А потом... а потом они совершенно добровольно отказываются от власти и опускаются на самое дно. Они бросают свои апартаменты и переезжают на городскую свалку. Они забывают все, что знали и что умели и теперь изучают только этикетки от продуктов. Они выбрасывают весь свой гардероб и одеваются в выброшенные старые вещи, выбирая наиболее дрянные. Они даже не соблюдают базовые правила гигиены, отчего их волшебные тела постепенно превращаются в кишащую паразитами гниющую массу.
При этом они убеждают друг друга и своих детей (которые, правда, стараются жить более-менее цивилизованно), что прежняя жизнь была гнусной, порочной, греховной, а теперь они живут богоугодно, искупая изобилие прежних лет.
Через несколько лет они расходятся — муж переехал на новую свалку, где нашел новую бабу.
Зачем? Зачем они это сделали? Да затем, что жизнь на помойке куда проще, чем жизнь в славе, богатстве, власти и мудрости. Потому что не нужно выбирать, где спать, чем заниматься и как поступать. Не нужно ни к чему стремиться. Не нужно себя блюсти. Не нужно брать ответственность. От широты, глубины и высоты прежней жизни они устали — и решили уйти туда, откуда исхода уже нет.
Вот почему Древняя Греция и Древний Рим в итоге сделали тот религиозный выбор, который сделали.
При этом они убеждают друг друга и своих детей (которые, правда, стараются жить более-менее цивилизованно), что прежняя жизнь была гнусной, порочной, греховной, а теперь они живут богоугодно, искупая изобилие прежних лет.
Через несколько лет они расходятся — муж переехал на новую свалку, где нашел новую бабу.
Зачем? Зачем они это сделали? Да затем, что жизнь на помойке куда проще, чем жизнь в славе, богатстве, власти и мудрости. Потому что не нужно выбирать, где спать, чем заниматься и как поступать. Не нужно ни к чему стремиться. Не нужно себя блюсти. Не нужно брать ответственность. От широты, глубины и высоты прежней жизни они устали — и решили уйти туда, откуда исхода уже нет.
Вот почему Древняя Греция и Древний Рим в итоге сделали тот религиозный выбор, который сделали.
Небольшой прогноз по Игре Престолов.
(Перемотайте или не читайте, если Вас бесят спойлеры)
Моя ставка - безумную королеву убьет Серый Червь. Поскольку это единственный человек с оружием, кого она не побоится подпустить к телу.
Такого варианта я ни у кого не видел. Букмекеры принимают ставки только на очевидных претендентов - Арью, Сократа Сноу и Тириона. Но это было бы слишком просто. Допускаю также, что убить ее может Бронн - но мотивов у него нет.
Ждем
(Перемотайте или не читайте, если Вас бесят спойлеры)
Моя ставка - безумную королеву убьет Серый Червь. Поскольку это единственный человек с оружием, кого она не побоится подпустить к телу.
Такого варианта я ни у кого не видел. Букмекеры принимают ставки только на очевидных претендентов - Арью, Сократа Сноу и Тириона. Но это было бы слишком просто. Допускаю также, что убить ее может Бронн - но мотивов у него нет.
Ждем
Чем бог Гегеля "лучше" бога Платона (1)
Поскольку текстов давно не было, хочу поблагодарить подписчиков за терпение и неотписку.
Поговорим о Гегеле. Подробно не будем – хотя, если есть желание получить краткий синопсис его системы и метода – пишите на мейл. Могу изложить самым простым и коротким объемом. Гегель – автор необычайно сложный, если относиться к нему с религиозным пиететом, но необычайно простой – если относиться к нему адекватно.
Что необходимо знать об учении Гегеля – помимо, собственно, его содержания? Его упрекают в мистицизме, панлогизме, политизированности и прочем, но о главном упоминают редко.
Гегельянство – это не только философия. Это религия. От других религий она отличается только качеством выделки: теория и практика, теология и философия, физика и духовность здесь строго соотнесены друг с другом и выводятся одни из других. Здесь нет разницы между пророком, богословом, прихожанином и священником. Таковыми одновременно являются все люди просто по факту своего существования. Наша жизнь, даже если мы ничего не знаем о Гегеле, является и свидетельством истинности гегелевского бога, и исповеданием этого бога, и им самим. И вообще все сущее своим наличием (а также отсутствием, разумеется!) также являются частью гегелевской теологии.
Если Вы поняли предыдущий абзац, то Вы доказали правильность этой религии. Если не поняли, то также ее доказали. И любой последовательный гегельянец исторически и логически покажет Вам, как это самое понимание/непонимание следует из бога и природы – и как оно выводится из всеобщей истории от зарождения мира до сегодняшнего дня. И любой другой феномен также следует из логики всеобщей истории, поскольку бог, история и всякое сущее суть разные аспекты одного и того же процесса саморазвертывания всего во все. В этом смысле гегельянство совершено/завершено само в себе и во всем остальном и не требует никакого внешнего обоснования.
Поскольку текстов давно не было, хочу поблагодарить подписчиков за терпение и неотписку.
Поговорим о Гегеле. Подробно не будем – хотя, если есть желание получить краткий синопсис его системы и метода – пишите на мейл. Могу изложить самым простым и коротким объемом. Гегель – автор необычайно сложный, если относиться к нему с религиозным пиететом, но необычайно простой – если относиться к нему адекватно.
Что необходимо знать об учении Гегеля – помимо, собственно, его содержания? Его упрекают в мистицизме, панлогизме, политизированности и прочем, но о главном упоминают редко.
Гегельянство – это не только философия. Это религия. От других религий она отличается только качеством выделки: теория и практика, теология и философия, физика и духовность здесь строго соотнесены друг с другом и выводятся одни из других. Здесь нет разницы между пророком, богословом, прихожанином и священником. Таковыми одновременно являются все люди просто по факту своего существования. Наша жизнь, даже если мы ничего не знаем о Гегеле, является и свидетельством истинности гегелевского бога, и исповеданием этого бога, и им самим. И вообще все сущее своим наличием (а также отсутствием, разумеется!) также являются частью гегелевской теологии.
Если Вы поняли предыдущий абзац, то Вы доказали правильность этой религии. Если не поняли, то также ее доказали. И любой последовательный гегельянец исторически и логически покажет Вам, как это самое понимание/непонимание следует из бога и природы – и как оно выводится из всеобщей истории от зарождения мира до сегодняшнего дня. И любой другой феномен также следует из логики всеобщей истории, поскольку бог, история и всякое сущее суть разные аспекты одного и того же процесса саморазвертывания всего во все. В этом смысле гегельянство совершено/завершено само в себе и во всем остальном и не требует никакого внешнего обоснования.
Чем бог Гегеля "лучше" бога Платона (2)
С любой другой религией дело обстоит иначе. Ее создают пророки, на которых нисходит высшее откровение. Ее развивают богословы. Ее распространяют святые и священники. Ее исповедуют рядовые обыватели. И, если вдуматься, все эти категории людей очень несходны друг с другом. И только в гегельянстве нет ничего вне гегельянства, до гегельянства и против гегельянства. Учение Гегеля может описать все что угодно без недомолвок и умолчаний, без ссылок на «неисповедимость путей господних» и без апелляций к мистике и авторитетам. Разбилась тарелка, погасла звезда, зачесался копчик, обновился авторский телеграм-канал – все это легко объясняется из Гегеля. Не Гегелем, нет. Из него. Вы сами можете объяснить и строго обосновать, почему спустя 13 миллиардов 700 лет после Большого Взрыва Вы сидите читаете о том, как вы читаете о Гегеле, хотя думаете не о нем, а, как всегда, о бабах. Овладев методом Гегеля, понимать бога в себе и во всем другом становиться делом техники.
То есть если Вы согласны, что всякое единичное можно вывести из всеобщего, то Вы вполне себе гегельянец. А если Вы не считаете, то… Вы также гегельянец, поскольку сам принцип отрицания является гегельянским. И Ваше отрицание гегельянства является логически и исторически необходимым – и подтверждающим гегельянство.
Короче, это как с алкоголизмом. Вам говорят: «ты алкоголик». Если Вы соглашаетесь, то признаете себя алкоголиком. А если отрицаете, то также являетесь алкоголиком, поскольку, как известно, ни один алкоголик не считает себя таковым.
Гегельянство настолько тотально и внутренне согласованно, что ни одна философия, ни одна религия и ни одна наука даже рядом не стоят с его самодостаточностью.
Есть только одна причина, по которой эта религия не завоевала мир: отсутствие учения о спасении. В конце концов, в религии важна не теология, а именно сотериология – и ищущий своего бога обычно глубоко равнодушен к тео-логике. Ему самое утонченное богословие ехало и болело. И это притом, что тоже гегельянство имеет – помимо этой самой логичности и самодостаточности – одно неоспоримое преимущество над всеми иными формами теизма.
Чтобы его понять, нужно сравнить Гегелевскую и платоновскую теологию. Напишем «платоновскую» с маленькой буквы, поскольку речь не только и не столько о теологии Платона, сколько о принципе платонизма – вечный бог порождает временную природу. В принципе, все известные нам религии с древнейших времен до современности – платонические. Есть нечто высшее – и от него нечто низшее и смертное.
Гегель предложил нечто иное – и тем самым решил труднейший и самый опасный теологический вопрос, которым всегда будут мучиться все религии.
Вопрос о зле.
Продолжение следует.
