Ключи к Ницше (5)
Теперь укажем, в чем, собственно, заключался субъективизм ницшеанской философии – то есть как личность автора влияла на содержание самого учения.
Во-первых, бросается в глаза помешанность (пардон за каламбур – учитывая итог его жизни) на вопросах здоровья. Так, в «Антихристе» слово инстинкт упоминается 96 раз, здоровье – 19 раз, болезнь (в разных вариациях) – 38 раз. В «Ecce Homo» соответственно 70, 26 и 50 раз. И это, заметим, тексты крайне небольшого объема. Особенно странны эти его инстинкты (нередко он говорит именно о своих). То есть он как бы подчеркивает: «Я просто зверь, я пышу жизненной силой».
Причина такой фиксации очевидна: Ницше был до ужаса болезненным человеком. Стефан Цвейг пишет о его физическом состоянии следующее:
«Бесчисленны вопли истерзанного тела. Бесконечный перечень всех возможных недугов, и под ним ужасный итог: "Во все возрасты моей жизни я испытывал неимоверный излишек страданья". И действительно, нет такой дьявольской пытки, которой бы не хватало в этом убийственном пандемониуме болезнен: головные боли, на целые дни приковывающие его к кушетке и постели, желудочные спазмы, с кровавой рвотой, мигрени, лихорадки, отсутствие аппетита, утомляемость, припадки геморроя, запоры, ознобы, холодный пот по ночам - жестокий круговорот. К тому же еще "на три четверти слепые глаза", которые опухают и начинают слезиться при малейшем напряжении <…>. Но Ницше пренебрегает гигиеной и по десять часов работает за письменным столом. Разгоряченный мозг мстит за это излишество бешеными головными болями и нервным возбуждением <…> Ни минуты отдыха в этом perpetuum mobile, ни одного гладкого месяца, ни одного краткого периода спокойствия и самозабвенья; за двадцать лет нельзя насчитать и десятка писем, в которых не прорывался бы стон. И все ужаснее, все безумнее становятся вопли мученика до предела чувствительной, до предела напряженной и уже воспаленной нервной системы. "Облегчи себе эту муку: умри!" восклицает он, или пишет: "Пистолет служит для меня источником относительно приятных мыслей" или: "Ужасные и почти непрестанные мучения заставляют меня с жадностью ждать конца, и по некоторым признакам разрешающий удар уже близок".»
В итоге, как ни прискорбно, получается, что «кто про что, а вшивый все про баню». То есть Ницше все про здоровье. Комично, хотя и довольно остроумно и с явным желанием потроллить читателей, он говорит о главном вопросе бытия (и это не Бог или бессмертие души):
«Гораздо больше интересует меня вопрос, от которого больше зависит "спасение человечества", чем от какой-нибудь теологической курьезности: вопрос о питании. Для обиходного употребления можно сформулировать его таким образом: "как должен именно ты питаться, чтобы достигнуть своего максимума силы, virtu в стиле Ренессанс, добродетели, свободной от моралина?"»
Вопрос не то, чтобы совсем бессмысленный, но в целом эта орторексия (так называется зацикленность на вопросах здорового питания – привет веганам и сыроедам) напоминает старый анекдот о мальчике, говорящем отцу-алкашу о том, что очень хочет есть. «Стыдно, сынок, я в твоем возрасте другого хотел: космонавтом стать». То есть понятно, что ставить вопрос о диете способен только человек, у которого имеются соответствующие проблемы – но также понятно, что это его специфический вопрос, который здоровым людям элементарно неинтересен.
Он добавляет:
«Еще несколько указаний из моей морали. Сытный обед переваривается легче небольшого обеда. Приведение в действие желудка, как целого, есть первое условие хорошего пищеварения. Величину своего желудка надо знать.»
По сути, Ницше ставит себя в глупое положение упоротого выживальщика: который издал книгу «Как навалять медведю» и приехал в тропики. И вот бегает он по пляжам, трясет книжкой и фырчит на туристов: «Вот вы тут лежите такие красивые, а в тайге-то небось ни разу не были!».
Фарс.
Теперь укажем, в чем, собственно, заключался субъективизм ницшеанской философии – то есть как личность автора влияла на содержание самого учения.
Во-первых, бросается в глаза помешанность (пардон за каламбур – учитывая итог его жизни) на вопросах здоровья. Так, в «Антихристе» слово инстинкт упоминается 96 раз, здоровье – 19 раз, болезнь (в разных вариациях) – 38 раз. В «Ecce Homo» соответственно 70, 26 и 50 раз. И это, заметим, тексты крайне небольшого объема. Особенно странны эти его инстинкты (нередко он говорит именно о своих). То есть он как бы подчеркивает: «Я просто зверь, я пышу жизненной силой».
Причина такой фиксации очевидна: Ницше был до ужаса болезненным человеком. Стефан Цвейг пишет о его физическом состоянии следующее:
«Бесчисленны вопли истерзанного тела. Бесконечный перечень всех возможных недугов, и под ним ужасный итог: "Во все возрасты моей жизни я испытывал неимоверный излишек страданья". И действительно, нет такой дьявольской пытки, которой бы не хватало в этом убийственном пандемониуме болезнен: головные боли, на целые дни приковывающие его к кушетке и постели, желудочные спазмы, с кровавой рвотой, мигрени, лихорадки, отсутствие аппетита, утомляемость, припадки геморроя, запоры, ознобы, холодный пот по ночам - жестокий круговорот. К тому же еще "на три четверти слепые глаза", которые опухают и начинают слезиться при малейшем напряжении <…>. Но Ницше пренебрегает гигиеной и по десять часов работает за письменным столом. Разгоряченный мозг мстит за это излишество бешеными головными болями и нервным возбуждением <…> Ни минуты отдыха в этом perpetuum mobile, ни одного гладкого месяца, ни одного краткого периода спокойствия и самозабвенья; за двадцать лет нельзя насчитать и десятка писем, в которых не прорывался бы стон. И все ужаснее, все безумнее становятся вопли мученика до предела чувствительной, до предела напряженной и уже воспаленной нервной системы. "Облегчи себе эту муку: умри!" восклицает он, или пишет: "Пистолет служит для меня источником относительно приятных мыслей" или: "Ужасные и почти непрестанные мучения заставляют меня с жадностью ждать конца, и по некоторым признакам разрешающий удар уже близок".»
В итоге, как ни прискорбно, получается, что «кто про что, а вшивый все про баню». То есть Ницше все про здоровье. Комично, хотя и довольно остроумно и с явным желанием потроллить читателей, он говорит о главном вопросе бытия (и это не Бог или бессмертие души):
«Гораздо больше интересует меня вопрос, от которого больше зависит "спасение человечества", чем от какой-нибудь теологической курьезности: вопрос о питании. Для обиходного употребления можно сформулировать его таким образом: "как должен именно ты питаться, чтобы достигнуть своего максимума силы, virtu в стиле Ренессанс, добродетели, свободной от моралина?"»
Вопрос не то, чтобы совсем бессмысленный, но в целом эта орторексия (так называется зацикленность на вопросах здорового питания – привет веганам и сыроедам) напоминает старый анекдот о мальчике, говорящем отцу-алкашу о том, что очень хочет есть. «Стыдно, сынок, я в твоем возрасте другого хотел: космонавтом стать». То есть понятно, что ставить вопрос о диете способен только человек, у которого имеются соответствующие проблемы – но также понятно, что это его специфический вопрос, который здоровым людям элементарно неинтересен.
