​Финтех и «вертолетные деньги». Африканские ответы на коронавирусный кризис

Коронавирусная пандемия и сопутствующий ей глобальный экономический кризис — катастрофа для континентальных экономик. По оценкам экономистов Афросоюза, совокупный ВВП Африки может сократиться на 0,8 - 1,1% (по пессимистичным оценкам Всемирного Банка — на 5,1%), иностранные инвестиции — на 15%, налоги — на 30%, экспорт и импорт — на 35%.

Главная задача местных правительств — сохранить мелкий бизнес и неформальную торговлю, в которых заняты подавляющее большинство экономически активного населения. Показателен пример Кот-д'Ивуара, намеренного пустить на поддержку неформального бизнеса не менее 100 млрд франков КФА (в этой сфере занято свыше 92% ивуарийцев). На выручку приходят и финансовые технологии, в первую очередь — кенийский сервис мобильных платежей M-Pesa (от суахилийского pesa — деньги), недавно выкупленный крупнейшими южноафриканскими мобильными операторами — Safaricom и Vodacom.

Мобильные деньги, бесконтактные электронные платежи и социальные приложения (вроде угандийского Market Garden по заказу продуктов у фермеров) — единственный способ удержать товарооборот в условиях карантинных мер, и правительства идут на множество послаблений для их продвижения среди населения. В таком направлении пошли Бенин, Буркина-Фасо, Гвинея-Бисау, Мали и другие страны зоны франка КФА; Гана, в числе прочего, намерена использовать универсальные QR-коды — в рамках новой бесконтактной платежной системы.

Но технологий недостаточно — уровень интернетизации и охвата мобильной связью стран Африки все еще достаточно низкий. Поэтому для поддержания платежеспособного спроса правительства просто вынуждены раздавать «вертолетные деньги» и идти на другие социальные меры во избежание социального взрыва.

Продвинутые социальные пакеты выработали Намибия и Кабо-Верде — первая собирается выплатить 750N$ всем потерявшим работу в возрасте 18-60 лет и открыть бесплатный доступ к водоснабжению, вторая — раздавать деньги, еду и пособия, включая занятым в неформальном секторе. В самой пораженной стране — ЮАР (свыше 2 тыс. заболевших) — президент и члены кабмина пожертвовали 33% своих зарплат в особый Фонд солидарности, направленный на сдерживание эпидемии и помощь уязвимым южноафриканцам. На материальную помощь здесь могут рассчитывать как работники на карантине (в порядке оплачиваемых больничных), так и граждане, потерявшие работу или бизнес.

Экономические лидеры Восточной Африки — Кения и Уганда — уже начали раздавать еду «уязвимому» населению и занялись регулированием ценовой политики, а власти соседней Руанды активно штрафуют компании, замешанные в спекуляциях. Жестким ценовым контролем занимается и Эфиопия, объявившая на своей территории пятимесячный режим ЧП.

Дальше всех пошло правительство Того, которое 8 апреля запустило программу универсальной помощи «Новисси» («Солидарность»). В соответствии с ней все нуждающиеся (в т.ч. водители мототакси), потерявшие доход из-за карантинных ограничений, получат на электронные кошельки в общей сложности 1,6 млрд франков КФА. Соседняя Гана объявила об отмене платы за воду и электроэнергию в течение трех месяцев — за апрель, май и июнь, и также рассматривает возможность раздавать деньги пострадавшим от карантина.

Нигерия — в числе прочего — тоже объявила об отмене платы за электроэнергию — но на два месяца. Правительство и губернаторы штатов также анонсировали раздачи риса, зерна и денег — самым уязвимым и бедным домохозяйствам. Еще в конце февраля федеральные власти насчитали 10,7 млн беднейших граждан в 35 штатах, ставших бенефициарами программы базовой материальной помощи. Собирает деньги и Камерун — в особый фонд солидарности, куда власти планируют собрать не менее 1,5 млрд франков КФА (1,5 млн евро). В настоящее время уже собрано порядка 700 млн франков, или 1 млн евро.

Наконец, о готовности распечатывать бюджет заявила даже Зимбабве. Правительство этой хронически нестабильной страны выделило свыше 600 млн$ на выплаты одному миллиону наиболее уязвимых домохозяйств, пострадавших от эпидемии.

​🇨🇩 От аграрного кооператива к вооруженной секте. Забытая война в географическом сердце Африки

На востоке ДР Конго разворачиваются ожесточенные бои между правительственными войсками и таинственной вооруженной сектой — «Кооперативом за развитие Конго», контролирующим 18 деревень в провинции Итури, в вождестве Валенду-Ватси. Вспыхнувшее еще в конце 2017 г. противостояние унесло жизни свыше 300 человек и привело к исходу 300 тыс. мирных жителей.

Как это часто бывает, боям в географическом центре Африки — провинции Итури — предшествовали идеи. Хема — высокорослых и хорошо сложенных скотоводов с «почти европейскими» чертами лица — бельгийские колонизаторы с легкой руки путешественника Генри Мортона Стэнли окрестили «благородными потомками семитов», покуда их соседи — земледельцы нгити (субэтнос ленду) — оказались в положении «нечестивцев», бунтовщиков и дикарей. Бестселлер Стэнли не остался незамеченным и стал настоящим руководством к действию. И по сей день образованные ленду небезосновательно считают очерки Стэнли «азбукой расового превосходства» в руках покоривших их еще в XVIII столетии хема — любимцев бельгийцев и сменившего их после обретения независимости самодура Мобуту Сесе Секо. Но вековые обиды на хема, помноженные на золотую лихорадку и земельный голод, дали знать о себе лишь на исходе прошлого столетия — на фоне повсеместной эрозии «мобутизма» и медленного развала государства.

Еще в 1978 г. в вождестве Валенду-Бинди появилось странное, но исключительно успешное агропромышленное предприятие — «Кооператив за экономическое развитие Конго» (Coopérative de développement économique du Congo, CODECO). Его возглавила влиятельная среди нгити группа младореформаторов во главе с сельским лидером Бернаром Какадо Тсубина, объявившая своими целями «возрождение и поддержку сельского хозяйства». Постепенно деятельность CODECO охватила всю территорию Джугу, а кооператив стал главным поставщиком продовольствия и древесного угля для регионального центра — города Буниа.

Амбиции Какадо — умелого манипулятора, колдуна и пророка — только росли. Деятельность предприятия быстро вышла за пределы собственно сельскохозяйственных занятий. Представители Какадо появились во всех поселениях Джугу, а экзальтированный пророк стал раздавать указания окрестным земледельцам о благоприятных днях для высадки урожая. Вскоре компанию стали небезосновательно подозревать в мистицизме. В числе прочего их обвиняли в производстве дава — и поныне популярных среди сельских ополчений «май-май» магических снадобий, якобы дарующих неуязвимость от пуль.

Когда с загниванием режима Мобуту Заир медленно погружался в хаос, в непроходимых девственных лесах семидесятилетний Бернар Какадо начал собирать вооруженных сторонников и постепенно стал духовным лидером и целителем местной повстанческой коалиции ленду — «Фронта патриотического сопротивления Итури». В его воспаленном воображении оформился исключительно популярный среди экстремистов-ленду миф о зловещей «империи тутси», намеренной поглотить Конго в сотрудничестве с Угандой, Руандой и их прихвостнями — народом хема. Так CODECO выродился в эсхатологическую секту этноэкстремистов, принявшую участие в свирепой межэтнической бойне между хема и ленду — одном из фронтов Второй конголезской войны 1998-2003 гг.

Несмотря на то что Какадо был арестован и закончил свои дни в тюрьме в 2011 г., CODECO ушел в тень и сохранил религиозно-политические структуры. А в конце 2017 г. секта перешла в полнокровное наступление, заставившее заговорить о настоящем геноциде. «Кооператив» стал вербовать в свои ряды неблагополучную молодежь, проходившую обряды инициации и различные эзотерические церемонии.

Наркотизированные подростки получали нехитрое оружие — луки, мачете, — и столь же нехитрые приказы — нападать на деревни хема, расхищать оружейные арсеналы и не оставлять никаких следов после своих атак. Лишь в октябре 2019 г. на лесные базы CODECO обрушился «Шторм Итури» — генеральное наступление конголезских войск, заставшее на своем пути опустошенные деревни и сгоревшие дома.

​🇬🇭 Danse macabre по-гански. За кулисами одного вирусного интернет-мема

Похоже, в Гане оборвалась знаменитая традиция многотысячных пышных похорон с музыкой и танцами. Именно этот обычай увековечен в недавно разлетевшемся по Интернету вирусном меме funeral dance, где костюмированная труппа профессиональных носильщиков исполняет танец с гробом покойного. Отныне, в связи с карантинными мерами, на похороны допускается не больше 25 человек, а покойный должен быть предан земле в течение суток.

О западноафриканских похоронных церемониях я уже писал раньше — на примере Бенина. В Западной Африке похороны — главное событие в жизни человека. А в жизни ганцев они столь важны, что благополучно прижились даже в заокеанской диаспоре, в частности в Нью-Йорке.

