При работе с живой аудиторией (в любом формате – будь то лекция, семинар или свободный разговор) спикеру следует воздерживаться от двух крайностей.
Первая – ограничиваться только формальной, информативной частью: у меня есть материал, и я вам его излагаю. В этом случае самого выступающего как бы нет – он только буквально преподает, отказываясь от привнесения личностного начала. Solo scriptura – я диктую, а вы пишите. Наверно, для технических дисциплин такой подход приемлем – но для гуманитарных он совершенно не подходит. Во-первых, озвученную информацию слушатель можем найти и сам. Во-вторых, материал лишается экспертной оценки, которую и должен давать специалист. «Фалес считал, что все из воды; Анаксимандр – что из апейрона; Анаксимен – из воздуха…». Охрененная история. Дух захватывает. Даже если давать подобную информацию более развернуто, суть от этого не изменится – говорящий вещает не от себя, а от воображаемой научной истины. Тем самым он и снимает с себя ответственность, и исключает возможность дискуссии. В-третьих, он принижает ценность самого предмета: безликость спикера в ушах слушателей проецируется и на саму науку. Короче, слушатель должен понимать, что перед ним стоит не антропоморфная озвучка текста, а живой человек.
Вторая крайность – превращение выступления в моноспектакль. Нужно понимать, что выступление перед аудиторией – это чистый кайф для выступающего. Это наркотик. Но слушатели не должны просечь, что ты наркоман. Потому самолюбование следует скрывать и рисоваться в меру. Прежде всего потому, что этим спикер показывает свое презрение к аудитории – я тут не для вас, а для себя. Для себя, конечно – но знать это нужно про себя, а не демонстрировать окружающим. Никому не нравятся самовлюбленные люди (ну, почти никому). Кроме того, пардон за банальность, нужно любить предмет в себе, а не себя в предмете. Люди пришли не к тебе (если ты, конечно, не киноактер – а ты не киноактер).
Этим омерзительно большинство современных бизнес-тренингов и бизнес-лекций. Ведущий говорит только о себе, а аудиторию совершенно откровенно и даже намеренно презирает. Вообще, большинство начинающих предпринимателей (а именно они являются целевой аудиторией этих позорных сборищ) – это не только бездельники, но и омежки, которым нравятся, когда нарциссичные мошенники с кривоватыми ухмылками учат их жизни за их же деньги.
Вот не надо так. Задача спикера (лектора, ведущего – как угодно) – выдерживать баланс между обезличенностью и самолюбованием. Притом это нужно, прежде всего, для того, что изложенный материал усвоился лучше. Ну и в остальном --
Первая – ограничиваться только формальной, информативной частью: у меня есть материал, и я вам его излагаю. В этом случае самого выступающего как бы нет – он только буквально преподает, отказываясь от привнесения личностного начала. Solo scriptura – я диктую, а вы пишите. Наверно, для технических дисциплин такой подход приемлем – но для гуманитарных он совершенно не подходит. Во-первых, озвученную информацию слушатель можем найти и сам. Во-вторых, материал лишается экспертной оценки, которую и должен давать специалист. «Фалес считал, что все из воды; Анаксимандр – что из апейрона; Анаксимен – из воздуха…». Охрененная история. Дух захватывает. Даже если давать подобную информацию более развернуто, суть от этого не изменится – говорящий вещает не от себя, а от воображаемой научной истины. Тем самым он и снимает с себя ответственность, и исключает возможность дискуссии. В-третьих, он принижает ценность самого предмета: безликость спикера в ушах слушателей проецируется и на саму науку. Короче, слушатель должен понимать, что перед ним стоит не антропоморфная озвучка текста, а живой человек.
Вторая крайность – превращение выступления в моноспектакль. Нужно понимать, что выступление перед аудиторией – это чистый кайф для выступающего. Это наркотик. Но слушатели не должны просечь, что ты наркоман. Потому самолюбование следует скрывать и рисоваться в меру. Прежде всего потому, что этим спикер показывает свое презрение к аудитории – я тут не для вас, а для себя. Для себя, конечно – но знать это нужно про себя, а не демонстрировать окружающим. Никому не нравятся самовлюбленные люди (ну, почти никому). Кроме того, пардон за банальность, нужно любить предмет в себе, а не себя в предмете. Люди пришли не к тебе (если ты, конечно, не киноактер – а ты не киноактер).
Этим омерзительно большинство современных бизнес-тренингов и бизнес-лекций. Ведущий говорит только о себе, а аудиторию совершенно откровенно и даже намеренно презирает. Вообще, большинство начинающих предпринимателей (а именно они являются целевой аудиторией этих позорных сборищ) – это не только бездельники, но и омежки, которым нравятся, когда нарциссичные мошенники с кривоватыми ухмылками учат их жизни за их же деньги.
Вот не надо так. Задача спикера (лектора, ведущего – как угодно) – выдерживать баланс между обезличенностью и самолюбованием. Притом это нужно, прежде всего, для того, что изложенный материал усвоился лучше. Ну и в остальном --
Почему до сих живой интерес философов к Античности нисколько не утихает – и, скорее всего, не утихнет? «Начало философии»? Начало. «Великие имена»? Великие. «Важнейший материал для понимания всего последующего»? Важнейший. Но все это аргументы номер дцать. Мы с удовольствием обращаемся к Античности, потому что… нам там хорошо.
В чем мы реально можем позавидовать древним грекам? Что так завораживает нас даже в досократиках, первенцах и апостолах Логоса – не говоря уже о классиках древности? Если убрать традиционалистские брюзжания по типу «раньше люди были умнее, духовнее и нравственно чище» (которые суть ложь и трындеж) — то что же заставляет нас обращаться на 25-30 веков назад?
Прежде всего то, что по своему мироощущению «древними» являемся как раз мы — внуки Античности. Это мы нагружены непереваримым объемом знаний и невыносимым грузом воспоминаний. У нас за плечами — клиническая смерть нашей колыбели под копытами конницы германских варваров и от удушья монотеистского сектанства. У нас за плечами шесть веков культурной комы и пять веков реабилитации.
И потому мы — древние.
В чем мы реально можем позавидовать древним грекам? Что так завораживает нас даже в досократиках, первенцах и апостолах Логоса – не говоря уже о классиках древности? Если убрать традиционалистские брюзжания по типу «раньше люди были умнее, духовнее и нравственно чище» (которые суть ложь и трындеж) — то что же заставляет нас обращаться на 25-30 веков назад?
Прежде всего то, что по своему мироощущению «древними» являемся как раз мы — внуки Античности. Это мы нагружены непереваримым объемом знаний и невыносимым грузом воспоминаний. У нас за плечами — клиническая смерть нашей колыбели под копытами конницы германских варваров и от удушья монотеистского сектанства. У нас за плечами шесть веков культурной комы и пять веков реабилитации.
И потому мы — древние.
В отличии от античных греков, мы уже не можем говорить о мире тихим и ровным голосом Анаксагора; не можем смотреть на мир широким и цельным взглядом Гераклита; не можем думать о мире с нежной отрешенностью Эпикура; не можем изучать мир с бодрой увлеченностью Аристотеля; не можем бороться с миром с жестокой последовательностью Диогена; не можем шокировать мир плутоватым здравомыслием Протагора.
Они жили без прошлого, ибо прошлое принадлежало богам и героям. Они жили на освоенной богами и героями ранее чужой земле и знали, что завоеванное сдавать нельзя. За спиной у них не было ни инфернальных властителей вроде Феодосия и Юстиниана, которые превратили Грецию — некогда цитадель истины — в оплот мракобесия. У них за спиной не было горящих библиотек, не было костров инквизиции, не было уничтожаемых монахами древних текстов, не было ничего того, что отбросило мир на тысячу лет назад.
Грек был несчастлив — из-за стойкого недоверия к капризным богам, из-за страха вторжения извне, из-за опасности восстания автохтонных народных масс, из-за гнета нерешенных вопросов о мире. Но не из-за тяготеющего над ними прошлого.
Это мы — древние греки, одряхлевшие греки. А они — те, прежние — были молодыми.
