мнению властей, дело исключительно бурундийское и почти что ювелирное: по сей день страна обязана формировать органы власти по особым квотам для хуту (60%) и тутси (40%), поэтому выборы здесь – не про честный подсчет голосов, а про тщательный power-sharing.
Пережив несколько серий гражданских войн между хуту и тутси с этническими чистками и «микрогеноцидами», Бурунди лишь к 2005 г. вошла в клуб сомнительных «гибридных» демократий — с де-факто однопартийным режимом, регулярно пропадающими журналистами и мелькающими там и тут партийными боевиками «Имбонеракуре» в милитари-брюках и белых футболках, присвоившими функции армии и полиции.
Такое положение дел, естественно, нравится не всем — столичный средний класс дошел до немыслимой предвыборной коалиции из либералов, социалистов, монархистов и разнообразных демократов, а границы регулярно испытывает на прочность вооруженная оппозиция, базирующаяся в ДР Конго. Еще меньше это нравится озабоченному мировому сообществу — страна вечно балансирует между санкциями и международной изоляцией.
Но позиции правящей партии прочнее, чем кажутся. Когда в 2005 г. страну возглавило новое поколение молодых политиков CNDD—FDD, чопорных военных и кабинетных бюрократов сменили прошедшие десятилетнюю гражданскую войну партизанские командиры-хуту — крепкие, суровые и витальные крестьянские парни. Впервые в истории Бурунди они выплеснули политику из высоких кабинетов на сельскохозяйственные и футбольные поля и погнали чиновников интересоваться «нуждами народа».
Колесящий на велосипеде Нкурунзиза в спортивном костюме — сам заядлый фермер — завоевал симпатии крестьян, а распевающие военные песни хунвейбины из «Имбонеракуре» в окружении детворы живо напоминали сценки китайской Культурной революции и танзанийской «Уджамаа» — неслучайно правящая CNDD-FDD так многим обязана соседней Танзании. Впервые в истории Бурунди правящая партия стала по-настоящему «народной» — CNDD-FDD преодолела свой этнический облик и привлекла в свои ряды множество тутси. И это, пожалуй, самое главное.
Даже в разгар пандемии политическая жизнь Бурунди не затихает ни на минуту. Страну, пережившую пять раундов гражданских войн, вряд ли можно запугать вирусом — Бурунди стала последней нацией, приостановившей игры национальной футбольной лиги.
20 мая — меньше чем через неделю — власти твердо намерены провести операцию «преемник» и передать бразды правления наследнику уходящего на покой Пьера Нкурунзизы, правящего страной с 2005 г. Нкурунзиза колебался между продлением своих полномочий и монаршьим престолом, но в конце концов остановился на скромных титулах «вечного верховного вождя» и «верховного лидера патриотизма» — сказались кровавые месяцы 2015 г., когда переизбрание Нкурунзизы на третий срок стоило стране сотен жизней.
Поэтому на грядущих всеобщих выборах преемник и близкий друг Нкурунзизы — генеральный секретарь правящего «Национального совета в защиту демократии — Фронта в защиту демократии» (CNDD—FDD) Эварист Ндайишимийе — будет тягаться с шестью кандидатами от оппозиции.
Ну а возражавшие против проведения выборов представители ВОЗ были со скандалом изгнаны из страны.
Однако Бурунди не пренебрегает некоторыми «полезными» карантинными ограничениями — прибывающие иностранные наблюдатели помещаются на обязательный 14-дневный карантин и, скорее всего, не будут допущены к избирательным участкам — выборы, по мнению властей, дело исключительно бурундийское и почти что ювелирное: по сей день страна обязана формировать органы власти по особым квотам для хуту (60%) и тутси (40%), поэтому выборы здесь – не про честный подсчет голосов, а про тщательный power-sharing.
Пережив несколько серий гражданских войн между хуту и тутси с этническими чистками и «микрогеноцидами», Бурунди лишь к 2005 г. вошла в клуб сомнительных «гибридных» демократий — с де-факто однопартийным режимом, регулярно пропадающими журналистами и мелькающими там и тут партийными боевиками «Имбонеракуре» в милитари-брюках и белых футболках, присвоившими функции армии и полиции.
Такое положение дел, естественно, нравится не всем — столичный средний класс дошел до немыслимой предвыборной коалиции из либералов, социалистов, монархистов и разнообразных демократов, а границы регулярно испытывает на прочность вооруженная оппозиция, базирующаяся в ДР Конго. Еще меньше это нравится озабоченному мировому сообществу — страна вечно балансирует между санкциями и международной изоляцией.