Он добавляет:
«Еще несколько указаний из моей морали. Сытный обед переваривается легче небольшого обеда. Приведение в действие желудка, как целого, есть первое условие хорошего пищеварения. Величину своего желудка надо знать.»
По сути, Ницше ставит себя в глупое положение упоротого выживальщика: который издал книгу «Как навалять медведю» и приехал в тропики. И вот бегает он по пляжам, трясет книжкой и фырчит на туристов: «Вот вы тут лежите такие красивые, а в тайге-то небось ни разу не были!».
Фарс.
Ключи к Ницше (6)
Важнейшей характеристикой личности Ницше была удивительная, чудовищная и, на мой суровый взгляд, жалкая германофобия. Для тех, кто не читал его книги, это обстоятельство может прозвучать удивительно – ведь известно, что он был идеологом нацизма и воспевал белокурых бестий.
Приведу лишь некоторые цитаты:
«Я, может быть, больше немец, чем им могут быть нынешние немцы, простые имперские немцы, - я последний антиполитический немец. И однако, мои предки были польские дворяне»
Начало вроде как неплохое (точнее, не плохое). Сносное, по крайней мере. Однако есть нюанс. Реджинальд Джон Холлингдейл, автор прекрасной биографии философа, писал на этот счет:
«В своих исследованиях Макс Охлер, ведавший одно время архивом Ницше в Веймаре, доказал — как и подозревали современники Ницше — ложность этого положения. Именно Охлер выявил двести предков, имевших отношение к философу, и указал, что все они носили немецкие имена, даже по женской линии. <…>
Нельзя с уверенностью указать причины его желания верить в то, что его семья — лютеранских священников — имела предков в лице польского дворянства. Лично мне, однако, кажется, что ему хотелось прослыть не столько дворянином, сколько поляком; иначе говоря, его поддержание этой легенды было частью его кампании против Германии… <…>
Никто, говорил он, никогда не писал на немецком языке так прекрасно, как Гейне и Ницше, причем Гейне был еврей, а Ницше — поляк.»
То есть человек занимался самым презренным занятием на всем земном шаре – он расчесывал корни – чем на несколько десятилетий предвосхитил практику советского расизма. А заключалась последняя в максимальном размытии понятия национальности и ее подмене этничностью. По принципу: «Я вроде как русский, но моя прабабка родилась в Симбирске, а там до Казани недалеко, так что кто его знает, может я и нерусский».
Но то, что Ницше писал про свой народ и свою страну – за гранью понимания. Нет, я в курсе, что к отечеству можно относиться по-разному, но… Читаем:
«Немцы неспособны к пониманию величия»
«Чего я никогда не прощал Вагнеру? Того, что он снизошел к немцам – что он сделался имперсконемецким… Куда бы ни проникала Германия, она портит культуру.»
«Всюду, кроме Германии, есть у меня читатели – сплошь изысканные, испытанные умы, характеры, воспитанные в высоких положениях и обязанностях; есть среди моих читателей даже действительные гении. В Вене, в Санкт-Петербурге, в Стокгольме, в Копенгагене, в Париже и Нью_Йорке – везде открыли меня: меня не открыли только в плоскомании Европы, в Германии.»
«Рогатый скот среди моих знакомых, немцы, с вашего позволения, дают понять, что не всегда разделяют моего мнения».
«Обратившейся в привычку, самой малой вялости кишечника вполне достаточно, чтобы из гения сделать нечто посредственное, нечто “немецкое”».
«Я верю только во французскую культуру и считаю недоразумением все, что кроме нее называется в Европе “культурой”, не говоря уже о немецкой культуре… Те немногие случаи высокой культуры, которые я встречал в Германии, были все французского происхождения.»
«В Клингенбрунне, глубоко затерянном в лесах местечке Богемии, носил я в себе, как болезнь, свою меланхолию и презрение к немцам»
«Слыть человеком, презирающим немцев par excellence, принадлежит даже к моей гордости.»
«Когда я измышляю себе род человека, противоречащего всем моим инстинктам, из этого всегда выходит немец».
А вот самое чудное (о Вагнере):
«Куда он попал! – Если бы он попал еще к свиньям! А то к немцам!»
И еще: в 1869 году Ницше сдал прусский паспорт и до конца жизни оставался апатридом.
Заметим, что Ницше не просто критикует немцев и Германию – это было бы вполне нормально. Нет. Он дегуманизирует их покруче Эренбурга. В сравнении с ним, Чаадаев – русский скинхэд.
Важнейшей характеристикой личности Ницше была удивительная, чудовищная и, на мой суровый взгляд, жалкая германофобия. Для тех, кто не читал его книги, это обстоятельство может прозвучать удивительно – ведь известно, что он был идеологом нацизма и воспевал белокурых бестий.
Приведу лишь некоторые цитаты:
«Я, может быть, больше немец, чем им могут быть нынешние немцы, простые имперские немцы, - я последний антиполитический немец. И однако, мои предки были польские дворяне»
Начало вроде как неплохое (точнее, не плохое). Сносное, по крайней мере. Однако есть нюанс. Реджинальд Джон Холлингдейл, автор прекрасной биографии философа, писал на этот счет:
«В своих исследованиях Макс Охлер, ведавший одно время архивом Ницше в Веймаре, доказал — как и подозревали современники Ницше — ложность этого положения. Именно Охлер выявил двести предков, имевших отношение к философу, и указал, что все они носили немецкие имена, даже по женской линии. <…>
Нельзя с уверенностью указать причины его желания верить в то, что его семья — лютеранских священников — имела предков в лице польского дворянства. Лично мне, однако, кажется, что ему хотелось прослыть не столько дворянином, сколько поляком; иначе говоря, его поддержание этой легенды было частью его кампании против Германии… <…>
Никто, говорил он, никогда не писал на немецком языке так прекрасно, как Гейне и Ницше, причем Гейне был еврей, а Ницше — поляк.»
То есть человек занимался самым презренным занятием на всем земном шаре – он расчесывал корни – чем на несколько десятилетий предвосхитил практику советского расизма. А заключалась последняя в максимальном размытии понятия национальности и ее подмене этничностью. По принципу: «Я вроде как русский, но моя прабабка родилась в Симбирске, а там до Казани недалеко, так что кто его знает, может я и нерусский».
Но то, что Ницше писал про свой народ и свою страну – за гранью понимания. Нет, я в курсе, что к отечеству можно относиться по-разному, но… Читаем:
«Немцы неспособны к пониманию величия»
«Чего я никогда не прощал Вагнеру? Того, что он снизошел к немцам – что он сделался имперсконемецким… Куда бы ни проникала Германия, она портит культуру.»
«Всюду, кроме Германии, есть у меня читатели – сплошь изысканные, испытанные умы, характеры, воспитанные в высоких положениях и обязанностях; есть среди моих читателей даже действительные гении. В Вене, в Санкт-Петербурге, в Стокгольме, в Копенгагене, в Париже и Нью_Йорке – везде открыли меня: меня не открыли только в плоскомании Европы, в Германии.»
«Рогатый скот среди моих знакомых, немцы, с вашего позволения, дают понять, что не всегда разделяют моего мнения».
«Обратившейся в привычку, самой малой вялости кишечника вполне достаточно, чтобы из гения сделать нечто посредственное, нечто “немецкое”».
«Я верю только во французскую культуру и считаю недоразумением все, что кроме нее называется в Европе “культурой”, не говоря уже о немецкой культуре… Те немногие случаи высокой культуры, которые я встречал в Германии, были все французского происхождения.»
«В Клингенбрунне, глубоко затерянном в лесах местечке Богемии, носил я в себе, как болезнь, свою меланхолию и презрение к немцам»
«Слыть человеком, презирающим немцев par excellence, принадлежит даже к моей гордости.»