Ганские похороны — фестиваль безумного расточительства и китча. Ради них даже малоимущие вынуждены залезать в огромные долги, лишь бы только обеспечить покойному родичу достойный переход в новое и последнее состояние. Поэтому тела покойных лежат в моргах неделями и месяцами, ожидая соблюдения всех формальностей, а похороны занимают не меньше недели, после чего душа расстается с телом и воссоединяется с миром предков, чтобы начать цикл заново.

Но ганцы не останавливаются ни перед какими расходами и долгами. Все потому, что пышные похороны — это инвестиция. В мир мертвых, в мир живых, в социальный капитал своей семьи и рода. Неудивительно, что вокруг них выросла колоссальная «загробная экономика» — фотографы, хореографические и музыкальные труппы и коллективы, пошивочные мастерские, флористы, постоянно экспериментирующие с жанрами и формами на невероятно конкурентном и востребованном рынке «ритуальных торжеств». Отсюда — непрерывный поток художественной самодеятельности и творческих инноваций.

И если уж верна спорная мысль, что театр развился из поминальных обрядов, то за подтверждением этой смелой гипотезе не следует погружаться в нюансы греческих культов — достаточно побывать в стране аканов, га, эве и ашанти. Здесь на похоронах встречаются все жанры духовной культуры — театральное искусство, традиционная и современная инструментальная музыка и в особенности — танец (адова).

Но едва ли не главная изюминка таких церемоний — это гробы, т.н. fantasy coffins, или абебу абекай. Почти всегда они должны что-то рассказать об умершем — сфере занятий, мечтах или пристрастиях. Изготовление таких гробов — настоящее искусство, и каждый обходится чуть ли не в годовой заработок среднего ганца. Непревзойденным мастером и новатором в этом специфическом ремесле стал умелец Кане Квеи (1924-1992), однажды изготовивший «гроб-рыбу» своему умирающему дяде и вскоре с головой окунувшийся в новое для себя ремесло.

Рыбакам он мастерил гробы-лодки, многодетным матерям — гробы в форме куриц. В его репертуаре были и гробы-самолеты, и гробы-дома, и гробы в форме животных и рыб. Кане Квеи был настолько популярен, что его коллекция даже выставлялась в 1989 г. на экспозиции Magiciens de la Terre в парижском Центре Помпиду. Кстати, себе он выбрал довольно незатейливый гроб — простоватую коробку с выгравированными на ней пилой, молотком, зубилом и угольником.

В репертуаре современных умельцев — гробы-мобильники (от легендарной «Моторолы» до продукции Apple), а также автомобили, бутылки «Кока-Колы» и даже пачки любимых сигарет. Кстати, один из именитых ганских скульпторов — Эрик Аджетей Ананг — изготовил несколько гробов для выставки в Новосибирске (2011), где в числе прочего представил — по заказу куратора — гроб в форме... бутылки водки. Словом, любой каприз за ваши деньги.

​​🇹🇩 Война не по правилам. Почему чадская армия — сильнейшая в Черной Африке

В минувшие недели чадские войска нанесли крупнейшее с 2016 г. поражение террористам «Боко харам». Потеряв 52 солдата, чадские части уничтожили свыше 1 тыс. боевиков и разрушили все их базы в акватории озера Чад. Удар столь серьезный, что главарь террористов Абубакар Шекау в видеобращении истерично умолял своих бойцов не разбегаться, а чадцев — оставить его в покое. Для президента Идриса Деби Итно, мечтающего занять место Каддафи, это важный шаг к региональному лидерству.

Нигерийским же военным экспертам, на плечах которых лежит основная тяжесть боев с исламистами, остается лишь кусать локти. Показательно, что власти Нигерии — с ее огромным военным бюджетом в 2,41 млрд$ — просят увеличить свою и без того бестолковую и неповоротливую армию еще на 100 тыс. военнослужащих, в то время как Чад — с общим годовым бюджетом в 7 млрд$ и военными расходами всего в 300 млн$ — способен проводить образцовые операции и укреплять колониальный миф о «непобедимости чадского солдата».

Просто ВС Чада создавались не как классическая армия. Их основа — бывшая партизанская вольница, закаленная в боях друг с другом и с ливийцами в знаменитой «Войне тойот» и не дружащая с бесполезной в пустыне тяжелой бронетехникой. В ангарах Чада до сих пор пылится трофейная советская техника, в том числе 60 модернизированных украинскими инженерами танков Т-55, захваченных еще в боях с Каддафи — в той самой войне, где разгромили посредственного «отличника» Халифу Хафтара.

Главная ударная сила Чада — более сотни надежных пушечных броневиков «Панар», создававшихся французами для контрпартизанских операций в пустыне, а в руках бывших партизан превратившихся в мощное оружие. С началом же разработки в 2003 г. нефтяных месторождений до половины нефтедолларов Чада уходило на закупки адекватного сахельской экосистеме оборудования и вооружения. Со временем на нефтяные доходы чадцам удалось сформировать компактные и сбалансированные вооруженные силы, дополнив легендарные «Панары» бразильскими «Каскавелами» и российскими БРДМ-2, незаменимыми в песках и саваннах.

Но главная ценность Чада — это люди, наемники, ополченцы и партизаны, с ранних лет не расстававшиеся с оружием и в разное время кооптированные в ряды правительственных сил. Это 30-тысячное воинство здорово натаскали французские специалисты — на опыте мобильных операций Эрвина Роммеля в Северной Африке. Впоследствии, после того как страну почти замирили, а столицу Нджамену окружили рвами и насыпями — во избежание прорыва повстанческих колонн на «Тойотах» — местным пассионариям нашли применение в ЦАР, Мали, Нигерии и Нигере, а также на неспокойном севере страны. Чадские же наемники и поныне участвуют в боях в Ливии — как на стороне ЛНА, так и в рядах ПНС.

В итоге у нищего государства, уверенно замыкающего все социальные и экономические рейтиги ООН, оказалась сильнейшая армия в Черной Африке, с которой могут потягаться лишь Руанда или ЮАР. Французы неслучайно выбрали именно Чад своим привилегированным военным партнером и плацдармом для операций своих африканских коммандос. Опыт строительства ВС Чада другие сахельские страны повторить пока не смогли.

​​🇲🇬 «Наша страна изменит ход истории». Как и зачем на Мадагаскаре нашли «лекарство» от коронавируса

Президент Мадагаскара Андри Радзуэлина представил публике национальное лекарство от коронавирусной инфекции. Речь идет о «Covid-Organics» — травяном препарате на основе однолетней полыни (artemisia annua), доказавшей свою эффективность против малярии.

О наличии в стране «чудесного лекарства» президент сообщил еще 8 апреля в телеобращении к гражданам, заявив, что Мадагаскар «может изменить ход истории». Уже 20 апреля он торжественно представил препарат общественности и заявил, что уязвимые группы граждан получат его бесплатно. В Малагасийском институте прикладных исследований также «подтвердили» эффективность «Covid-Organics» в лечении болезни.

Скандальные заявления 45-летнего плейбоя и шоумена без высшего образования вызвали перешептывания. Ясно, что на волне эпидемии бешено вырос спрос на лекарственные травы и настои — на базе полыни, имбиря и цитрона. Так что деловые круги Мадагаскара во главе с Радзуэлиной — прирожденным бизнесменом — решили капитализировать свою уникальную экосистему с 80% эндемиков и выйти на африканский рынок. В этой истории торчат уши и парижской гуманитарной НПО «Дом полыни», занимающейся популяризацией антималярийных препаратов на базе artemisia annua и artemisia afra.

В лучших африканских традициях не обошлось и без мистики — 16 апреля по местному ящику крутили «документалку» о бразильской предсказательнице, якобы приехавшей на остров еще в ноябре и предсказавшей как пандемию, так и чудесное спасение — разумеется, из Мадагаскара.

На самом деле весь этот цирк способствовал лишь одному — сворачиванию карантинных мер. Сразу после презентации «Covid-Organics» Радзуэлина снял ограничения на передвижения в трех крупнейших городах страны.

При этом нельзя сказать, что его правительство сидело сложа руки. Ранее по поручению Радзуэлины власти раздали 240 тыс. продуктовых корзин уязвимым группам — пожилым, уличным торговцам, проституткам, открыли почти 200 «рынков для бедных» со скидками на рис и масло в диапазоне 25-50%.

Но руки у правительства стали опускаться после того, как решено было поддержать, а сначала просто пересчитать всех занятых в неформальном секторе, а таких в стране — почти 93% от экономически активного населения. Стало понятно, что с карантином надо срочно завязывать — иначе будет хуже.

​​🇷🇼 Каждый за себя, а Руанда против всех. Как африканский Сингапур добивает виновных в геноциде тутси — спустя четверть века после трагедии

Многие конголезские повстанцы «май-май» узнали о понятии «сексуальное насилие» лишь недавно благодаря пропаганде ООН. Но почти все они хорошо ориентируются в геополитике и охотно объяснят вам нюансы «балканизации».