С любой другой религией дело обстоит иначе. Ее создают пророки, на которых нисходит высшее откровение. Ее развивают богословы. Ее распространяют святые и священники. Ее исповедуют рядовые обыватели. И, если вдуматься, все эти категории людей очень несходны друг с другом. И только в гегельянстве нет ничего вне гегельянства, до гегельянства и против гегельянства. Учение Гегеля может описать все что угодно без недомолвок и умолчаний, без ссылок на «неисповедимость путей господних» и без апелляций к мистике и авторитетам. Разбилась тарелка, погасла звезда, зачесался копчик, обновился авторский телеграм-канал – все это легко объясняется из Гегеля. Не Гегелем, нет. Из него. Вы сами можете объяснить и строго обосновать, почему спустя 13 миллиардов 700 лет после Большого Взрыва Вы сидите читаете о том, как вы читаете о Гегеле, хотя думаете не о нем, а, как всегда, о бабах. Овладев методом Гегеля, понимать бога в себе и во всем другом становиться делом техники.
То есть если Вы согласны, что всякое единичное можно вывести из всеобщего, то Вы вполне себе гегельянец. А если Вы не считаете, то… Вы также гегельянец, поскольку сам принцип отрицания является гегельянским. И Ваше отрицание гегельянства является логически и исторически необходимым – и подтверждающим гегельянство.
Короче, это как с алкоголизмом. Вам говорят: «ты алкоголик». Если Вы соглашаетесь, то признаете себя алкоголиком. А если отрицаете, то также являетесь алкоголиком, поскольку, как известно, ни один алкоголик не считает себя таковым.
Гегельянство настолько тотально и внутренне согласованно, что ни одна философия, ни одна религия и ни одна наука даже рядом не стоят с его самодостаточностью.
Есть только одна причина, по которой эта религия не завоевала мир: отсутствие учения о спасении. В конце концов, в религии важна не теология, а именно сотериология – и ищущий своего бога обычно глубоко равнодушен к тео-логике. Ему самое утонченное богословие ехало и болело. И это притом, что тоже гегельянство имеет – помимо этой самой логичности и самодостаточности – одно неоспоримое преимущество над всеми иными формами теизма.
Чтобы его понять, нужно сравнить Гегелевскую и платоновскую теологию. Напишем «платоновскую» с маленькой буквы, поскольку речь не только и не столько о теологии Платона, сколько о принципе платонизма – вечный бог порождает временную природу. В принципе, все известные нам религии с древнейших времен до современности – платонические. Есть нечто высшее – и от него нечто низшее и смертное.
Гегель предложил нечто иное – и тем самым решил труднейший и самый опасный теологический вопрос, которым всегда будут мучиться все религии.
Вопрос о зле.
Продолжение следует.
Чем бог Гегеля “лучше” бога Платона (3)
Еще раз поясним, в чем отличие гегелевской религии от всех прочих религий. Религиозное мировоззрение тем и отличается от философского (научного), что оперирует с нечеловеческим знанием. То есть невозможно создать христианство или другую религию за письменным столом – и признаться в этом ее адептам: «я тут посидел, подумал и понял, что бог такой-то и такой-то, ему угодно то и это, а поклоняться мы ему будем так и этак – я до этого сам додумался, но знайте, что это и есть истина». Нет, не прокатит – необходимо сослаться на некое откровение – «мне явился ангел», «у меня был вещий сон», «чудеса я видел многие», «и сказал он мне, что я избран спасти вас» и так далее. То есть религия всегда строятся на откровении, а философское умозрение выступает лишь в качестве той самой пресловутой «служанки богословия». Истина в религии уже дана свыше, но рационально не осмыслена – а потому под эту истину впоследствии подверстываются философские тексты.
Гегель делает совсем по-другому – он создает учение, совершенно религиозное по содержанию, но философско-научное по форме. Есть Абсолютная Идея или Мировой Дух – который есть все сущее и не-сущее в прошлом, настоящем и будущем. Вся история мироздания есть лишь моменты развития этой Идеи, ее самопознания. И она познала себя через Гегеля, но не потому что Гегель по себе такой офигенный, а просто потому что вся история мироздания необходимым образом замкнулась в той точке, где оказался Гегель. То есть Мировой Дух познал себя через Гегеля, но мог бы, в принципе, и через кого-то еще – если бы Гегель, к примеру, умер бы в младенчестве.
То есть речь идет не о том, что Гегель был избран Идеей-Духом в качестве пророка, а в том, что Дух Времени породил Гегеля – и таким образом объяснил себя себе. В этом – главное отличие гегельянства от прочих религий: оно строиться не на откровении, а на умозрении. Это – спекулятивная (умозрительная) религия.
Так в чем же ее преимущество перед религиями откровения, помимо тотальной завершенности и логичности? В вопросе о зле – в так называемой теодицее, «оправдании бога».
Посмотрим, как религии объясняют существование зла в мире. Обычно – через один из двух вариантов:
1) Помимо бога, который хороший и добрый, существует также и злые силы, которые с этим богом борются;
2) Помимо бога, который хороший и добрый, никаких злых сил нет, а зло существует лишь как умаление высшей благости.
Первый вариант – условно «бог против дьявола» имеет множество логических недостатков. Если бог есть абсолютное благо (и сила, и знание, и мудрость, и милость), то как же он попускает существование дьявола, который уступает (обязательно обязательно уступает) ему в могуществе? Почему он дьявола не разгромит? Если он этого не хочет – то какое же он Благо? Если не может – то какая же он Сила? Либо он не всеблаг, либо не всесилен. Проблемка.
Выход из этого тупика предложил платонизм (в особенности неоплатонизм): зла как такового не существует, потому что невозможно представить себе абсолютное зло как идею. То есть. Допустим, зло есть. Какие у него должны бы быть атрибуты? Ну хотя бы могущество. И хитрость. Бессильное и бесхитростное зло – это оксюморон, согласитесь.
Еще раз поясним, в чем отличие гегелевской религии от всех прочих религий. Религиозное мировоззрение тем и отличается от философского (научного), что оперирует с нечеловеческим знанием. То есть невозможно создать христианство или другую религию за письменным столом – и признаться в этом ее адептам: «я тут посидел, подумал и понял, что бог такой-то и такой-то, ему угодно то и это, а поклоняться мы ему будем так и этак – я до этого сам додумался, но знайте, что это и есть истина». Нет, не прокатит – необходимо сослаться на некое откровение – «мне явился ангел», «у меня был вещий сон», «чудеса я видел многие», «и сказал он мне, что я избран спасти вас» и так далее. То есть религия всегда строятся на откровении, а философское умозрение выступает лишь в качестве той самой пресловутой «служанки богословия». Истина в религии уже дана свыше, но рационально не осмыслена – а потому под эту истину впоследствии подверстываются философские тексты.
Гегель делает совсем по-другому – он создает учение, совершенно религиозное по содержанию, но философско-научное по форме. Есть Абсолютная Идея или Мировой Дух – который есть все сущее и не-сущее в прошлом, настоящем и будущем. Вся история мироздания есть лишь моменты развития этой Идеи, ее самопознания. И она познала себя через Гегеля, но не потому что Гегель по себе такой офигенный, а просто потому что вся история мироздания необходимым образом замкнулась в той точке, где оказался Гегель. То есть Мировой Дух познал себя через Гегеля, но мог бы, в принципе, и через кого-то еще – если бы Гегель, к примеру, умер бы в младенчестве.
То есть речь идет не о том, что Гегель был избран Идеей-Духом в качестве пророка, а в том, что Дух Времени породил Гегеля – и таким образом объяснил себя себе. В этом – главное отличие гегельянства от прочих религий: оно строиться не на откровении, а на умозрении. Это – спекулятивная (умозрительная) религия.
Так в чем же ее преимущество перед религиями откровения, помимо тотальной завершенности и логичности? В вопросе о зле – в так называемой теодицее, «оправдании бога».
Посмотрим, как религии объясняют существование зла в мире. Обычно – через один из двух вариантов:
1) Помимо бога, который хороший и добрый, существует также и злые силы, которые с этим богом борются;
2) Помимо бога, который хороший и добрый, никаких злых сил нет, а зло существует лишь как умаление высшей благости.
Первый вариант – условно «бог против дьявола» имеет множество логических недостатков. Если бог есть абсолютное благо (и сила, и знание, и мудрость, и милость), то как же он попускает существование дьявола, который уступает (обязательно обязательно уступает) ему в могуществе? Почему он дьявола не разгромит? Если он этого не хочет – то какое же он Благо? Если не может – то какая же он Сила? Либо он не всеблаг, либо не всесилен. Проблемка.
Выход из этого тупика предложил платонизм (в особенности неоплатонизм): зла как такового не существует, потому что невозможно представить себе абсолютное зло как идею. То есть. Допустим, зло есть. Какие у него должны бы быть атрибуты? Ну хотя бы могущество. И хитрость. Бессильное и бесхитростное зло – это оксюморон, согласитесь.
Чем бог Гегеля “лучше” бога Платона (4)
Но если довести эту мысль до завершения, получится еще больший абсурд. Для могущества нужна сила – а странно было бы допустить, что сила как таковая принадлежит злу. Максимум силы есть только у бога, а у дьявола она имеется в меньшей степени. Да и сама идея силы не является «злой». Также и с хитростью. Для хитрости необходим ум, а полнота ума принадлежит богу и является одной из главных характеристик бога. И если зло как нечто самосущее существует, но его атрибутами должны были бы быть такие благие идеи как сила и ум. Но если в идее зла помещаются благие качества, то зло уже не абсолютно. В нем есть примесь добра/блага. И если мы будем помышлять абсолютное зло, но при этом изымать из него все благие идеи, то что от него останется? Получается, что зло есть ничто, и существует оно не само по себе, а только как некая модальность добра. А именно как умаление блага, искажение изначально благих идей, порча благости.