«Когда я измышляю себе род человека, противоречащего всем моим инстинктам, из этого всегда выходит немец».
А вот самое чудное (о Вагнере):
«Куда он попал! – Если бы он попал еще к свиньям! А то к немцам!»
И еще: в 1869 году Ницше сдал прусский паспорт и до конца жизни оставался апатридом.
Заметим, что Ницше не просто критикует немцев и Германию – это было бы вполне нормально. Нет. Он дегуманизирует их покруче Эренбурга. В сравнении с ним, Чаадаев – русский скинхэд.
Ключи к Ницше (7) (окончание)
Я убежден, что такая германофобия – главный ключ к творчеству Ницше. Потому что человек, который ненавидит свой народ – это человек низкий. Ведь Ницше в любом случае знал, что является немцем: как по крови, так и по культуре. Окей, предположим, что он бы даже нашел документальное подтверждение наличия польской крови. Что бы это изменило, если он реально воспитывался в немецкой среде на немецкой земле на немецком языке?
Национальность (то есть единство этничности и этнической идентичности) – это важнейший атрибут человеческой личности. Отказ от Отечества, расчесывание несуществующих корней, оскорбление воспитавшей тебя культуры – это показатель моральной нечистоплотности. Духовная дисморфофобия.
Хороший аналог Ницше – госпожа Новодворская. Этнически русская (возможно, вы удивлены, но да, русская), но ебанутая русофобка, всю жизнь кичившаяся восьмеринками чужой крови и писавшая о русских почти то же, что Ницше о немцах. И причина явно та же, что была у нашего героя: проблемы со здоровьем и сексом. Как следствие, ненависть к себе.
И если смотреть на Ницше с этого угла (немецкий германофоб), то все становится на свои места: мы видим человека, постоянно ускользающего от идентификаций. То он пишет «мы, филологи», то печалится, что зря выбрал филологию. «Мы, ученые»; «Мы, психологи»; «мы, немцы»; «мы, гиперборейцы»; «мы, современные люди»; «мы, свободные умы»; «мы, европейцы послезавтрашнего дня»; «мы, последние европейцы с чистой совестью»; «мы, имморалисты»; «мы, последние стоики»; «мы, артисты среди зрителей и философов»… Постоянные смены стран и городов (якобы по медицинским показаниям), бессмысленная кичливость своим величием, отказ от кумиров молодости (Шопенгауэра и Вагнера) и плевки на их могилы – как в случае Вагнера, хамоватый текст про которого он написал вскоре после кончины композитора.
Такой вот пророк сверхчеловека, апологет «дарящей добродетели» и ненавистник «мстительных инстинктов».
Дух германского народа отплатил Ницше по полной: немцы игнорировали его работы; десять последних лет он провел на ненавистной ему родине в доме не слишком любимой им сестры; посмертная клевета накрепко привязала его к идеологии германского империализма и практике истребления инородцев. Тем забавнее, что Третий Райх истреблял как раз те народы, которые Ницше страшно нахваливал: не только поляков, но и евреев, и русских – Ницше, к слову, был большим русофилом.
Чтобы оценить иронию истории представим, что в будущем восстановлена Российская Империя (в прежних границах) – и главными ее предтечами назовут Новодворскую и Невзорова.
Ну и не надо забывать про еще один факт его биографии: то, что он всю жизнь был холостым и бездетным – поскольку никогда не пользовался успехом у дам. А для мужика это очень нехорошо – душевная недолюбленность портит характер, а физическая – здоровье.
Все вышесказанное отнюдь не отменяет того несомненного факта, что Ницше был грандиозным философом (в пятерку величайших точно входит), чьи труды однозначно рекомендуются к прочтению – но, повторю, аккуратному прочтению.
Я убежден, что такая германофобия – главный ключ к творчеству Ницше. Потому что человек, который ненавидит свой народ – это человек низкий. Ведь Ницше в любом случае знал, что является немцем: как по крови, так и по культуре. Окей, предположим, что он бы даже нашел документальное подтверждение наличия польской крови. Что бы это изменило, если он реально воспитывался в немецкой среде на немецкой земле на немецком языке?
Национальность (то есть единство этничности и этнической идентичности) – это важнейший атрибут человеческой личности. Отказ от Отечества, расчесывание несуществующих корней, оскорбление воспитавшей тебя культуры – это показатель моральной нечистоплотности. Духовная дисморфофобия.
Хороший аналог Ницше – госпожа Новодворская. Этнически русская (возможно, вы удивлены, но да, русская), но ебанутая русофобка, всю жизнь кичившаяся восьмеринками чужой крови и писавшая о русских почти то же, что Ницше о немцах. И причина явно та же, что была у нашего героя: проблемы со здоровьем и сексом. Как следствие, ненависть к себе.
И если смотреть на Ницше с этого угла (немецкий германофоб), то все становится на свои места: мы видим человека, постоянно ускользающего от идентификаций. То он пишет «мы, филологи», то печалится, что зря выбрал филологию. «Мы, ученые»; «Мы, психологи»; «мы, немцы»; «мы, гиперборейцы»; «мы, современные люди»; «мы, свободные умы»; «мы, европейцы послезавтрашнего дня»; «мы, последние европейцы с чистой совестью»; «мы, имморалисты»; «мы, последние стоики»; «мы, артисты среди зрителей и философов»… Постоянные смены стран и городов (якобы по медицинским показаниям), бессмысленная кичливость своим величием, отказ от кумиров молодости (Шопенгауэра и Вагнера) и плевки на их могилы – как в случае Вагнера, хамоватый текст про которого он написал вскоре после кончины композитора.
Такой вот пророк сверхчеловека, апологет «дарящей добродетели» и ненавистник «мстительных инстинктов».
Дух германского народа отплатил Ницше по полной: немцы игнорировали его работы; десять последних лет он провел на ненавистной ему родине в доме не слишком любимой им сестры; посмертная клевета накрепко привязала его к идеологии германского империализма и практике истребления инородцев. Тем забавнее, что Третий Райх истреблял как раз те народы, которые Ницше страшно нахваливал: не только поляков, но и евреев, и русских – Ницше, к слову, был большим русофилом.
Чтобы оценить иронию истории представим, что в будущем восстановлена Российская Империя (в прежних границах) – и главными ее предтечами назовут Новодворскую и Невзорова.
Ну и не надо забывать про еще один факт его биографии: то, что он всю жизнь был холостым и бездетным – поскольку никогда не пользовался успехом у дам. А для мужика это очень нехорошо – душевная недолюбленность портит характер, а физическая – здоровье.
Все вышесказанное отнюдь не отменяет того несомненного факта, что Ницше был грандиозным философом (в пятерку величайших точно входит), чьи труды однозначно рекомендуются к прочтению – но, повторю, аккуратному прочтению.
Константин Анатольевич умер.
Умер великий, если не величайший, русский человек.
Умер великий, если не величайший, русский человек.
Forwarded from Егор Холмогоров
Для меня это смерть моего мира. Как бы мы ни расходились (на сантиметры sub specie aeternitatis) в последние годы - опустошение всего.
Россия потеряла одного из своих великих сынов и осиротела. Не знаю как теперь будем.
Плачьте!
Сказать что-то еще пока больше сил нет. Не так и не тогда я представлял себе этот день. Ужасный год и ужасные катастрофы. И никого даже не похоронишь нормально.
Сил Наде и детям.
P.S. Если у российских властей есть хоть немного в мозгах, они должны предложить семье для погребения Троекуровское кладбище.