Но позиции правящей партии прочнее, чем кажутся. Когда в 2005 г. страну возглавило новое поколение молодых политиков CNDD—FDD, чопорных военных и кабинетных бюрократов сменили прошедшие десятилетнюю гражданскую войну партизанские командиры-хуту — крепкие, суровые и витальные крестьянские парни. Впервые в истории Бурунди они выплеснули политику из высоких кабинетов на сельскохозяйственные и футбольные поля и погнали чиновников интересоваться «нуждами народа».
Колесящий на велосипеде Нкурунзиза в спортивном костюме — сам заядлый фермер — завоевал симпатии крестьян, а распевающие военные песни хунвейбины из «Имбонеракуре» в окружении детворы живо напоминали сценки китайской Культурной революции и танзанийской «Уджамаа» — неслучайно правящая CNDD-FDD так многим обязана соседней Танзании. Впервые в истории Бурунди правящая партия стала по-настоящему «народной» — CNDD-FDD преодолела свой этнический облик и привлекла в свои ряды множество тутси. И это, пожалуй, самое главное.
🇷🇼 Во Франции задержан 84-летний бизнесмен Фелисьен Кабуга — один из главных спонсоров и вдохновителей геноцида в Руанде 1994 г. С его поимкой на свободе остаются лишь два ключевых военных преступника — экс-министр обороны Огюстен Бизимана и командующий батальоном президентской гвардии Проте Мпиранья.
Во время стодневного безумия весной-летом 1994 г. Кабуга руководил правительственным Свободным телерадио «Тысяча холмов» — главным координатором и вдохновителем экстремистов-хуту. Созданное в 1993 г., наибольшую известность оно получило как «радио мачете» — это СМИ стало основным инструментом негативной мобилизации хуту против меньшинства тутси.
Помимо руководства инициативным комитетом «радио мачете», Кабуга был одним из его главных акционеров и серьезно влиял на редакционную политику. Он же финансировал и военизированные партийные структуры, занимавшиеся систематическим истреблением тутси в тесном взаимодействии с вооруженными силами, спецслужбами и церковными лидерами — именно благодаря Кабуге в Руанду было завезено более 580 тыс. мачете, снабдивших до трети будущих убийц.
Надо сказать, что Пентагон и юридическая служба Госдепа США раз за разом блокировали международные инициативы по глушению, блокировке и физическому уничтожению антенн радио «Тысячи холмов», ссылаясь на приверженность «свободе слова» и международным соглашениям о радиовещании. Историк Иван Кривушин в своей известной книге «Сто дней во власти безумия» пишет, что однажды дошло до того, что на очередном межведомственном совещании представитель Пентагона раздраженно возразил: «Радио не убивает людей. Людей убивают люди!». И не поспоришь.
Не дожидаясь агонии экстремистского режима, Кабуга довольно быстро покинул страну и отправился сначала в Швейцарию, а затем — в Заир (ныне ДР Конго), покуда не осел в Кении, где благодаря хорошим связям в местном истеблишменте, в том числе в окружении президента Дэниела арап Мои, даже открыл торговую компанию.
Кабуга всегда был на шаг впереди от преследователей — так, он ускользнул от правосудия в июле 1997 г., получив письмо-предупреждение от кенийского полицейского. Позже Кабуга появлялся в Юго-Восточной Азии, в 2000 г. транзитом бывал в Бельгии. В 2002 г. Госдеп США и ФБР в сотрудничестве с кенийскими спецслужбами разработали новый план поимки преступника, но Кабуга вновь сбежал, а сдавший его информатор был убит. Предполагается, что Кабуга скрывался в Кении как минимум до 2010 г., а впоследствии перебрался во Францию, где жил под вымышленным именем в пригороде Парижа Аньер-сюр-Сен.
Во время стодневного безумия весной-летом 1994 г. Кабуга руководил правительственным Свободным телерадио «Тысяча холмов» — главным координатором и вдохновителем экстремистов-хуту. Созданное в 1993 г., наибольшую известность оно получило как «радио мачете» — это СМИ стало основным инструментом негативной мобилизации хуту против меньшинства тутси.
Помимо руководства инициативным комитетом «радио мачете», Кабуга был одним из его главных акционеров и серьезно влиял на редакционную политику. Он же финансировал и военизированные партийные структуры, занимавшиеся систематическим истреблением тутси в тесном взаимодействии с вооруженными силами, спецслужбами и церковными лидерами — именно благодаря Кабуге в Руанду было завезено более 580 тыс. мачете, снабдивших до трети будущих убийц.
Надо сказать, что Пентагон и юридическая служба Госдепа США раз за разом блокировали международные инициативы по глушению, блокировке и физическому уничтожению антенн радио «Тысячи холмов», ссылаясь на приверженность «свободе слова» и международным соглашениям о радиовещании. Историк Иван Кривушин в своей известной книге «Сто дней во власти безумия» пишет, что однажды дошло до того, что на очередном межведомственном совещании представитель Пентагона раздраженно возразил: «Радио не убивает людей. Людей убивают люди!». И не поспоришь.
