Проза Донбасса. Хорошая.
Почитайте

https://t.iss.one/solono_stihi/6601

…Ночью налетел северный ветер; он трепал листовое железо кровли, оно грохотало, звук то и дело смешивался с эхом недалеких разрывов. Артиллерийские выходы были слышны четче, зато эхо от них сливалось с гулом потревоженных воздушных масс и долго болталось среди застройки, словно вода в стакане. Дом стонал, скрипел, что-то с него осыпалось и булькала в трубах отопления остывающая вода. Дом не был особо старым – лет сорока, позднесоветский, то есть нормального среднего возраста. Но неприкаянная молодость в стране У, затем – с десяток лет существования на Территории, будто завалившейся в щель между мирами, сделали из него старую развалину. Батманову иной раз казалось - все здесь существующее обветшало настолько, что может быть рассыпано даже не войной, но такой вот предзимней бурей. Впрочем, и наступившая большая война пока действовала на манер бури, разнося по кирпичику города, поселки, жизни - словно детские кубики.
К утру батареи окончательно остыли, но свет еще теплился, а значит, была и связь. Этот прифронтовой район считался невезучим; похоже, нас в карты проиграли – невесело шутили жители. Но в этот раз удача оказалась на его стороне – после недавней локальной аварии, когда дом три дня простоял без электричества, видно, что-то там подкрутили, и сейчас, когда в результате обстрела обесточило половину области, счетчики здесь продолжали стрекотать. Даже работал домофон, за который недавно принесли квитанцию, по которой хозяйка распорядилась не платить: да они с ума сошли, по правилам при обстрелах двери подъездов закрывать нельзя, какой, к ляду, домофон?...
Мы здесь все очень везучие, - храбрился один местный центровой товарищ: - Вышел в магазин за хлебом и вернулся целиком – уже удача!
Батманов умылся ледяной водой из ковшика и подумал, что надо, действительно, сходить в магазин – питьевая вода закончилась, а в той, что временами текла здесь из крана, местные не рекомендовали даже варить макароны.

#проза #быт

Севастополь в октябре месяце 2024

Аквамариновое зеркало маленькой бухты лишь слегка подрагивало, когда купальщики входили в воду. Купались здесь в основном местные жители - пенсионеры, иногда - мамы с детьми (гостят у бабушки). Местные так и называли этот район - "бабушатник".
На крючках у скамеек висело несколько полотенец и пакетов с вещами, рядом стояли тапки и важно прохаживалась крупная старая чайка - будто кто-то оставил её приглядеть за шмотками. Другая чайка сидела на чуть выступающей из воды части волнореза, подобрав под себя лапы - круглая и уютная, словно кошка.
Невдалеке, на краю бухты, торчали щербатые остатки башен древнего Херсонеса.

Он заплыл достаточно далеко, пенопластовые пляжные буйки остались позади, теперь метрах в пяти по курсу колебался облезлый навигационный знак.
Лёг на тихую воду и почуял, как незаметное до поры течение влечёт к выходу из бухты. Ласковая вода, обнимая, звала всё дальше... Над водой пролетел военный вертолёт, затем другой. С берега донёсся женский голос из громкоговорителя: голос советовал при воздушной тревоге сохранять спокойствие и проследовать в убежища (были названы адреса).
И тут заныла сирена.
Ракетная атака.
Выпростав голову из воды, он оглядел бухту: вещи всё так же висели на вешалках, старая чайка (кажется, это был самец) стояла на краю мола, заложив крылья за спину, в позе городового, и медленно водила клювом туда-сюда. Из-за навигационного знака показались две плывущие пенсионерки (откуда они здесь? Ведь не было же никого).
- Подлетное время две минуты примерно. - Сообщила первая.
- Скорее - одна. - Возразила вторая.
- Ну и зачем они объявляют? Вылезти на берег за такое время всё равно не реально...
Пожилые дамы плыли медленно и ровно, разговаривали - ни разу не сбив дыхание.
- В кондитерской сегодня будут эклеры.
- И "Птичье молоко".
Чайка, похожая на кошку, неторопливо сползла с выступа и плюхнулась в воду. Высоко в воздухе над морем раздался хлопок: одну из ракет поймала ПВО.
- Сплаваем к Херсонесу? - сказала одна дама - другой.
И обе с тихим достоинством взяли курс на башню.