Россия потеряла одного из своих великих сынов и осиротела. Не знаю как теперь будем.
Плачьте!
Сказать что-то еще пока больше сил нет. Не так и не тогда я представлял себе этот день. Ужасный год и ужасные катастрофы. И никого даже не похоронишь нормально.
Сил Наде и детям.
P.S. Если у российских властей есть хоть немного в мозгах, они должны предложить семье для погребения Троекуровское кладбище.
Forwarded from Роман Юнеман
Сегодня в 12:00 умер Константин Анатольевич Крылов. Мне жаль, что я всего несколько раз общался с ним лично. Думал, что ещё будет время поговорить с ним обстоятельно. Даже собирался позвать его на стрим. Но судьба распорядилась иначе.
Несмотря на физическую смерть, Крылов обессмертил себя в своём интеллектуальном наследии. Пусть земля вам будет пухом, русский философ.
Несмотря на физическую смерть, Крылов обессмертил себя в своём интеллектуальном наследии. Пусть земля вам будет пухом, русский философ.
Маленький мемуар. Тексты Крылова я открыл для себя достаточно поздно – где-то в 23 года, когда мои взгляды уже вполне сформировались. Его стиль написания и ход мыслей настолько отличался от остальной русской публицистики, что сначала я элементарно не мог понять: неужели так можно?
Помню, что бывал очень горд, когда К.А. перепощивал меня в ЖЖ – я там общался не очень активно, а потому моя аудитория была весьма довольно скромна. И тут – сам Крылов твой текст к себе тащит!
Личное знакомство состоялось в 2013м, когда К.А. приезжал на партийное мероприятие. Подошел к нему подписать книгу «Нет времени» – и вместо политических обсуждений мы почти весь перерыв проговорили о Высоцком.
Впоследствии общались еще несколько раз: обычно в Питере и один раз в Москве на съезде Национально-Демократической Партии (я был там делегатом). В основном о политике, но также о Платоне, Ницше, мегалопсихее, монофелитстве и прочих банальностях.
Самое продолжительное и приятное общение происходило год назад – он приезжал на литературный форум представлять «Буратину». Мы с соратником Станиславом организовывали прием. Я помогал в качестве водителя. Помню, что когда мы ехали на форум, К.А. довел меня до истерики – так, что я, давя смех, еле мог следить за дорогой: он гениально обстёбывал немецкую классическую философию. Тот, кто его знал, не удивится: он мог любую тему превратить в вакханалию – в которой интеллигибельность и похабщина взаимно облагораживали друг друга.
Почти 10 лет я ориентировался по сторонам Света по Крылову. Теперь нужно учиться думать полностью самостоятельно – возможности сверяться с ним больше нет.
Спасибо, Константин! Без тебя меня бы не было.
P.S. Текст о его жизни и наследии обязательно будет написан – но позже, на холодную голову. Сейчас любые эпитеты будут и избыточны, и недостаточны.
Помню, что бывал очень горд, когда К.А. перепощивал меня в ЖЖ – я там общался не очень активно, а потому моя аудитория была весьма довольно скромна. И тут – сам Крылов твой текст к себе тащит!
Личное знакомство состоялось в 2013м, когда К.А. приезжал на партийное мероприятие. Подошел к нему подписать книгу «Нет времени» – и вместо политических обсуждений мы почти весь перерыв проговорили о Высоцком.
Впоследствии общались еще несколько раз: обычно в Питере и один раз в Москве на съезде Национально-Демократической Партии (я был там делегатом). В основном о политике, но также о Платоне, Ницше, мегалопсихее, монофелитстве и прочих банальностях.
Самое продолжительное и приятное общение происходило год назад – он приезжал на литературный форум представлять «Буратину». Мы с соратником Станиславом организовывали прием. Я помогал в качестве водителя. Помню, что когда мы ехали на форум, К.А. довел меня до истерики – так, что я, давя смех, еле мог следить за дорогой: он гениально обстёбывал немецкую классическую философию. Тот, кто его знал, не удивится: он мог любую тему превратить в вакханалию – в которой интеллигибельность и похабщина взаимно облагораживали друг друга.
Почти 10 лет я ориентировался по сторонам Света по Крылову. Теперь нужно учиться думать полностью самостоятельно – возможности сверяться с ним больше нет.
Спасибо, Константин! Без тебя меня бы не было.
P.S. Текст о его жизни и наследии обязательно будет написан – но позже, на холодную голову. Сейчас любые эпитеты будут и избыточны, и недостаточны.
Forwarded from Егор Холмогоров
Вопрос с похоронами Крылова.
Оказывается сейчас Правительство Москвы решает вопрос о предоставлении участка под захоронение урны с прахом Константина Анатольевича Крылова на территории Троекуровского кладбища. Решение, увы, еще не принято.
Призываю всех друзей и знакомых, кто имеет лоббистские возможности и кому дорого самоуважение России и русской культуры всячески содействовать принятию положительного решения.
Если в этом Крылову откажут, то это будет день нашего национального позора. Он должен лежать поблизости от Шафаревича и Лимонова. Нельзя такого позора допустить. Помолимся и посодействуем по мере своих скромных сил.
Оказывается сейчас Правительство Москвы решает вопрос о предоставлении участка под захоронение урны с прахом Константина Анатольевича Крылова на территории Троекуровского кладбища. Решение, увы, еще не принято.
Призываю всех друзей и знакомых, кто имеет лоббистские возможности и кому дорого самоуважение России и русской культуры всячески содействовать принятию положительного решения.
Если в этом Крылову откажут, то это будет день нашего национального позора. Он должен лежать поблизости от Шафаревича и Лимонова. Нельзя такого позора допустить. Помолимся и посодействуем по мере своих скромных сил.
Все закончилось. Кадры в зале делать не стал. Выступило много достойных людей. Сказано много прекрасных слов.
Теперь действительно всё.
Еду обратно.
Теперь действительно всё.
Еду обратно.
Forwarded from Спутник и Погром
Великий текст. Великий https://haritonov.kulichki.net/stories/llife.htm
Forwarded from Голос государствообразующего национализма (dm snegov)
Мне сообщили, что Константин Анатольевич незадолго до смерти говорил обо мне. Он переживал за мою неустроенность, читал мои посты и думал о том, как можно мне помочь (это он - сам остро нуждавшийся в помощи!). Он поручил в качестве подарка передать мне запись своих лекций по литературе. Бегло проглядев их (там 16 файлов), я вижу такую кладезь знаний, которую не даст никакое высшее образование. Он хотел сопроводить это словами лично ко мне, но не успел. Уверен в том, что Он хотел помочь мне по-настоящему овладеть литературным мастерством.
Дело в том, что в 2009 году, когда я вышел из тюрьмы, я стал публиковать в ЖЖ главы своей первой книги «Записки военнопленного» ч.1 и меня обманули и сам я обманулся в том, что я «писатель». Я написал в вк, что хочу издать свою книгу и буквально через пять минут откликнулся русский предприниматель и выделил деньги, после чего книга была издана и я стал формально русским писателем.
Однако три моих последующих художественных романа оказались полностью провальными, как и следовало ожидать.
Но мемуары - это совсем не писательство. Да, я умею хорошо описывать происходящее, я неплохой журналист и блогер, у меня хорошо получается описывать реальность, но писать художественные книги - это совсем иное, тут нужно владеть мастерством, которым я не владею совершенно.
Какой-нибудь **** прямо бы написал, что я плохой писатель, но не Константин Анатольевич. Впрочем, *** даже бы и не заметил меня, как не заметил бы червяка под ботинком. А Константин Анатольевич хотел помочь мне, научить меня.