Так в этих краях именуют теорию заговора, согласно которой соседние страны ведут тайную войну против Конго ради ее природных богатств, прибегая к услугам зловещей «пятой колонны» — в ее роли чаще всего выступают исторически связанные с Руандой тутси-баньямуленге, ранее составлявшие основу антиправительственных мятежей.

К сожалению, соседки ДР Конго дают немало пищи для воспаленных умов местных националистов. Уганда, Руанда и Бурунди через свои «прокси-группировки» активно расхищают природные ресурсы, грабят население и истребляют осевшую в Конго военно-политическую оппозицию.

Особенно в этом преуспела Руанда. Вот уже почти год эта маленькая, но исключительно агрессивная и сильная страна с разрешения Киншасы и лично президента ДР Конго Феликса Чисекеди ведет секретную «гибридную» войну на востоке Конго. Ее цель — разгром действующих на территории страны группировок руандийской оппозиции, поддерживаемых Бурунди и Угандой.

Первую скрипку играют одиозные экстремисты-хуту из «Демократических сил освобождения Руанды» (ДСОР) и отколовшееся от них «Объединение за единство и демократию». Костяк этих «демократов» — бывшие участники геноцида 1994 г., которые давно уже вросли в конголезскую почву, обросли союзниками из местных сельских ополчений и рекрутами — из конголезской молодежи.

Руанда не привыкла церемониться со своими врагами. Переодетые в конголезскую форму коммандос — разведчики, диверсанты и целые батальоны — точечно ликвидируют старых военных преступников, сжигают дома и деревни их сторонников и репатриируют сдавшихся и пленных обратно в Руанду. Статистика впечатляет. Только за последний триместр 2019 г. уничтожено множество главарей хуту. В их числе — глава ДСОР Сильвестр Мудакумура и глава ОЕД Жан-Мишель Африка. Бои продолжаются и сейчас — 13 апреля руандийские части сожгли подконтрольные ДСОР деревни в территории Рутшуру.

Вместе с тем — заодно с бывшими геноцидниками — Кигали с удовольствием расправляется с оппозицией и диссидентами, объединенными в «Национальный конгресс Руанды» (НКР) во главе с опальным генералом Каюмбой Ньямвасой — главой генштаба руандийских ВС в 1998—2002 гг. Только за последний год от НКР остались лишь полсотни оборванцев. Так что общая угроза привела к невероятному альянсу — хуту из ДСОР сошлись с тутси из НКР. Удивительное рядом!

Но опасность в другом. Та самая «пятая колонна» — конголезские тутси-баньямуленге — отвернулись от Руанды и приютили у себя НКР — в Высоких Плато провинции Южное Киву. Добившись для себя военных, полицейских и государственных постов в Конго, конголезские тутси устали чувствовать себя руандийскими марионетками и активно интегрируются в конголезское политическое сообщество. Так что многие конголезские тутси теперь винят Руанду в дестабилизации и даже заговоре против тутси. Переживет ли Руанда потерю такого стратегического козыря — покажет время.

​​🇨🇩 «Конго, которое мы потеряли»

В ДР Конго после кровопролитных стычек с полицией арестован и помещен в психиатрическую лечебницу пророк Не Муанда Нсеми — лидер влиятельного националистического движения, выступающего за возрождение древнего королевства Конго.

Народу баконго не повезло с собственным государством. Поэтому баконго очень озабочены своим прошлым — они уверены, что с их историей что-то определенно не так. Но они полагают, что не все потеряно — историю можно и нужно переписывать, «исправлять» и обращать вспять. Для местных интеллектуалов возрождение древнего королевства Каконго (XVI—XIX вв.) всегда было предпочтительнее современных политических наций, предлагавших им заирскую идентичность, «ангольство» или — что еще хуже — дурно понятый марксизм-ленинизм.

Неудивительно, что социальный ландшафт родины баконго, разодранной бывшими колониальными владениями Бельгии, Франции и Португалии, породил массу мессианских освободительных движений. По числу пророков — бангуза — этот аграрный край, не избалованный инфраструктурными проектами и вниманием центральных властей, уступает лишь ветхозаветному Израилю.

Славная традиция пошла с пророчицы Кимпа Виты, одержимой духом св. Антония Падуанского и объявившей об африканском происхождении Иисуса, Святого семейства и апостолов. И хотя Кимпа Вита закончила жизнь на костре в 1706 г. как еретичка, а ее наследник Симон Кимбангу — в бельгийской тюрьме в 1951 г., плеяде пророков баконго несть числа, а вакантные места в духовном вакууме вскоре занимали другие бангуза — Симон Мпанди, Андре Матсуа, Мабвака, Симау Току, Тата Вонда.

Последнему «пророку своего отечества» — Не Муанде Нсеми (в миру Закария Бадиенгила) — повезло немного больше. В 2006 и 2011 гг. пророк даже избирался в конголезский парламент — пока окончательно не рассорился с властями в 2017 г.

Основанное им еще в 1986 г. «Бунду диа Конго» («союз народа конго», БДК) стало последним и самым радикальным в череде религиозно-политических движений, жаждущих возрождения королевства Конго и народа баконго, а также всесторонней борьбы с «наследием белого человека», в первую очередь — с христианством, особенно в его католическом изводе.

Его секта создала филиалы в ДР Конго и за рубежом, культивирует боевые искусства, располагает боевыми отрядами и тренировочными лагерями. В репертуаре БДК — свои обряды, наряды, жесты, религия и космогония, свой язык и привычки, многие из которых заведены в пику колониальным, по мнению сектантов, бытовым порядкам конголезцев.

На поверку же репертуар секты — экзотическая смесь «Нью-Эйдж», авраамических и неоязыческих культов, а также древнеегипетской эстетики. Так, если верить некоторым публикациям БДК, еще в доисторические времена космические создания с планеты Каконго (в системе Сириуса) высадились на землю в районе Эфиопского плато. Пришельцы во главе с архангелом Аконго, само собой, говорили на киконго и создали великую и могучую «родину слонов», в которой, впрочем, спустя какое-то время все пошло не так, культуру и язык забыли, а их страну поделили белые и руандийцы.

Но сектанты не унывают — многие верят в приход из космоса маниконго (исторический титул правителя королевства Конго в XIII-XVIII вв.) и скорое наступление «золотого века». Для его приближения они культивируют всякое «духовно-нравственное воспитание» — заводят полигамию и загоняют женщин обратно на кухни, отказываются от французского или лингала (главные языки столицы Киншасы), обучаются владению оружием.

​​🇳🇬 Как «Боко харам» построила международную рыбную империю в акватории озера Чад

Недавнее наступление чадских войск на позиции террористов «Боко харам» в акватории озера Чад возымело неожиданные и нетривиальные последствия — операция привела к взрывному росту цен на копченую рыбу и красный перец.

Захват в 2014-2015 гг. нигерийской вооруженной сектой «Боко харам» обширных территорий на пограничье Нигерии, Нигера, Чада и Камеруна надолго обрушил эти два столпа экономики стремительно иссыхающего озера.

В результате хозяйничанья джихадистов многие крестьяне и рыбаки вынуждены были покинуть берега и острова Чада, многие были убиты, оставшимся же — за исключением загадочного народа йедина — приходилось мириться с конскими тарифами (свыше 30 долларов!), а также с постоянными угрозами и вымогательствами. Силовики же взяли регион в плотную блокаду, перекрыли трассы и стали рассматривать всех рыбаков как потенциальных симпатизантов исламистов.

Но все изменилось с выделением из недр «Боко харам» фракции сторонников «Исламского государства». ИГ заняло более бизнес-ориентированную стратегию — террористы разослали эмиссаров в лагеря беженцев и разрешили бывшим фермерам и крестьянам вернуться на покинутые ими участки, благо, что за время двухлетнего простоя экосистема озера порядком восстановились, а также обеспечили им безопасные маршруты для контрабанды.

Налоги тоже снизились — провоз рыбы стоил теперь дешевле — 1 тыс. найр, или всего 2,8 доллара в день, а единовременный провоз на своем каноэ — 13,8 доллара. В среднем же рыбаки уплачивают ИГ по 15 тыс. найр раз в две недели, что существенно меньше прежних такс. Кроме того, ИГ испытало на общинах и селениях озера опробованный еще на Ближнем Востоке принцип «заплати и свободен», отменило перекрестное налогообложение — и это сработало. Местные жители, в основном, перестали воспринимать боевиков «Исламского государства» как угрозу и вернулись к своим привычным хозяйственным занятиям.

Так что в пиковые сезоны террористы зарабатывали миллионы найр ежедневно — рыба из подконтрольных «Исламскому государству» районов оказывалась в торговых рядах Кано — экономического центра северной Нигерии, покрывала она и 70% рыбного спроса Южной Нигерии — вплоть до экономической столицы страны Лагоса, а также наводняла продуктовые рынки сопредельных стран — Нигера и Камеруна.

