Ведь иго Его - есть благо,
И дождь Его серебрист.
Не стерпит весны бумага,
В кораблик слагая лист.
Так солнце встаёт с постели,
Стирая черты границ.
И бремя легко в апреле,
И время на новых птиц.
Летят они к сердцу близко,
Спугнув кучевых овец.
И аспида с василиском
Кинжалом пронзил скворец.
Пока деревенский плотник
С квартирой скворцу помог,
Тот выследил беспилотник,
Порвал на нем проводок.
Еще нам темно от боли,
Апрель заслонен бедой,
Но шрам на щеке у поля
Заполнен живой водой.
Чтоб клеть распахнулась к лету,
И звёзды стекли в траву,
Кораблик плывёт по свету,
Корябая синеву.
Ныряет скворцов ватага
В апрельское молоко.
Ведь иго Его - есть благо,
И бремя Его легко.
И дождь Его серебрист.
Не стерпит весны бумага,
В кораблик слагая лист.
Так солнце встаёт с постели,
Стирая черты границ.
И бремя легко в апреле,
И время на новых птиц.
Летят они к сердцу близко,
Спугнув кучевых овец.
И аспида с василиском
Кинжалом пронзил скворец.
Пока деревенский плотник
С квартирой скворцу помог,
Тот выследил беспилотник,
Порвал на нем проводок.
Еще нам темно от боли,
Апрель заслонен бедой,
Но шрам на щеке у поля
Заполнен живой водой.
Чтоб клеть распахнулась к лету,
И звёзды стекли в траву,
Кораблик плывёт по свету,
Корябая синеву.
Ныряет скворцов ватага
В апрельское молоко.
Ведь иго Его - есть благо,
И бремя Его легко.
Не ходи на кладбище в апреле.
Там ветра весну ещё не спели,
И грачи не съели чёрный снег.
Рядом в церкви шепчутся о Пасхе,
И блаженный Вася ходит в каске,
И младенец видит рай во сне.
Только тюрьмы знают про свободу,
В зеркало смотри теперь,
как в воду,
Вспоминая мамины глаза.
Никогда завистники не сглазят,
Тех, кто с улетевшими на связи,
Зачеркнет их мысли стрекоза.
Звёздочки да крестики в тумане;
Пишет новый Лермонтов в Тамани
О своём герое СВО.
Солнце гладит зеркало по-женски,
В нем солдат и автомат ижевский,
Кроме жизни больше ничего.
4.4.24
Там ветра весну ещё не спели,
И грачи не съели чёрный снег.
Рядом в церкви шепчутся о Пасхе,
И блаженный Вася ходит в каске,
И младенец видит рай во сне.
Только тюрьмы знают про свободу,
В зеркало смотри теперь,
как в воду,
Вспоминая мамины глаза.
Никогда завистники не сглазят,
Тех, кто с улетевшими на связи,
Зачеркнет их мысли стрекоза.
Звёздочки да крестики в тумане;
Пишет новый Лермонтов в Тамани
О своём герое СВО.
Солнце гладит зеркало по-женски,
В нем солдат и автомат ижевский,
Кроме жизни больше ничего.
4.4.24
Для чего человек?
Я спросил своего визави.
Стопка книг до небес возвышалась в моей одиночке.
И ответили мне,
шелестя, все листы и листочки:
Человек для любви.
Человек навсегда для любви.
Если так, где же сбой
и какой в этом вареве толк?
Может боги бессмертные мир создавали спросонок?
Со страниц Достоевского спрыгнул вдруг на пол ребёнок
И прижался ко мне,
и заплакал,
как маленький волк.
Спохватились дожди
и пошли, а ребёнок утих.
Мы закрыли глаза
и увидели, как перед нами
Проплывают солдаты и трогают небо руками,
Как смеются над ними тихони в перстнях золотых.
И трещала земля, и весна выбивалась из сил,
И в узорах змея выползала
из райского сада;
Мы увидели все, что, быть может, и видеть не надо
Ни ребёнку в слезах,
ни писателю
в пятнах чернил.