*** ставит ему в вину, что он возился с дурачками вроде меня, а я его люблю за это. Я со своим 9 классами образования бесконечно гордился вниманием такого высокообразованного и выдающегося человека. Спасибо Вам К.А за всё!
P.S. Весной у меня был глубокий внутренний кризис. Издательство не заинтересовалось моей повестью, из-за карантина была отменена моя лекция в Листве, девушка, с которой я давно встречался много лет, назвала меня стариком (у нас разница 16 лет), доконала нищета, постоянно тревожили воспоминания о пытках в колонии, сломался велосипед и нельзя было его починить из-за закрытия всего из-за ковида.
Благодаря материальной поддержке товарищей и их добрым словам я кое-как пережил это. Пик страданий вышел на 20 апреля. За всем этим я не заметил сразу исчезновения Константина Анатольевича. Он внезапно перестал ставить лайки к моим постам и делать репосты. Оказывается, именно тогда у него случился первый инсульт. 12 мая я долго не мог заснуть. Около 7 утра я внезапно вспомнил стихотворения Максимилиана Волошина «На дне преисподней» и опубликовал его. Я лёг спать и по идее не должен был просыпаться раньше 16:00. Но в полдень я почему-то встал, походил по квартире в непонятном беспокойстве. Потом опять лёг. В 13:00 мне пришла СМС: Крылов умер. И мир рухнул.
Дело в том, что в 2009 году, когда я вышел из тюрьмы, я стал публиковать в ЖЖ главы своей первой книги «Записки военнопленного» ч.1 и меня обманули и сам я обманулся в том, что я «писатель». Я написал в вк, что хочу издать свою книгу и буквально через пять минут откликнулся русский предприниматель и выделил деньги, после чего книга была издана и я стал формально русским писателем.
Однако три моих последующих художественных романа оказались полностью провальными, как и следовало ожидать.
Но мемуары - это совсем не писательство. Да, я умею хорошо описывать происходящее, я неплохой журналист и блогер, у меня хорошо получается описывать реальность, но писать художественные книги - это совсем иное, тут нужно владеть мастерством, которым я не владею совершенно.
Какой-нибудь **** прямо бы написал, что я плохой писатель, но не Константин Анатольевич. Впрочем, *** даже бы и не заметил меня, как не заметил бы червяка под ботинком. А Константин Анатольевич хотел помочь мне, научить меня.
*** ставит ему в вину, что он возился с дурачками вроде меня, а я его люблю за это. Я со своим 9 классами образования бесконечно гордился вниманием такого высокообразованного и выдающегося человека. Спасибо Вам К.А за всё!
P.S. Весной у меня был глубокий внутренний кризис. Издательство не заинтересовалось моей повестью, из-за карантина была отменена моя лекция в Листве, девушка, с которой я давно встречался много лет, назвала меня стариком (у нас разница 16 лет), доконала нищета, постоянно тревожили воспоминания о пытках в колонии, сломался велосипед и нельзя было его починить из-за закрытия всего из-за ковида.
Благодаря материальной поддержке товарищей и их добрым словам я кое-как пережил это. Пик страданий вышел на 20 апреля. За всем этим я не заметил сразу исчезновения Константина Анатольевича. Он внезапно перестал ставить лайки к моим постам и делать репосты. Оказывается, именно тогда у него случился первый инсульт. 12 мая я долго не мог заснуть. Около 7 утра я внезапно вспомнил стихотворения Максимилиана Волошина «На дне преисподней» и опубликовал его. Я лёг спать и по идее не должен был просыпаться раньше 16:00. Но в полдень я почему-то встал, походил по квартире в непонятном беспокойстве. Потом опять лёг. В 13:00 мне пришла СМС: Крылов умер. И мир рухнул.
Дорогие подписчики!
У вас есть отличная возможность одним действием сделать 2 отличных дела:
1) приобрести уникальный философский контент, равного которому нет и не было на русском языке;
2) поддержать семью К.А. Крылова, оставшуюся без кормильца.
А именно приобрести лекции Крылова по ФИЛОСОФИИ. Вот темы:
ЛЕКЦИЯ 1 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ
ЛЕКЦИЯ 2 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЧТО ТАКОЕ МЫШЛЕНИЕ
ЛЕКЦИЯ 3 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПРИМИТИВНЫЕ ФОРМЫ МЫШЛЕНИЯ.
ПОНЯТИЕ ЧАСТИ/ЦЕЛОГО
ЛЕКЦИЯ 4 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОНЯТИЕ ВЕЩИ
ЛЕКЦИЯ 5 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ (одним файлом). ЗНАК, СИМВОЛ, РЕЧЬ
ЛЕКЦИЯ 6 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. АБСТРАГИРОВАНИЕ. ПОНЯТИЕ МАТЕРИИ.
ЛЕКЦИЯ 7 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ, СУЩНОСТЬ.
ЛЕКЦИЯ 8 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЗАКОНОМЕРНОСТЬ.
ЛЕКЦИЯ 9 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. КАТЕГОРИИ (АРИСТОТЕЛЬ)
ЛЕКЦИЯ 10 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ИЗМЕНЕНИЕ (ДВИЖЕНИЕ)
ЛЕКЦИЯ 11 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОСТПРЕДИКАБИЛИИ 1. Соотнесённые противоположности и оппозиции, контрарные и контрадикторные противоположности.
ЛЕКЦИЯ 12 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОСТПРЕДИКАБИЛИИ 2. Лишённость и обладание, утверждение и отрицание.
ПРЕДНОВОГОДНЕЕ. РАЗБОР ПОНЯТИЯ "ПРАВДА"
ЛЕКЦИЯ 14. ОБЛАДАНИЕ
ЛЕКЦИЯ 15. ПОНЯТИЕ ФОРМЫ
ЛЕКЦИЯ 16. ИСТИНА
ЛЕКЦИЯ 17. ПОНЯТИЕ БЛАГА
ЛЕКЦИЯ 18. ПОНЯТИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО
ЛЕКЦИЯ 19. ЭТИКА ДОСТОИНСТВА
ЛЕКЦИЯ 20. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 21. АНТРОПОЛОГИЯ АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 22. ЭСТЕТИКА АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 22. ЭСТЕТИКА АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 23. ТРАГЕДИЯ
Лекции стоят 500 рублей каждая. Поверьте, что за 11500 рублей вы приобретете больше, чем чтением всех телеграм-каналов вместе взятых. Это не курс истории философии, это курс философии как таковой (то, что последние лекции связаны с Аристотелем, не показатель: это не изложение его текста, а самостоятельный разбор). Это та самая основа основ, которую, увы, нигде нельзя найти. В учебниках о таком либо не пишут, либо пишут так, что лучше бы не писали.
Как приобрести:
1) Отправить сумму, кратную 500 на карту: Сбербанк 5469 3800 9051 6294. Надежда Валерьевна Ш.
2) Написать на адрес [email protected]
В теме или теле письма указать, что выслали деньги за лекции по философии. Назвать номера лекций. Например, вы выслали 8000 и написали, что нужны лекции с 1 по 16. Можно хоть по 1 приобретать, но лучше берите побольше.
3) В ответном письме вам пришлют файлы на скачку.
Лекции Крылова – это абсолютный мастлисн. Плюс поможете семье великого мыслителя.
У вас есть отличная возможность одним действием сделать 2 отличных дела:
1) приобрести уникальный философский контент, равного которому нет и не было на русском языке;
2) поддержать семью К.А. Крылова, оставшуюся без кормильца.