Что самое страшное — победить эту систему чрезвычайно сложно. В отличие от боевиков ИГ, ограничивающихся гибкими тарифами (с лестницей льгот), военные больше склонны конфисковывать продукцию крестьян, поголовно записываемых в сторонников террористов. Поэтому, столкнувшись с падением дохода и крушением привычных товарных маршрутов, местные жители предпочтут вновь иметь дело с боевиками ИГ, зарекомендовавшими себя более «понимающими» партнерами.

Видимо, это неудобное обстоятельство — одна из причин, почему правительство Нигерии вообще ведет крайне непопулярные переговоры с одиозным лидером одной из фракций «Боко харам» — психически неуравновешенным «эмиром» Абубакаром Шекау. Все фракции и течения в рамках «Боко харам» настолько вплелись в социальную ткань озера Чад, что одних только силовых мер здесь явно не достаточно.

P. S. О том, как «Исламское государство» стало крупнейшим работодателем в Буркина-Фасо — читайте в этом материале.

​​🇨🇮 Изоляция как социальная смерть. Эскизы городской культуры Кот-д'Ивуара

В Абиджане — экономической столице Кот-д'Ивуара — карантинные меры, пожалуй, переживаются тяжелее всего. Полиция действует максимально брутально, оживленный мегаполис в одночасье превратился в токсичный улей пьющих, бьющих, озлобленных и порядком стесненных в средствах и жизненном пространстве горожан, запертых в душных многоэтажках и трущобах.

Психологический стресс умножается еще одним, не особенно тривиальным для нас обстоятельством. Если многие жители Токио даже не заметили карантинных ограничений, то для многих африканцев, и в особенности ивуарийцев, сидеть дома — сродни социальной смерти.

Дело даже не в том, что 92% ивуарийцев работают в тени и, таким образом, оказались лишены привычных уличных заработков, а денег, выделенных на поддержку неформальному бизнесу, все равно не хватит. Дело в другом — социокультурном — ущербе от режима изоляции.

Уличная жизнь африканских мегаполисов просто обязывает постоянно находиться на виду. Мир Абиджана — это мир надувателей, модников и молодежных банд. В этой среде распальцовка, демонстрация брендовой одежды и аксессуаров — обязательная часть огромной неформальной экономики: разнообразных scams, «мыльных пузырей», всеразличных финансовых пирамид и банального бандитизма, где степень «успеха» напрямую зависит от многообразия и эффективности подаваемых жертвам и конкурентам статусных сигналов.

Социальный успех, а именно развод «лоха» и поддержание авторитета среди «своих» — два столпа мировосприятия молодого абиджанца — требуют постоянного следования моде, а с ней — брендов. Но даже честный человек просто обязан тщательно следить за собой, носить опрятные и современные вещи и регулярно показываться публике — для поддержания репутации.

Для ивуарийцев все это чрезвычайно важно — ведь они на полном серьезе считают себя лучшими подражателями европейцев. Настолько, что в молодежной среде некогда сформировался целый танец — logobi (от сленгового logo, бренд), полностью построенный на демонстрации модных зарубежных брендовых шмоток. Так что по степени «показушности» ивуарийцы могут потягаться разве что с конголезцами.

Как и в некоторых других странах мира, ивуарийское décalé, жизнь напоказ, выражается в заостренном и болезненном внимании к «подлинности» и «оригинальности» бренда, пусть и шитого на фабриках Эфиопии или Бангладеша. Здесь всерьез «поясняют за шмот» и всерьез тратят на него последние франки. В местном изводе контрафактного Модерна североамериканские бренды считаются более yere, или «трушными», чем французские и тем более ивуарийские, которые, впрочем, все равно «трушнее» других африканских — восприимчивость абиджанского «плавильного котла» к заокеанской моде парадоксально сочетается с городским высокомерием и ксенофобией ко всему «неивуарийскому» — мигрантам, северянам, сельским жителям.

При этом деньги, показная роскошь и брендовая одежда скрывают повседневную неустроенность и неприглядную изнанку выживания, иногда — плохое питание и даже недоедание. Неслучайно «пища» — manzement — уподобилась в местном сленге разнообразной теневой, мошеннической и криминальной активности. Кроме того, любые сверхзаработки так или иначе моментально рассеиваются по социальному окружению — все капиталы образуются и потребляются в постоянном водовороте человеческих встреч, а социальная жизнь творится на виду у всех — в гуще толпы, дискотек, ресторанов, пивных и ночных клубов. Так что очень наивно считать, что такая нация сможет смирно просидеть дома хотя бы три дня, не говоря уже о трех долгих неделях.

​​The virus is old and cold and Africa is young and hot. Почему коронавирусная инфекция слабо распространяется в Черной Африке

Статистически Африка являет собой аномалию — на родине 17% жителей планеты выявлено всего более 44 тыс. заболевших (из них уже выздоровело более 14 тыс.) и свыше 1,7 тыс. смертей — 1,1 и 0,7% соответственно. Постепенно открываются крупнейшие экономики Черной Африки — Нигерия и ЮАР, другие страны тоже начали смягчать карантинные ограничения.

И дело явно не только в неидеальной медицине и слабой диагностике — африканские страны накопили огромный опыт борьбы с куда более смертоносными эпидемиями, а многие страны — в отличие от ЕС и США — показали высокий уровень кооперации в сдерживании пандемии. Так, находящаяся в катастрофическом экономическом положении ЮАР безвозмездно помогает маленькому и бедному королевству Лесото, не располагающему собственными лабораторными мощностями — и это несмотря на то, что Лесото остается единственной страной континента, где все еще не выявлены инфицированные новым коронавирусом.

Главное объяснение аномалии — молодое население. Скорее всего, большинство африканцев переносят болезнь бессимптомно или в лёгкой форме — свыше 60% жителей континента не перевалили за 25 лет. Кроме того, континент — родина многих опасных инфекционных болезней, и иммунная реакция организма, привыкшего к напастям, скорее всего, выше. Что, впрочем, нивелируется плохим питанием и не всегда высокими санитарными стандартами.

Популярно и другое объяснение — климатическое. В англоязычных странах любят приговаривать: The virus is old and cold and Africa is young and hot. Научных подтверждений этому нет, хотя в ЮАР — зоне средиземноморского, а не тропического климата — выявлено больше всего больных — свыше 6,8 тыс.

Это, впрочем, можно объяснить как относительно развитой по местным меркам медициной, способной выявлять гораздо больше больных, так и относительно старым — опять же по африканским меркам — населением: медианный возраст южноафриканца подбирается к 30 годам, при всех нюансах демографии белой, цветной, черной и азиатской общин.

Сказывается и низкая плотность населения — 42,5 против 207 в Италии, и сравнительная бедность, а значит — и малая мобильность населения. И хотя вряд ли можно отыскать ивуарийца, нигерца или конголезца без родных в Париже или Брюсселе, вирус в Африку завез именно белый человек.

Степень готовности африканцев тоже не следует преуменьшать. В интернете любят смаковать безумные, с нашей точки зрения, выходки традиционных вождей, наперебой призывающих людей маршировать голышом, пить мочу, лечиться травами и т.д. Здесь я хочу напомнить, что большинство нынешних вождей и королей — образованные люди с европейскими и американскими дипломами, а их акции нацелены на психотерапевтическое воздействие на подданных и сдерживание паники, благо что поводов к ней у чувствительных африканцев всегда с избытком. Подчас социально-психологическое благополучие становится важнее научной рациональности.

Кроме того, не следует преуменьшать сознательность рядовых и плохо образованных африканцев. Я помню, как свирепствовавшую в Западной Африке лихорадку Эбола не зря называли bonda wote. На языке менде, буквально, это означает «семья вверх дном». Самоизоляция была знакома деревенским жителям давным-давно, она прочно закрепилась в культурном коде западноафриканских крестьянских общин, привыкших к эпидемиям оспы.

В это время закрывались рынки и торговля — все, что облегчало пути передачи инфекции, а семьи — с одобрения вождей и старейшин — разбредались по хуторам и запасались рисом. Самоизоляция стара как мир, и не африканцам объяснять, как это важно и нужно. Поэтому эпидемия поразит, в первую очередь, крупные мегаполисы — Йоханнесбург, Лагос, Абуджу, Абиджан, Киншасу.

После пандемии Африка полностью станет континентом китайского влияния

Российский совет по международным делам опубликовал достаточно объемное исследование, посвященное будущему Африки после пандемии.
Аналитики рассматривают 2 варианта, - с легким и тяжелым сценариями последствий для Африки.
Объективно говоря, второй вариант более вероятен. Основан он на предположении о том, что рано или поздно эпицентр глобальной пандемии переместится с глобального Севера на глобальный Юг.
Для большинства африканских государств характерны отсутствие современных систем общественного здравоохранения, дефицит доступных лекарств при одновременной скученности населения — особенно в стихийно растущих и плохо управляемых городских агломерациях. Распространенные архаичные традиции и религиозный фундаментализм нередко становятся препятствием для профилактики опасных заболеваний: некоторые религиозные культы решительно выступают против вакцинации, усматривая в этой процедуре вмешательство в осуществление божественного предопределения. В свое время архаические традиции и культы существенно препятствовали профилактике HIV/AIDS на африканском континенте; есть основания полагать, что примерно то же будет и с профилактикой коронавируса.