Мы не несем на себе печати прежнего ужаса — быть полностью уничтоженными нашествием с Севера и Востока, быть морально раздавленными и физически замученными собственными богами. Но мы несем на себе нечто иное — саднящую тоску по прежнему блеску молодого европейского духа, духа господства, духа познания. Мы несем в себе боль от знания о том, что будет за Античностью. Мы не можем философствовать на чистом месте, мы отягощены многими мудростями и многими печалями. Наша история длиннее, а потому у нас уже нет той дерзости, той легкости, той наглости, той свежести, которые бушевали тогда — на заре античного язычества.
Мы — дряхлые, с завистью смотрим на них, свежих, сильных и дерзких.
Они жили без прошлого, ибо прошлое принадлежало богам и героям. Они жили на освоенной богами и героями ранее чужой земле и знали, что завоеванное сдавать нельзя. За спиной у них не было ни инфернальных властителей вроде Феодосия и Юстиниана, которые превратили Грецию — некогда цитадель истины — в оплот мракобесия. У них за спиной не было горящих библиотек, не было костров инквизиции, не было уничтожаемых монахами древних текстов, не было ничего того, что отбросило мир на тысячу лет назад.
Грек был несчастлив — из-за стойкого недоверия к капризным богам, из-за страха вторжения извне, из-за опасности восстания автохтонных народных масс, из-за гнета нерешенных вопросов о мире. Но не из-за тяготеющего над ними прошлого.
Это мы — древние греки, одряхлевшие греки. А они — те, прежние — были молодыми.
Мы не несем на себе печати прежнего ужаса — быть полностью уничтоженными нашествием с Севера и Востока, быть морально раздавленными и физически замученными собственными богами. Но мы несем на себе нечто иное — саднящую тоску по прежнему блеску молодого европейского духа, духа господства, духа познания. Мы несем в себе боль от знания о том, что будет за Античностью. Мы не можем философствовать на чистом месте, мы отягощены многими мудростями и многими печалями. Наша история длиннее, а потому у нас уже нет той дерзости, той легкости, той наглости, той свежести, которые бушевали тогда — на заре античного язычества.
Мы — дряхлые, с завистью смотрим на них, свежих, сильных и дерзких.
«Дряхлые» неоплатоники (1)
Та «дряхлость», о которой давече говорилось, имело и имеет место не только в новейшее время, но и гораздо раньше, в позднем эллинизме (3-6 века нашей эры). Читая сочинения неоплатоников, невозможно удержаться от трагического, искреннего, душераздирающего фейспалма. Насколько богато они были одарены – и насколько оторваны они были не только от времени, но и от истины.
Чем они занимались? Мистикой? Диалектикой? Логикой? Ну да. Но вообще – по сути – начетничеством. Своего удивительного учителя Платона – тонкого, вечно сомневающегося, совершенно адогматичного, внутренне свободного – «охромили и согнули, к пьедесталу прибив ахиллес», как писал классик. И возвышался он над ними, обронзовелый и величавый. Теперь уже иной – пророк, догматик и фанатик.
Что сделали с Платоном неоплатоники? Убили. И обожествили. Ну да невелика беда – если бы этим они не убили бы целую цивилизацию.
Маленькое личное отступление. Свое знакомство с неоплатониками я начал с конца (есть у меня такая дурная привычка) – с чтения Дамаския, последнего сколарха Академии, заставшего ее закрытие эдиктом Юстиниана (529 год). Чем же он занимался в своем главном труде? Разумеется, проблемой перехода от первой гипотезы платоновского диалога «Парменид» ко второй. А чем же еще! Этой проблемой были заняты все неоплатоники – с одинаковым исходом.
Поясню, что это за проблема. В «Пармениде» последовательно рассматриваются проблемы соотношения единого и многого – то есть того, как из единства получается множество.
Сноска: я сейчас не буду рассматривать вопрос о том, что Платон разумел под этими категориями и как он их рассматривал (онтологически или логически) – для этого нужен отдельный большой разговор.
Вот в пропасть между первой и второй гипотезами относительно единства и множества и провалились все неоплатоники – вместе со всей Античностью.
Ту би континьюд.
Та «дряхлость», о которой давече говорилось, имело и имеет место не только в новейшее время, но и гораздо раньше, в позднем эллинизме (3-6 века нашей эры). Читая сочинения неоплатоников, невозможно удержаться от трагического, искреннего, душераздирающего фейспалма. Насколько богато они были одарены – и насколько оторваны они были не только от времени, но и от истины.
Чем они занимались? Мистикой? Диалектикой? Логикой? Ну да. Но вообще – по сути – начетничеством. Своего удивительного учителя Платона – тонкого, вечно сомневающегося, совершенно адогматичного, внутренне свободного – «охромили и согнули, к пьедесталу прибив ахиллес», как писал классик. И возвышался он над ними, обронзовелый и величавый. Теперь уже иной – пророк, догматик и фанатик.
Что сделали с Платоном неоплатоники? Убили. И обожествили. Ну да невелика беда – если бы этим они не убили бы целую цивилизацию.
Маленькое личное отступление. Свое знакомство с неоплатониками я начал с конца (есть у меня такая дурная привычка) – с чтения Дамаския, последнего сколарха Академии, заставшего ее закрытие эдиктом Юстиниана (529 год). Чем же он занимался в своем главном труде? Разумеется, проблемой перехода от первой гипотезы платоновского диалога «Парменид» ко второй. А чем же еще! Этой проблемой были заняты все неоплатоники – с одинаковым исходом.
Поясню, что это за проблема. В «Пармениде» последовательно рассматриваются проблемы соотношения единого и многого – то есть того, как из единства получается множество.
Сноска: я сейчас не буду рассматривать вопрос о том, что Платон разумел под этими категориями и как он их рассматривал (онтологически или логически) – для этого нужен отдельный большой разговор.
Вот в пропасть между первой и второй гипотезами относительно единства и множества и провалились все неоплатоники – вместе со всей Античностью.
Ту би континьюд.
«Дряхлые» неоплатоники (2)
Первые две гипотезы таковы:
1) единое не существует и не обладает никакими предикатами
2) единое существует и обладает всеми предикатами
В чем суть первой гипотезы? Единое — это не объединенное, не соединенное, не объединяющее. Это буквально «одно», «единица». Если одно имеет части, то уже является многим, а не одним. Если оно обладает бытием, то есть существует, наличествует — то можно сказать, что не только «единое есть», где «есть» - предикат, но и «бытие едино», где «едино» - предикат. Таким образом, там, где что-либо наличествует, то есть, попросту, существует — всегда к этому что-либо примешивается предикат «бытие». Единое не может быть единым, если оно есть. А совпадать «единое» и «бытие» не могут, иначе они были бы одним и тем же, но очевидно, что свойство единства и свойства бытия — это разные свойства. Значит, раз единое не есть, то его нет. И имени у него нет, и понятия о нем никакого нет, и даже то, что его нет — не вполне верно, поскольку утверждать о нем нечто невозможно, а «единого нет» - это тоже утверждение...
В такой диспозиции мы оказываемся в тупике. Если единого нет, то как тогда появилось многое-иное (наш мир, например)? Где же тогда исток, коренная причина всего сущего? Платон эту задачу не решает (почему – отдельная тема; я-то думаю, что решает). «Но возможно ли, чтобы так обстояло дело с единым?» - спрашивает Парменид собеседника и получает отрицательный ответ, после чего принимает за новую отправную точку положение, что «единое есть». И далее последовательно показывает, что если единое есть, то есть обладает бытием, то значит, далее оно причастно ко всему сущему.
Итак, если единое есть, то оно не едино, а если его нет, то – откуда все взялось?
Что же сделали неоплатоники? Они придумали некое Первоединое, которого как бы нет, но которое при этом порождает все благодаря… черт знает благодаря чему и как, но порождает – инфа 100. И также оно все порождает, хотя это не-сущее Первоединое настолько самозамкнуто, что не нуждается ни в каком многообразии (то есть в сущем), но все сущее само из себя порождает. То, чего нет, порождает то, что есть, не нуждаясь в нем и будучи ни чем, ибо будучи чем-либо, оно не было бы собой, но ведь оно должно быть, ибо нельзя помыслить чтобы его не было, но его все-таки нет, поскольку быть оно не может, но и не быть оно не может, поскольку… И так 300 лет.