Этот сон вспоминался, как церковь, как спазм на крови,
От него не осталось ни грязи, ни мысли проклятой,
Я доподлинно знаю теперь,
я скажу и под клятвой:
Человек для любви.
Навсегда человек для любви.
5.4.24
Я спросил своего визави.
Стопка книг до небес возвышалась в моей одиночке.
И ответили мне,
шелестя, все листы и листочки:
Человек для любви.
Человек навсегда для любви.
Если так, где же сбой
и какой в этом вареве толк?
Может боги бессмертные мир создавали спросонок?
Со страниц Достоевского спрыгнул вдруг на пол ребёнок
И прижался ко мне,
и заплакал,
как маленький волк.
Спохватились дожди
и пошли, а ребёнок утих.
Мы закрыли глаза
и увидели, как перед нами
Проплывают солдаты и трогают небо руками,
Как смеются над ними тихони в перстнях золотых.
И трещала земля, и весна выбивалась из сил,
И в узорах змея выползала
из райского сада;
Мы увидели все, что, быть может, и видеть не надо
Ни ребёнку в слезах,
ни писателю
в пятнах чернил.
Этот сон вспоминался, как церковь, как спазм на крови,
От него не осталось ни грязи, ни мысли проклятой,
Я доподлинно знаю теперь,
я скажу и под клятвой:
Человек для любви.
Навсегда человек для любви.
5.4.24
Forwarded from ЦАРЬ-ПУШКИН
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
"ЦАРЬ-ПУШКИН" — художественный мультимедийный проект, в центре которого стоит современный русский поэт.
В апреле 2024 года стартует первая серия, в которой прозвучат 15 голосов разных поколений: от шестидесятников до зумеров.
Каждый выпуск — встреча с одним из поэтов, делающих современную историю русской литературы.
Герои первой серии:
Александр Антипов
Дмитрий Артис
Дмитрий Воденников
Екатерина Годвер
Максим Замшев
Игорь Караулов
Динара Керимова
Александр Кушнер
Влад Маленко
Диана Никифорова
Егор Сергеев
Роман Сорокин
Дмитрий Терентьев
Лаура Цаголова
Софья Юдина
Производство: творческое бюро "Царь-Пушкин"
Следите за новостями!
Проект реализован при поддержке Президентского Фонда Культурных Инициатив
В апреле 2024 года стартует первая серия, в которой прозвучат 15 голосов разных поколений: от шестидесятников до зумеров.
Каждый выпуск — встреча с одним из поэтов, делающих современную историю русской литературы.
Герои первой серии:
Александр Антипов
Дмитрий Артис
Дмитрий Воденников
Екатерина Годвер
Максим Замшев
Игорь Караулов
Динара Керимова
Александр Кушнер
Влад Маленко
Диана Никифорова
Егор Сергеев
Роман Сорокин
Дмитрий Терентьев
Лаура Цаголова
Софья Юдина
Производство: творческое бюро "Царь-Пушкин"
Следите за новостями!
Проект реализован при поддержке Президентского Фонда Культурных Инициатив
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Едет на печке
Емеля
К речке
Седьмого апреля!
Емеле покрепче
Веры бы!
Всюду над речкою
вербы!
А под водою стерлядь.
Печка, как БТР ведь?
Птичек вокруг не счесть.
Слышишь благую весть?
Эхо тысячекратное
Расцвело за горой:
Радуйся, Благодатная!
Господь с тобой!
Емеля
К речке
Седьмого апреля!
Емеле покрепче
Веры бы!
Всюду над речкою
вербы!
А под водою стерлядь.
Печка, как БТР ведь?
Птичек вокруг не счесть.
Слышишь благую весть?
Эхо тысячекратное
Расцвело за горой:
Радуйся, Благодатная!
Господь с тобой!
Кого апрель
не срезал на лету,
При взломе льдов
копьём не покалечил,
Тот, как скворечник с птицами во рту -
Блажен и вечен.
Что дальше?
Я прочесть тебе могу
Посты от Нострадамуса и Ванги...
Но Пасху ждут
на шпиле МГУ
Скворец и ангел.
И вечный Бог,
как истинный поэт,
Из тьмы вернувшись,
вновь приносит свет нам.