Глобальный Север, пройдя через беспрецедентную мировую рецессию и не вполне оправившись от последствий пандемии, окажется не в состоянии играть роль внешнего арбитра и гаранта безопасности на африканском континенте. Наиболее вероятной стратегией стран Запада станут попытки «самоизолироваться» от африканских проблем, снизить свою экономическую зависимость от импорта ресурсом из Африки, ограничить транспортные коммуникации и миграционные потоки, связывающие глобальный Север с глобальным Югом.

Для африканских лидеров Китай окажется единственной финансовой и экономической надеждой. Как ни крути, но единственным выгодоприобретателем пандемии на черном континенте будет Китай.

https://russiancouncil.ru/activity/workingpapers/budushchee-afriki-na-fone-pandemii-dva-stsenariya/?fbclid=IwAR1wMBJP9RV6WNEazDWuVWB6jt2eenzldfcNHExaRmGWBXoXmxw-qSLyueo

#коронавирус #аналитика #chineafrique

​​🇳🇬 Дома ужаса. Особенности религиозного образования на севере Нигерии

Под угрозой распространения нового коронавируса власти северных штатов Нигерии начали расселять по родным штатам учащихся системы исламских училищ — альмаджири. Станет ли это решающим ударом по одной из самых болезненных язв современной Нигерии — покажет только время.

Некоторые считают Нигерию бомбой замедленного действия на теле планеты. Государство, которое станет к 2050 г. третьей по численности страной мира с населением 399 млн человек, уже сейчас испытывает катастрофическую нужду в учителях.

Нехватка педагогов в начальной и средней школе, по последним данным министерства образования страны, достигла рекордных 277 тыс. человек. Вне системы образования находятся свыше 13 млн детей, в основном из северных — мусульманских — штатов.

Поэтому семь миллионов маленьких нигерийцев обучаются в сети альмаджири (от ар. «аль-мухаджир», отправившийся в путь) — исламских училищах, где с шестилетнего возраста дети изучают (вернее, зазубривают) только и исключительно Коран. Схожие училища действуют и в других странах Западной Африки, где дети вплоть до третьего десятка учатся в даарас — аналогах медресе.

Альмаджири — настоящие дома ужаса, где нередки рукоприкладство и жестокое обращение маламов с подопечными вплоть до удерживания непослушных на цепи. Дети не получают там не только основ современного религиозного образования, но и минимального объема знаний о мире, потому что в свободные от заучивания Корана часы вынуждены заниматься воровством и попрошайничеством.

Все потому, что древняя как мир система альмаджири — кузница кадров для блистательных дворов доколониальных халифов и эмиров — ныне не получает никакого внешнего финансирования. Педагогам приходится заниматься самообеспечением и побуждать подопечных к сбору милостыни, воровству и попрошайничеству. Неслучайно в языке хауса «альмаджири» стало синонимом «нищего» и «попрошайки».

Востребованность таких училищ объясняется разными обстоятельствами. Преимущества светского образования далеко не очевидны — при формальной бесплатности платить приходится за все — за учебники, тетради, мелки. Кроме того, учат в таких школах из рук вон плохо, а в переполненных и крайне шумных классных комнатах учебный материал усваивается еще хуже — большинство выпускников больше никогда в жизни не открывает книги.

В северной Нигерии все еще живы предрассудки в отношении боко (от англ. book), то есть «западного образования». Кроме того, некоторые родители всерьез видят в альмаджири эдакие «школы жизни». Наконец, вопреки исламским порядкам, женщины-хауса в среднем разводятся 3-4 раза за жизнь, но стараются сбагривать детей куда подальше перед тем, как сойтись с новым партнером и войти в новую семью, как правило, не приветствующую приемных детей. А ежели ребенок после развода пожелает остаться с отцом, то его будущая мачеха сделает все, чтобы превратить его жизнь в кошмар. В общем, альмаджири подходит здесь как нельзя лучше.

Некоторые нигерийские ученые и публицисты усматривают в альмаджири инкубаторы для «Боко харам». Но для любого радикального выбора нужен минимальный кругозор, понимание своих целей и интересов — в рядах этой группировки сражаются отнюдь не обсосы и не маргиналы. Эти же дети попросту выброшены на обочину мира и жизни и, в целом, особо не нужны ни «Боко харам», ни стране, ни родным деревням, ни даже своим семьям. Грустная история.

​​🇪🇹 Осень этнофедерализма

Правящий в эфиопском регионе Тыграй «Народный фронт освобождения Тыграя» (НФОТ) намерен во что бы то ни стало провести отложенные правительством выборы — безо всякого согласования с федеральным центром. Ранее НФОТ, составлявший основу Революционно-демократического фронта эфиопских народов — правящей с 1991 г. коалиции посткоммунистической Эфиопии — отказался объединяться с союзниками в единую Партию процветания, встав на путь открытого противостояния с Аддис-Абебой.

Эфиопию обычно считают бастионом православия в окружении исламского мира. Видимо, все дело в том, что под занавес девятнадцатого столетия православные хабеша — считанные проценты в палитре нынешних эфиопских народов — навязали свою волю пестрой мозаике царств, вождеств, султанатов и племен, составляющих современную эфиопскую нацию.

Сначала православная воинская элита убедила себя в своем мессианском империализме, затем — и другие страны мира, сотворив красивую легенду об экзотической христианской стране в кольце дикарей и неверных.

Однако за имперским лоском Соломоновой династии веками скрывалась сложнейшая система, где величественные негусы с трудом управлялись со своенравными князьями и вассалами, с мириадами каст, общин, кланов, народов и верований.

Свыше половины граждан современной Эфиопии — мусульмане, а за души и кошельки христиан агрессивно борются разнообразные протестанты (пенте), с особенным аппетитом поглощая анимистских богов и навязывая неофитам ультрасовременный lifestyle успеха и личного благополучия, совсем не вяжущийся с идеалами коллективной взаимопомощи.

Так и вышло, что XXI век принес Аддис-Абебе положенные ей небоскребы и бизнес-центры, увлеченные протестантскими проповедями вчерашние охотники из южных саванн открывают строительные компании, а где-то в Афаре султан по-прежнему важнее губернатора.

До 2018 г. правившие страной технократы эффективно склеивали эту мозаику при помощи страха, полицейских дубинок и военно-мобилизационной риторики. Начатая Абием Ахмедом либерализация открыла страну миру и баснословным инвестициям, а с ними — индустриальным паркам, космическому спутнику и плотине «Возрождение».

А заодно — обнажила накопленные обиды и открыла путь к балканскому сценарию. Страна лидирует в мировом антирейтинге беженцев и перемещенных лиц — свыше двух миллионов граждан уже покинуло свои дома. Из 80 крупных этнических групп стомиллионной страны более 20 добиваются референдумов о собственных автономиях, а вооруженные этнические ополчения сводят счеты с соседями, захватывают поля и пастбища.

Две предыдущие модели нацстроительства — монархия и коммунистическая диктатура — провалились в 1974 г. и 1991 гг. На очереди — расползающийся по швам этнофедерализм, установленный НФОТ после свержения марксистов. Тиграи — этнокультурное ядро хабеша и младшие партнеры амхара в строительстве «Великой Абиссинии» — подают другим народам очень плохой и заразительный пример.

Однако самое горячее противостояние в регионе Оромия — крупнейшем и самом населенном штате Эфиопии. Веками придворные летописцы презрительно величали оромо не иначе как галла — дикими и свирепыми разбойниками, по мере ассимиляции сложившимися в образ зловещего Другого — «пятую колонну» на теле нации. Те же отвечали им гадаа — эгалитарным республиканским этосом, отвергавшим имперские порядки — раболепие, чинопочитание и кулуарщину.

Оромия — нерв, центр и сердце Эфиопии. Создать здесь государство или мощную автономию можно лишь ценой роспуска всей страны. Битва за культурную гегемонию началась давно и преодолела конфессиональные, региональные и клановые барьеры. На новый уровень она вышла после того, как молодых радикалов-оромо возглавил влиятельный и энергичный бизнесмен и медиаменеджер Джавар Мухаммед, вооружившийся Telegram и Facebook. В 2018 г. он привел к власти Абия Ахмеда, ныне же рассорился с бывшим соратником и собирает против него молодежь.

Словом, нации никак не получается.

​​🇹🇿 «Коронавирус — не повод бездельничать», или будни тропической Беларуси

Ночные захоронения покойников, задержки с публикацией статистики, выявление COVID-19 у папайи и козла — все это стало реальностью мятущейся между страхом и отрицанием Танзании. Африканская Беларусь так и не ввела строгих карантинных ограничений — запрет наложен лишь на массовые мероприятия: похороны, свадьбы, закрылись только школы и вузы, а гражданам рекомендовано лишь «социально дистанцироваться» и носить маски.