Не дожидаясь агонии экстремистского режима, Кабуга довольно быстро покинул страну и отправился сначала в Швейцарию, а затем — в Заир (ныне ДР Конго), покуда не осел в Кении, где благодаря хорошим связям в местном истеблишменте, в том числе в окружении президента Дэниела арап Мои, даже открыл торговую компанию.
Кабуга всегда был на шаг впереди от преследователей — так, он ускользнул от правосудия в июле 1997 г., получив письмо-предупреждение от кенийского полицейского. Позже Кабуга появлялся в Юго-Восточной Азии, в 2000 г. транзитом бывал в Бельгии. В 2002 г. Госдеп США и ФБР в сотрудничестве с кенийскими спецслужбами разработали новый план поимки преступника, но Кабуга вновь сбежал, а сдавший его информатор был убит. Предполагается, что Кабуга скрывался в Кении как минимум до 2010 г., а впоследствии перебрался во Францию, где жил под вымышленным именем в пригороде Парижа Аньер-сюр-Сен.
🇳🇬 «Потерянное колено Израилево». У истоков межобщинных коллизий Западной Африки
Исследователи Crisis Group своевременно обратили внимание на крупную геополитическую катастрофу Западной Африки — необъявленную войну скотоводов-фульбе и земледельцев-хауса, охватившую весь северо-запад Нигерии.
Два непохожих уклада жизни, веками существующих в непростом симбиозе, оказались разведены навсегда — из-за конкуренции за скудеющие ресурсы и повсеместного наступления пустыни. Обе общины притягивают бандитов, в регион рекой течет оружие. Обычными стали похищения людей, грабежи, налеты, кражи скота. Аналогичные коллизии прошли трещиной по всей Западной и Центральной Африке: распался «социальный контракт» фульбе с бамбара (в Мали), с моси и гурма (в Буркина-Фасо).
Фульбе — заложники своей истории и уникального кодекса поведения pulaaku, напоминающего бедуинский хашам. В основе его — скромность, терпение и отвага. Многие фульбе считают себя чужаками на африканской земле и «потерянным коленом Израилевым» — потомками Хама, вышедшими из пустынь Ливии и Египта. На это намекает и светлый цвет кожи, роднящий их с эфиопской расой. К этой легенде приложили руку и колонизаторы: пораженные великолепием ныне пришедших в упадок держав фульбе, они прозвали народ богословов, воинов и торговцев «почти что белыми» (presque blancs). А талмуды немецких эрудитов доказывали «хамитское» происхождение фульбе и отсутствие у них чего-то общего с «настоящими африканцами».
Проклятье «слишком белых», «слишком развитых» и «слишком близких к колонизаторам» настигло фульбе с парадом суверенитетов в 1960 г. «Год Африки» стал для фульбе чем-то вроде Версальского мира. Новые власти молодых стран вытеснили их на обочину общественно-политической жизни, а наступающая пустыня обрекла их на исход из экологических ниш. Навыки кочевого быта бросали одних в «погоню за облаками», то есть за столь желанными дождями и сочными пастбищами, других — в объятия заокеанской коммерции, третьих — в сети не менее космополитичного радикального ислама.
В гвинейской Лабе — столице древней империи фульбе Фута-Джаллон — молодые ваххабиты-фульбе уже бросают вызов религиозному истеблишменту. А в менее благополучных странах не исключающие друг друга бандитизм и джихадизм разъедают социальную ткань фульбе сильнее наступающих песков. По пятам бандитов в северных штатах Нигерии к фульбе пробираются агенты «Аль-Каиды», объединенные в группировку Ансару. А Амаду Куфа — лидер малийского «Фронта освобождения Масины», названного так по имени одноименной империи фульбе — числится среди самых разыскиваемых террористов мира. Знаменитый же «треугольник смерти» на пограничье ЦАР, Камеруна и Чада давно известен как Заргиналенд — по названию разбойных банд, многие из которых принадлежат к фульбе-бороро.
Культура и язык — это все, что есть у фульбе, вынужденных жить и выживать в недружественном окружении. Это ткань, связующая поколения, кланы и семьи, рассеянные по свету. Неслучайно особую касту сказителей-гриотов — носителей богатого поэтического фонда, насыщенного историями о героях доисламского прошлого, — именуют у малийских фульбе маабубе, или шерстопрядами. Связь столь сильная и интимная, что в древних мечетях Кано фульфульде вытеснил арабский в качестве священного языка, а престиж высокообразованного народа обеспечивал фульфульде высокий статус языка международного общения — именно его СССР сознательно избрал языком радиовещания в Западной Африке.