Например, больной человек есть «порченный» здоровый человек: здоровье выступает в качестве самостоятельной идеи, а болезнь – в качестве недостатка здоровья. Болезнь не есть прямая противоположность здоровью, а есть лишь «недо-здоровье». Также и с бессилием, безнравственностью и всяким другим безобразием. Кстати, слово безобразие наилучшим образом передает суть проблемы: «то, что имело некий образ, теперь утратило его и стало без-образным». Образ, кстати, вполне можно перевести на греческий как эйдос. Без-эйдосность, без-идейность и есть без-образие – но существует это безобразие не само по себе, а лишь по недостатку изначального образа-идеи. Идеи – самосущие вечные образцы, чуждые всякой порчи, но реальные вещи – куда менее совершенны. И из-за несоответствия вещи идее мы говорим о «зле». Но речь не идет о зле как таковом, ибо зло есть ничто.
Возьмем сочетание «бесчеловечный человек». Оно означает, что конкретный индивид не соответствует идее человека. Человек должен быть благим, разумным и всяким еще разным, но неизменно каким-то хорошим. Но когда мы наблюдаем отсутствие должной хорошести, мы говорим о его бесчеловечности. Однако можно ли представить, что в самом дурном человеке нет ничего человеческого? Вот прям ничего, в том числе ДНК, речи, головного мозга и прочего? В таком случае он не мог бы существовать. То есть такой человек все еще соответствует идее человека, но в неполном виде. Его человечность ничтожна в сравнении с человечностью как таковой, но не отсутствует вовсе. Короче, злых людей не бывает, бывают лишь минимально благие люди.
И зла нет. Есть недо-добро. Такова логика платонизма и примкнувшего к нему христианства.
Как логика – она вполне недурна. Но наша совесть и здравый смысл подсказывают, что что-то тут не так…
Но если довести эту мысль до завершения, получится еще больший абсурд. Для могущества нужна сила – а странно было бы допустить, что сила как таковая принадлежит злу. Максимум силы есть только у бога, а у дьявола она имеется в меньшей степени. Да и сама идея силы не является «злой». Также и с хитростью. Для хитрости необходим ум, а полнота ума принадлежит богу и является одной из главных характеристик бога. И если зло как нечто самосущее существует, но его атрибутами должны были бы быть такие благие идеи как сила и ум. Но если в идее зла помещаются благие качества, то зло уже не абсолютно. В нем есть примесь добра/блага. И если мы будем помышлять абсолютное зло, но при этом изымать из него все благие идеи, то что от него останется? Получается, что зло есть ничто, и существует оно не само по себе, а только как некая модальность добра. А именно как умаление блага, искажение изначально благих идей, порча благости.
Например, больной человек есть «порченный» здоровый человек: здоровье выступает в качестве самостоятельной идеи, а болезнь – в качестве недостатка здоровья. Болезнь не есть прямая противоположность здоровью, а есть лишь «недо-здоровье». Также и с бессилием, безнравственностью и всяким другим безобразием. Кстати, слово безобразие наилучшим образом передает суть проблемы: «то, что имело некий образ, теперь утратило его и стало без-образным». Образ, кстати, вполне можно перевести на греческий как эйдос. Без-эйдосность, без-идейность и есть без-образие – но существует это безобразие не само по себе, а лишь по недостатку изначального образа-идеи. Идеи – самосущие вечные образцы, чуждые всякой порчи, но реальные вещи – куда менее совершенны. И из-за несоответствия вещи идее мы говорим о «зле». Но речь не идет о зле как таковом, ибо зло есть ничто.
Возьмем сочетание «бесчеловечный человек». Оно означает, что конкретный индивид не соответствует идее человека. Человек должен быть благим, разумным и всяким еще разным, но неизменно каким-то хорошим. Но когда мы наблюдаем отсутствие должной хорошести, мы говорим о его бесчеловечности. Однако можно ли представить, что в самом дурном человеке нет ничего человеческого? Вот прям ничего, в том числе ДНК, речи, головного мозга и прочего? В таком случае он не мог бы существовать. То есть такой человек все еще соответствует идее человека, но в неполном виде. Его человечность ничтожна в сравнении с человечностью как таковой, но не отсутствует вовсе. Короче, злых людей не бывает, бывают лишь минимально благие люди.
И зла нет. Есть недо-добро. Такова логика платонизма и примкнувшего к нему христианства.
Как логика – она вполне недурна. Но наша совесть и здравый смысл подсказывают, что что-то тут не так…
Чем бог Гегеля “лучше” бога Платона (5)
Если допустить, что платонизм прав, то получается довольно любопытная космогония и онтология. Кто/что есть Абсолютное Благо? Очевидно, бог. Он сотворил мир? Он – а кто еще-то… Итак, всеблагой и тотально положительный абсолют создает все сущее – но при этом сущее оказывается уже не таким благим как его создатель. Зла бог не создает, но все сущее несет на себе изначальный изъян – оно хуже, чем бог. Неизбежно хуже.
И во всех религиях постулируется ущербность созданного мира в сравнении с создателем – притом не важно, как именно он создал мир и кем этот бог-создатель является. В авраамических религиях мир творится из ничего, в индоевропейских – из тела Бога. В пантеистических теологиях от досократиков до Возрождения мир и является богом, но все же подлинная природа божества стоит над своими порождениями и является чем-то лучшим в сравнении со своим материальным телом. То есть если изначальный бог порождает из себя материальную природу, то все же он возвышается над ней.
Итак, при всех различиях схема чрезвычайно проста. Бог – наверху. Мир – внизу. Бог благ, а мир – местами благ, а местами не очень. В неоплатонизме эта модель явлена наилучшим образом. Бог-создатель есть полнота блага и благо как таковое. Все сущее есть результат излияния бога вовне – но, разумеется, с потерей качества. Отдельные боги прекрасны, разумеется, но они лишь частные аспекты высшего единства и благости, а потому уступают ему. Человек, конечно, хорош, но в сравнении с богами – не фонтан. Растения хороши в сравнении с камнями, но не в сравнении с животными. То есть изначальная всеблагость все больше слабеет и рассеивается, а духовность все более материализуется. Так и живем – согласно теологии большинства религий.
Ну хорошо. Допустим, что зла нет, а есть лишь оскудение благости бога в сущем как необходимый и неизбежный побочный эффект. А как быть, например, вот с этим:
«Весь … пол большого гаража был залит… стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками …. стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи… Рядом с этим местом ужасов в саду лежали наспех зарытые 127 трупов последней бойни… у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы… Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов… лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза… головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами… У нескольких не было языков… Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана верёвкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны.»
Это не сценарий фильма ужасов, а описание реальной большевистской чрезвычайки. Что же получается, если платоники правы: «большевизм не зло, а лишь недостаток благости, так как зла не существует». Серьезно? Всеблагой и всесильный бог созидает сущее – но в сущем возможны большевики… А также все душевные и телесные страдания и всяческая иная мерзость, коей в истории и современности не перечесть. Интересный такой мир создал добрый бог. Не противоречит ли платоническое (и христианское) оправдание бога здравому смыслу и нашему нравственному чувству? И даже если такой мир и такая природа человека есть наилучшее, что он может создать – почему бы тогда богу не ограничиться самим собой? Зачем созидать сущее, в котором столько ужасов и страданий? Как оправдать такого бога?
Если допустить, что платонизм прав, то получается довольно любопытная космогония и онтология. Кто/что есть Абсолютное Благо? Очевидно, бог. Он сотворил мир? Он – а кто еще-то… Итак, всеблагой и тотально положительный абсолют создает все сущее – но при этом сущее оказывается уже не таким благим как его создатель. Зла бог не создает, но все сущее несет на себе изначальный изъян – оно хуже, чем бог. Неизбежно хуже.
И во всех религиях постулируется ущербность созданного мира в сравнении с создателем – притом не важно, как именно он создал мир и кем этот бог-создатель является. В авраамических религиях мир творится из ничего, в индоевропейских – из тела Бога. В пантеистических теологиях от досократиков до Возрождения мир и является богом, но все же подлинная природа божества стоит над своими порождениями и является чем-то лучшим в сравнении со своим материальным телом. То есть если изначальный бог порождает из себя материальную природу, то все же он возвышается над ней.
Итак, при всех различиях схема чрезвычайно проста. Бог – наверху. Мир – внизу. Бог благ, а мир – местами благ, а местами не очень. В неоплатонизме эта модель явлена наилучшим образом. Бог-создатель есть полнота блага и благо как таковое. Все сущее есть результат излияния бога вовне – но, разумеется, с потерей качества. Отдельные боги прекрасны, разумеется, но они лишь частные аспекты высшего единства и благости, а потому уступают ему. Человек, конечно, хорош, но в сравнении с богами – не фонтан. Растения хороши в сравнении с камнями, но не в сравнении с животными. То есть изначальная всеблагость все больше слабеет и рассеивается, а духовность все более материализуется. Так и живем – согласно теологии большинства религий.
Ну хорошо. Допустим, что зла нет, а есть лишь оскудение благости бога в сущем как необходимый и неизбежный побочный эффект. А как быть, например, вот с этим:
«Весь … пол большого гаража был залит… стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками …. стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи… Рядом с этим местом ужасов в саду лежали наспех зарытые 127 трупов последней бойни… у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы… Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов… лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза… головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами… У нескольких не было языков… Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана верёвкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны.»
Это не сценарий фильма ужасов, а описание реальной большевистской чрезвычайки. Что же получается, если платоники правы: «большевизм не зло, а лишь недостаток благости, так как зла не существует». Серьезно? Всеблагой и всесильный бог созидает сущее – но в сущем возможны большевики… А также все душевные и телесные страдания и всяческая иная мерзость, коей в истории и современности не перечесть. Интересный такой мир создал добрый бог. Не противоречит ли платоническое (и христианское) оправдание бога здравому смыслу и нашему нравственному чувству? И даже если такой мир и такая природа человека есть наилучшее, что он может создать – почему бы тогда богу не ограничиться самим собой? Зачем созидать сущее, в котором столько ужасов и страданий? Как оправдать такого бога?