Он пишет так:
"Весною мертвых нет.
Весна бессмертна."
не срезал на лету,
При взломе льдов
копьём не покалечил,
Тот, как скворечник с птицами во рту -
Блажен и вечен.
Что дальше?
Я прочесть тебе могу
Посты от Нострадамуса и Ванги...
Но Пасху ждут
на шпиле МГУ
Скворец и ангел.
И вечный Бог,
как истинный поэт,
Из тьмы вернувшись,
вновь приносит свет нам.
Он пишет так:
"Весною мертвых нет.
Весна бессмертна."
А у чайника кровь из носика. Ты монету на счастье бросила. И пока она стыла в воздухе, Ее птица склевала грозная. А на небе все время родинки. И как сердце устали ходики. Потекли вдруг с портрета бабушки Слезы теплые к нам на варежки. Мы похожи на одуванчики. Слева девочки. Справа мальчики. Нет ни взрослых вокруг, ни бережных. И давно уже ты не веришь мне. Вот весна наступает новая. Проступает любовь иконами. И прозрачные пальцы нежности Об разбитые рты обрежутся.
У березы под мышкой градусник,
+ 12 сегодня, радуйся!
И апрель такой - нет же просто слов.
Но предаст один из апостолов.
Мы пришли чтобы смерти не было. И деревья стояли белыми. Мы уйдем, ведь другие просятся. А у чайника кровь из носика.
У березы под мышкой градусник,
+ 12 сегодня, радуйся!
И апрель такой - нет же просто слов.
Но предаст один из апостолов.
Мы пришли чтобы смерти не было. И деревья стояли белыми. Мы уйдем, ведь другие просятся. А у чайника кровь из носика.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Небо
Сберегу для начала такую фразу:
" Небо начинается сразу".
Небо - это то, что синеет выше всякой подошвы.
Я прошу тебя: полетай подольше!
Посмотри с высоты своей головы на травы!
Птицы, в конце концов, правы,
В том, что поднявшись над дорогами пыльными,
Думают не головой, а крыльями.
Вот и я учусь, прогоняя страхи,
Делать руками взмахи:
Подавать сигналы, обнимать и драться,
За оголенное небо браться,
Просто выглядеть из далека
Буквой Ха…
Небо рифмуют с хлебом, небылью и временами НЭПа.
И все попадают пальцами в небо....
Умываю на ночь небом свое лицо,
И Солнце садится, как курица на яйцо.
Выжимаю утром глоток воды изо льда,
И Солнце встает, как будто в атаку солдат.
А Небо растет от Земли не имея предела.
Любой человек, по сути - небесное тело.
2013
Мульт: Рина Иванова
Сберегу для начала такую фразу:
" Небо начинается сразу".
Небо - это то, что синеет выше всякой подошвы.
Я прошу тебя: полетай подольше!
Посмотри с высоты своей головы на травы!
Птицы, в конце концов, правы,
В том, что поднявшись над дорогами пыльными,
Думают не головой, а крыльями.
Вот и я учусь, прогоняя страхи,
Делать руками взмахи:
Подавать сигналы, обнимать и драться,
За оголенное небо браться,
Просто выглядеть из далека
Буквой Ха…
Небо рифмуют с хлебом, небылью и временами НЭПа.
И все попадают пальцами в небо....
Умываю на ночь небом свое лицо,
И Солнце садится, как курица на яйцо.
Выжимаю утром глоток воды изо льда,
И Солнце встает, как будто в атаку солдат.
А Небо растет от Земли не имея предела.
Любой человек, по сути - небесное тело.
2013
Мульт: Рина Иванова
ДВЕРЬ
А ты никогда не думал про нашу дверь?
Она отличает, кто человек, кто зверь…
Полночь в душе входящего, белый свет ли?
На этот вопрос ответят дверные петли.
Скрипучими враз становятся и сухими,
Если имеют дело с людьми плохими,
А для хороших, что к нашим дверям пришли
Они трубят победно, как журавли.
Можно я нашу дверь похвалю, пока
В ней остается прежним секрет замка,
И та же собачка кажет свой черный нос?