Сохранят ли фульбе свой уклад в контркультурных мирах джихадистских структур, трансграничных НВФ и международной коммерции — сказать сложно. Ясно одно — пастушеский быт, а с ним — космология и этос, восходящие к доисламскому прошлому, скоро будут утрачены навсегда. Но фульбе — бизнесмены, политики, интеллектуалы, военные и религиозные лидеры — пробивают себе дорогу в современность и пока еще крепко держатся друг за друга. Бытующая в их среде система «свой-чужой» все еще безотказно срабатывает даже между бывшим пастухом и европейским инженером.
Исследователи Crisis Group своевременно обратили внимание на крупную геополитическую катастрофу Западной Африки — необъявленную войну скотоводов-фульбе и земледельцев-хауса, охватившую весь северо-запад Нигерии.
Два непохожих уклада жизни, веками существующих в непростом симбиозе, оказались разведены навсегда — из-за конкуренции за скудеющие ресурсы и повсеместного наступления пустыни. Обе общины притягивают бандитов, в регион рекой течет оружие. Обычными стали похищения людей, грабежи, налеты, кражи скота. Аналогичные коллизии прошли трещиной по всей Западной и Центральной Африке: распался «социальный контракт» фульбе с бамбара (в Мали), с моси и гурма (в Буркина-Фасо).
Фульбе — заложники своей истории и уникального кодекса поведения pulaaku, напоминающего бедуинский хашам. В основе его — скромность, терпение и отвага. Многие фульбе считают себя чужаками на африканской земле и «потерянным коленом Израилевым» — потомками Хама, вышедшими из пустынь Ливии и Египта. На это намекает и светлый цвет кожи, роднящий их с эфиопской расой. К этой легенде приложили руку и колонизаторы: пораженные великолепием ныне пришедших в упадок держав фульбе, они прозвали народ богословов, воинов и торговцев «почти что белыми» (presque blancs). А талмуды немецких эрудитов доказывали «хамитское» происхождение фульбе и отсутствие у них чего-то общего с «настоящими африканцами».
Проклятье «слишком белых», «слишком развитых» и «слишком близких к колонизаторам» настигло фульбе с парадом суверенитетов в 1960 г. «Год Африки» стал для фульбе чем-то вроде Версальского мира. Новые власти молодых стран вытеснили их на обочину общественно-политической жизни, а наступающая пустыня обрекла их на исход из экологических ниш. Навыки кочевого быта бросали одних в «погоню за облаками», то есть за столь желанными дождями и сочными пастбищами, других — в объятия заокеанской коммерции, третьих — в сети не менее космополитичного радикального ислама.
В гвинейской Лабе — столице древней империи фульбе Фута-Джаллон — молодые ваххабиты-фульбе уже бросают вызов религиозному истеблишменту. А в менее благополучных странах не исключающие друг друга бандитизм и джихадизм разъедают социальную ткань фульбе сильнее наступающих песков. По пятам бандитов в северных штатах Нигерии к фульбе пробираются агенты «Аль-Каиды», объединенные в группировку Ансару. А Амаду Куфа — лидер малийского «Фронта освобождения Масины», названного так по имени одноименной империи фульбе — числится среди самых разыскиваемых террористов мира. Знаменитый же «треугольник смерти» на пограничье ЦАР, Камеруна и Чада давно известен как Заргиналенд — по названию разбойных банд, многие из которых принадлежат к фульбе-бороро.
Культура и язык — это все, что есть у фульбе, вынужденных жить и выживать в недружественном окружении. Это ткань, связующая поколения, кланы и семьи, рассеянные по свету. Неслучайно особую касту сказителей-гриотов — носителей богатого поэтического фонда, насыщенного историями о героях доисламского прошлого, — именуют у малийских фульбе маабубе, или шерстопрядами. Связь столь сильная и интимная, что в древних мечетях Кано фульфульде вытеснил арабский в качестве священного языка, а престиж высокообразованного народа обеспечивал фульфульде высокий статус языка международного общения — именно его СССР сознательно избрал языком радиовещания в Западной Африке.
Сохранят ли фульбе свой уклад в контркультурных мирах джихадистских структур, трансграничных НВФ и международной коммерции — сказать сложно. Ясно одно — пастушеский быт, а с ним — космология и этос, восходящие к доисламскому прошлому, скоро будут утрачены навсегда. Но фульбе — бизнесмены, политики, интеллектуалы, военные и религиозные лидеры — пробивают себе дорогу в современность и пока еще крепко держатся друг за друга. Бытующая в их среде система «свой-чужой» все еще безотказно срабатывает даже между бывшим пастухом и европейским инженером.