А именно приобрести лекции Крылова по ФИЛОСОФИИ. Вот темы:
ЛЕКЦИЯ 1 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ
ЛЕКЦИЯ 2 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЧТО ТАКОЕ МЫШЛЕНИЕ
ЛЕКЦИЯ 3 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПРИМИТИВНЫЕ ФОРМЫ МЫШЛЕНИЯ.
ПОНЯТИЕ ЧАСТИ/ЦЕЛОГО
ЛЕКЦИЯ 4 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОНЯТИЕ ВЕЩИ
ЛЕКЦИЯ 5 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ (одним файлом). ЗНАК, СИМВОЛ, РЕЧЬ
ЛЕКЦИЯ 6 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. АБСТРАГИРОВАНИЕ. ПОНЯТИЕ МАТЕРИИ.
ЛЕКЦИЯ 7 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ, СУЩНОСТЬ.
ЛЕКЦИЯ 8 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ЗАКОНОМЕРНОСТЬ.
ЛЕКЦИЯ 9 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. КАТЕГОРИИ (АРИСТОТЕЛЬ)
ЛЕКЦИЯ 10 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ИЗМЕНЕНИЕ (ДВИЖЕНИЕ)
ЛЕКЦИЯ 11 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОСТПРЕДИКАБИЛИИ 1. Соотнесённые противоположности и оппозиции, контрарные и контрадикторные противоположности.
ЛЕКЦИЯ 12 И РАЗГОВОРЫ ПОСЛЕ НЕЁ. ПОСТПРЕДИКАБИЛИИ 2. Лишённость и обладание, утверждение и отрицание.
ПРЕДНОВОГОДНЕЕ. РАЗБОР ПОНЯТИЯ "ПРАВДА"
ЛЕКЦИЯ 14. ОБЛАДАНИЕ
ЛЕКЦИЯ 15. ПОНЯТИЕ ФОРМЫ
ЛЕКЦИЯ 16. ИСТИНА
ЛЕКЦИЯ 17. ПОНЯТИЕ БЛАГА
ЛЕКЦИЯ 18. ПОНЯТИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО
ЛЕКЦИЯ 19. ЭТИКА ДОСТОИНСТВА
ЛЕКЦИЯ 20. ОБЩЕСТВЕННЫЙ ИДЕАЛ АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 21. АНТРОПОЛОГИЯ АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 22. ЭСТЕТИКА АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 22. ЭСТЕТИКА АРИСТОТЕЛЯ
ЛЕКЦИЯ 23. ТРАГЕДИЯ
Лекции стоят 500 рублей каждая. Поверьте, что за 11500 рублей вы приобретете больше, чем чтением всех телеграм-каналов вместе взятых. Это не курс истории философии, это курс философии как таковой (то, что последние лекции связаны с Аристотелем, не показатель: это не изложение его текста, а самостоятельный разбор). Это та самая основа основ, которую, увы, нигде нельзя найти. В учебниках о таком либо не пишут, либо пишут так, что лучше бы не писали.
Как приобрести:
1) Отправить сумму, кратную 500 на карту: Сбербанк 5469 3800 9051 6294. Надежда Валерьевна Ш.
2) Написать на адрес [email protected]
В теме или теле письма указать, что выслали деньги за лекции по философии. Назвать номера лекций. Например, вы выслали 8000 и написали, что нужны лекции с 1 по 16. Можно хоть по 1 приобретать, но лучше берите побольше.
3) В ответном письме вам пришлют файлы на скачку.
Лекции Крылова – это абсолютный мастлисн. Плюс поможете семье великого мыслителя.
Скандал вокруг мгу-шного профессора Князева, которого заантихаррасили студентки, вызвал бурное и совершенно неадекватное обсуждение. Радфемки кричат о победе над «угнетением женщин», а некоторые уважаемые правые авторы сокрушаются победам над «угнетением женщин» и указывают на нестыковки в обвинениях. Между тем суть вообще в другом.
«Я хочу сказать, что отношения со студентами у меня были. Я всегда считал, что они были добровольными. Я сознательно никогда не пользовался своим служебным положением ни в каких целях, в частности, не использовал его для принуждения к чему бы то ни было. <…> Мне очень, очень и очень жаль, если мои поступки все же привели к тому, что кто-то от них пострадал. Я искренне сожалею и приношу свои извинения».
Это пишет сам «потерпевший». То есть. Профессор на голубом глазу признается в том, что, да, действительно, иногда шпилил студенточек. «А че такого».
Так вот. Никакого «обоюдного согласия» в отношениях студентов и преподов быть не может в принципе – я имею ввиду, разумеется, только действующих студентов, которые еще учатся у этого преподавателя. Не потому, что такие, хм, контакты всегда означают злоупотребление служебным положением. Нет.
Дело в другом. Не каждый мужчина имеет возможность победить дракона, спасти принцессу и подбить вражеский танк из рогатки. Но каждый может проявить свою мужественность простым модусом операнди: держать свой хер в штанах.
Врачи не имеют права спать с пациентами. Психологи не имеют права спать с клиентами. Преподаватели не имеют права спать со студентами. Не потому что это харрасмент. Потому что это осквернение профессии. Нет, больше – осквернение миссии, которую несет профессия.
Как кафедра, так и врачебный и психологический кабинеты – это места, которые требуют от своих обладателей не только компетентности, но и сопутствующих личных добродетелей – в первую очередь, умеренности.
Я допускаю, что уже после того, как проставлен зачет и сдан экзамен, у обоих контрагентов могут завязаться отношения – хотя и понимаю, что такая ситуация несколько двусмысленна. Однако – до того недопустима никакая активность в обоих направлениях. Можно ли общаться с еще не аттестованными студентами? Например, пойти в заведение общепита? Можно. Но не один на один – и не в бар. Обмениваться мемасиками, обсуждать посторонние темы – приватно – вот не стоит. Не потому что это незаконно – а потому что это неуважение к себе и своей профессии. Это не по-мужски.
«Я хочу сказать, что отношения со студентами у меня были. Я всегда считал, что они были добровольными. Я сознательно никогда не пользовался своим служебным положением ни в каких целях, в частности, не использовал его для принуждения к чему бы то ни было. <…> Мне очень, очень и очень жаль, если мои поступки все же привели к тому, что кто-то от них пострадал. Я искренне сожалею и приношу свои извинения».
Это пишет сам «потерпевший». То есть. Профессор на голубом глазу признается в том, что, да, действительно, иногда шпилил студенточек. «А че такого».
Так вот. Никакого «обоюдного согласия» в отношениях студентов и преподов быть не может в принципе – я имею ввиду, разумеется, только действующих студентов, которые еще учатся у этого преподавателя. Не потому, что такие, хм, контакты всегда означают злоупотребление служебным положением. Нет.
Дело в другом. Не каждый мужчина имеет возможность победить дракона, спасти принцессу и подбить вражеский танк из рогатки. Но каждый может проявить свою мужественность простым модусом операнди: держать свой хер в штанах.
Врачи не имеют права спать с пациентами. Психологи не имеют права спать с клиентами. Преподаватели не имеют права спать со студентами. Не потому что это харрасмент. Потому что это осквернение профессии. Нет, больше – осквернение миссии, которую несет профессия.
Как кафедра, так и врачебный и психологический кабинеты – это места, которые требуют от своих обладателей не только компетентности, но и сопутствующих личных добродетелей – в первую очередь, умеренности.