Несмотря на смерть министра юстиции и двух парламентариев, правительство тропического «Батьки» — Джона «Бульдозера» Магуфули — решило во что бы то ни стало спасать экономику и не закрывать региональный коммерческий хаб — порт Дар-эс-Салам. Ведь на кону — амбициозные инфраструктурные проекты, индустриализация и модернизация добывающей отрасли. Hakuna lockdown. Never! — вот лозунг, по которому с некоторых пор живет Танзания. Джон Магуфули не желает слушать медиков — назло ВОЗ он распорядился взять тесты у папайи и козла, а после позитивного результата обвинил их в ненадежности и со скандалом уволил главу национальной вирусной лаборатории.

Взамен президент предлагает своим гражданам молиться — в теле Христовом вирусу, по его мнению, попросту не выжить. На помощь ему приходит и традиционная медицина — Магуфули настоятельно советует дополнять молитвы ингаляциями травяных настоев. Поэтому религиозные службы в мечетях и церквах продолжаются в полном объеме. Выбор в пользу религии сделан неслучайно — в этом году Танзанию ждут президентские выборы, и поддержка церковных лидеров как никогда важна для переизбрания Бульдозера.

Пришедшего к власти в 2015 г. популиста Магуфули чаще всего сравнивают с Дональдом Трампом и Жаиром Болсонару. Впрочем, себе в актив танзанийский лидер может записать несравненно больше достижений — этому способствует лояльный парламент и особенно — муниципалитеты, по итогам ноябрьских выборов более чем на 99% укомплектованные членами правящей Партии революции.

За пять лет президентства Магуфули сонная страна, славящаяся чарующей философией «медленной жизни» (pole pole), вышла в топ самых быстро растущих экономик мира. Развязанная Магуфули «экономическая война» — беспощадные антикоррупционные чистки, насаждение трудовой дисциплины, поощрение национального бизнеса и борьба с «хищническим» иностранным капиталом — сопровождалась прорывами в промышленности, связи и — что немаловажно — в здравоохранении и сохранении дикой природы, местами — не без перегибов.

Однако в поле зрения мировых правозащитных организаций чаще всего попадает оборотная сторона магуфулизации — разнузданный национализм, дискриминация азиатов, преследование гомосексуалистов и всемерное насаждение «нравственности», сопровождающееся отстранением от занятий беременных школьниц, борьбой с адюльтером, внебрачным сексом, поощрением телесных наказаний в школах. В этом ему помогает команда — от одиозного губернатора Дар-эс-Салама Пола Маконды до кардинала Поликарпа Пенго, прославившегося — в числе прочего — восхвалением заслуг Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини.

Словом, Танзания — прекрасная иллюстрация метафоры «комплексного обеда». С одной стороны — современная страна, в которой не стыдно жить и умирать, с другой — вся эта назойливая рукотворная архаика.

​​🇪🇷 Многолетний и бессменный лидер Эритреи Исайяс Афеворки нанес неожиданный и беспрецедентный в условиях глобальной пандемии визит в соседнюю Эфиопию. Как говорят злые языки — единственно затем, чтобы опровергнуть слухи о своей смерти.

Эритрея — одна из самых закрытых стран мира — тоже не избежала пандемии. Несмотря на то что еще с 1 апреля вся страна сидит на общенациональном карантине, эритрейцы вряд ли заметили закрытые границы — военизированной стране с жестким въездным и выездным режимом, по индексу несвободы прессы опередившей даже КНДР и Туркмению, не привыкать к запретам и ограничениям.

Другую «карантинную» меру — запрет на снятие больше 330$ наличными — нищие эритрейцы тоже вряд ли заметили. Недаром столица Асмэра считается одним из самых экологически чистых городов мира — на личный автотранспорт (даже мотоцикл) у граждан средств нет, изношенный общественный транспорт оставляет желать много лучшего, поэтому жители больше полагаются на велосипеды.

Не заметили граждане и президента — многолетний лидер страны Исайяс Афеворки, долгие годы страдающий паранойей, по традиции перемещается от одного потайного убежища к другому, а с момента начала эпидемии практически не показывался на публике, породив немало слухов о своей недееспособности или даже кончине. Для Эритреи, где все нити контроля над экономикой, общественной жизнью и политическим процессом находятся в руках одного человека, это особенно опасно.

Впрочем, власть Исайяса в надежных руках. Йеман Гебреаб — ведущий и самый влиятельный советник Исайяса и второе лицо государства — абсолютно убежден, что Эритрея «идет своим путем», страна с момента обретения независимости в 1993 г. все еще «раскачивается» и «экспериментирует». Плод эритрейского поля экспериментов — военно-мобилизационная экономика с «опорой на собственные силы», принудительным трудом и жестким государственным контролем над всеми частными предприятиями, объединенными в основанный президентом консорциум «Хидри» под управлением Хагоса Гебрехивота — ведущего экономиста правящей партии.

Однако простые эритрейцы не согласны с безобразно низким уровнем жизни, неограниченной военной службой и фактическим рабством у партийных и военных бонз, поэтому массово бегут из страны — только в 2019 г. до 6 тыс. эритрейцев каждый месяц покидало страну и искало убежище в Эфиопии. Впрочем, даже за границей они не чувствуют себя в безопасности — если одни бегут из страны, спасаясь от рабства и неустроенности, то другие — правительственные агенты — пускаются за ними вслед.

Сеть шпионов, информаторов и «интернет-троллей», курируемых нацбезом и Йеманом Гебремескелем — министром информации и математиком с лондонским образованием — тщательно мониторит настроения диаспоры. В Европе зарвавшихся диссидентов преследуют и терроризируют боевики проправительственного движения Eri-Blood с неофициальной штаб-квартирой во франкфуртском ресторане «Мособ». Да и отвязаться от родины беглому эритрейцу непросто: во многом это означает утратить связи с семьей, а для старшего поколения «Народный фронт освобождения Эритреи» и лично Исайяс — мифические и очень почитаемые фигуры.

​​🇨🇲 «По ту сторону реки Мунго». Как Камерун расползается по старым колониальным границам

Коронавирусный кризис не остановил крупнейшее и самое забытое вооруженное противостояние в Экваториальной Африке. Речь идет о сепаратистском мятеже на западе Камеруна, вылившемся в 2017 г. в полнокровную гражданскую войну.

Несмотря на то что еще 29 марта крупнейшая группировка сепаратистов — «Силы обороны Южного Камеруна» — объявила об одностороннем прекращении огня, остальные 15 группировок даже не думают складывать оружие. А в минувшее воскресенье, в разгар ожесточенных боев, сепаратисты совершили очередную громкую вылазку, убив недавно избранного мэра г. Мамфе.

Известный теоретик культуры Терри Иглтон проницательно заметил, что «в Боснии или Белфасте культура – это не только то, что вы вставляете в магнитофон, но еще и то, за что вы убьете». С недавних пор за культуру – англосаксонскую или франкофонную – убивают еще и в Южном Камеруне.

Убивают буквально и очень жестоко — за преподавание на французском языке, пренебрежение «англосаксонскими стандартами» и социокультурным этикетом, наконец, за право смотреть матчи английской Премьер-лиги, традиционно игнорируемые национальным телевидением, не упускающим зато ни одной встречи «Пари Сен-Жермен». Убивают — с обеих сторон — малограмотные крестьянские парни, говорящие на пиджинах или — самое большее — ломаных языках бывших метрополий, в крупных городах давно слившихся в причудливый язык Camfranglais.

Южный Камерун некогда входил в британскую колониальную систему, а впоследствии воссоединился с французской частью в единую страну. Но единой нации из склеенных воедино частей так и не сложилось — франкоязычная элита фактически упразднила федерацию и систематически подавляла инакомыслие англоязычного региона — аграрного, слаборазвитого и депрессивного придатка большой страны, в которой англоговорящему меньшинству попросту не нашлось места.

Неудивительно поэтому, что англофоны презрительно называли франкофонов «подстилками Франции», а те уподобляли соседей «нигерийцам», намекая на многообразные административные, хозяйственные и социокультурные связи Южного Камеруна с другой бывшей британской колонией. Разделяющая регионы река Мунго стала метафорой раскола нации и провала политики «мультиязычия», ставшей было визитной карточкой Камеруна, этой «Африки в миниатюре».

Борьба за культурную гегемонию вступила в горячую фазу в 2017 г., с провозглашением виртуальной и никем не признанной «Республики Амбазония», и уже унесла свыше 3 тыс. жизней. Начатая интеллектуалами — учителями и судьями, она была продолжена пестрыми молодежными ополчениями («Тигры», «Красные драконы») и очень быстро отбросила регион в каменный век, породив галерею монструозных варлордов и военных преступников.