Короче. Проблемой перехода не-сущего самодовлеющего Единого в производное от него сущее – это то, чем были заняты лучшие умы языческой древности на излете ее существования.
Первые две гипотезы таковы:
1) единое не существует и не обладает никакими предикатами
2) единое существует и обладает всеми предикатами
В чем суть первой гипотезы? Единое — это не объединенное, не соединенное, не объединяющее. Это буквально «одно», «единица». Если одно имеет части, то уже является многим, а не одним. Если оно обладает бытием, то есть существует, наличествует — то можно сказать, что не только «единое есть», где «есть» - предикат, но и «бытие едино», где «едино» - предикат. Таким образом, там, где что-либо наличествует, то есть, попросту, существует — всегда к этому что-либо примешивается предикат «бытие». Единое не может быть единым, если оно есть. А совпадать «единое» и «бытие» не могут, иначе они были бы одним и тем же, но очевидно, что свойство единства и свойства бытия — это разные свойства. Значит, раз единое не есть, то его нет. И имени у него нет, и понятия о нем никакого нет, и даже то, что его нет — не вполне верно, поскольку утверждать о нем нечто невозможно, а «единого нет» - это тоже утверждение...
В такой диспозиции мы оказываемся в тупике. Если единого нет, то как тогда появилось многое-иное (наш мир, например)? Где же тогда исток, коренная причина всего сущего? Платон эту задачу не решает (почему – отдельная тема; я-то думаю, что решает). «Но возможно ли, чтобы так обстояло дело с единым?» - спрашивает Парменид собеседника и получает отрицательный ответ, после чего принимает за новую отправную точку положение, что «единое есть». И далее последовательно показывает, что если единое есть, то есть обладает бытием, то значит, далее оно причастно ко всему сущему.
Итак, если единое есть, то оно не едино, а если его нет, то – откуда все взялось?
Что же сделали неоплатоники? Они придумали некое Первоединое, которого как бы нет, но которое при этом порождает все благодаря… черт знает благодаря чему и как, но порождает – инфа 100. И также оно все порождает, хотя это не-сущее Первоединое настолько самозамкнуто, что не нуждается ни в каком многообразии (то есть в сущем), но все сущее само из себя порождает. То, чего нет, порождает то, что есть, не нуждаясь в нем и будучи ни чем, ибо будучи чем-либо, оно не было бы собой, но ведь оно должно быть, ибо нельзя помыслить чтобы его не было, но его все-таки нет, поскольку быть оно не может, но и не быть оно не может, поскольку… И так 300 лет.
Короче. Проблемой перехода не-сущего самодовлеющего Единого в производное от него сущее – это то, чем были заняты лучшие умы языческой древности на излете ее существования.
«Дряхлые» неоплатоники (3)
Почему было не заняться чем-то другим? Ну, это же Платон – куда ж мы без него?
В этом прискорбном факте — вся суть позднего эллинизма. Вдумаемся! Основатель неоплатонизма Плотин писал, когда уже вовсю бушевали христианство и гностицизм — но свобода совести еще сохранялась. А Дамаский? В условиях христианства как государственной религии, в условиях гонений и притеснений он все также носился со своим Платоном как с писаной торбой. Западная Римская Империя уже погибла, на Востоке уже теократия, а он, как и многие предшественники, вместо того, чтобы заниматься проповедью интеллектуальной дисциплины и взыванием к лучшим чувствам христианизирующихся масс, пытается черпать платоновскую воду плотиновским решетом.
А что же – их оппоненты? Что делали христиане со своей теологией? Все, что хотели: от Иисуса взяли только этику да мистику, от иудаизма — историософию, от язычников — богословие. Когда речь идет о серьезном идеологическом проекте — на века, на тысячелетия — даже собственный бог (в данном случае Иисус) — не авторитет. А Платон для неоплатоников — кто? Чисто формально - без эпитетов? Основатель школы. Учитель. Человек. Не бог, не пророк, не визионер. Нечто меньшее, чем Пифагор для пифагорейцев и уж тем более чем Орфей для орфиков. «Мертвый белый мужчина». Но они не просто сотворили из Платона кумира, а возвели его на такой пьедестал, какой Иисусу никогда и не светил. Христиане вели себя очень творчески, таща в свое вероучение самое лучшее из того, что давала Античность.
Неоплатоники же полслова боялись написать без оглядки на авторитет учителя. Закономерна ли в таком случае гибель античного язычества? К сожалению, да.
Во время гражданской войны в России Верховный Правитель Александр Колчак отверг предложение финнов открыть второй фронт против красной чумы в обмен на независимость Финляндии. Колчак заявил, что Россией не торгует. В результате Россия погибла, а то, во что она была превращена, лишилась и самой этой Финляндии. Потому что финны пришли к Ленину, и он, как искусный торговец Россией, не сглупил. Христиане тоже пошли на сепаратный мир с Платоном и использовали его против тех самым язычников, которые решили им «не торговать».
Гностики, неоплатоники, христиане... Все варились в одном котле — и неоплатоники были отнюдь не самыми симпатичными игроками в том соревновании. Ладно, что не самыми сильными — но ведь действительно и не самыми симпатичными. За ними был баснословный ворох мифов, богов, философских школ. Орфики, эпические поэты, комедиографы, трагики, досократики, атомисты, киники, киренаики, стоики, эпикурейцы... Богов, титанов и героев — больше сотни. Нет же, сидит в шестом веке седой муж и в тысячный раз недоумевает: «Ну как же все-таки Единое порождает сущее, не нуждаясь в нем? Открою-ка еще раз Платона...»
Так что и в Античности были свои «древние». Пичалька.
Почему было не заняться чем-то другим? Ну, это же Платон – куда ж мы без него?
В этом прискорбном факте — вся суть позднего эллинизма. Вдумаемся! Основатель неоплатонизма Плотин писал, когда уже вовсю бушевали христианство и гностицизм — но свобода совести еще сохранялась. А Дамаский? В условиях христианства как государственной религии, в условиях гонений и притеснений он все также носился со своим Платоном как с писаной торбой. Западная Римская Империя уже погибла, на Востоке уже теократия, а он, как и многие предшественники, вместо того, чтобы заниматься проповедью интеллектуальной дисциплины и взыванием к лучшим чувствам христианизирующихся масс, пытается черпать платоновскую воду плотиновским решетом.
А что же – их оппоненты? Что делали христиане со своей теологией? Все, что хотели: от Иисуса взяли только этику да мистику, от иудаизма — историософию, от язычников — богословие. Когда речь идет о серьезном идеологическом проекте — на века, на тысячелетия — даже собственный бог (в данном случае Иисус) — не авторитет. А Платон для неоплатоников — кто? Чисто формально - без эпитетов? Основатель школы. Учитель. Человек. Не бог, не пророк, не визионер. Нечто меньшее, чем Пифагор для пифагорейцев и уж тем более чем Орфей для орфиков. «Мертвый белый мужчина». Но они не просто сотворили из Платона кумира, а возвели его на такой пьедестал, какой Иисусу никогда и не светил. Христиане вели себя очень творчески, таща в свое вероучение самое лучшее из того, что давала Античность.
Неоплатоники же полслова боялись написать без оглядки на авторитет учителя. Закономерна ли в таком случае гибель античного язычества? К сожалению, да.
Во время гражданской войны в России Верховный Правитель Александр Колчак отверг предложение финнов открыть второй фронт против красной чумы в обмен на независимость Финляндии. Колчак заявил, что Россией не торгует. В результате Россия погибла, а то, во что она была превращена, лишилась и самой этой Финляндии. Потому что финны пришли к Ленину, и он, как искусный торговец Россией, не сглупил. Христиане тоже пошли на сепаратный мир с Платоном и использовали его против тех самым язычников, которые решили им «не торговать».