Я подберу ответ, не задав вопрос…
Дверь моя, дверь! Безлюдным дождям назло,
Ты не впускала ветер, храня тепло.
Ты кораблем бы стала, случись потоп.
Тройка недаром твой украшает лоб!
Часто сквозь дверь пробивается солнца луч.
Эту железную скважину любит ключ.
Входит в замок, как в замок Великий Князь,
Чувствуя с нашим домом крепкую связь.
Дверь когда-то была высотой сосны.
Об этом она, раскрытая, видит сны,
Видит, как мальчик, которому пятый год,
Виснет на ручке и дверь его вдаль несет.
Лет через двести в наш дом угодит снаряд,
И ничего не останется, говорят,
Кроме слетевший вниз из квартиры «три»,
Кровью забрызганной нашей с тобой двери.
Дверь превратят в носилки и пару лет
Раненых будут втаскивать в лазарет.
Пальцы холодные тысячу раз рука
Вкладывать станет в ребристый проем замка.
Треснут носилки, развалятся на куски.
Ими растопят печку в часы тоски
В комнате гулкой, в самый последний раз
Кого-то согреет дверь, как когда-то нас.
Весна 2011
А ты никогда не думал про нашу дверь?
Она отличает, кто человек, кто зверь…
Полночь в душе входящего, белый свет ли?
На этот вопрос ответят дверные петли.
Скрипучими враз становятся и сухими,
Если имеют дело с людьми плохими,
А для хороших, что к нашим дверям пришли
Они трубят победно, как журавли.
Можно я нашу дверь похвалю, пока
В ней остается прежним секрет замка,
И та же собачка кажет свой черный нос?
Я подберу ответ, не задав вопрос…
Дверь моя, дверь! Безлюдным дождям назло,
Ты не впускала ветер, храня тепло.
Ты кораблем бы стала, случись потоп.
Тройка недаром твой украшает лоб!
Часто сквозь дверь пробивается солнца луч.
Эту железную скважину любит ключ.
Входит в замок, как в замок Великий Князь,
Чувствуя с нашим домом крепкую связь.
Дверь когда-то была высотой сосны.
Об этом она, раскрытая, видит сны,
Видит, как мальчик, которому пятый год,
Виснет на ручке и дверь его вдаль несет.
Лет через двести в наш дом угодит снаряд,
И ничего не останется, говорят,
Кроме слетевший вниз из квартиры «три»,
Кровью забрызганной нашей с тобой двери.
Дверь превратят в носилки и пару лет
Раненых будут втаскивать в лазарет.
Пальцы холодные тысячу раз рука
Вкладывать станет в ребристый проем замка.
Треснут носилки, развалятся на куски.
Ими растопят печку в часы тоски
В комнате гулкой, в самый последний раз
Кого-то согреет дверь, как когда-то нас.
Весна 2011
Плывёт космонавт в овале
И думает о невесте.
Пока не загрунтовали,
Мы все на рабочем месте.
Работает ветром в поле
Обычный июньский воздух,
Работает память болью,
Работают небом звёзды.
Работают земляникой
Убитых солдат ключицы. Работают песней крики.
(Во сне я работал птицей).
Родных людей имена я
На ушко шепчу иконке,
И снова любовь земная
Работает чудом звонким.
Так песней к весне пригодной
Является партитура.
Так общей мечтой народной
Работает ангел Юра.
Прекрасное это дело -
Женитьба вина и хлеба.
Танцуй, человечек, смело
От печки к другому небу.
О землю стирай сандали,
И будь умереть не в силе,
Пока не загрунтовали
И заново не слепили.
ВМ
И думает о невесте.
Пока не загрунтовали,
Мы все на рабочем месте.
Работает ветром в поле
Обычный июньский воздух,
Работает память болью,
Работают небом звёзды.
Работают земляникой
Убитых солдат ключицы. Работают песней крики.
(Во сне я работал птицей).
Родных людей имена я
На ушко шепчу иконке,
И снова любовь земная
Работает чудом звонким.
Так песней к весне пригодной
Является партитура.
