В лесах
📸#влесах_фотография «Страна послезавтрашнего дня» Маргарет Бурк-Уайт Для канала «Mid-Century Modern» мы сделали серию постов об СССР в объективе зарубежных фотографов. Этот канал посвящён изучению модернизма середины прошлого века в архитектуре и промышленном…
📸#влесах_фотография
«Сказочные картинки» Брэнсона Деку
Продолжаем серию постов об СССР в объективе зарубежных фотографов, которую мы сделали для канала «Mid-Century Modern».
В 1930 году американский фотограф и путешественник Брэнсон Деку посетил Москву и Ленинград, отсняв некоторые памятники старой и современной архитектуры. В 1932 году он снова посетил старую и новую столицы СССР, причем в Москве подвергся недолгому аресту за “подозрительные съемки” в центре города. Наконец, в 1933 году Деку приехал снимать юг страны – Крым и Одессу.
Собранные диапозитивы он вручную раскрашивал и демонстрировал на лекциях, сопровождая их рассказами о путешествиях. Цикл о Советском союзе был не единственным в арсенале Деку – он также показывал слайды из своих поездок по Южной Америке, Южной Африке и Австралии, но это совсем другая история.
«Сказочные картинки» Брэнсона Деку
Продолжаем серию постов об СССР в объективе зарубежных фотографов, которую мы сделали для канала «Mid-Century Modern».
В 1930 году американский фотограф и путешественник Брэнсон Деку посетил Москву и Ленинград, отсняв некоторые памятники старой и современной архитектуры. В 1932 году он снова посетил старую и новую столицы СССР, причем в Москве подвергся недолгому аресту за “подозрительные съемки” в центре города. Наконец, в 1933 году Деку приехал снимать юг страны – Крым и Одессу.
Собранные диапозитивы он вручную раскрашивал и демонстрировал на лекциях, сопровождая их рассказами о путешествиях. Цикл о Советском союзе был не единственным в арсенале Деку – он также показывал слайды из своих поездок по Южной Америке, Южной Африке и Австралии, но это совсем другая история.
📕#влесах_книги
Участники команды Лесов продолжают делиться важными для себя книгами. Сегодня шеф-редакторка Соня рассказывает о книге Ирины Сандомирской «Past discontinuous. Фрагменты реставрации».
Наверное, у всех есть книги «на потом». В исследовательском порыве они скачиваются на телефон, а затем открываются только в длинных очередях, поездах или самолетах (то есть довольно редко). В прошлом году для меня такой книгой стали «Фрагменты реставрации» Ирины Сандомирской, и лишь вчера я добралась до конца книги.
Несмотря на академический формат и порой избыточность формулировок эта книга имеет очень четкий сюжет. Продвигаясь по теории и истории реставрации Нового времени, главным образом советской, Сандомирская фиксирует этапы дематериализации исторического памятника и его постепенное превращение в часть индустрии наследия, связанной больше с эмоциями и ритуалами, чем с конкретикой вещи.
Взгляд этот, однако, далек от уже набившей оскомину критики постмодернизма: Сандомирская показывает, что такое развитие обусловлено не какой-то «испорченностью» субъекта общества потребления, а самой историей ХХ века с ее революциями, войнами и тотальным разрушением.
Для человека, как и я, находящегося внутри индустрии наследия – очень бодрящее чтение.
Участники команды Лесов продолжают делиться важными для себя книгами. Сегодня шеф-редакторка Соня рассказывает о книге Ирины Сандомирской «Past discontinuous. Фрагменты реставрации».
Наверное, у всех есть книги «на потом». В исследовательском порыве они скачиваются на телефон, а затем открываются только в длинных очередях, поездах или самолетах (то есть довольно редко). В прошлом году для меня такой книгой стали «Фрагменты реставрации» Ирины Сандомирской, и лишь вчера я добралась до конца книги.
Несмотря на академический формат и порой избыточность формулировок эта книга имеет очень четкий сюжет. Продвигаясь по теории и истории реставрации Нового времени, главным образом советской, Сандомирская фиксирует этапы дематериализации исторического памятника и его постепенное превращение в часть индустрии наследия, связанной больше с эмоциями и ритуалами, чем с конкретикой вещи.