Гностики, неоплатоники, христиане... Все варились в одном котле — и неоплатоники были отнюдь не самыми симпатичными игроками в том соревновании. Ладно, что не самыми сильными — но ведь действительно и не самыми симпатичными. За ними был баснословный ворох мифов, богов, философских школ. Орфики, эпические поэты, комедиографы, трагики, досократики, атомисты, киники, киренаики, стоики, эпикурейцы... Богов, титанов и героев — больше сотни. Нет же, сидит в шестом веке седой муж и в тысячный раз недоумевает: «Ну как же все-таки Единое порождает сущее, не нуждаясь в нем? Открою-ка еще раз Платона...»
Так что и в Античности были свои «древние». Пичалька.
Значимым маркером культурного человека является то, что он никогда не назовет Константинополь Стамбулом
То, что я вчера написал по поводу Константинополя, судя по некоторым реакциям, выглядело как афоризм. Не важно, удачным он был или нет – по форме, действительно, вышел вполне себе он.
Вот что я по сему поводу думаю. Афоризм есть одна из самых презренных форм выражения мыслей.
Во-первых, художественная составляющая в нем всегда превалирует над смысловой. Он должен быть, прежде всего, изящным, манерным и лукавым, нежели глубоким. Задача афоризма – обратить внимание читателя на фигуру автора, а не сообщить информацию. Все эти максимы, афоризмы (то есть, по сути, твиты) – с древнейших времен до наших дней – форма кокетства автора с публикой.
Во-вторых, большинство известных афоризмов, это всего лишь вырванные из контекста цитаты. «То, что нас не убивает, делает сильнее», «не нужно плодить сущности», «красота спасет мир» и прочая ерунда. Если в первом случае афоризм есть недобросовестность автора, то во втором – недобросовестность издателя, который вырезает наиболее емкие фразочки из полновесных текстов и оскопляет реальное содержание.
Афоризм – это как быстрые углеводы в сравнении с нормальной пищей: быстрый впрыск сахара в кровь внушает иллюзию сытости. Также и он: внушает иллюзию образованности.
Настоящая мысль не может быть высказана кратко, а тем более, изящно. Афористичное высказывание может появиться уже после длительного рассмотрения чего-либо, но не вместо него. Да, когда в итоге выходит лаконичная формула, возможна минимальная потеря качества. Так рождаются хорошие определения – как итог детального рассмотрения.
Но афоризм – это не дефиниция. Это виньетка без рукописи, рюшечка без платья и вишенка без торта.
Больше не надо так (это я себе).
Вот что я по сему поводу думаю. Афоризм есть одна из самых презренных форм выражения мыслей.
Во-первых, художественная составляющая в нем всегда превалирует над смысловой. Он должен быть, прежде всего, изящным, манерным и лукавым, нежели глубоким. Задача афоризма – обратить внимание читателя на фигуру автора, а не сообщить информацию. Все эти максимы, афоризмы (то есть, по сути, твиты) – с древнейших времен до наших дней – форма кокетства автора с публикой.
Во-вторых, большинство известных афоризмов, это всего лишь вырванные из контекста цитаты. «То, что нас не убивает, делает сильнее», «не нужно плодить сущности», «красота спасет мир» и прочая ерунда. Если в первом случае афоризм есть недобросовестность автора, то во втором – недобросовестность издателя, который вырезает наиболее емкие фразочки из полновесных текстов и оскопляет реальное содержание.
Афоризм – это как быстрые углеводы в сравнении с нормальной пищей: быстрый впрыск сахара в кровь внушает иллюзию сытости. Также и он: внушает иллюзию образованности.
Настоящая мысль не может быть высказана кратко, а тем более, изящно. Афористичное высказывание может появиться уже после длительного рассмотрения чего-либо, но не вместо него. Да, когда в итоге выходит лаконичная формула, возможна минимальная потеря качества. Так рождаются хорошие определения – как итог детального рассмотрения.
Но афоризм – это не дефиниция. Это виньетка без рукописи, рюшечка без платья и вишенка без торта.
Больше не надо так (это я себе).
Сегодня 1 мая – прекрасный день для заметки на тему философии политической. Первомай традиционно считается частью левой повестки, поскольку именно левые якобы заботятся о правах трудящихся.
Подробно порассуждать о левых все толков (от социал-демократов до коммунистов) у нас, уверен, еще будет возможность, но сегодня я максимально приземлю эту тему. Достаточно лишь сказать, что разные формы левой идеологии суть разные ипостаси абсолютного зла – и совершенно абсурдно, что именно этой публике позволяется говорить от имени «трудового народа».
Возьмем самого, что ни на есть, пролетария – хотя, благодаря капитализму, с каждым годом пролетариев становится все меньше. Допустим, вы сантехник. Молодой, без высшего, профессиональный.
В чем ваш интерес как сантехника, то есть ваш «пролетарский интерес»? Их может быть всего два:
1) перестать быть пролетарием;
2) продолжать быть пролетарием, но зарабатывать все больше.
Других вариантов нет и быть не может.
Рассмотрим первый вариант – «перестать быть пролетарием». Если вы реально толковый, работящий и целеустремленный, то вам ни в коем случае нельзя поддерживать никакие левые силы. Вам нужно поскорее выбраться из пролетариев – чего вам там делать? Речь не обязательно идет о смене профессии – но обязательно о смене формата.
Начинаете вы, допустим, в жилконторе или небольшой фирме, то есть работаете по найму. Ваша задача, ваш интерес – достичь такого уровня профессионализма, чтобы стать востребованным сантехником – но уже самозанятым. То есть, по сути, перейти в разряд индивидуальных предпринимателей – работать на себя. Далее, если здесь все получилось, из самозанятого вы должны стремиться стать реальным предпринимателем – организовать собственную фирму, заключить контракты на обслуживание сантехники с фирмами-поставщиками и объектами, где эта сантехника устанавливается. Потом открыть сеть филиалов. В таком случае вы никогда не должны поддерживать левачье, потому что левое государство, во-первых, всегда беднее правого, а, во-вторых, закрывает для талантливого человека социальные лифты.
Левое государство не дает работать на себя – ни вам, ни другим. У вас будет только фиксированное место, где вы будете калечить поясницу, будучи наемным работником с зарплатой «по ранее утвержденным расценкам». Да, конечно, будут какие-то чаевые – но при социализме общий объем денег насколько мизерный, что этих чаевых будет едва хватать на бензин. Впрочем, машины у вас, скорее всего, не будет, ибо сначала нужно обеспечить машинами чиновников, руководство предприятий, пенсионеров и инвалидов. «А ты молодой, пяшком дойдешь». Всякие там халтурки будут, конечно, но все это «нетрудовые доходы» - а вы ведь не хотите обысков и конфискаций?
Только капитализм может дать работящему пролетарию реальную путевку в жизнь – регистируетесь в один клик, платите небольшой налог и работаете сами на себя как хотите и сколько хотите. А поскольку объем капитала при капитализме все время растет – люди чаще меняет свои санузлы, покупают новые квартиры и вообще стремятся платить профессионалу вместо того, чтобы сэкономить и починить «своими руками». При социализме люди стараются все уметь сами – не потому что они такие молодцы, а потому что они нищие – и нищими их делают как раз леваки.
С мотивацией тоже будут проблемы. Как вы не старайтесь, а все равно ваш профессионализм, положительные отзывы о вас и прочее значения иметь не будут. Ставка есть ставка. И главное – вы не сможете сами назначать цену за свой труд. «Государство лучше знает, сколько он стоит». И коллеги, в лучшем случае, будут смотреть недобро, а в худшем – надают по щам.
Потому – никаких левых. Только капитализм.
Подробно порассуждать о левых все толков (от социал-демократов до коммунистов) у нас, уверен, еще будет возможность, но сегодня я максимально приземлю эту тему. Достаточно лишь сказать, что разные формы левой идеологии суть разные ипостаси абсолютного зла – и совершенно абсурдно, что именно этой публике позволяется говорить от имени «трудового народа».
Возьмем самого, что ни на есть, пролетария – хотя, благодаря капитализму, с каждым годом пролетариев становится все меньше. Допустим, вы сантехник. Молодой, без высшего, профессиональный.
В чем ваш интерес как сантехника, то есть ваш «пролетарский интерес»? Их может быть всего два:
1) перестать быть пролетарием;
2) продолжать быть пролетарием, но зарабатывать все больше.
Других вариантов нет и быть не может.