Я допускаю, что уже после того, как проставлен зачет и сдан экзамен, у обоих контрагентов могут завязаться отношения – хотя и понимаю, что такая ситуация несколько двусмысленна. Однако – до того недопустима никакая активность в обоих направлениях. Можно ли общаться с еще не аттестованными студентами? Например, пойти в заведение общепита? Можно. Но не один на один – и не в бар. Обмениваться мемасиками, обсуждать посторонние темы – приватно – вот не стоит. Не потому что это незаконно – а потому что это неуважение к себе и своей профессии. Это не по-мужски.
У меня был один прокол на этой теме. Дело было два года назад. Я уже проставил оценки – но одна студентка не смогла прийти на подписание зачеток. Мне нужно было просто поставить подпись. Был конец декабря – в вузе я уже не планировал появляться. Она позвонила мне и спросила, где можно было бы встретиться. Конечно, логично было бы у ближайшего ко мне метро – но на машине к нему особо не подъехать, а на общественном транспорте я ездить не люблю, плюс снега было по колено. Я объяснил ей это и добавил примерно следующее: «Мне было бы удобно, если бы вы подъехали к моему дому – наберете меня на подходе, я спущусь и подпишу».
Еще раз – зачет у нее уже был, и я сказал, что ехать нужно не ко мне домой, а к дому – и что я спущусь. И тут она как-то заюлила и сказала, что ей не срочно. Лишь спустя полчаса я понял, в чем дело – мое предложение выглядело по-князевски. В итоге мы встретились у метро.
Так вот. Я сделал глупое предложение – то есть сам дал повод воспринять мои слова неоднозначно. Это был косяк – у студентов даже мысли о харрасменте не должно возникать.
Пару раз бывало, что студентки писали мне на посторонние темы (ничего из ряда вон, надо сказать) – я вежливо отвечал, что не считаю возможным вступать в переписки на предметы, не относящиеся к моей дисциплине.
Ибо нельзя. Потому что преподаватель – не частное лицо. Он представитель науки и образования (даже если, как в моем случае, он просто аспирант). Представитель не в вузе и даже не в стране: речь о науки как таковой и педагогике как таковой. С древнейших времен до наших дней.
Также сейчас вспомнил, как подкатывал к одной преподше, когда был студентом. Но делал это, когда уже не был ее студентом, чтобы не ставить ее в дурацкое положение. Тогда я ничего не знал ни про такие профессиональные этики – но это ж любому понятно, правда? Неправда, как оказывается.
Короче, из-за таких Князевых все педагоги оказываются более уязвимыми. «Всех продал».
Еще раз – зачет у нее уже был, и я сказал, что ехать нужно не ко мне домой, а к дому – и что я спущусь. И тут она как-то заюлила и сказала, что ей не срочно. Лишь спустя полчаса я понял, в чем дело – мое предложение выглядело по-князевски. В итоге мы встретились у метро.
Так вот. Я сделал глупое предложение – то есть сам дал повод воспринять мои слова неоднозначно. Это был косяк – у студентов даже мысли о харрасменте не должно возникать.
Пару раз бывало, что студентки писали мне на посторонние темы (ничего из ряда вон, надо сказать) – я вежливо отвечал, что не считаю возможным вступать в переписки на предметы, не относящиеся к моей дисциплине.
Ибо нельзя. Потому что преподаватель – не частное лицо. Он представитель науки и образования (даже если, как в моем случае, он просто аспирант). Представитель не в вузе и даже не в стране: речь о науки как таковой и педагогике как таковой. С древнейших времен до наших дней.
Также сейчас вспомнил, как подкатывал к одной преподше, когда был студентом. Но делал это, когда уже не был ее студентом, чтобы не ставить ее в дурацкое положение. Тогда я ничего не знал ни про такие профессиональные этики – но это ж любому понятно, правда? Неправда, как оказывается.
Короче, из-за таких Князевых все педагоги оказываются более уязвимыми. «Всех продал».
О морализме и лицемерии (1)
После моего поста о половом воздержании как одном из проявлений профессионализма, нашелся автор, который назвал такую позицию лицемерной. Лицемерным, как я понял, ему кажется не только мой, но и любой морализм.
Что могу сказать? Автор отчасти прав (конкретно в этом моменте): любой моралист – лицемер.
Только вот непонятно: а что тут плохого? Я, например, лицемер (поскольку моралист) – и чо?
В общем, это отличный повод поговорить о понятии лицемерия и природе порочности – давно хотел.
Классическая оппозиция добродетельного и порочного человека не вполне верна, поскольку человек – не единое существо: ему имманентно присуща не только разумная, но и животная природа. Добродетельность состоит не в отсутствии пороков, а в воздержании от них. Но на практике это куда труднее, чем в теории. А потому (в реальности) моралист мало чем отличается от аморального человека – кроме как пониманием добродетели и стремления к ней. (Равно и философ по первоначальному определению слова мало чем отличается от глупца – кроме того, что понимает свою глупость и стремится от нее избавиться.) Вот и моралист отличается от морального релятивиста – первый в отличие от последнего понимает свою порочность и тоже стремится от нее избавиться.
Реальная оппозиция – это не порочность и добродетельность, а искренняя порочность и лицемерная добродетельность.
Первая нам инстинктивно нравится – потому что человек, который честно признается, что является мудаком и моральном уродом – не угрожает нашей совести. Его можно осудить («не ну реально мудак – я тоже не ангел, но это уже перебор») и – главное – его можно простить. Ибо этот аморал мог корчить из себя хорошего человека – но не стал лицемерить и честно признался в своем мудачестве. А потому сдался на милость победителям (нам). И мы легко можем сделать ему скощуху.
Искренний аморал радует нас возможностью самоутвердиться за его счет. Ведь нам он редко вредит – зато повышает нам самооценку. И мы хвалим честных аморалов за то, что наша порочность в сравнении с их еще вполне годная. Так мы маскируем ощущение морального превосходства – под якобы любовь к правдивости. Мы лицемерно называем наше тщеславие стремлением к искренности.
Потому все любители честности и искренности – лицемеры (в своем роде).
К слову, особенный кайф мы получаем тогда, когда самопровозглашенный или общепризнанный моральный авторитет откровенно лажает – и тем паче тогда, когда он вынужден извиняться. Вот уж радость: «я-то думал Лев Толстой, а на деле хуй простой». Банальная история, затасканная со времен Ницше, – как подлые порочные людишки удовлетворяют свой рессентимент. Это я и о себе, разумеется.
А вот моралисты всех бесят. Не потому, что учат чему-то не тому, а потому что самим фактом своих проповедей как бы демонстрирует нам то, что они лучше нас. Моралист унижает нас своим существованием. «Ты чо, бля, самый правильный?». Потому, к слову, все святые у всех народов внешне отличаются от большинства населения – носят странные одежды, живут в бедности и говорят притчами. Ибо мы позволяем учить нас жизни только тем, кто на нас не похож. А вот если морализаторствовать начинает обычный человек – это совсем неприятно.
После моего поста о половом воздержании как одном из проявлений профессионализма, нашелся автор, который назвал такую позицию лицемерной. Лицемерным, как я понял, ему кажется не только мой, но и любой морализм.
Что могу сказать? Автор отчасти прав (конкретно в этом моменте): любой моралист – лицемер.
Только вот непонятно: а что тут плохого? Я, например, лицемер (поскольку моралист) – и чо?
В общем, это отличный повод поговорить о понятии лицемерия и природе порочности – давно хотел.