Чем бог Гегеля “лучше” бога Платона (6)
Это – проклятый вопрос платонизма. Да, христианство как наиболее распространенная версия платонизма создала невероятное количество объяснений и оправданий нашему миру и его творцу, но вопрос от этого не становится менее острым. Одно дело – верить в такого бога, но другое – любить его. Его, попускающего страдания, мучения, смерть и большевизм. Отсюда, кстати, растут корни гностицизма: раз миром правит бог, но мир полон ужаса, то и бог ужасен. Логика не столь изящная, как у платоников, но вполне разумная, если вдуматься.
И вот появляется Гегель, который находит реальный выход из проблемы оправдания бога. Его бог не нисходит в мир и не творит мир сверху вниз. Наоборот – он созидает его из себя по восходящей. Изначально он не знает себя. Он пускается в становление, делаясь материальной природой. Материальная природа – от атомов и молекул – делается все более сложной – так возникает биосфера. Биологическая жизнь эволюционирует в человека, а человек созидает духовный мир. История искусства, религии и философии также идут по восходящей и, наконец, эволюционируют в гегельянство, которое и есть ответ бога на вопрос о себе. Бог для того и стал атомами и фотонами, чтобы появилась жизнь, а потом человек, а потом философия, а потом гегельянство – и бог-дух понял наконец, кто он, где и зачем.
В чем же состоит оправдание бога у Гегеля? В самом факте эволюции и прогресса. Бог движется от самой низшей точки – элементарной материи – к самой высшей, коей является философия самого Гегеля – и далее продолжает свое противоречивое и поступательное движение к разумному, доброму и вечному. Все зло этого мира не есть попущение странного демиурга, а лишь необходимые моменты в становлении и самопознании Абсолютного Духа, который действует в нас, но не ведает добра и зла, покуда его становление не завершено. То есть зло присутствует в мире в качестве болезней роста, но это зло исторически преодолимо, если мы будем улучшать сущее и не допускать зла в будущем.
Такая теодицея куда удачнее платоновской. Гегель избавляет нас от вопроса «Господи, где же ты был?» и «за что ты с нами так?». Он вселил надежду на будущее – ибо в будущем Дух, будучи нами и действуя в нас, преодолеет и оставит в прошлом все зло этого мира…
Хорошо, что он не дожил до того, как его последователи и толкователи из международной террористической банды «Интернационал» начали отрывать головы невинным людям и по-иному массово уничтожать русский народ. Да и другие его последователи – с правого фланга – тоже были левым под стать.
И тут уже можно сформулировать проклятый вопрос гегельянства (возможно, кто-то его уже задал): если Дух познал себя через Гегеля и пошел дальше, освященный этим знанием, то такого хрена далее он пошел черт знает как и куда? Похоже, ему понравилось гегелевское оправдание – оно подняло ему самооценку и развязало руки.
Но все же гегелевский бог выглядит получше платоновского – он хотя бы оставляет надежду. Жаль, что эта надежда – лишь плод частного умозрения, то есть весьма элегантной, но все же чисто кабинетной спекуляции одного швабского масона на прусской зарплате.
Это – проклятый вопрос платонизма. Да, христианство как наиболее распространенная версия платонизма создала невероятное количество объяснений и оправданий нашему миру и его творцу, но вопрос от этого не становится менее острым. Одно дело – верить в такого бога, но другое – любить его. Его, попускающего страдания, мучения, смерть и большевизм. Отсюда, кстати, растут корни гностицизма: раз миром правит бог, но мир полон ужаса, то и бог ужасен. Логика не столь изящная, как у платоников, но вполне разумная, если вдуматься.
И вот появляется Гегель, который находит реальный выход из проблемы оправдания бога. Его бог не нисходит в мир и не творит мир сверху вниз. Наоборот – он созидает его из себя по восходящей. Изначально он не знает себя. Он пускается в становление, делаясь материальной природой. Материальная природа – от атомов и молекул – делается все более сложной – так возникает биосфера. Биологическая жизнь эволюционирует в человека, а человек созидает духовный мир. История искусства, религии и философии также идут по восходящей и, наконец, эволюционируют в гегельянство, которое и есть ответ бога на вопрос о себе. Бог для того и стал атомами и фотонами, чтобы появилась жизнь, а потом человек, а потом философия, а потом гегельянство – и бог-дух понял наконец, кто он, где и зачем.
В чем же состоит оправдание бога у Гегеля? В самом факте эволюции и прогресса. Бог движется от самой низшей точки – элементарной материи – к самой высшей, коей является философия самого Гегеля – и далее продолжает свое противоречивое и поступательное движение к разумному, доброму и вечному. Все зло этого мира не есть попущение странного демиурга, а лишь необходимые моменты в становлении и самопознании Абсолютного Духа, который действует в нас, но не ведает добра и зла, покуда его становление не завершено. То есть зло присутствует в мире в качестве болезней роста, но это зло исторически преодолимо, если мы будем улучшать сущее и не допускать зла в будущем.
Такая теодицея куда удачнее платоновской. Гегель избавляет нас от вопроса «Господи, где же ты был?» и «за что ты с нами так?». Он вселил надежду на будущее – ибо в будущем Дух, будучи нами и действуя в нас, преодолеет и оставит в прошлом все зло этого мира…
Хорошо, что он не дожил до того, как его последователи и толкователи из международной террористической банды «Интернационал» начали отрывать головы невинным людям и по-иному массово уничтожать русский народ. Да и другие его последователи – с правого фланга – тоже были левым под стать.
И тут уже можно сформулировать проклятый вопрос гегельянства (возможно, кто-то его уже задал): если Дух познал себя через Гегеля и пошел дальше, освященный этим знанием, то такого хрена далее он пошел черт знает как и куда? Похоже, ему понравилось гегелевское оправдание – оно подняло ему самооценку и развязало руки.
Но все же гегелевский бог выглядит получше платоновского – он хотя бы оставляет надежду. Жаль, что эта надежда – лишь плод частного умозрения, то есть весьма элегантной, но все же чисто кабинетной спекуляции одного швабского масона на прусской зарплате.
«Лампа» Пелевина (1)
Прослушал аудиокнигу Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами». На прозу времени у меня особенно нет, а за рулем делать нечего – потому аудиокниги вполне котирую. Увы, хороших аудиокниг мало, потому что мало нормальных дикторов (или как они там называются?). Многожды пытался найти хорошие аудиокниги по философии – но на них будто специально (впрочем, почему «будто» – на нашей территории ничего дурного случайно не делается) находят самых ужасных актеров. Приятным исключением являются озвучки двух книг Ницше: «Ecce Homo» прекрасно прочел Дмитрий Оргин, а «Антихриста» – Илья Ид. Остальные произведения Ницше прочтены двумя актерами со столь отвратительными голосами и манерами речи, что слушать их невозможно даже за деньги.
С прозой все не так хреново. Книги, прочитанные Чонишвили, Горевым и Клюквиным – звучат отлично.
Так вот. Сегодня я дослушал пелевинскую «Лампу». Что сказать? Вообще, ранее я к Пелевину относился с предубеждением. Кокетливые названия книг, избыточное ерничество, шутеечки да смехуечки – все это раздражало. И тем более, что его как-то принято было ставить с один ряд с Сорокиным – автором совершенно другого стиля и размаха, такого широкого, классичного и монументального. Пелевин выглядел как памфлетист – типа Шендеровича, только умного. (Я не читал Шендеровича, но помню его передачу «Куклы» – ну вот их и напоминал мне Пелевин). Но после «Снаффа» я свое мнение переменил. «Снафф», к слову, я тоже слушал в аудио – кстати, вот этот известный прикол как раз оттуда: https://www.youtube.com/watch?v=_GUogAU1KoU
Что не может не радовать в Пелевине – так это его вполне прорусская позиция. Автор живет своей жизнью, нигде не светится, ни в ком не нуждается и уже давно признан всеми сторонами, но явно сочувствует русским. В сравнении с тем же Сорокиным – огромный плюс. Сорокин при всем своем величии все же гнусен откровенной работой на зарубежную и либеральную публику. Если в «Теллурии» русофобия все же дозирована, но в «Манараге» он уже явно вымаливает у западных издателей прощение за свое этническое происхождение. Понятно, что быть русским и при этом котироваться на Западе – задача почти невыполнимая, но это не отменяет того отвратительного факта, что Сорокин – вырусь. При этом великий русский писатель. Увы, так бывает.
А вот Пелевин хоть и уступает Сорокину в художественной части, но смысловое содержание… «Вау».
Притом он не пишет ничего особенно нового, но просто называет вещи своими именами. Да, Россия управляется извне – и все внешнеполитические потуги нашей колониальной администрации – попытка заслужить прощение зарубежных хозяев. Да, российские либералы спонсируются ФСБ. Да, современное западное левачество – попытка отвлечь электорат от реальных проблем. Да, советская власть являлась порождением одной из ветвей европейского масонства. Да, доллар ничем не обеспечен, а ФРС – объебальная контора. Да, Галковский (у Пелевина «Голгофский») – великий автор.
Все это и так известно человеку русских национальных взглядов. Но чтобы недавний кумир либералов посвятил этому целую книгу – это круто.
Прослушал аудиокнигу Пелевина «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами». На прозу времени у меня особенно нет, а за рулем делать нечего – потому аудиокниги вполне котирую. Увы, хороших аудиокниг мало, потому что мало нормальных дикторов (или как они там называются?). Многожды пытался найти хорошие аудиокниги по философии – но на них будто специально (впрочем, почему «будто» – на нашей территории ничего дурного случайно не делается) находят самых ужасных актеров. Приятным исключением являются озвучки двух книг Ницше: «Ecce Homo» прекрасно прочел Дмитрий Оргин, а «Антихриста» – Илья Ид. Остальные произведения Ницше прочтены двумя актерами со столь отвратительными голосами и манерами речи, что слушать их невозможно даже за деньги.