Рассмотрим первый вариант – «перестать быть пролетарием». Если вы реально толковый, работящий и целеустремленный, то вам ни в коем случае нельзя поддерживать никакие левые силы. Вам нужно поскорее выбраться из пролетариев – чего вам там делать? Речь не обязательно идет о смене профессии – но обязательно о смене формата.
Начинаете вы, допустим, в жилконторе или небольшой фирме, то есть работаете по найму. Ваша задача, ваш интерес – достичь такого уровня профессионализма, чтобы стать востребованным сантехником – но уже самозанятым. То есть, по сути, перейти в разряд индивидуальных предпринимателей – работать на себя. Далее, если здесь все получилось, из самозанятого вы должны стремиться стать реальным предпринимателем – организовать собственную фирму, заключить контракты на обслуживание сантехники с фирмами-поставщиками и объектами, где эта сантехника устанавливается. Потом открыть сеть филиалов. В таком случае вы никогда не должны поддерживать левачье, потому что левое государство, во-первых, всегда беднее правого, а, во-вторых, закрывает для талантливого человека социальные лифты.
Левое государство не дает работать на себя – ни вам, ни другим. У вас будет только фиксированное место, где вы будете калечить поясницу, будучи наемным работником с зарплатой «по ранее утвержденным расценкам». Да, конечно, будут какие-то чаевые – но при социализме общий объем денег насколько мизерный, что этих чаевых будет едва хватать на бензин. Впрочем, машины у вас, скорее всего, не будет, ибо сначала нужно обеспечить машинами чиновников, руководство предприятий, пенсионеров и инвалидов. «А ты молодой, пяшком дойдешь». Всякие там халтурки будут, конечно, но все это «нетрудовые доходы» - а вы ведь не хотите обысков и конфискаций?
Только капитализм может дать работящему пролетарию реальную путевку в жизнь – регистируетесь в один клик, платите небольшой налог и работаете сами на себя как хотите и сколько хотите. А поскольку объем капитала при капитализме все время растет – люди чаще меняет свои санузлы, покупают новые квартиры и вообще стремятся платить профессионалу вместо того, чтобы сэкономить и починить «своими руками». При социализме люди стараются все уметь сами – не потому что они такие молодцы, а потому что они нищие – и нищими их делают как раз леваки.
С мотивацией тоже будут проблемы. Как вы не старайтесь, а все равно ваш профессионализм, положительные отзывы о вас и прочее значения иметь не будут. Ставка есть ставка. И главное – вы не сможете сами назначать цену за свой труд. «Государство лучше знает, сколько он стоит». И коллеги, в лучшем случае, будут смотреть недобро, а в худшем – надают по щам.
Потому – никаких левых. Только капитализм.
Рассмотрим второй вариант – продолжать быть пролетарием, но зарабатывать все больше. В первом случае я допустил, что мой воображаемый адресат – человек трудолюбивый. Но может быть и наоборот – ну вот не хотите вы запариваться и заниматься достиженством, а просто хотите немного работать, хорошо за эту небольшую работу получать и, в целом, не париться. То есть пролетарий вы не потому что любите работать, а потому что хотите поменьше ответственности и побольше свободного времени. Разпиздяй вы, проще говоря. Тогда тем более нельзя поддерживать левых – потому что будут вас прорабатывать как Афоню из одноименного советского фильма. Будете работать строго по расписанию – а не когда захотите и не когда будет сладкий заказ.
Но как же тогда, ежели будет капитализм, получать все больше благ? Очень просто – сам капитализм, как уже сказано выше, способствует увеличению валового национального продукта – то есть бабла в стране все больше. Что дают правые? Рост экономики, низкие налоги, дешевые кредиты – в итоге каждый заработанный рубль стоит все больше (на него тупо больше можно купить), а доступность банковских услуг приводит к росту строительства нового жилья и делания ремонта в старом. Больше потенциальных заказов – и каждый оплачивается более крепкой валютой. Хотите берите – хотите отдыхайте.
Если не верите, то сравните размер пособия по безработице в нормальной капиталистической стране с зарплатой за полный рабочий месяц в социалистической стране.
Короче, хотите много заработать упорным трудом – голосуйте за правых.
Хотите нормально жить, не запариваясь – голосуйте за правых.
А левых посылайте в жопу – они ничего не дадут вам.
Кого формально защищают левые? Бедных. А как левым получить больше голосов? Увеличить количество бедных. Если вы бедны, то с левыми вы станете нищим. Если вы середняк – станете бедным. А вот если вы сверхбогаты, то с левыми вы станете не только еще более богатым, но и более влиятельным – поскольку сможете конвертировать деньги во власть, скупив ее оптом по все более снижающейся цене. Потому олигарх и социалист всегда идут рука об руку – против интересов настоящих трудовых людей всех категорий, от пролетариев до владельцев предприятий.
1 мая – выходной день. Как сказал один мой знакомый, это день солидарности трудящихся со всеми нетрудящимися. Это весьма символично, так как у обоих категорий есть лишь один способ достижения преуспевания или хотя бы достатка – капитализм.
Примечание для непосвященных. В современной РФ никакого капитализма нет и в помине – это олигархическое государство с ультра-левым трудовым законодательством и элементами рынка. Олигархический характер государства не позволяет вам богатеть, законодательство вынуждает выдавать вам и без того низкую зарплату в конвертах, и лишь элементы рынка делают жизнь в этом всем пиздеце более-менее сносной.
Но как же тогда, ежели будет капитализм, получать все больше благ? Очень просто – сам капитализм, как уже сказано выше, способствует увеличению валового национального продукта – то есть бабла в стране все больше. Что дают правые? Рост экономики, низкие налоги, дешевые кредиты – в итоге каждый заработанный рубль стоит все больше (на него тупо больше можно купить), а доступность банковских услуг приводит к росту строительства нового жилья и делания ремонта в старом. Больше потенциальных заказов – и каждый оплачивается более крепкой валютой. Хотите берите – хотите отдыхайте.
Если не верите, то сравните размер пособия по безработице в нормальной капиталистической стране с зарплатой за полный рабочий месяц в социалистической стране.
Короче, хотите много заработать упорным трудом – голосуйте за правых.
Хотите нормально жить, не запариваясь – голосуйте за правых.
А левых посылайте в жопу – они ничего не дадут вам.
Кого формально защищают левые? Бедных. А как левым получить больше голосов? Увеличить количество бедных. Если вы бедны, то с левыми вы станете нищим. Если вы середняк – станете бедным. А вот если вы сверхбогаты, то с левыми вы станете не только еще более богатым, но и более влиятельным – поскольку сможете конвертировать деньги во власть, скупив ее оптом по все более снижающейся цене. Потому олигарх и социалист всегда идут рука об руку – против интересов настоящих трудовых людей всех категорий, от пролетариев до владельцев предприятий.
1 мая – выходной день. Как сказал один мой знакомый, это день солидарности трудящихся со всеми нетрудящимися. Это весьма символично, так как у обоих категорий есть лишь один способ достижения преуспевания или хотя бы достатка – капитализм.
Примечание для непосвященных. В современной РФ никакого капитализма нет и в помине – это олигархическое государство с ультра-левым трудовым законодательством и элементами рынка. Олигархический характер государства не позволяет вам богатеть, законодательство вынуждает выдавать вам и без того низкую зарплату в конвертах, и лишь элементы рынка делают жизнь в этом всем пиздеце более-менее сносной.
Forwarded from Спутник и Погром
2 мая 2014 года - важный эпизод в трудном и долгом рождении русской нации. Потому что после 2 мая тысячи русских чуть ли не впервые в новейшей истории осознанно поехали мстить за других русских. Не за «территориальную целостность», не за «восстановление конституционного порядка», не за «товарищей по революционной борьбе», а именно за других русских. Десятки тысяч русских принялись снабжать добровольцев всем необходимым, сотни тысяч - поддерживать деньгами, миллионы - морально. И все это - против воли государства, которое неделю спустя, 9 мая, торжественно парадировало на Красной площади, а к концу месяца официально признало новую украинскую власть.
- Лучший выбор украинского народа - сказал Путин.
- Осколочно-фугасными - огонь! - ответил Стрелков.