Классическая оппозиция добродетельного и порочного человека не вполне верна, поскольку человек – не единое существо: ему имманентно присуща не только разумная, но и животная природа. Добродетельность состоит не в отсутствии пороков, а в воздержании от них. Но на практике это куда труднее, чем в теории. А потому (в реальности) моралист мало чем отличается от аморального человека – кроме как пониманием добродетели и стремления к ней. (Равно и философ по первоначальному определению слова мало чем отличается от глупца – кроме того, что понимает свою глупость и стремится от нее избавиться.) Вот и моралист отличается от морального релятивиста – первый в отличие от последнего понимает свою порочность и тоже стремится от нее избавиться.
Реальная оппозиция – это не порочность и добродетельность, а искренняя порочность и лицемерная добродетельность.
Первая нам инстинктивно нравится – потому что человек, который честно признается, что является мудаком и моральном уродом – не угрожает нашей совести. Его можно осудить («не ну реально мудак – я тоже не ангел, но это уже перебор») и – главное – его можно простить. Ибо этот аморал мог корчить из себя хорошего человека – но не стал лицемерить и честно признался в своем мудачестве. А потому сдался на милость победителям (нам). И мы легко можем сделать ему скощуху.
Искренний аморал радует нас возможностью самоутвердиться за его счет. Ведь нам он редко вредит – зато повышает нам самооценку. И мы хвалим честных аморалов за то, что наша порочность в сравнении с их еще вполне годная. Так мы маскируем ощущение морального превосходства – под якобы любовь к правдивости. Мы лицемерно называем наше тщеславие стремлением к искренности.
Потому все любители честности и искренности – лицемеры (в своем роде).
К слову, особенный кайф мы получаем тогда, когда самопровозглашенный или общепризнанный моральный авторитет откровенно лажает – и тем паче тогда, когда он вынужден извиняться. Вот уж радость: «я-то думал Лев Толстой, а на деле хуй простой». Банальная история, затасканная со времен Ницше, – как подлые порочные людишки удовлетворяют свой рессентимент. Это я и о себе, разумеется.
А вот моралисты всех бесят. Не потому, что учат чему-то не тому, а потому что самим фактом своих проповедей как бы демонстрирует нам то, что они лучше нас. Моралист унижает нас своим существованием. «Ты чо, бля, самый правильный?». Потому, к слову, все святые у всех народов внешне отличаются от большинства населения – носят странные одежды, живут в бедности и говорят притчами. Ибо мы позволяем учить нас жизни только тем, кто на нас не похож. А вот если морализаторствовать начинает обычный человек – это совсем неприятно.
О морализме и лицемерии (2)
И вот тут кроется главная ошибка. Потому что у всех людей имеется серьезное когнитивное искажение – мы плохо умеем отличать идеи от носителей идей.
Видит Бог, я терпеть не могу левых. Но совершенно не понимаю нападок следующего толка: «Ты-то сам вообще не бедствуешь, а типа за бедных – не вееееерю». В чем связь между первым и вторым – не ясно. И еще я вообще не христианин, но не понимаю претензий попам, которые «жирные и на джипах ездят». С христианской точки зрения все люди грешны, и никакой священник не может быть непорочным – его алчность и чревоугодие никак не отменяют того, что он может проповедовать умеренность, и речи его могут быть прекрасны. Или такая вот претензия: «Человек вот шлюх осуждает, а сам по барам их пикапит – лицемеееерие». Ну да, пикапит и осуждает. А в чем противоречие? «Ну как же? Сам же!». Но поведение – это одно, а взгляды – другое: они не всегда, увы, совпадают. Но именно что увы.
Почти любой человек неизбежно соскальзывает с речей на автора речей – проще говоря, переходит на личность. И думает, что тот, кто «читает мораль» автоматически считает себя лучше других. Совсем не обязательно. Обычно он не лучше других – и, более того, сам это осознает. Но вместо самооправдания он занимается самоосуждением – через проповеди. Но поскольку забывает сказать, что читает их прежде всего себе, то возникает неприятное чувство, что перед нами человек с завышенной самооценкой, который «нас лечит». Аморалу в этом плане проще: он самоустраняется от претензий тем, что сам себя обличает. Потому он неуязвим для критики. Да и критики его любят. В отличие от моралиста.
Так вот. Моралист вообще не обязан быть добродетельным человеком – его отличие от аморала состоит, в основном, в том, что стыдится своей порочности и хотел бы (пусть даже теоретически) от нее избавиться.
А поскольку природа человека не только разумна, но и страстна, то неизбежен конфликт между образом жизни и образом мысли – а оттого моралист автоматически становится лицемером.
В итоге мы имеем следующую дихотомию: лицемерно (поскольку за этим кроется наше тщеславие) приветствовать правдивость или лицемерно (поскольку наша жизнь не слишком добродетельна) проповедовать добродетель.
Еще проще: можно быть честным в своей порочности мудаком – либо лицемерным в своей добродетельности моралистом.
Первый говорит: «Я знаю, что я говно – я не корчу из себя: вот такой я честный». Второй говорит: «Не надо быть говном – нужно стремиться преодолевать свою животную природу: у меня не всегда получается, но мне за это стыдно».
Так вот что я скажу: нахер искренность. Да здравствует лицемерие.
Это я как моралист говорю.
И вот тут кроется главная ошибка. Потому что у всех людей имеется серьезное когнитивное искажение – мы плохо умеем отличать идеи от носителей идей.
Видит Бог, я терпеть не могу левых. Но совершенно не понимаю нападок следующего толка: «Ты-то сам вообще не бедствуешь, а типа за бедных – не вееееерю». В чем связь между первым и вторым – не ясно. И еще я вообще не христианин, но не понимаю претензий попам, которые «жирные и на джипах ездят». С христианской точки зрения все люди грешны, и никакой священник не может быть непорочным – его алчность и чревоугодие никак не отменяют того, что он может проповедовать умеренность, и речи его могут быть прекрасны. Или такая вот претензия: «Человек вот шлюх осуждает, а сам по барам их пикапит – лицемеееерие». Ну да, пикапит и осуждает. А в чем противоречие? «Ну как же? Сам же!». Но поведение – это одно, а взгляды – другое: они не всегда, увы, совпадают. Но именно что увы.
Почти любой человек неизбежно соскальзывает с речей на автора речей – проще говоря, переходит на личность. И думает, что тот, кто «читает мораль» автоматически считает себя лучше других. Совсем не обязательно. Обычно он не лучше других – и, более того, сам это осознает. Но вместо самооправдания он занимается самоосуждением – через проповеди. Но поскольку забывает сказать, что читает их прежде всего себе, то возникает неприятное чувство, что перед нами человек с завышенной самооценкой, который «нас лечит». Аморалу в этом плане проще: он самоустраняется от претензий тем, что сам себя обличает. Потому он неуязвим для критики. Да и критики его любят. В отличие от моралиста.
Так вот. Моралист вообще не обязан быть добродетельным человеком – его отличие от аморала состоит, в основном, в том, что стыдится своей порочности и хотел бы (пусть даже теоретически) от нее избавиться.
А поскольку природа человека не только разумна, но и страстна, то неизбежен конфликт между образом жизни и образом мысли – а оттого моралист автоматически становится лицемером.
В итоге мы имеем следующую дихотомию: лицемерно (поскольку за этим кроется наше тщеславие) приветствовать правдивость или лицемерно (поскольку наша жизнь не слишком добродетельна) проповедовать добродетель.
Еще проще: можно быть честным в своей порочности мудаком – либо лицемерным в своей добродетельности моралистом.
Первый говорит: «Я знаю, что я говно – я не корчу из себя: вот такой я честный». Второй говорит: «Не надо быть говном – нужно стремиться преодолевать свою животную природу: у меня не всегда получается, но мне за это стыдно».
Так вот что я скажу: нахер искренность. Да здравствует лицемерие.
Это я как моралист говорю.