С прозой все не так хреново. Книги, прочитанные Чонишвили, Горевым и Клюквиным – звучат отлично.
Так вот. Сегодня я дослушал пелевинскую «Лампу». Что сказать? Вообще, ранее я к Пелевину относился с предубеждением. Кокетливые названия книг, избыточное ерничество, шутеечки да смехуечки – все это раздражало. И тем более, что его как-то принято было ставить с один ряд с Сорокиным – автором совершенно другого стиля и размаха, такого широкого, классичного и монументального. Пелевин выглядел как памфлетист – типа Шендеровича, только умного. (Я не читал Шендеровича, но помню его передачу «Куклы» – ну вот их и напоминал мне Пелевин). Но после «Снаффа» я свое мнение переменил. «Снафф», к слову, я тоже слушал в аудио – кстати, вот этот известный прикол как раз оттуда: https://www.youtube.com/watch?v=_GUogAU1KoU
Что не может не радовать в Пелевине – так это его вполне прорусская позиция. Автор живет своей жизнью, нигде не светится, ни в ком не нуждается и уже давно признан всеми сторонами, но явно сочувствует русским. В сравнении с тем же Сорокиным – огромный плюс. Сорокин при всем своем величии все же гнусен откровенной работой на зарубежную и либеральную публику. Если в «Теллурии» русофобия все же дозирована, но в «Манараге» он уже явно вымаливает у западных издателей прощение за свое этническое происхождение. Понятно, что быть русским и при этом котироваться на Западе – задача почти невыполнимая, но это не отменяет того отвратительного факта, что Сорокин – вырусь. При этом великий русский писатель. Увы, так бывает.
А вот Пелевин хоть и уступает Сорокину в художественной части, но смысловое содержание… «Вау».
Притом он не пишет ничего особенно нового, но просто называет вещи своими именами. Да, Россия управляется извне – и все внешнеполитические потуги нашей колониальной администрации – попытка заслужить прощение зарубежных хозяев. Да, российские либералы спонсируются ФСБ. Да, современное западное левачество – попытка отвлечь электорат от реальных проблем. Да, советская власть являлась порождением одной из ветвей европейского масонства. Да, доллар ничем не обеспечен, а ФРС – объебальная контора. Да, Галковский (у Пелевина «Голгофский») – великий автор.
Все это и так известно человеку русских национальных взглядов. Но чтобы недавний кумир либералов посвятил этому целую книгу – это круто.
«Лампа» Пелевина (2)
Вот несколько выдержек:
«Либералы (биол.) – объединенная характерным фенотипом группа приматов, коллективно выживающая в холодном климате европейской России за счет суггестивного гипноза других популяций и групп. …
Российский либерал – вовсе не носитель политического (или хотя бы бытового) либерализма. Это человек, свято верящий, что миром правит всесильное жидомасонское правительство, с энтузиазмом берущий на себя функции его российского агента (как он их понимает) – но при этом яростно отрицающий существование такого правительства, так как оно, по убеждению российского либерала, желает оставаться секретным…»
Согласимся, что такое определение можно хоть сейчас заносить в академические словари. И далее -
«Сирил, конечно, во многом прав – но, помимо секретного мирового правительства, российский либерал вполне способен служить и тайному ордену чекистов. У каждого из нас есть ватная сторона, о которой многие не подозревают, пока не вострубит горн – а случается это обычно в среднем возр
Вот несколько выдержек:
«Либералы (биол.) – объединенная характерным фенотипом группа приматов, коллективно выживающая в холодном климате европейской России за счет суггестивного гипноза других популяций и групп. …
Российский либерал – вовсе не носитель политического (или хотя бы бытового) либерализма. Это человек, свято верящий, что миром правит всесильное жидомасонское правительство, с энтузиазмом берущий на себя функции его российского агента (как он их понимает) – но при этом яростно отрицающий существование такого правительства, так как оно, по убеждению российского либерала, желает оставаться секретным…»
Согласимся, что такое определение можно хоть сейчас заносить в академические словари. И далее -
«Сирил, конечно, во многом прав – но, помимо секретного мирового правительства, российский либерал вполне способен служить и тайному ордену чекистов. У каждого из нас есть ватная сторона, о которой многие не подозревают, пока не вострубит горн – а случается это обычно в среднем возр
асте, когда человек начинает догадываться, что жидомасоны его не озолотят, но все еще верит, что это могут сделать чекисты. Парадокс (и величайшая Русская Тайна) в том, что чекисты действительно иногда платят – но только тем, кто беззаветно трудится на воображаемых жидомасонов.»
И вот еще:
«Проституция – это когда из пизды извлекают прибыль. А феминизм – это когда из пизды хотят извлечь сверхприбыль.»
Есть много пассажей про экономику (первая часть книги как раз об этом):
«Удивительно, но сегодня мы оказались в мире, где нет реального мерила всеобщей стоимости. Если, конечно, не считать таковым листочки пресованной мацы с портретами масонов восемнадцатого века, обеспеченные долгами сидящих на вэлфере афроамериканцев»
А вот генерал ФСБ призывает своего агента-гомосексуала опубликовать гейский роман:
« – Нормально перепишешь, оформим по высшему разряду. Сначала обосрем в «Комсомолке», потом дадим пару премий, обольем зеленкой и отправим в Лондон. Эта, на независимый фестиваль врагов России. Оттуда все время заявки на пидарасов приходят, а нам послать некого, все тихарятся. Международным человеком станешь…»
Или один из героев так рефлексирует по поводу честности русского человека:
«Но я отчего-то грустен; мнится мне, мы вторгаемся в ход вещей обманом, а не так, как это пристало русским.
Хотя, может быть, все беды нашего Отечества оттого именно и возникают, что мы не можем действовать с хитрым и подлым многолетним расчетом, спрятанным за лживыми уверениями и улыбками – как те нации, что мы берем себе за пример? Стараемся удивить кого-то широтой и беззаветностью благородства, обливаемся кровью, да еще и выставляем себя на посмешище…»
Короче, Пелевин – наш, а книга – стопроцентный мастрид для любого человека, который хоть что-то хочет понять в том, как устроена отечественная и мировая политика.
И вот еще:
«Проституция – это когда из пизды извлекают прибыль. А феминизм – это когда из пизды хотят извлечь сверхприбыль.»
Есть много пассажей про экономику (первая часть книги как раз об этом):
«Удивительно, но сегодня мы оказались в мире, где нет реального мерила всеобщей стоимости. Если, конечно, не считать таковым листочки пресованной мацы с портретами масонов восемнадцатого века, обеспеченные долгами сидящих на вэлфере афроамериканцев»
А вот генерал ФСБ призывает своего агента-гомосексуала опубликовать гейский роман:
« – Нормально перепишешь, оформим по высшему разряду. Сначала обосрем в «Комсомолке», потом дадим пару премий, обольем зеленкой и отправим в Лондон. Эта, на независимый фестиваль врагов России. Оттуда все время заявки на пидарасов приходят, а нам послать некого, все тихарятся. Международным человеком станешь…»
Или один из героев так рефлексирует по поводу честности русского человека:
«Но я отчего-то грустен; мнится мне, мы вторгаемся в ход вещей обманом, а не так, как это пристало русским.
Хотя, может быть, все беды нашего Отечества оттого именно и возникают, что мы не можем действовать с хитрым и подлым многолетним расчетом, спрятанным за лживыми уверениями и улыбками – как те нации, что мы берем себе за пример? Стараемся удивить кого-то широтой и беззаветностью благородства, обливаемся кровью, да еще и выставляем себя на посмешище…»
Короче, Пелевин – наш, а книга – стопроцентный мастрид для любого человека, который хоть что-то хочет понять в том, как устроена отечественная и мировая политика.
19 мая был опубликован текст про Античность, в котором я сравнил Элладу и Рим с блестящей парой, которая под грузом собственной опупенности опустилась на дно. От одного хорошего человека поступил следующий комментарий:
«Античный мир умирал медленно и, я бы сказал, последовательно. Никак не разом. Апартаменты медленно загаживались, стало попахивать свалкой. Женщине, пожалуй, за 50, и она изрядно побесилась. Мужчина сошёлся с ней, тяжело переживая кризис среднего возраста.»
Разумеется, как и любая аллегория, моя довольно приблизительно описывает ситуацию в Древнем мире. Переезд на помойку был вполне плавным, согласен. Однако ж, суть от этого меняется не особо.
Понятно, что первые ростки маргинальщины проявились еще впору изнасилования Эллочки-Элладочки со стороны ближайшего соседа – молодого авантюриста по имени Саша. Он забрал из Эллочкиных аппартаментов много ценных вещей и уехал сначала на ближневосточные курорты, а потом дауншифтером в Индию. И только потом появился другой сосед по имени Рома, с которым поначалу было тоже не вполне гладко, но потом образумилось. И даже после разрыва Эллочка добровольно продолжала носить фамилию мужа – до самой смерти в 1453 году. На момент «встречи», кстати, «средний возраст» еще не наступил. Так что – да, все было сложнее, но схема была именно такой.
Ну а теперь – без литературных аллюзий. Что, на мой взгляд, произошло в Античности? Люди устали от изобилия, от интеллектуального разнообразия. «Мы простые люди, нам многого не надо». Тут-то и возникает оппозиция «разумной жизни» и «праведной жизни». Успехи наук и искусств, необходимость самостоятельного выбора жизненной стратегии и прочее, чем была богата Античность – все это не только отягощает человека, но и унижает его. «Самому думать надо». И тут, конечно, проблема не в самом христианстве – вопрос в том, что оно было создано и выбрано как наиболее простой выход, как самый «праведный» способ бегства от (буквально) разумного, доброго и вечного – того, о чем и была Античность.