Так общей мечтой народной
Работает ангел Юра.
Прекрасное это дело -
Женитьба вина и хлеба.
Танцуй, человечек, смело
От печки к другому небу.
О землю стирай сандали,
И будь умереть не в силе,
Пока не загрунтовали
И заново не слепили.
ВМ
14 апреля - день маяковской точки
Хотите притчу о Маяковском?
Луна закапана звездным воском.
Дорога, беременна
перекрестком,
Встречу родит вот-вот…
Слов саморезы - в мешке подарки,
Млечный на небе, как искры сварки,
И улыбаются криво арки.
Восемнадцатый год.
Небо стреляет зеленым снегом.
Красная Пресня -
конструктор «Лего".
- Если вы летчик - то мой коллега.
Это хороший знак!
- Вы босяком?
Но вокруг сугробы!
Вот мой ботинок.
Мы будем оба -
Грустные клоуны
высшей пробы.
(Хлебников и Маяк!)
Встреча такая -
судьбы этап ли?
Здесь Велимир.
Он - почти что цапля.
Небо ему подарило капли
Глаз на листе лица.
И двухметровая нежность рядом -
Вечный Володя с рентгеном-взглядом.
Вы вызывали поэтов на дом?
В дверь постучат сердца.
Черный мультфильм
на стене кирпичной:
Двое уходят побежкой птичьей.
Это у русских такой обычай -
Он же - души полет.
Прыгает гений в одном ботинке.
Рядом такой же.
Любви поминки.
Вот вам России две половинки.
Двадцать четвертый год.
Хотите притчу о Маяковском?
Луна закапана звездным воском.
Дорога, беременна
перекрестком,
Встречу родит вот-вот…
Слов саморезы - в мешке подарки,
Млечный на небе, как искры сварки,
И улыбаются криво арки.
Восемнадцатый год.
Небо стреляет зеленым снегом.
Красная Пресня -
конструктор «Лего".
- Если вы летчик - то мой коллега.
Это хороший знак!
- Вы босяком?
Но вокруг сугробы!
Вот мой ботинок.
Мы будем оба -
Грустные клоуны
высшей пробы.
(Хлебников и Маяк!)
Встреча такая -
судьбы этап ли?
Здесь Велимир.
Он - почти что цапля.
Небо ему подарило капли
Глаз на листе лица.
И двухметровая нежность рядом -
Вечный Володя с рентгеном-взглядом.
Вы вызывали поэтов на дом?
В дверь постучат сердца.
Черный мультфильм
на стене кирпичной:
Двое уходят побежкой птичьей.
Это у русских такой обычай -
Он же - души полет.
Прыгает гений в одном ботинке.
Рядом такой же.
Любви поминки.
Вот вам России две половинки.
Двадцать четвертый год.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Ливень небо прижал
К фюзеляжу стрижа,
Проморгали весну
Холода-сторожа.
Я слова свои прячу под зонт.
От промокших созвездий
Апрелем разит,
Даже солнце сегодня
в целебной грязи
По окраине жизни ползёт.
Столько капельниц чёрных
Вмещает погост!
На воскресшей берёзе
Дрожит Алконост.
Вышла замуж за небо вода.
Молоко у берёзы
По вкусу, как брют.
Я свой дом уподобил
с утра кораблю
И оправился в путь навсегда.
На помарках весны,
Вырастают стихи,
Соловьи обживают
Узоры ольхи,
У поэта есть надпись на лбу:
«Разбери револьвер,
Не стрелять же в себя!
В мокром небе так много
крылатых ребят,
Они смерть эту видят в гробу.»
Значит, время приходит
апрель улучить
И билет с пересадкой
любви получить,
Исповедуя воздух лесной.
Едет нежное солнце
В купе голубом;
Происходит весна
в человеке любом;
Человек происходит весной.
К фюзеляжу стрижа,
Проморгали весну
Холода-сторожа.
Я слова свои прячу под зонт.
От промокших созвездий
Апрелем разит,
Даже солнце сегодня
в целебной грязи
По окраине жизни ползёт.
Столько капельниц чёрных
Вмещает погост!