Сепаратисты не брезгуют похищением школьников и учителей, отказавшихся бойкотировать занятия на французском языке, казнят чиновников, обезглавливают военных и жандармов. Власти же отвечают карательными рейдами, сжигают людей живьем, разрушают дома сепаратистов и сочувствующих и сколачивают этнические ополчения пастухов-мбороро для борьбы с мятежными общинами и селениями.

И если для нас остановка деловой активности оказалась болезненным шоком, то англоязычные камерунцы к ней привычны — уже почти три года добровольные локдауны, или «города-призраки», стали обыденностью крупных населенных пунктов Южного Камеруна, желающих тем самым сказать свое твердое «нет» раскинувшейся по ту сторону Мунго бесконечно далекой республике.

​​🇧🇮 Транзит во время чумы. Как Бурунди готовится к всеобщим выборам

Даже в разгар пандемии политическая жизнь Бурунди не затихает ни на минуту. Страну, пережившую пять раундов гражданских войн, вряд ли можно запугать вирусом — Бурунди стала последней нацией, приостановившей игры национальной футбольной лиги.
 
20 мая — меньше чем через неделю — власти твердо намерены провести операцию «преемник» и передать бразды правления наследнику уходящего на покой Пьера Нкурунзизы, правящего страной с 2005 г. Нкурунзиза колебался между продлением своих полномочий и монаршьим престолом, но в конце концов остановился на скромных титулах «вечного верховного вождя» и «верховного лидера патриотизма» — сказались кровавые месяцы 2015 г., когда переизбрание Нкурунзизы на третий срок стоило стране сотен жизней.

Поэтому на грядущих всеобщих выборах преемник и близкий друг Нкурунзизы — генеральный секретарь правящего «Национального совета в защиту демократии — Фронта в защиту демократии» (CNDD—FDD) Эварист Ндайишимийе — будет тягаться с шестью кандидатами от оппозиции.
Ну а возражавшие против проведения выборов представители ВОЗ были со скандалом изгнаны из страны.

Однако Бурунди не пренебрегает некоторыми «полезными» карантинными ограничениями — прибывающие иностранные наблюдатели помещаются на обязательный 14-дневный карантин и, скорее всего, не будут допущены к избирательным участкам — выборы, по мнению властей, дело исключительно бурундийское и почти что ювелирное: по сей день страна обязана формировать органы власти по особым квотам для хуту (60%) и тутси (40%), поэтому выборы здесь – не про честный подсчет голосов, а про тщательный power-sharing.

Пережив несколько серий гражданских войн между хуту и тутси с этническими чистками и «микрогеноцидами», Бурунди лишь к 2005 г. вошла в клуб сомнительных «гибридных» демократий — с де-факто однопартийным режимом, регулярно пропадающими журналистами и мелькающими там и тут партийными боевиками «Имбонеракуре» в милитари-брюках и белых футболках, присвоившими функции армии и полиции.

Такое положение дел, естественно, нравится не всем — столичный средний класс дошел до немыслимой предвыборной коалиции из либералов, социалистов, монархистов и разнообразных демократов, а границы регулярно испытывает на прочность вооруженная оппозиция, базирующаяся в ДР Конго. Еще меньше это нравится озабоченному мировому сообществу — страна вечно балансирует между санкциями и международной изоляцией.

Но позиции правящей партии прочнее, чем кажутся. Когда в 2005 г. страну возглавило новое поколение молодых политиков CNDD—FDD, чопорных военных и кабинетных бюрократов сменили прошедшие десятилетнюю гражданскую войну партизанские командиры-хуту — крепкие, суровые и витальные крестьянские парни. Впервые в истории Бурунди они выплеснули политику из высоких кабинетов на сельскохозяйственные и футбольные поля и погнали чиновников интересоваться «нуждами народа».

Колесящий на велосипеде Нкурунзиза в спортивном костюме — сам заядлый фермер — завоевал симпатии крестьян, а распевающие военные песни хунвейбины из «Имбонеракуре» в окружении детворы живо напоминали сценки китайской Культурной революции и танзанийской «Уджамаа» — неслучайно правящая CNDD-FDD так многим обязана соседней Танзании. Впервые в истории Бурунди правящая партия стала по-настоящему «народной» — CNDD-FDD преодолела свой этнический облик и привлекла в свои ряды множество тутси. И это, пожалуй, самое главное.

​​🇷🇼 Во Франции задержан 84-летний бизнесмен Фелисьен Кабуга — один из главных спонсоров и вдохновителей геноцида в Руанде 1994 г. С его поимкой на свободе остаются лишь два ключевых военных преступника — экс-министр обороны Огюстен Бизимана и командующий батальоном президентской гвардии Проте Мпиранья.

Во время стодневного безумия весной-летом 1994 г. Кабуга руководил правительственным Свободным телерадио «Тысяча холмов» — главным координатором и вдохновителем экстремистов-хуту. Созданное в 1993 г., наибольшую известность оно получило как «радио мачете» — это СМИ стало основным инструментом негативной мобилизации хуту против меньшинства тутси.

Помимо руководства инициативным комитетом «радио мачете», Кабуга был одним из его главных акционеров и серьезно влиял на редакционную политику. Он же финансировал и военизированные партийные структуры, занимавшиеся систематическим истреблением тутси в тесном взаимодействии с вооруженными силами, спецслужбами и церковными лидерами — именно благодаря Кабуге в Руанду было завезено более 580 тыс. мачете, снабдивших до трети будущих убийц.

Надо сказать, что Пентагон и юридическая служба Госдепа США раз за разом блокировали международные инициативы по глушению, блокировке и физическому уничтожению антенн радио «Тысячи холмов», ссылаясь на приверженность «свободе слова» и международным соглашениям о радиовещании. Историк Иван Кривушин в своей известной книге «Сто дней во власти безумия» пишет, что однажды дошло до того, что на очередном межведомственном совещании представитель Пентагона раздраженно возразил: «Радио не убивает людей. Людей убивают люди!». И не поспоришь.

Не дожидаясь агонии экстремистского режима, Кабуга довольно быстро покинул страну и отправился сначала в Швейцарию, а затем — в Заир (ныне ДР Конго), покуда не осел в Кении, где благодаря хорошим связям в местном истеблишменте, в том числе в окружении президента Дэниела арап Мои, даже открыл торговую компанию.

Кабуга всегда был на шаг впереди от преследователей — так, он ускользнул от правосудия в июле 1997 г., получив письмо-предупреждение от кенийского полицейского. Позже Кабуга появлялся в Юго-Восточной Азии, в 2000 г. транзитом бывал в Бельгии. В 2002 г. Госдеп США и ФБР в сотрудничестве с кенийскими спецслужбами разработали новый план поимки преступника, но Кабуга вновь сбежал, а сдавший его информатор был убит. Предполагается, что Кабуга скрывался в Кении как минимум до 2010 г., а впоследствии перебрался во Францию, где жил под вымышленным именем в пригороде Парижа Аньер-сюр-Сен.

​​🇳🇬 «Потерянное колено Израилево». У истоков межобщинных коллизий Западной Африки

Исследователи Crisis Group своевременно обратили внимание на крупную геополитическую катастрофу Западной Африки — необъявленную войну скотоводов-фульбе и земледельцев-хауса, охватившую весь северо-запад Нигерии.

Два непохожих уклада жизни, веками существующих в непростом симбиозе, оказались разведены навсегда — из-за конкуренции за скудеющие ресурсы и повсеместного наступления пустыни. Обе общины притягивают бандитов, в регион рекой течет оружие. Обычными стали похищения людей, грабежи, налеты, кражи скота. Аналогичные коллизии прошли трещиной по всей Западной и Центральной Африке: распался «социальный контракт» фульбе с бамбара (в Мали), с моси и гурма (в Буркина-Фасо).

Фульбе — заложники своей истории и уникального кодекса поведения pulaaku, напоминающего бедуинский хашам. В основе его — скромность, терпение и отвага. Многие фульбе считают себя чужаками на африканской земле и «потерянным коленом Израилевым» — потомками Хама, вышедшими из пустынь Ливии и Египта. На это намекает и светлый цвет кожи, роднящий их с эфиопской расой. К этой легенде приложили руку и колонизаторы: пораженные великолепием ныне пришедших в упадок держав фульбе, они прозвали народ богословов, воинов и торговцев «почти что белыми» (presque blancs). А талмуды немецких эрудитов доказывали «хамитское» происхождение фульбе и отсутствие у них чего-то общего с «настоящими африканцами».

Проклятье «слишком белых», «слишком развитых» и «слишком близких к колонизаторам» настигло фульбе с парадом суверенитетов в 1960 г. «Год Африки» стал для фульбе чем-то вроде Версальского мира. Новые власти молодых стран вытеснили их на обочину общественно-политической жизни, а наступающая пустыня обрекла их на исход из экологических ниш. Навыки кочевого быта бросали одних в «погоню за облаками», то есть за столь желанными дождями и сочными пастбищами, других — в объятия заокеанской коммерции, третьих — в сети не менее космополитичного радикального ислама.