На следующий день погода начала портиться: похолодало, море помутнело и насытилось студенистыми телами медуз. Чайки - и та, что городовой, и та, что похожа на кошку - исчезли, как и пенсионерки. В середине дня хлестанул быстрый ливень, а к вечеру разразилась яростная гроза: казалось, забытый олимпийский бог вновь навестил эти места. Небо сверкало, тряслось и рычало: ишь что удумали! Вот вам ракетная атака!..
И молнии трепыхались в сочных листьях инжира, и водостоки, и даже улицы - превратились в бурные реки, и только обгрызенные временем башни древнего Херсонеса удовлетворённо встречали гнев громовержца, теряя слабые камни, что вырывало бурей и увлекало к обрыву, во взбитые ливнем воды Аксинского Понта.

#проза

На юге распахиваются ворота запахов.
Когда-то впервые приехав в Донбасс в марте месяце, почувствовала острый запах весны, пробуждения земли - после ледяного Питера, где месяц этот по праву считается зимним. С этим духом и настроением Донбасс у меня и связался. С духом ранней - может, даже преждевременной - весны.

А вот магазины в Донецке и других городах пахли тогда вкусной местной колбасой - и залежавшийся картошкой. В условиях экономической блокады со стороны Украины и пиратских поставок из России и Белоруссии регион жил в основном "на своем". Как-то нам нужно было купить фруктов в детский дом - и я долго выискивала на прилавках супермаркета яблоки и апельсины поприличнее, среди подвявших. "Свои-то уже закончились, а импортные - пока доедут, и какими путями..." - извинялась продавщица.

В горячем 2022м, да и в 2023м - как-то не обращалось внимание на ассортимент местных лавок. Но вот в феврале 2024 взяли Авдеевку, фронт отодвинулся и по Донецку стало можно даже гулять, не прислушиваясь к звукам "входящих" и "исходящих".

В наступивший внезапно, после длительного тепла, холод начала ноября, зашла в овощной - и обалдела от запахов. Перед лавкой были сложены мешки крупного картофеля с ядреным молодым ароматом; внутри в ящиках красовались литые редьки и свекла - или "буряк", как называют ее здесь. Лоснились тугими листьями кочаны капусты.
Лежала янтарная крымская айва и зелёная россыпь йодистых фейхоа из предгорьев Кавказа.
"А действительно... - подумалось, - коридор сухопутный ведь отвоевали - и весь русский юг теперь в едином поле, торгует и обменивается".
В ловких пальцах продавщицы перекатывались с мягкой ещё скорлупой грецкие орехи нового урожая - это уже местный продукт, нигде нет такого изобилия орехов, как в Донбассе, особенно в его приазовской, греческой части. И десертный виноград - тоже местный: синий, розовый, зелёный и белый, превосходящий даже крымский.

Но окончательно покорили поздние грунтовые помидоры: огромные, жёлтые, немного корявые - живые. Подошла к ним тоже на запах, напомнивший что-то из советского детства. Во взрослом возрасте привозные помидоры уже не пахли так; тяжело, пикантно, даже как-то неприлично... Остановилась, взяла в руки помидор-гигант, прислушиваясь.
Точно.
Настоящий, живой помидор - пах нагретой солнцем землей и солдатской портянкой.