Отдаленные последствия тектонического сдвига, начавшегося после 2 мая, еще не ясны до конца - может быть, из-за того, что наша нация начала проявляться в огне Дома Профсоюзов, это все в итоге приведет к тому, что Русское Национальное Государство (неизбежное) станет очередной геноциидальной тоталитарной диктатурой, кто знает, во что выльется эта страшная травма. Отмщение веселым одесским шашлычникам еще не свершилось, спроса с веселых участников парада 9 мая 2014 года еще не было, монументы одесским мученикам и праведникам еще не возведены, мы по-прежнему пребываем в первом акте большой и страшной исторической драмы «Возвращение русских».
Но одно можно сказать точно уже сейчас: если ты русский - помни Одессу. Русский Одессу не может забыть. https://www.youtube.com/watch?v=f42Jl3_X_WA
- Лучший выбор украинского народа - сказал Путин.
- Осколочно-фугасными - огонь! - ответил Стрелков.
Отдаленные последствия тектонического сдвига, начавшегося после 2 мая, еще не ясны до конца - может быть, из-за того, что наша нация начала проявляться в огне Дома Профсоюзов, это все в итоге приведет к тому, что Русское Национальное Государство (неизбежное) станет очередной геноциидальной тоталитарной диктатурой, кто знает, во что выльется эта страшная травма. Отмщение веселым одесским шашлычникам еще не свершилось, спроса с веселых участников парада 9 мая 2014 года еще не было, монументы одесским мученикам и праведникам еще не возведены, мы по-прежнему пребываем в первом акте большой и страшной исторической драмы «Возвращение русских».
Но одно можно сказать точно уже сейчас: если ты русский - помни Одессу. Русский Одессу не может забыть. https://www.youtube.com/watch?v=f42Jl3_X_WA
Ни убавить, ни прибавить.
Сходил сегодня почтить память борцов за Русскую Одессу и напомнить Украине, что подобные преступления не имеют срока давности.
Народу было мало. Это грустно.
Сходил сегодня почтить память борцов за Русскую Одессу и напомнить Украине, что подобные преступления не имеют срока давности.
Народу было мало. Это грустно.
Наткнулся на лекцию Виктории Лысенко про индийскую философию. https://www.youtube.com/watch?v=Kvg9YLm-A6k
Главный вопрос, которому посвящено ее выступление – можно ли считать индийскую мысль философией. Она утверждает, что да, можно. Сначала она приводит три традиционных аргумента против «философичности» индийской мысли и последовательно опровергает их:
1) Стереотип: «индийская мысль есть самодостаточная мудрость, не нуждающаяся в развитии». Напротив, говорит профессор Лысенко, в Индии существовала длительная традиция философских диспутов, в рамках которых проигравший должен сам признать поражение и стать учеником победителя. И в этих диспутах важна была именно рациональность, логическая аргументация, а не апелляция к авторитетам или богословская подкованность.
2) Стереотип: «индийская мысль есть теизм, а не самостоятельная философия». Напротив, разные школы принципиально по-разному относятся и к авторитету Вед, и к их толкованию. Есть там аналоги и атомистов, и скептиков, и перипатетиков, и софистов (Вайшешика, Локаята и прочие).
3) Стереотип: «индийская мысль направлена на индивидуальное спасение, а не на объективное знание». Напротив, одно с другим вполне могло сочетаться. Кроме того, то же самое мы видим у киников, стоиков и многих других и в философии Модерна.
По ее мнению, главную роль в отвержении индийской мысли в качестве философской сыграл Гегель, считавший ее лишь предфилософией.
Оставляю эти ее мысли как есть – я не специалист в этом вопросе и просто фиксирую интересное мнение.
По индусам, помимо религиоведческих работ, читал только Радхакришнана, и то не полностью. Также у меня в бумажном виде лежат непрочитанный Макс Мюллер со своими «Шестью системами» и книга по индийским атомистам. Не знаю, когда до них дойдут руки.
По прочитанному у Радхакришнана у меня сложилось схожее впечатление – в индийской мысли философское содержание вполне себе было, что немудрено: индоевропейские «культурные коды» (по крайней мере, языковые) должны были выстрелить еще где-то, кроме окраин Эллады.
У Радхакришнана постоянно присутствовали сопоставления индусов и греков – вот это очень напоминает Аристотеля, а это Демокрита и т.д. Вот к таким параллелям следует относиться крайне осторожно – тем более, что, не владея санскритом, сделать фактчекинг весьма проблематично. Мы должны лишь полагаться на добросовестность историка философии, а вот с этим есть проблемы. Дело в том, что Сарвепалли Радхакришнан – не только ученый, но и второй президент независимой Индии после освобождения от британцев. Но при этом получил Темплтоновскую премию, еще будучи на высшем государственном посту.
Что это за премия такая – посмотрите Википедию. Присуждается за «открытия в духовной жизни» и вручается супругом Бабы Лизы. Короче, награда «за верную службу» делу мирового социализма – из рук главных кукловодов левого движения.
Так что читать этого индийского товарища нужно весьма аккуратно – как и вообще любого философа, открыто занимающегося политикой или состоящего на госслужбе. Кстати, вспомните, кем был по должности тот же Гегель – в его философии очень-очень-очень многое станет понятно.
Главный вопрос, которому посвящено ее выступление – можно ли считать индийскую мысль философией. Она утверждает, что да, можно. Сначала она приводит три традиционных аргумента против «философичности» индийской мысли и последовательно опровергает их:
1) Стереотип: «индийская мысль есть самодостаточная мудрость, не нуждающаяся в развитии». Напротив, говорит профессор Лысенко, в Индии существовала длительная традиция философских диспутов, в рамках которых проигравший должен сам признать поражение и стать учеником победителя. И в этих диспутах важна была именно рациональность, логическая аргументация, а не апелляция к авторитетам или богословская подкованность.
2) Стереотип: «индийская мысль есть теизм, а не самостоятельная философия». Напротив, разные школы принципиально по-разному относятся и к авторитету Вед, и к их толкованию. Есть там аналоги и атомистов, и скептиков, и перипатетиков, и софистов (Вайшешика, Локаята и прочие).
3) Стереотип: «индийская мысль направлена на индивидуальное спасение, а не на объективное знание». Напротив, одно с другим вполне могло сочетаться. Кроме того, то же самое мы видим у киников, стоиков и многих других и в философии Модерна.
По ее мнению, главную роль в отвержении индийской мысли в качестве философской сыграл Гегель, считавший ее лишь предфилософией.
Оставляю эти ее мысли как есть – я не специалист в этом вопросе и просто фиксирую интересное мнение.
По индусам, помимо религиоведческих работ, читал только Радхакришнана, и то не полностью. Также у меня в бумажном виде лежат непрочитанный Макс Мюллер со своими «Шестью системами» и книга по индийским атомистам. Не знаю, когда до них дойдут руки.
По прочитанному у Радхакришнана у меня сложилось схожее впечатление – в индийской мысли философское содержание вполне себе было, что немудрено: индоевропейские «культурные коды» (по крайней мере, языковые) должны были выстрелить еще где-то, кроме окраин Эллады.
У Радхакришнана постоянно присутствовали сопоставления индусов и греков – вот это очень напоминает Аристотеля, а это Демокрита и т.д. Вот к таким параллелям следует относиться крайне осторожно – тем более, что, не владея санскритом, сделать фактчекинг весьма проблематично. Мы должны лишь полагаться на добросовестность историка философии, а вот с этим есть проблемы. Дело в том, что Сарвепалли Радхакришнан – не только ученый, но и второй президент независимой Индии после освобождения от британцев. Но при этом получил Темплтоновскую премию, еще будучи на высшем государственном посту.
Что это за премия такая – посмотрите Википедию. Присуждается за «открытия в духовной жизни» и вручается супругом Бабы Лизы. Короче, награда «за верную службу» делу мирового социализма – из рук главных кукловодов левого движения.
Так что читать этого индийского товарища нужно весьма аккуратно – как и вообще любого философа, открыто занимающегося политикой или состоящего на госслужбе. Кстати, вспомните, кем был по должности тот же Гегель – в его философии очень-очень-очень многое станет понятно.