В гвинейской Лабе — столице древней империи фульбе Фута-Джаллон — молодые ваххабиты-фульбе уже бросают вызов религиозному истеблишменту. А в менее благополучных странах не исключающие друг друга бандитизм и джихадизм разъедают социальную ткань фульбе сильнее наступающих песков. По пятам бандитов в северных штатах Нигерии к фульбе пробираются агенты «Аль-Каиды», объединенные в группировку Ансару. А Амаду Куфа — лидер малийского «Фронта освобождения Масины», названного так по имени одноименной империи фульбе — числится среди самых разыскиваемых террористов мира. Знаменитый же «треугольник смерти» на пограничье ЦАР, Камеруна и Чада давно известен как Заргиналенд — по названию разбойных банд, многие из которых принадлежат к фульбе-бороро.

Культура и язык — это все, что есть у фульбе, вынужденных жить и выживать в недружественном окружении. Это ткань, связующая поколения, кланы и семьи, рассеянные по свету. Неслучайно особую касту сказителей-гриотов — носителей богатого поэтического фонда, насыщенного историями о героях доисламского прошлого, — именуют у малийских фульбе маабубе, или шерстопрядами. Связь столь сильная и интимная, что в древних мечетях Кано фульфульде вытеснил арабский в качестве священного языка, а престиж высокообразованного народа обеспечивал фульфульде высокий статус языка международного общения — именно его СССР сознательно избрал языком радиовещания в Западной Африке.

Сохранят ли фульбе свой уклад в контркультурных мирах джихадистских структур, трансграничных НВФ и международной коммерции — сказать сложно. Ясно одно — пастушеский быт, а с ним — космология и этос, восходящие к доисламскому прошлому, скоро будут утрачены навсегда. Но фульбе — бизнесмены, политики, интеллектуалы, военные и религиозные лидеры — пробивают себе дорогу в современность и пока еще крепко держатся друг за друга. Бытующая в их среде система «свой-чужой» все еще безотказно срабатывает даже между бывшим пастухом и европейским инженером.

​​🇸🇱 Под сенью хлопкового дерева

По некоторым сведениям, с недавнего времени в Сьерра-Леоне начали действовать структуры российского правоконсервативного бизнесмена и инвестора Константина Малофеева. Появление в стране российского бизнеса совпало с достижением договоренностей с президентом страны Джулиусом Маадой Био, заинтересованном в инвестициях «Международного агентства суверенного развития», возглавляемого Малофеевым.

Власти Сьерра-Леоне и ранее интересовались РФ — в июне прошлого года в рамках встречи акционеров Африканского экспортно-импортного банка Москву посещала правительственная делегация главного министра Дэвида Фрэнсиса. Сам Константин Малофеев тоже проявлял интерес к африканским странам и был замечен влиятельным панафриканским изданием «Жен Африк».

Если это правда, то российские структуры вошли в страну в очень неспокойное время — стихийные мятежи, протестные акции, аресты журналистов и ожесточенные столкновения властей с оппозицией стали обыденностью общественно-политической жизни этой нищей западноафриканской страны.

Карантинные же ограничения выступили дополнительным — и довольно мощным — катализатором недовольства. Вслед за резонансным бунтом заключенных перенаселенной столичной тюрьмы последовали беспорядки в рыбацком поселке Томбо и ряде деревень на севере страны, жители которых недовольны введенными ограничениями.

Достигает пика и противостояние правящей «Народной партии Сьерра-Леоне», поддерживаемой мендеязычным югом, с оппозиционным «Всенародным конгрессом», база которого — проживающие на северо-западе темне. Президент Джулиус Маада Био открыто называет ВК террористами, а его сторонники угрожают протестующим физическими расправами. Оппозиция же обвиняет Маада Био в авторитаризме и многочисленных преступлениях. Правящая НПСЛ тоже расколота — многие недовольны захватившими власть в партии paopa, «силовиками» — сторонниками Маада Био, и столкновения членов НПСЛ вылились на улицы. Страна находится на пороге самого серьезного за последние 18 лет гражданского противостояния.

Едва ли не главный барометр настроений Сьерра-Леоне — это священное для жителей столицы Фритауна и старейшее в мире хлопковое дерево. В январе этого года оно вспыхнуло во второй раз в истории. Возвышающееся посреди обширного поля 73-метровое Ceiba pentandra было одним из первых объектов, примеченных в 1792 г. тысячей бывших чернокожих рабов, преисполненных решимости построить «Город свободных». Именно вокруг хлопкового дерева в воскресенье 11 марта 1792 г. была совершена церемония закладки Фритауна, и с тех пор ежегодно вокруг него совершают благодарственные молебны.

Поджог дерева горожане восприняли символически. Старейшее дерево в старейшей части города и страны пережило кровавые и смутные весенние месяцы 1967 г., когда боевики НПСЛ всеми силами старались сорвать победу ВК, а в 1999 г. безучастно наблюдало за вторжением повстанцев «Революционного объединенного фронта». Нынче же, когда все вернулось на круги своя, дерево вновь стало свидетелем бесчинств извечных и заклятых врагов — НПСЛ и ВК, готовых довести страну до новой гражданской войны.

​​🇲🇿 Джихадистский мятеж в мозамбикской провинции Кабу-Делгаду стал угрозой регионального масштаба

Оперативная обстановка на севере Мозамбика ухудшается день за днем. «Сообщество развития Юга Африки» уже вызвалось содействовать стране в сдерживании расползающейся по региону угрозы.

Мятежная мозамбикская провинция уже привлекла немало джихадистских career fighters и радикальных проповедников из Ближнего Востока, а также стран Восточной и Центральной Африки — Сомали, ДР Конго, Танзании и Кении.

Боевики уверенно удерживают стратегическую инициативу. Оказавшись способными на большие символические акции — кратковременные захваты городов Мосимбоа-да-Прая и Киссанга, джихадисты методически изолируют удаленные селения, блокируют пути сообщения, подъездные пути, дороги и мосты, принуждают к сотрудничеству местных жителей, в основном молодежь, и похищают женщин — на манер своих коллег в ДР Конго.

С этой целью они последовательно разрушают правительственную инфраструктуру и телекоммуникационное оборудование операторов Vodacom и Movitel. В настоящее время основная партизанско-террористическая активность сосредоточена вокруг стратегически важных городов — Муеды (на плато Маконде) и порта Пембы (столицы провинции).

Вооруженное подполье оказалось не по зубам неофициальной российской ЧВК «Вагнер» и сменившим ее южноафриканским специалистам из Dyck Advisory Group. Силы безопасности Мозамбика, в целом, тоже оказались бессильны — за долгие годы правления коррумпированного «Фрелимо» посткоммунистические власти разучились находить общий язык с общинами суахилийского народа мвани — главного поставщика радикалов для регионального террористического подполья.

Труднопроходимые джунгли севера страны оказались непроницаемы и для разведывательной техники — в некоторых лесных лагерях боевиков так темно, что приходится использовать лучины и лампады средь бела дня, и базы повстанцев, в частности в районе р. Мессало, долгое время ускользали от разведывательных вертолетов.

Во многом это местное явление, обусловленное вековой дискриминацией суахилиязычных мусульман-мвани. Типичный портрет инсургента — Ассумане Нвита, более известный как Ассумане Виподози («косметика» с яз. суахали). В 2000-е гг., подстегиваемые голодом, его родители — уроженцы деревни Олумбе — переселились в Мосимбоа-да-Прая и в конце-концов осели в деревне Матола, где работали в полях за еду. С трудом окончив среднюю школу из-за финансовых неурядиц, Ассумане мечтал поступить в университет, рассчитывая на помощь брата-военного, но как старший сын вынужден был под давлением отца продавать древесину и содержать семью.

Ассумане вместе с другом Нгулунгу много ездил по торговым делам и в конце концов открыл косметическую лавку на рынке в Нандуадуа. Со временем Ассумане стал частым гостем в Дар-эс-Саламе, где закупал косметику и приобщился к радикальным проповедям. С годами, под влиянием салафитов, он бросил «постыдную» торговлю, помогал строить в Нандуадуа мечеть, обзавелся связями в Танзании и перевез туда своих детей. Именно такие люди — молодые (на момент вступления в подполье Ассумане не было и тридцати), порядком озлобленные, подвижные и активные — составили социально-психологическую основу джихадистского подполья.

Однако действующие здесь с июня 2019 г. структуры «Исламского государства» последовательно укрепляют свое присутствие и стремятся переформатировать подполье так, как они уже сумели сделать в Нигерии — через создание стабильных квазигосударственных, фискальных и диверсионно-разведывательных (амният) структур. Тем не менее преувеличивать фактор ИГ не стоит — в районе городов Мосимбоа-да-Прая, Нангаде, Муидумбе и Киссанга, а также в прибрежной полосе действует не менее пяти крупных оперативных групп, действующих под все более собирательным брендом Ахлу сунна ва джамо и поддерживающих контакты с эмиссарами и структурами ИГ.