Взгляд этот, однако, далек от уже набившей оскомину критики постмодернизма: Сандомирская показывает, что такое развитие обусловлено не какой-то «испорченностью» субъекта общества потребления, а самой историей ХХ века с ее революциями, войнами и тотальным разрушением.
Для человека, как и я, находящегося внутри индустрии наследия – очень бодрящее чтение.
📝#влесах_истории
Мерлон и пантеон. Советская архитектура памяти времен Второй мировой войны
Мемориалы, посвященные Второй мировой, окружают буквально каждого, кто живет в современной России: памятные знаки располагаются в школах, на улицах больших и малых городов, на обочинах сельских дорог. Одни славят советское оружие, иные – говорят о скорби. А какой должна быть архитектура памяти о войне? Вместе с историком искусства Валерией Литовченко разбираемся в том, какой ответ на этот вопрос давали в Советском союзе.
Весной 1942 года Союз советских архитекторов инициировал проведение первого конкурса проектов мемориальных сооружений, посвященных войне: надгробий над местами массовых захоронений, монументов защитникам Москвы, временных памятных знаков.
Итоги конкурса подвели в 1943 году, организовав в стенах Третьяковской галереи выставку «Героический фронт и тыл». Авторы проектов активно эксплуатировали символику Красной Армии: пятиконечные звезды, знамена. Не меньшей популярностью пользовались образы мирового архитектурного наследия, призванные на службу героизации советских солдат: от египетских обелисков и пирамид до триумфальных арок и амфитеатров.
После фактической реабилитации церкви, произошедшей в 1943 году после встречи Сталина с православными иерархами, архитекторы стали активно использовать формы древнерусского зодчества. Наряду с мерлонами (зубцами) кремлевских стен появлялись аллюзии на образы древнерусских храмов – с шатровыми и купольными навершиями, владимиро-суздальской резьбой по белому камню, закомарами и даже фресками.
Именно с мемориальных проектов военных лет (подавляющее большинство из которых остались нереализованными) в классицистическую архитектуру СССР стали внедряться мотивы древнерусского зодчества, ставшие впоследствии одной из его узнаваемых черт – в первую очередь, благодаря «сталинским высоткам».
Мерлон и пантеон. Советская архитектура памяти времен Второй мировой войны
Мемориалы, посвященные Второй мировой, окружают буквально каждого, кто живет в современной России: памятные знаки располагаются в школах, на улицах больших и малых городов, на обочинах сельских дорог. Одни славят советское оружие, иные – говорят о скорби. А какой должна быть архитектура памяти о войне? Вместе с историком искусства Валерией Литовченко разбираемся в том, какой ответ на этот вопрос давали в Советском союзе.
Весной 1942 года Союз советских архитекторов инициировал проведение первого конкурса проектов мемориальных сооружений, посвященных войне: надгробий над местами массовых захоронений, монументов защитникам Москвы, временных памятных знаков.
Итоги конкурса подвели в 1943 году, организовав в стенах Третьяковской галереи выставку «Героический фронт и тыл». Авторы проектов активно эксплуатировали символику Красной Армии: пятиконечные звезды, знамена. Не меньшей популярностью пользовались образы мирового архитектурного наследия, призванные на службу героизации советских солдат: от египетских обелисков и пирамид до триумфальных арок и амфитеатров.
После фактической реабилитации церкви, произошедшей в 1943 году после встречи Сталина с православными иерархами, архитекторы стали активно использовать формы древнерусского зодчества. Наряду с мерлонами (зубцами) кремлевских стен появлялись аллюзии на образы древнерусских храмов – с шатровыми и купольными навершиями, владимиро-суздальской резьбой по белому камню, закомарами и даже фресками.
Именно с мемориальных проектов военных лет (подавляющее большинство из которых остались нереализованными) в классицистическую архитектуру СССР стали внедряться мотивы древнерусского зодчества, ставшие впоследствии одной из его узнаваемых черт – в первую очередь, благодаря «сталинским высоткам».