#проза

С Донецком в сердце

Вечер субботы. К остановке подходит поздний троллейбус; поздний в этом городе - семичасовой. С лязгом складывает двери, впускает одинокого пассажира. Крепкий кривоногий парень в трениках, жилетке, флисовой шапке, с тактической сумкой через плечо. Военный в увале. Возможно, даже офицер. Парень смотрит на меня беглым взглядом: чего забыла эта женщина на скамейке, в такой час, в такой же одежде, как и у него, плюс очки в пол-лица?
На окне троллейбуса картонка: ДОК. Это остановка за полдороги до моего дома. Я остаюсь ждать маршрутки - хоть и нету уверенности, что она пойдёт.
Троллейбус шипит - будто вздыхает, и уезжает, дребезжа железным телом. Борта его давно проржавели. За рулём - старик или женщина. И одежда на них такая же, как у парня и у меня. Прифронтовой дресс-код.
Донецк уже выдохнул после бесконечных обстрелов, в городе тихо уже несколько месяцев, но выглядит он всё ещё как старый боксёр после тяжелейшего спарринга: пот, синяки, сбитые костяшки, кровь и крошево зубов под капой. Его шатает.
На улицах - выгрызенная ракетными ударами плитка и асфальт. Дома в оспинах осколков. Сгоревшие магазины и заводские корпуса. Стихийные свалки мусора. Пожухлые венки на местах массовых убийств: как на Университетской, напротив больницы, где зимой 2023 от попадания ракеты сгорел автобус с пассажирами.
Осенний вечер тих, витает лёгкий туман. Мимо проносятся автомобили - дешёвые рабочие лошадки жителей, военные джипы в плащах масксетей и сверкающие тачки премиум класса. В Донбасс пришли федеральные деньги - и вместе с ними люди, готовые их заработать или попросту украсть.
Я курю в туман и вспоминаю местных друзей. Многие воюют. Некоторые уже погибли. Другие вознеслись или шустрят - и тем для разговора с ними почти не осталось.
Разные у нас стали темы.
И, всё же, я представляю, каким будет этот город лет через десять.
Как обновятся дома, засияют освещением дороги. Как осенние туманы станут пахнуть свежемолотым кофе, отдушками из сверкающих магазинов, чистотой улиц и довольством горожан.
Как военный из позднего троллейбуса наденет кашемировое пальто, а пожилой водитель - или водительница - тёплую кофту, и в такой промозглый осенний вечер станет сидеть дома и дуть на чай.
Как все оставшиеся в живых - будут живы, хоть уже и не слишком молоды.
И только беглый взгляд в призрачные клубы осеннего тумана напомнит нам этот город военных лет.
Мы встрепенемся на мгновение, от укола в сердце - но сердце вскоре успокоится осознанием, что всё пережитое, все жертвы и лишения - были не напрасны.
... За углом помигивают фары бусика - и к остановке подваливает моя последняя маршрутка. "С Донецком в сердце" - написано на ее веселом, пусть и обшарпанном носу.

#проза

...Зайдя в эту микроквартирку - домик из инкерманского камня на отшибе, во дворе пушатся длиннохвостые сосны и зацветает старый абрикос, верещит детвора, а парадная пропахла котами - он сразу понял, что обоснуется здесь. На какое-то время. Когда же из проёма в единственную комнату на него взглянул вышитый пламенеющим стеклом Победоносец на белом коне, - южнорусская история, иконы бисером, - этот знак был считан абсолютно.
Скорее для порядка оговорив с агентом время посмотреть другие варианты, он уже знал, что тем же вечером заснёт на неудобном старом диване, даже не разложив его, а утром его разбудят птичьи вопли и солнечный свет, мягко проникающий с обширного балкона: окна выходили на запад, вдалеке маячила Сапун-гора.
Будильник он не заводил и проспал дольше, чем думал - и разбудили его не птицы, а стрекот газонокосилки, которую завёл сосед из частного сектора. На этот звук он вскинулся моментально и едва не упал с дивана. Примерно так же звучит атакующий тяжёлый дрон, "Баба Яга". Свет, хлынувший под веки, успокоил - "Яга" летает ночами.
Впрочем, по темноте местный молодняк разъезжал на мопедах. Нарезали круги вокруг дома, и засыпать приходилось несколько раз - при каждом пробуждении обдавал холодок резкого испуга, мышцы непроизвольно напрягались, и лишь взгляд на бисерную икону, что уютно теплилась на стене, возвращал ему покой.
Постепенно он переставал связывать мирные звуки с угрозой; нервы угомонились, а чувства стали фиксировать совершенно вопиющую красоту окрестностей: белые улочки, что упрямо лезли вверх по плавным изгибам невысоких гор; алые розы, что выплескивались из-за ракушечных оград в ореоле тёмно-зелёных листьев; старые камни равелинов и разлив чистейшего аквамарина внизу, под обрывом.
В один из дней он забрел на близлежащую вершину, лёг на камень старого форта и долго смотрел, как летит по высокому небу пёрышко новорождённого месяца. Тогда и пришло чувство нереальности происходящего - будто он все-таки умер и попал в место, где несть скорби и печали, одна неземная красота.
Чувство это настолько притупило остальные, что неделю или около он вёл полурастительное существование: ходил по горам, спускался на дикие пляжи, шуршал серебряной галькой и бросался в звенящие, холодные по началу лета волны.
Реальность была чрезмерно прекрасна - настолько прекрасна, что эстетический перегруз будто вырубил пробки чувств.
В один из дней он вышел вечером на обширный балкон - светодиодный фонарь приветливо мигнул, напитавшись за день июньским солнцем - налил в чашку дешёвого вина и посмотрел на запад. Прибывший уже месяц дрогнул раз и два, будто предупреждая - и над бухтами белого города взревела воздушная тревога.
Сирена выла минут десять, в сети сообщали о выходах со стороны Одессы. Он смотрел в прозрачное по началу лета тёмное небо, ожидая привычного свиста и треска ракет.
Именно в эти минуты он наконец ощутил себя проснувшимся и живым; а красота вокруг, казавшаяся райской, почти неземной, и успевшая порядком надоесть - вместе с хрупкостью обрела остроту и ценность.