YouTube
1.0 «Что такое индийская философия и в чем состоят стереотипы ее восприятия на Западе и в России?»
Лекция «Что такое индийская философия и в чем состоят стереотипы ее восприятия на Западе и в России?» доктора философских наук, зав. сектором восточных философий Института философии РАН Лысенко Виктории Георгиевны.
Ссылка на телеграмм Института философии…
Ссылка на телеграмм Института философии…
Как нужно преподносить философские учения (1)
Я постоянно мониторю лекции по философии – уже не столько для получения новой информации, сколько для сравнения манеры и стиля подачи. Для живого общения с аудиторией иногда пригождается.
Первое, что бросается в глаза – очень низкий уровень ораторских способностей. Я понимаю, что у нас в культуре вообще с этим проблемы – наши люди думают не хуже, чем другие европейские народы, но выражают свои мысли из рук вон плохо. Но это ладно: просто должно смениться поколение, чтобы появился вкус на хорошую, грамотную, информативную и при этом экспрессивную речь. Это, кстати, относится не только к философии – на ютубе я подписан почти на все научные каналы, и там редко кого можно слушать без ускорения в полтора раза.
Но что касается конкретно философии – я вижу огромный недочет в самой методике преподавания. Обычно после подводки (биография, исторические условия) просто начинается изложение того или иного учения. И чем древнее учение – тем страннее звучит изложение.
На самом деле, необходимо строго разделять два момента в изложении автора или школы (далее – учения). Их нельзя путать, их нельзя излагать в обратном порядке, их нельзя объединять.
1. Вопрос-проблема, который поставил или который пытался решить автор. Это важнейший пункт, без которого не имеет никакого смысла рассматривать его учение.
2. Само учение, то есть то, как автор пытался ответить на поставленный вопрос.
Это разделение должно проводиться с максимальной строгостью, на которую только способен историк философии. Дело в том, что поставленный вопрос является объективным и задается философом не только самому себе, но и всем нам. А вот учение есть индивидуальная попытка решить проблему – и это решение всегда имеет плюсы и минусы.
Я постоянно мониторю лекции по философии – уже не столько для получения новой информации, сколько для сравнения манеры и стиля подачи. Для живого общения с аудиторией иногда пригождается.
Первое, что бросается в глаза – очень низкий уровень ораторских способностей. Я понимаю, что у нас в культуре вообще с этим проблемы – наши люди думают не хуже, чем другие европейские народы, но выражают свои мысли из рук вон плохо. Но это ладно: просто должно смениться поколение, чтобы появился вкус на хорошую, грамотную, информативную и при этом экспрессивную речь. Это, кстати, относится не только к философии – на ютубе я подписан почти на все научные каналы, и там редко кого можно слушать без ускорения в полтора раза.
Но что касается конкретно философии – я вижу огромный недочет в самой методике преподавания. Обычно после подводки (биография, исторические условия) просто начинается изложение того или иного учения. И чем древнее учение – тем страннее звучит изложение.
На самом деле, необходимо строго разделять два момента в изложении автора или школы (далее – учения). Их нельзя путать, их нельзя излагать в обратном порядке, их нельзя объединять.
1. Вопрос-проблема, который поставил или который пытался решить автор. Это важнейший пункт, без которого не имеет никакого смысла рассматривать его учение.
2. Само учение, то есть то, как автор пытался ответить на поставленный вопрос.
Это разделение должно проводиться с максимальной строгостью, на которую только способен историк философии. Дело в том, что поставленный вопрос является объективным и задается философом не только самому себе, но и всем нам. А вот учение есть индивидуальная попытка решить проблему – и это решение всегда имеет плюсы и минусы.
Как нужно преподносить философские учения (2)
Если мы опускаем первый пункт, то второй кажется нам произволом и отфонарщиной. Вот стандартный синопсис рассказа об учении Платоне: «Родился… был учеником… после казни учителя уехал… вернулся… также учил, что помимо изменяющегося мира вещей существует вечный нематериальный мир идей или эйдосов, которые… воспитал Аристотеля… в третий раз уехал… в самом своем большом произведении писал о необходимости переустроить государство… умер…».
Мало того, что в содержательной части весьма мало правды – так еще и сама речь выставляет его сказочником что твой Мартин (не тот, который Хайдеггер). Из таких рассказов, а также и учебников, что вообще пипец, следует, что был когда-то забавный такой чел, который считал, что вот есть наш мир, а есть вечный мир, потому что откуда тогда взялся наш мир и откуда в нашем мире берутся идеи…
Это довольно смешно для современного сознания: что существуют какие вечные, неразрушимые, нематериальные, недоступные идеи. И 2500 лет люди этого Платона изучают. Странно, да?
Странно. Ну, ладно, будем изучать, раз лектор читает. А что до самого Платона… Ну считал он так (хотя вообще-то не считал, но это уже более высокая ступень, не для зачета на первом курсе). А нам-то что с этого? Печаль в том, что даже худо-бедно освоив его учение, мы не можем понять, почему оно до сих пор будоражит научное сообщество (и не только – и не столько – философское).
Просто лишь изложение учения никак не проливает свет на саму проблему, решением которой явилось это учение.
В отношении Платона она звучит примерно так: «Существуют ли материальные объекты (вещи)? Да, и об этом нам говорят наши органы чувств. А существуют ли нематериальные объекты – те, которые мы не видим, не слышим и не нюхаем? Существуют ли числа? Существует ли число пять – не пять енотов или ноутбуков, а просто пять, пять само по себе? Как-то существует. А существуют ли понятия равенства-неравенства, тождества-нетождества, причины-следствия и т.д.? Очевидно, да. Каким-то образом они существуют. А существуют ли определенные закономерности? Закон тяготения, движения планет, кипения воды и прочие? Проявления этих законов мы видим, но сам закон невидим. И нельзя сказать, что это мы его придумали – поскольку и до нас Земля также вращалась вокруг понятно чего под действием понятно какого закона. И так далее. Вопрос, сука, на засыпку: а если математические объекты, логические понятия, физические закономерности, смыслы предметов этсетера не находятся в чувственном мире, но при этом и не являются лишь нашими выдумками (как где-то ранее упомянутый оранжевый семирогий пятикрыл), то где, где, где и как они существуют? Существуют? Да. В физическом мире? Нет. Только в нашей голове? Нет. А где тогда? Хэ зэ. И вот проблему, так скажем, локализации нечувственных, нематериальных и не подверженных изменению сущностей как раз и пытались решить: сначала Сократ, почти изолировавший эти сущности от физического мира, а потом и Платон, который…»
Смотрите: ответы Сократа, Платона и всех остальных вплоть до наших дней есть лишь их попытки решить проблему. Эти попытки иногда были удачными, иногда совсем дрянными. Однако сам вопрос, сама проблема, сама суть проблемы не становится менее актуальной просто оттого, что поставили ее давно. «Мира идей нет – это придумали древние дураки в тогах, гы-гы». Так а нематериальные объекты где и как существуют-то?
Если же мы обсуждаем только решения, только учения философов (указывая на минусы в решениях), но при этом не осознаем, какова вообще была задача – мы тратим время слушателей впустую.
Если мы опускаем первый пункт, то второй кажется нам произволом и отфонарщиной. Вот стандартный синопсис рассказа об учении Платоне: «Родился… был учеником… после казни учителя уехал… вернулся… также учил, что помимо изменяющегося мира вещей существует вечный нематериальный мир идей или эйдосов, которые… воспитал Аристотеля… в третий раз уехал… в самом своем большом произведении писал о необходимости переустроить государство… умер…».
Мало того, что в содержательной части весьма мало правды – так еще и сама речь выставляет его сказочником что твой Мартин (не тот, который Хайдеггер). Из таких рассказов, а также и учебников, что вообще пипец, следует, что был когда-то забавный такой чел, который считал, что вот есть наш мир, а есть вечный мир, потому что откуда тогда взялся наш мир и откуда в нашем мире берутся идеи…
Это довольно смешно для современного сознания: что существуют какие вечные, неразрушимые, нематериальные, недоступные идеи. И 2500 лет люди этого Платона изучают. Странно, да?