«Античный мир умирал медленно и, я бы сказал, последовательно. Никак не разом. Апартаменты медленно загаживались, стало попахивать свалкой. Женщине, пожалуй, за 50, и она изрядно побесилась. Мужчина сошёлся с ней, тяжело переживая кризис среднего возраста.»
Разумеется, как и любая аллегория, моя довольно приблизительно описывает ситуацию в Древнем мире. Переезд на помойку был вполне плавным, согласен. Однако ж, суть от этого меняется не особо.
Понятно, что первые ростки маргинальщины проявились еще впору изнасилования Эллочки-Элладочки со стороны ближайшего соседа – молодого авантюриста по имени Саша. Он забрал из Эллочкиных аппартаментов много ценных вещей и уехал сначала на ближневосточные курорты, а потом дауншифтером в Индию. И только потом появился другой сосед по имени Рома, с которым поначалу было тоже не вполне гладко, но потом образумилось. И даже после разрыва Эллочка добровольно продолжала носить фамилию мужа – до самой смерти в 1453 году. На момент «встречи», кстати, «средний возраст» еще не наступил. Так что – да, все было сложнее, но схема была именно такой.
Ну а теперь – без литературных аллюзий. Что, на мой взгляд, произошло в Античности? Люди устали от изобилия, от интеллектуального разнообразия. «Мы простые люди, нам многого не надо». Тут-то и возникает оппозиция «разумной жизни» и «праведной жизни». Успехи наук и искусств, необходимость самостоятельного выбора жизненной стратегии и прочее, чем была богата Античность – все это не только отягощает человека, но и унижает его. «Самому думать надо». И тут, конечно, проблема не в самом христианстве – вопрос в том, что оно было создано и выбрано как наиболее простой выход, как самый «праведный» способ бегства от (буквально) разумного, доброго и вечного – того, о чем и была Античность.
Сие необходимо пояснить. До сих пор люди не понимают самого главного в христианской морали. «Она возвышенна» - говорят адепты. «Она противоестественна» - возражают противники. Ни то, ни это. Она, прежде всего, очень-очень проста. Она принципиально упрощает жизнь. Христиане твердят, что жизнь в добродетели трудна, а во грехе проста. Все как раз наоборот.
Попробуйте реально начать жить во грехе – вот по-настоящему. Начните с понедельника. Откуда у вас деньги на это? Время? Здоровье? Энергия? Подчеркну: в рамках религиозного эксперимента – для самоиспытания. То есть не ради греха, а ради избавления от него. Бордель, стриптиз, подпольное казино, афтепати и т.д. – и так недельку. Да, жизнь в добродетелях трудна, но только на уровне реального аскета. Но жизнь христианского обывателя очень проста. Святость недостижима и потому уравнивает самого расчудесного инока и самого презренного грешника – потому что никто не достоин рая. Но жизнь обывателя – это как жизнь военного. Форму выдают, живешь по уставу, утром на службу, вечером со службы – только нищим надо подавать, но это легко и приятно. Надо в еде себя ограничивать иногда – но это не трудно. Но самое главное облегчение христианской жизни – это освобождение от самых сложных форм умственной деятельности – науки и искусства.
Тут дело не в противопоставлении веры и разума – мол, «религия против критического мышления». Критически смотреть на религию несложно – сомневайся себе сколько влезет. Но для постижения наук и искусств критическое мышление – это необходимое, но вообще-то недостаточное качество. Это не достижение – показывать неприличные жесты и подмигивать девкам во время церковных служб или стебаться над легендами о ковчеге или непорочном зачатии. Это не показатель свободомыслия. В науках и искусствах самое сложное – это знание их критериев и оснований, а потом применение их на практике, то есть при анализе конкретного материала. Потому что вы находитесь в свободном плавании. Долгом плавании, без навигации. И от всего этого религия избавляет. Античные народы ушли в религию потому же, почему люди ходят к парикмахерам вместо того, что стричь себя самим – «сделайте быстро и красиво, я заплачу».
И, подчеркну, я не про то, что ученье – свет, а религия – мрак. Не. Я сам теист. Речь идет именно про Грецию и Рим. Христианство – религия античная на все сто процентов. «Иудейская древность» нужна была исключительно для придания новой религии налета экзотичности – так же как сегодня западным людям нужна «тибетская мудрость» и «тысячелетние секреты Тантры». Почитать про волновые свойства антиматерии – или про ведические секреты здоровья? Что выбирает большинство людей – вполне понятно. Есть ли при этом вопросы к «ведической медицине», даже ежели таковая существует? Нет, вопрос к людям, которые это читают да поругивают науку. Ученые все врут, никак иначе.
«Вы вредный элемент вы анекдотики хуётики загинаете а сами вон как бы учёный и всё. А вы не учёный вы хуёный вот вы кто. И дом иметь вы право не имеете потому что вы не учёный а хуй дрисный. Таких учёных надо раскулачивать и показывать всем чтоб так вот больше не было! Вы не учёный а говно вот вы кто. Я такой же учёный и не вам учить меня как жить надо. Я почище вашего жизнь знаю Я посрать хотел я срать с вами рядом не сяду а не то что. И я про вас всем раскажу какой вы учёный. Вы не учёный а обдрисный мудак. Вот вы какой учёный»
Или по-другому:
«Мудрость мира сего есть безумие пред Богом… Господь знает умствования мудрецов, что они суетны» - так писал один полноправный римский гражданин.
Попробуйте реально начать жить во грехе – вот по-настоящему. Начните с понедельника. Откуда у вас деньги на это? Время? Здоровье? Энергия? Подчеркну: в рамках религиозного эксперимента – для самоиспытания. То есть не ради греха, а ради избавления от него. Бордель, стриптиз, подпольное казино, афтепати и т.д. – и так недельку. Да, жизнь в добродетелях трудна, но только на уровне реального аскета. Но жизнь христианского обывателя очень проста. Святость недостижима и потому уравнивает самого расчудесного инока и самого презренного грешника – потому что никто не достоин рая. Но жизнь обывателя – это как жизнь военного. Форму выдают, живешь по уставу, утром на службу, вечером со службы – только нищим надо подавать, но это легко и приятно. Надо в еде себя ограничивать иногда – но это не трудно. Но самое главное облегчение христианской жизни – это освобождение от самых сложных форм умственной деятельности – науки и искусства.
Тут дело не в противопоставлении веры и разума – мол, «религия против критического мышления». Критически смотреть на религию несложно – сомневайся себе сколько влезет. Но для постижения наук и искусств критическое мышление – это необходимое, но вообще-то недостаточное качество. Это не достижение – показывать неприличные жесты и подмигивать девкам во время церковных служб или стебаться над легендами о ковчеге или непорочном зачатии. Это не показатель свободомыслия. В науках и искусствах самое сложное – это знание их критериев и оснований, а потом применение их на практике, то есть при анализе конкретного материала. Потому что вы находитесь в свободном плавании. Долгом плавании, без навигации. И от всего этого религия избавляет. Античные народы ушли в религию потому же, почему люди ходят к парикмахерам вместо того, что стричь себя самим – «сделайте быстро и красиво, я заплачу».
И, подчеркну, я не про то, что ученье – свет, а религия – мрак. Не. Я сам теист. Речь идет именно про Грецию и Рим. Христианство – религия античная на все сто процентов. «Иудейская древность» нужна была исключительно для придания новой религии налета экзотичности – так же как сегодня западным людям нужна «тибетская мудрость» и «тысячелетние секреты Тантры». Почитать про волновые свойства антиматерии – или про ведические секреты здоровья? Что выбирает большинство людей – вполне понятно. Есть ли при этом вопросы к «ведической медицине», даже ежели таковая существует? Нет, вопрос к людям, которые это читают да поругивают науку. Ученые все врут, никак иначе.
«Вы вредный элемент вы анекдотики хуётики загинаете а сами вон как бы учёный и всё. А вы не учёный вы хуёный вот вы кто. И дом иметь вы право не имеете потому что вы не учёный а хуй дрисный. Таких учёных надо раскулачивать и показывать всем чтоб так вот больше не было! Вы не учёный а говно вот вы кто. Я такой же учёный и не вам учить меня как жить надо. Я почище вашего жизнь знаю Я посрать хотел я срать с вами рядом не сяду а не то что. И я про вас всем раскажу какой вы учёный. Вы не учёный а обдрисный мудак. Вот вы какой учёный»
Или по-другому:
«Мудрость мира сего есть безумие пред Богом… Господь знает умствования мудрецов, что они суетны» - так писал один полноправный римский гражданин.
Гегель. Часть 1.
Причины возникновения гегелевской философии (1)
Поступило несколько заявок на краткое изложение Гегеля. Приступим. Не обещаю, что получится совсем сжато, но зато гарантирую понятность текста.
3.05. в тексте про то, как нужно преподавать философские учения, я написал, что необходимо строго различать проблему, которую ставил философ, и решение этой проблемы. Ибо если не указать, какую задачу философ поставил перед собой, не будет ясно решение этой задачи. Для неповтора отсылаю всех на месяц с лишним назад.
Гегеля также следует объяснять именно в связи с теми задачами, которые стояли перед ним и его временем. Но здесь я сделаю небольшое объявление. Я реально знаю людей, у которых к «Егор Федорычу» (как его называли на Руси) почти религиозное отношение – что немудрено, учитывая теологический характер его философии. Эти люди считают важной каждую запятушку в его трудах – а потому полагают, что изложение Гегеля не может быть кратким. Действительно, при кратком изложении теряется очень многое, но я этим текстом не призываю закончить изучение Гегеля – а лишь демонстрирую небольшой конферанс.
Какие же вопросы взялся разрешить Гегель? В принципе, все вопросы прошлого, настоящего и будущего. Попробуем выделить главные (не в порядке важности, ибо очередность здесь не важна):
1. Проблема того, что есть философия, история философии и история вообще и как они связаны.