На воскресшей берёзе
Дрожит Алконост.
Вышла замуж за небо вода.
Молоко у берёзы
По вкусу, как брют.
Я свой дом уподобил
с утра кораблю
И оправился в путь навсегда.
На помарках весны,
Вырастают стихи,
Соловьи обживают
Узоры ольхи,
У поэта есть надпись на лбу:
«Разбери револьвер,
Не стрелять же в себя!
В мокром небе так много
крылатых ребят,
Они смерть эту видят в гробу.»
Значит, время приходит
апрель улучить
И билет с пересадкой
любви получить,
Исповедуя воздух лесной.
Едет нежное солнце
В купе голубом;
Происходит весна
в человеке любом;
Человек происходит весной.
🚩Сегодня Ивану Бортнику исполнилось бы 85 лет.
Судьба подарила мне дружбу с ним, подобную сияющей звездочке и одновременно
кресту, дружбу длинною в почти четверть века. Когда Ивану Сергеевичу могло исполниться 80 лет,
мы придумали выставку «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу», и соорудили
ее в московском «Есенин-центре». А вот когда живой, непокорный Бортник
праздновал свое семидесятилетие, я сочинил поэтические пародии,
которые и прочитал юбиляру со сцены. Перед тем, как я покажу их вам,
вытащу из памяти осколок одного нашего кухонного диалога:
– Тебе повезло... ты, мой милый, имеешь запасной аэродром!
– Какой такой аэродром, Иван Сергеевич?
– Ну, как же! Ты – поэт! Пишешь прекрасные стихи, басни... а мы вот, артисты, сидим и ждем чего-то...
– Иван Сергеевич! Так он же у меня не запасной, аэродром этот…
- Ну, правильно, ну, верно! Основной! Так ведь и есть.
БЕЛЛА АХМАДУЛИНА
Как будто Петр, Юрий строил флот,
Но тот сгорел – один остался ботик.
Характер свой вложил в него народ.
Зовут корабль – Иван Сергеич Бортник.
Народ – Иван-дурак и в нем любой
Последний бомж по-детски не бездарен.
А Бортника с Любимовым любовь
И есть конфликт народа с Государем.
Но все-таки, вернемся к кораблю
У Эфроса он был подводной лодкой
На самом дне. Я там его люблю.
Пусть даже переполненного водкой.
Но разве можно Мастера корить –
Застенчивость убившего запоем?
Он бросил, не поверите, курить!
Что нынче остается нам обоим?
Володю вспоминать, как ни крути -
Любовника поэзии-беглянки.
И под руку до пристани идти
Окраиной сгубившей нас Таганки.
БУЛАТ ОКУДЖАВА
Пришла молодая шпана и, как будто умеючи,
Себя выражает, пред рынком одним лебезя
А все-таки жаль, что сегодня Ивана Сергеевича
На сцене таганской народу увидеть нельзя...
Звенят на ветру пустотой, будто банки консервные
Певцы, юмористы, набившие вдоволь суму.
А, все-таки, правда, что стены без Бортника серые
И Юрий Петрович нет-нет, да взгрустнет по нему...
А Ваня с манерой блатного московского щеголя
Сегодня за все свои семьдесят выпьет на сто,
А все-таки жаль, что все в жизни как в повести Гоголя,
О том, как поссорились все, но не выиграл никто.
Но, чтобы не делало время с земным нашим шариком,
Советуют старцы на жизнь смотреть веселей!
Володя поет, Юрь Петрович моргает фонариком,
А Бортник Иван отмечает весной юбилей.
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Пьем без опаски
После субботника
За праздник Пасхи,
За Ваню Бортника!
Бери, Валера,
Свою тальяночку!
Мы возле сквера
Махнем за Ванечку!
Но прежде встанем –
Членораздельно
Хочу за Таню
Сказать отдельно!
Открою тайну Без пальца в небо:
Когда б не Таня – Ивана б не было!
Вина да хлеба
Подай, цыганочка!
Ивана б не было Когда б не Танечка!
Напой, Таганочка,
Свои мелодии!
Мы выпьем с Ванечкою
За Володю!
Ату, породи!