#проза

Утро было ветреным - и то ли ветер, то ли положенный срок вымел из-под карниза выводок стрижей. Когда он вышел на балкон с первой утренней сигаретой, стрижей и стрижат уже носил вокруг дома ветер; они стрекотали крыльями и верещали, словно многочадное семейство на американских горках.
Днём заехал по делу в часть; на КПП дежурил высокий тессерарий в тропическом камуфляже, лёгких берцах, в броне. Рядом стояло семейство и гомонило, что те утренние стрижи: "У мальчика унесло кепку за ваш забор! Ребята, поищите кепку! Ребёнок плачет!"
Ребёнок, плотный бутуз лет пяти, пока не плакал, но выказывал полную к тому готовность.
Закончив с делами, посмотрел на карте ближайший пляж: ветер был горяч и солон, его плотные порывы возбуждали желание окунуться в стихию, которая поддерживает твои движения, как воздух - движения стрижа.
Небольшой пляж, что приткулся к западной оконечности древнего Херсонеса, был заполнен людьми. Правда, в воду никто не лез, только носилась вдоль линии прибоя невесомая детвора - да ещё вдалеке прыгала с волнореза стайка подростков.
"Пригнало ветром новую воду - воздух тёплый, а море градусов тринадцать", - пожаловалась женщина в солнечных очках в пол-лица.
Он переоделся в плавки и потащился к волнорезу.
При нём компания из двух пацанов в спортивных шортах и девушки в короткой чёрной тунике слетела с мола и рыбками врезалась в волну. На волнорезе остались только резиновые тапки. Порыв ветра задумчиво крутанулся над молом, приподнял самый лёгкий тапок из самой маленькой пары и кинул его за волнорез.
Парни и девушка подплыли к трапу, бодро вскарабкались на мол. Ветер подхватил уже девичий визг: "Тапочек! Мой тапочек унесло!"
Один из эфебов прошлепал на другой край мола - с него забраться было нельзя, разве что оплывать волнорез по всей длине.
"Недаром я защищал честь Севастополя по водному поло!" - воскликнул парень, развернул плечи, красуясь, и сиганул за тапком.
Понаблюдав рыцарский подвиг, он подошёл к краю и тоже плюхнулся с волнореза. Тяжёлое тело - взрослые всегда тяжелее молодняка, даже если внешне и не выглядят толстыми - ушло в холодную толщу. Перехватило дух, ступни коснулись гальки на дне. Расслабившись, он взмыл на поверхность и в несколько бросков долетел до трапа. Руки работали быстро, привычно пружинили и отталкивались от воды, словно крылья птицы. Выше раздался тяжёлый гул - заходил на посадку вертолёт морской авиации. Море, которое и без того причесывали порывы ветра, завихрилось, будто волосы под машинкой. Против света ярко-розового, клонящегося к закату солнца, его махрящаяся поверхность сверкала, как антрацит - это море было Чёрным и непокорным, как ему и полагалось от века.

#проза_жизни