В истории было много неглупых людей, которые говорили неглупые вещи и писали неглупые книги. Кого считать философом? Каков критерий? А когда мы признали в ком-то философа, таковой критерий установив – следует ли изучать все его наследие – или следует разделять чисто философскую тематику от прочих? То есть составляет ли предмет истории философии нефилософские учения философов? И, отсюда, вопрос о том, что является научным предметом собственно философии. Философия – она изучает что? Нужно понять, каков ее предмет, чтобы этот предмет стал критерием разделения философов и нефилософов.
Ок, допустим мы разделили их и отличили группу настоящих философов от просто «умных людей». Но философских учений в истории было много – и они, как минимум, отличаются друг от друга. А какое же правильное? Если никакое – зачем их изучать? Они все понемножку – то тем более незачем такое изучать, согласитесь. Если прав был кто-то один, а остальные нет, то какой смысл изучать всю историю?
И вообще – существует ли история философии как реальный предмет – именно как история? Проще говоря, что есть история – представляет ли она собой набор отдельных моментов (типа каталога) или же имеет цель, внутреннюю логику и реальный смысл? Может, есть смысл не изучать то, что какие-то древние люди когда-то там насочиняли, а сразу перейти собственно к философии как она есть сейчас? Действительно, так ли она важна, если можно сразу начать с конца, то есть с современности? Ведь зоологам не обязательно знать историю науки зоологии – не лишне, но не обязательно. Главное, изучать самих животных, так? А философам?
Короче. Что есть философия как таковая. Что есть история философии и есть ли она как история, а не набор учений. Как связаны философия и ее история. Что из наследия философов следует изучать историкам философии, а что можно оставить историкам других наук (физики, ботаники, астрономии, политологии и прочих), коими эти философы также занимались. Все это – нетривиальные вопросы, и ответить на них было необходимо.
Причины возникновения гегелевской философии (1)
Поступило несколько заявок на краткое изложение Гегеля. Приступим. Не обещаю, что получится совсем сжато, но зато гарантирую понятность текста.
3.05. в тексте про то, как нужно преподавать философские учения, я написал, что необходимо строго различать проблему, которую ставил философ, и решение этой проблемы. Ибо если не указать, какую задачу философ поставил перед собой, не будет ясно решение этой задачи. Для неповтора отсылаю всех на месяц с лишним назад.
Гегеля также следует объяснять именно в связи с теми задачами, которые стояли перед ним и его временем. Но здесь я сделаю небольшое объявление. Я реально знаю людей, у которых к «Егор Федорычу» (как его называли на Руси) почти религиозное отношение – что немудрено, учитывая теологический характер его философии. Эти люди считают важной каждую запятушку в его трудах – а потому полагают, что изложение Гегеля не может быть кратким. Действительно, при кратком изложении теряется очень многое, но я этим текстом не призываю закончить изучение Гегеля – а лишь демонстрирую небольшой конферанс.
Какие же вопросы взялся разрешить Гегель? В принципе, все вопросы прошлого, настоящего и будущего. Попробуем выделить главные (не в порядке важности, ибо очередность здесь не важна):
1. Проблема того, что есть философия, история философии и история вообще и как они связаны.
В истории было много неглупых людей, которые говорили неглупые вещи и писали неглупые книги. Кого считать философом? Каков критерий? А когда мы признали в ком-то философа, таковой критерий установив – следует ли изучать все его наследие – или следует разделять чисто философскую тематику от прочих? То есть составляет ли предмет истории философии нефилософские учения философов? И, отсюда, вопрос о том, что является научным предметом собственно философии. Философия – она изучает что? Нужно понять, каков ее предмет, чтобы этот предмет стал критерием разделения философов и нефилософов.
Ок, допустим мы разделили их и отличили группу настоящих философов от просто «умных людей». Но философских учений в истории было много – и они, как минимум, отличаются друг от друга. А какое же правильное? Если никакое – зачем их изучать? Они все понемножку – то тем более незачем такое изучать, согласитесь. Если прав был кто-то один, а остальные нет, то какой смысл изучать всю историю?
И вообще – существует ли история философии как реальный предмет – именно как история? Проще говоря, что есть история – представляет ли она собой набор отдельных моментов (типа каталога) или же имеет цель, внутреннюю логику и реальный смысл? Может, есть смысл не изучать то, что какие-то древние люди когда-то там насочиняли, а сразу перейти собственно к философии как она есть сейчас? Действительно, так ли она важна, если можно сразу начать с конца, то есть с современности? Ведь зоологам не обязательно знать историю науки зоологии – не лишне, но не обязательно. Главное, изучать самих животных, так? А философам?
Короче. Что есть философия как таковая. Что есть история философии и есть ли она как история, а не набор учений. Как связаны философия и ее история. Что из наследия философов следует изучать историкам философии, а что можно оставить историкам других наук (физики, ботаники, астрономии, политологии и прочих), коими эти философы также занимались. Все это – нетривиальные вопросы, и ответить на них было необходимо.
Причины возникновения гегелевской философии (2)
2. Проблема того как изучать сущности, имея дело только с явлениями.
Эта проблема всегда была весьма острой – у Платона, в частности, с ней были серьезные затруднения. Задумаемся: чем вообще занимается наука? Установлением фактов? Хм… «Некоторые люди едят груши». Факт? Факт. И чо? «15% процентов населения Земли едят груши» - допустим, мы это точно сосчитали (на всякий сообщу, что цифра взята с потолка). И чо? «10 лет назад только 10% людей ели груши». Ну и? «Рост спроса на груши обусловлен рядом политических и экономических факторов, например, ростом благосостояния стран Третьего мира, появлением новых транспортных технологий, а также расширением ВТО» - допустим, и это правда. Какое из этих высказываний – научное, при том что все они истинные? Только последнее – более-менее. Почему? Потому только в нем конкретное явление не констатируется, а рассматривается по существу. И задача науки – проникнуть в сущность, а не просто описать явление.
Или нет? Может, сущности как раз не стоит искать – ибо сущности нам не даны. Действительно: как же мы можем проникнуть в сущность, если мы имеем дело только с явлениями?
Что такое человек – как таковой? Как нам это понять? Сколько не перебирай людей – мы всегда будем иметь дело с частными случаями – вот старик, вот молодь, вот мужчина, вот женщина, вот красивый, а вот лысый. Кант считал, что прорваться к сущностям невозможно, потому что нет у нас такой познавательной способности, которая могла бы сущности умозреть. А потому – следует ограничиться только описанием явлений.
До него Платон говорил, что вещи меняются, но познание (чтобы быть прочным) должно работать только с неизменным, иначе изменившееся будет отменять предыдущее знание: подскочит потребление груш – придется учебники переписывать. Так нельзя – надо работать только с неизменным, вечным, то есть с идеями. Но, повторимся: нам же идеи не даны, правильно? Так как же возможно познание? По Канту – почти никак. По эмпирикам – накапливаешь факты и делаешь выводы, и надеешься, что не сильно ошибся. Ну а сущности? Смысл явлений, суть вещей? Не найти нам ее – и способностей таких у нас нет, и мир постоянно меняется. Какие уж тут … Накрайняк – о них пусть богословы думают, а наше дело – цифры собирать.
Ну и как тут возможна наука?
Проблема? Проблема.
3. Проблема следующая: раз мир изменчив, а сущности скрыты – как мы можем описать изменчивость с логической точки зрения.
С чем работала формальная логика Аристотеля? С принципом исключения третьего, то есть с анализом конкретного момента. Вещь либо здесь есть, либо здесь ее нет. Человек либо жив, либо мертв. Женщина либо беременна, либо нет. То есть – либо да, либо нет.
Но раз мир постоянно меняется, то истинное в следующий момент может оказаться ложным. Был человек живым: раз – и умер. Была женщина невинной – раз-раз-раз-раз-рааааааааааааз-раз – и беременна. Ну и как с такой логикой создавать науку?
Необходим строгий логический аппарат, который мог бы описывать изменчивость мира – притом не обычной констатацией, а выявлением причин изменчивости и прогнозированием будущих форм меняющейся сущности. Проще говоря, исходя из настоящего выявлять прошлое и прогнозировать будущее. Для этого нам следует понять, каковы внутренние причины и внешние условия изменчивости. Нам нужно понять законы изменений как таковых – и, возможно, понимание законов изменчивости явлений прольет для нас свет на неизменные сущности. То есть задача – преодолеть разрыв между изменчивостью и неизменностью, явлением и сущностью. Так, чтобы не отказываться от познания сущности из-за текучести реальности, но и не воротить от нее нос как от чего-то низменного по отношению к вечному и идеальному. Трудно понять, как это возможно – примирить горнее и дольнее? А Гегель не только попытался, но и справился с такой задачей.
2. Проблема того как изучать сущности, имея дело только с явлениями.
Эта проблема всегда была весьма острой – у Платона, в частности, с ней были серьезные затруднения. Задумаемся: чем вообще занимается наука? Установлением фактов? Хм… «Некоторые люди едят груши». Факт? Факт. И чо? «15% процентов населения Земли едят груши» - допустим, мы это точно сосчитали (на всякий сообщу, что цифра взята с потолка). И чо? «10 лет назад только 10% людей ели груши». Ну и? «Рост спроса на груши обусловлен рядом политических и экономических факторов, например, ростом благосостояния стран Третьего мира, появлением новых транспортных технологий, а также расширением ВТО» - допустим, и это правда. Какое из этих высказываний – научное, при том что все они истинные? Только последнее – более-менее. Почему? Потому только в нем конкретное явление не констатируется, а рассматривается по существу. И задача науки – проникнуть в сущность, а не просто описать явление.