Судью на мыло!
Не будь Володи
Чего бы было?!
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Ты входил вместо дикого зверя в театр,
Рисовал в продуктовом ночью подобье мурки
Ездил в Сочи, где отдыхал диктатор
С подплатформы послевоенной смолил окурки.
Выходя из подвала плевался: Пустите, суки!
Угощаясь потом володиной сигаретой,
Исполняя веленье щучье, учился в Щуке.
Путал такси с инкассаторскою каретой.
Гастролируя по миру с Филькой, Валеркой, Борькой,
Ты два года с полтиной с Вовкой ходил по суше.
И по Матери шпарил так, что из гроба Горький
Говорил: Это я с него написал Павлушу.
Семь десятков не шутка, но мы и до ста дотянем,
Монастырские звоны твое осенят гнездовье!
Как с Февронией Петр живешь, Иоанн с Татьяной
С Днем Рождения, С Пасхой и дай тебе Бог здоровья!
Судьба подарила мне дружбу с ним, подобную сияющей звездочке и одновременно
кресту, дружбу длинною в почти четверть века. Когда Ивану Сергеевичу могло исполниться 80 лет,
мы придумали выставку «Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу», и соорудили
ее в московском «Есенин-центре». А вот когда живой, непокорный Бортник
праздновал свое семидесятилетие, я сочинил поэтические пародии,
которые и прочитал юбиляру со сцены. Перед тем, как я покажу их вам,
вытащу из памяти осколок одного нашего кухонного диалога:
– Тебе повезло... ты, мой милый, имеешь запасной аэродром!
– Какой такой аэродром, Иван Сергеевич?
– Ну, как же! Ты – поэт! Пишешь прекрасные стихи, басни... а мы вот, артисты, сидим и ждем чего-то...
– Иван Сергеевич! Так он же у меня не запасной, аэродром этот…
- Ну, правильно, ну, верно! Основной! Так ведь и есть.
БЕЛЛА АХМАДУЛИНА
Как будто Петр, Юрий строил флот,
Но тот сгорел – один остался ботик.
Характер свой вложил в него народ.
Зовут корабль – Иван Сергеич Бортник.
Народ – Иван-дурак и в нем любой
Последний бомж по-детски не бездарен.
А Бортника с Любимовым любовь
И есть конфликт народа с Государем.
Но все-таки, вернемся к кораблю
У Эфроса он был подводной лодкой
На самом дне. Я там его люблю.
Пусть даже переполненного водкой.
Но разве можно Мастера корить –
Застенчивость убившего запоем?
Он бросил, не поверите, курить!
Что нынче остается нам обоим?
Володю вспоминать, как ни крути -
Любовника поэзии-беглянки.
И под руку до пристани идти
Окраиной сгубившей нас Таганки.
БУЛАТ ОКУДЖАВА
Пришла молодая шпана и, как будто умеючи,
Себя выражает, пред рынком одним лебезя
А все-таки жаль, что сегодня Ивана Сергеевича
На сцене таганской народу увидеть нельзя...
Звенят на ветру пустотой, будто банки консервные
Певцы, юмористы, набившие вдоволь суму.
А, все-таки, правда, что стены без Бортника серые
И Юрий Петрович нет-нет, да взгрустнет по нему...
А Ваня с манерой блатного московского щеголя
Сегодня за все свои семьдесят выпьет на сто,
А все-таки жаль, что все в жизни как в повести Гоголя,
О том, как поссорились все, но не выиграл никто.
Но, чтобы не делало время с земным нашим шариком,
Советуют старцы на жизнь смотреть веселей!
Володя поет, Юрь Петрович моргает фонариком,
А Бортник Иван отмечает весной юбилей.
АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
Пьем без опаски
После субботника
За праздник Пасхи,
За Ваню Бортника!
Бери, Валера,
Свою тальяночку!
Мы возле сквера
Махнем за Ванечку!
Но прежде встанем –
Членораздельно
Хочу за Таню
Сказать отдельно!
Открою тайну Без пальца в небо:
Когда б не Таня – Ивана б не было!
Вина да хлеба
Подай, цыганочка!