Или нет? Может, сущности как раз не стоит искать – ибо сущности нам не даны. Действительно: как же мы можем проникнуть в сущность, если мы имеем дело только с явлениями?
Что такое человек – как таковой? Как нам это понять? Сколько не перебирай людей – мы всегда будем иметь дело с частными случаями – вот старик, вот молодь, вот мужчина, вот женщина, вот красивый, а вот лысый. Кант считал, что прорваться к сущностям невозможно, потому что нет у нас такой познавательной способности, которая могла бы сущности умозреть. А потому – следует ограничиться только описанием явлений.
До него Платон говорил, что вещи меняются, но познание (чтобы быть прочным) должно работать только с неизменным, иначе изменившееся будет отменять предыдущее знание: подскочит потребление груш – придется учебники переписывать. Так нельзя – надо работать только с неизменным, вечным, то есть с идеями. Но, повторимся: нам же идеи не даны, правильно? Так как же возможно познание? По Канту – почти никак. По эмпирикам – накапливаешь факты и делаешь выводы, и надеешься, что не сильно ошибся. Ну а сущности? Смысл явлений, суть вещей? Не найти нам ее – и способностей таких у нас нет, и мир постоянно меняется. Какие уж тут … Накрайняк – о них пусть богословы думают, а наше дело – цифры собирать.
Ну и как тут возможна наука?
Проблема? Проблема.
3. Проблема следующая: раз мир изменчив, а сущности скрыты – как мы можем описать изменчивость с логической точки зрения.
С чем работала формальная логика Аристотеля? С принципом исключения третьего, то есть с анализом конкретного момента. Вещь либо здесь есть, либо здесь ее нет. Человек либо жив, либо мертв. Женщина либо беременна, либо нет. То есть – либо да, либо нет.
Но раз мир постоянно меняется, то истинное в следующий момент может оказаться ложным. Был человек живым: раз – и умер. Была женщина невинной – раз-раз-раз-раз-рааааааааааааз-раз – и беременна. Ну и как с такой логикой создавать науку?
Необходим строгий логический аппарат, который мог бы описывать изменчивость мира – притом не обычной констатацией, а выявлением причин изменчивости и прогнозированием будущих форм меняющейся сущности. Проще говоря, исходя из настоящего выявлять прошлое и прогнозировать будущее. Для этого нам следует понять, каковы внутренние причины и внешние условия изменчивости. Нам нужно понять законы изменений как таковых – и, возможно, понимание законов изменчивости явлений прольет для нас свет на неизменные сущности. То есть задача – преодолеть разрыв между изменчивостью и неизменностью, явлением и сущностью. Так, чтобы не отказываться от познания сущности из-за текучести реальности, но и не воротить от нее нос как от чего-то низменного по отношению к вечному и идеальному. Трудно понять, как это возможно – примирить горнее и дольнее? А Гегель не только попытался, но и справился с такой задачей.
Причины возникновения гегелевской философии (3)
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
4. Вопрос логического и онтологического первоначала – и их связи.
Важнейшая философская проблема с древнейших времен – архэ, первоначало. В более поздние времена она несколько видоизменилась: вопрос состоял в том, что нужно брать за исходную предпосылку при создании своей системы философии. То есть мы должны с чего-то начать. А с чего начинать – что положить в основание своего философского здания?
Примеры. С чего начинается христианская философия? С бога. Из этого бога все и выводится. А откуда начал Декарт? С сознания, из которого последовательно вывел Бога и объективную реальность. А вот старик Парменид начал с бытия – и им же закончил, поскольку бытие противопоставил небытию со всеми вытекающими (см. мои тексты от 5-6 мая, там интересно).
Ко времени Гегеля почти все первоначала были перебраны. А потому нужно найти такое, которое было бы бесспорным как логически, так и онтологически. Почему эта проблема еще не была решена?
Посмотрим, что происходило с предыдущими вариантами. Допустим, в начало нашей философии мы «кладем» бога – как это делали Аристотель, неоплатоники и христиане. Ну а можем мы на сто процентов быть уверены в том, что бог действительно есть – не говоря уже о том, каков он, то бишь что он есть? Особенно после Канта говорить об этом с полной уверенностью стало крайне проблематично. Ну а если мы начнем с какого-то материального или крипто-материального принципа вроде воды Фалеса или огненного космоса-логоса Гераклита – вплоть до материи французских просветителей – кто может однозначно доказать, что вначале не было идеальной причины, от которой родилась эта самая материя? «Первична материя!» – а если нет? То есть если мы начинаем с конкретного сущего – будь то вода, бог или материя, нам всегда смогут возразить – «а можь не оно!». И действительно – можь и ряльно не оно.
То есть без разницы – берем мы какую-то субстанцию или логическое понятие, все равно у нас возникают проблемы. Вот, например, Единое неоплатоников. Логично же, что вначале было что-то одно – и из этого одного родилось многое? Логично. Но как получилось, что одно (полностью в себе самозамкнутое) решило превратиться в не-одно, во многое? Непонятно. Об этом я тоже писал в заметках о неоплатонизме.
Короче, к любой системе, известной на момент жизни Гегеля, можно было предъявить претензии. И он задался целью найти такое логическое и онтологическое первоначало, которое было бы избавлено от конкретики, но при этом в котором был бы заложен принцип порождения всего сущего. И этот принцип движения должен быть заложен в само первоначало. Но возможно ли это – найти отправную точку, которая сочетала бы безупречность логического обоснования и принцип саморазвития? Чтобы и опровергнуть это Первое было невозможно, но и не пришлось бы путаться в показаниях о том, как первоначало делается всем-всем разнообразием нашего мира… Тоже нелегкая задачка, не правда ли?
Причины возникновения гегелевской философии (4)
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
5. Другой серьезный вызов гегелевской эпохи – успехи естественных наук. До сих пор многие философы-идеалисты живут и пишут так, как будто они ничего не слышали о Ньютоне, Шредингере и Эйнштейне. Во времена Гегеля последних двух еще не было, но вот Ньютон уже был. Что делать со всеми естественнонаучными открытиями? Можно делать вид, что их нет, а можно попытаться вписать их в свою систему. Есть, правда, и третий путь: изучать только материальный мир, а все духовное оставить литераторам и богословам – к слову, таким путем наука и пошла (с серьезными оговорками, конечно). Но даже если предположить, что «есть только атомы и молекулы, а философы фигней страдают», то вопрос о способе бытия нематериальных сущностей все равно остается открытым.
Ну то есть. Понятно, как из атомов получается физический мир. Более-менее объяснимо, как возникает человек, общество и всякая духовность (это все высшие формы материи), но… Вновь возвратимся к проблеме мира идей – есть же и нематериальные вещи. Объективно есть. Числа, логические понятия, сущности вещей. Они-то как из атомов сложились? То есть идеальное существует и существует объективно – так же это объяснить исходя лишь из физической картины мира? Вопрос.
То есть перед Гегелем стоял ряд задач – создать систему, в которой успехи «философии природы» (так тогда называли естественные науки) сочетались бы с логикой и гуманитарными отраслями («философией духа») – и притом сочетались бы органично. Физики и лирики посредством такой системы должны были бы примириться между собой и, главное, понять целостность мира и метода его постижения.
6. Философия всегда занималась не только метафизическими вопросами, но и вопросами политики и этики, то есть вопросами общественного блага и индивидуального образа мысли и жизни. Этика Канта поставила серьезную проблему – принципиального разрыва между должным и сущим. То есть между тем, как надо жить и тем, как устроен мир. Мораль стала автономной (не связанной с внешними обязательствами) – а мир стал непознаваемым. Ну и как же преодолеть этот разрыв? В сфере общественных отношений мы на протяжении истории видим огромное разнообразие форм государства, права, традиций и культур – но каким должно быть будущее?
То есть необходимо связать друг с другом три элемента: философию как онтологию и логику, политическую философию как теорию государства и права и философию «индивидуальную» как этику и психологию. Ладно «связать» - их еще до того нужно создать! Вот такие задачки. Понятно, что можно было бы привести еще пятьсот других – но и описанного хватит.
Причины возникновения гегелевской философии (5)
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.
А теперь – еще раз. Егор Федорыч поставил перед собой титаническую цель: создать теорию всего и рационально обосновать ее. Для этого ему было необходимо:
1. Прошерстить всю историю философии (а также других отраслей знания), искусства, религии – а также разобраться в естественнонаучных вопросах, притом на уровне профессионала.
2. Создать научный метод, который бы не только сменил формальную логику, но и мог быть универсальным ключом к установлению истины в отношении любых феноменов. Любых.
Хочешь понять, почему гусеница становится бабочкой – примени гегелевский метод. Хочешь понять, почему в двадцать ты хочешь свергать устои, а в пятьдесят отстаиваешь «моральные ценности» - примени его же. Хочешь понять, зачем в атоме имеются протон и электрон – вновь примени этот метод. Хочешь понять, почему в Греции было рабовладение, а спустя две тысячи лет во Франции появилась Декларация прав человека и гражданина – см. выше. Первый вопрос относится к биологии, второй – к психологии и этике, третий – к физике, четвертый – ко всемирной истории. Но нужно для всех-всех-всех вопросов найти надлежащие ответы с помощью реально работающего метода. И это должен быть один и тот же универсальный метод! Строго научный, строго логичный, строго единый везде и во всем.
3. Суммировать разрозненные данные, применить к ним новый универсальный метод и превратить их в целостную научно-философскую систему.
Короче, Гегель поставил цель создать целостную систему (то есть описание мироздания во всех его формах – от атомарного до религиозного) и универсальный метод, с помощью которого можно было бы познать всеобщие процессы, все разнообразие явлений и всю сумму сущностей в их внутренних и внешних связях.
Вот это масштаб...
В следующих постах мы обозрим эту систему и этот метод, а потом азъ, грешный, выскажу о них свое суровое мнение.