Ивана б не было Когда б не Танечка!
Напой, Таганочка,
Свои мелодии!
Мы выпьем с Ванечкою
За Володю!
Ату, породи!
Судью на мыло!
Не будь Володи
Чего бы было?!
ИОСИФ БРОДСКИЙ
Ты входил вместо дикого зверя в театр,
Рисовал в продуктовом ночью подобье мурки
Ездил в Сочи, где отдыхал диктатор
С подплатформы послевоенной смолил окурки.
Выходя из подвала плевался: Пустите, суки!
Угощаясь потом володиной сигаретой,
Исполняя веленье щучье, учился в Щуке.
Путал такси с инкассаторскою каретой.
Гастролируя по миру с Филькой, Валеркой, Борькой,
Ты два года с полтиной с Вовкой ходил по суше.
И по Матери шпарил так, что из гроба Горький
Говорил: Это я с него написал Павлушу.
Семь десятков не шутка, но мы и до ста дотянем,
Монастырские звоны твое осенят гнездовье!
Как с Февронией Петр живешь, Иоанн с Татьяной
С Днем Рождения, С Пасхой и дай тебе Бог здоровья!
Катюша
Там, где косогоры
отутюжив,
Мы врагов прогнали
наконец,
Выходила на берег Катюша:
Посмотреть на Северский Донец.
Выходила,
песню заводила
Про степного сизого орла,
И про то, как вновь
Саур-могила
флагами Победы
расцвела.
Ой, ты, песня девушки советской,
Ты лети за ясным
солнцем вслед:
И бойцу из города Донецка
От Катюши передай привет!
Стихнут к сентябрю
раскаты грома.
Наш герой вернётся
в отчий дом.
И тогда на улице Артёма
Мы на свадьбе катиной
споём:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
Там, где косогоры
отутюжив,
Мы врагов прогнали
наконец,
Выходила на берег Катюша:
Посмотреть на Северский Донец.
Выходила,
песню заводила
Про степного сизого орла,
И про то, как вновь
Саур-могила
флагами Победы
расцвела.
Ой, ты, песня девушки советской,
Ты лети за ясным
солнцем вслед:
И бойцу из города Донецка
От Катюши передай привет!
Стихнут к сентябрю
раскаты грома.
Наш герой вернётся
в отчий дом.
И тогда на улице Артёма
Мы на свадьбе катиной
споём:
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег на крутой.
В апреле
ремонтируют скворцы
Прозрачный воздух
на границе леса.
Щелчок один, и
упадёт завеса,
И все мы, как
прозревшие слепцы,
Себя увидим в новых
зеркалах,
Покатится из
глаз вода морская,
И солнце, наши
головы лаская,
Напомнит о
божественных делах:
Тут кто-то вдруг
полюбит
ни за что,
Там сын с войны вернётся невредимым;
Последний снег за домом станет дымом,
На чердаке
повесится пальто.
И все,
скворцы свою
сыграли роль,
Весна к любому
подвигу готова,
Земля мычит,
как дойная корова
А небо плачет вдруг,
и в этом соль.
Яйцо под Пасху курочка снесла:
Жить, жить!
И скорлупу любить
до треска.
Чтобы опять весны сырая фреска,
Видавших все на свете потрясла.
20.4.24
ремонтируют скворцы
Прозрачный воздух
на границе леса.
Щелчок один, и
упадёт завеса,
И все мы, как
прозревшие слепцы,
Себя увидим в новых
зеркалах,
Покатится из
глаз вода морская,
И солнце, наши
головы лаская,
Напомнит о
божественных делах:
Тут кто-то вдруг
полюбит
ни за что,
Там сын с войны вернётся невредимым;
Последний снег за домом станет дымом,
На чердаке
повесится пальто.
И все,
скворцы свою
сыграли роль,
Весна к любому
подвигу готова,
Земля мычит,
как дойная корова
А небо плачет вдруг,
и в этом соль.
Яйцо под Пасху курочка снесла:
Жить, жить!
И скорлупу любить
до треска.
Чтобы опять весны сырая фреска,
Видавших все на свете потрясла.
20.4.24