Странно. Ну, ладно, будем изучать, раз лектор читает. А что до самого Платона… Ну считал он так (хотя вообще-то не считал, но это уже более высокая ступень, не для зачета на первом курсе). А нам-то что с этого? Печаль в том, что даже худо-бедно освоив его учение, мы не можем понять, почему оно до сих пор будоражит научное сообщество (и не только – и не столько – философское).
Просто лишь изложение учения никак не проливает свет на саму проблему, решением которой явилось это учение.
В отношении Платона она звучит примерно так: «Существуют ли материальные объекты (вещи)? Да, и об этом нам говорят наши органы чувств. А существуют ли нематериальные объекты – те, которые мы не видим, не слышим и не нюхаем? Существуют ли числа? Существует ли число пять – не пять енотов или ноутбуков, а просто пять, пять само по себе? Как-то существует. А существуют ли понятия равенства-неравенства, тождества-нетождества, причины-следствия и т.д.? Очевидно, да. Каким-то образом они существуют. А существуют ли определенные закономерности? Закон тяготения, движения планет, кипения воды и прочие? Проявления этих законов мы видим, но сам закон невидим. И нельзя сказать, что это мы его придумали – поскольку и до нас Земля также вращалась вокруг понятно чего под действием понятно какого закона. И так далее. Вопрос, сука, на засыпку: а если математические объекты, логические понятия, физические закономерности, смыслы предметов этсетера не находятся в чувственном мире, но при этом и не являются лишь нашими выдумками (как где-то ранее упомянутый оранжевый семирогий пятикрыл), то где, где, где и как они существуют? Существуют? Да. В физическом мире? Нет. Только в нашей голове? Нет. А где тогда? Хэ зэ. И вот проблему, так скажем, локализации нечувственных, нематериальных и не подверженных изменению сущностей как раз и пытались решить: сначала Сократ, почти изолировавший эти сущности от физического мира, а потом и Платон, который…»
Смотрите: ответы Сократа, Платона и всех остальных вплоть до наших дней есть лишь их попытки решить проблему. Эти попытки иногда были удачными, иногда совсем дрянными. Однако сам вопрос, сама проблема, сама суть проблемы не становится менее актуальной просто оттого, что поставили ее давно. «Мира идей нет – это придумали древние дураки в тогах, гы-гы». Так а нематериальные объекты где и как существуют-то?
Если же мы обсуждаем только решения, только учения философов (указывая на минусы в решениях), но при этом не осознаем, какова вообще была задача – мы тратим время слушателей впустую.
Как нужно преподносить философские учения (3)
Так вот преподавание философии должно заключать в себе эти два момента:
1. Вот тебе, слушатель, вопросик… Его поставил философ икс…
2. А вот тебе, слушатель, ответик самого философа икс…
Разделять эти два пункта нужно строжайше, как было сказано выше. И именно так слушателю становится понятно, с чего вдруг появлялись брадатые мужи с суровыми взглядами, писавшие много умных словей. Для толкового слушателя это еще и вызов: подумать, как он ответил бы сам.
Это я уж не говорю про то, насколько эта двухтактная схема удобна для изложения: не нужно вдаваться в детали учения, достаточно всего лишь обозначить его отправную точку. Тогда история философии становится не историей философских учений, а историей философских вопросов. Реальных вопросов, которые задаются и нам – и ответы на которые нужно искать самостоятельно, а не выучивать к зачету в виде готовых решений.
И что это за решения? – и, главное, чего именно решения?
А потом студенты всю жизнь плюются при слове «философия».
Так вот преподавание философии должно заключать в себе эти два момента:
1. Вот тебе, слушатель, вопросик… Его поставил философ икс…
2. А вот тебе, слушатель, ответик самого философа икс…
Разделять эти два пункта нужно строжайше, как было сказано выше. И именно так слушателю становится понятно, с чего вдруг появлялись брадатые мужи с суровыми взглядами, писавшие много умных словей. Для толкового слушателя это еще и вызов: подумать, как он ответил бы сам.
Это я уж не говорю про то, насколько эта двухтактная схема удобна для изложения: не нужно вдаваться в детали учения, достаточно всего лишь обозначить его отправную точку. Тогда история философии становится не историей философских учений, а историей философских вопросов. Реальных вопросов, которые задаются и нам – и ответы на которые нужно искать самостоятельно, а не выучивать к зачету в виде готовых решений.
И что это за решения? – и, главное, чего именно решения?
А потом студенты всю жизнь плюются при слове «философия».
Как объяснять элеатов (1)
Исходя из более чем скромного личного опыта, могу сказать, что самая трудная тема для объяснения в аудитории – это Элейская школа. То есть не то, чтобы сама концепция Парменида и примкнувшего к нему Зенона являлась бы верхом сложности – напротив, она предельна проста и легка. Но вот эту-то невыносимую легкость бытия (+ в карму тем, кто оценил шутку) передать труднее всего – лично мне, конечно.
Очень легко воспринимается Платон и Кант. Сложнее идет Аристотель. Декарт вообще проходит на ура. А вот с элеатами были у меня затыки. Потому ничего более контринтуитивного, чем Парменид и Зенон, в истории философии нет.
Поначалу я просто излагал это учение – что называется, по факту: Парменид считал, что бытие есть, а небытия нет, а вся изменчивость мира есть лишь мнение и бла-бла. Заходил к элеатам через Ксенофана, заканчивал Зеноном – все как водится. В результате Парменид воспринимался студентами как… да никак не воспринимался. Хорошо помню пустые взгляды несчастных первокурсников. Зенон со своими парадоксами-апориями шел пободрее, но воспринимался, полагаю, как наперсточник.
Короче, не удавалось мне донести элеатов так, чтобы было понятно, о чем это и, главное, зачем это. Притом, что я, скажу без ложной скромности, весьма недурной оратор. Проблема была в том, что и сам я их не очень-то чувствовал. И не понимал, как сделать понятным следующий фрагмент Парменида про путь истины (цитирую с сокращениями):
Остается только один мысленный путь,
[Который гласит]: «ЕСТЬ». … Сущее … не подвержено гибели,
Целокупное, единородное, бездрожное и законченное.
Оно не «было» некогда и не «будет», так как оно «есть» сейчас — все вместе…
Одно, непрерывное. Ибо что за рожденье будешь выискивать ему?
Как и откуда оно выросло? Из не-сущего [«того, чего нет»]? Этого я не разрешу
Тебе высказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить:
«Не есть». Да и какая необходимость побудила бы его
[Скорее] позже, чем раньше, начав с ничего, родиться на свет?
Следовательно, оно должно быть всегда или никогда.
Равно как и из сущего сила достоверности никогда не позволит
Рождаться чему-либо, кроме него самого. …
Каким образом то, что есть, могло бы быть потом? Каким
образом оно могло бы быть-в-прошлом [или: «стать»]?
Если оно «было» [или: «стало»], то оно не есть, равно как если ему [лишь]
некогда предстоит быть.
Так рожденье угасло и гибель пропала без вести…
Тем самым Всё непрерывно: ибо сущее примыкает к сущему.
Неподвижное, в границах великих оков,
Оно безначально и непрекратимо, так как рождение и гибель
Отброшены прочь: их отразило безошибочное доказательство
Оставаясь тем же самым в том же самом [месте], оно покоится само по себе.
В какой-то момент я решил заново переделать свой спич. Я выстроил его так, что слушатели сами пришли к тем же взглядам, что и элеаты. И стало получаться лучше. Как – попробую воспроизвести ниже.
Исходя из более чем скромного личного опыта, могу сказать, что самая трудная тема для объяснения в аудитории – это Элейская школа. То есть не то, чтобы сама концепция Парменида и примкнувшего к нему Зенона являлась бы верхом сложности – напротив, она предельна проста и легка. Но вот эту-то невыносимую легкость бытия (+ в карму тем, кто оценил шутку) передать труднее всего – лично мне, конечно.
Очень легко воспринимается Платон и Кант. Сложнее идет Аристотель. Декарт вообще проходит на ура. А вот с элеатами были у меня затыки. Потому ничего более контринтуитивного, чем Парменид и Зенон, в истории философии нет.
Поначалу я просто излагал это учение – что называется, по факту: Парменид считал, что бытие есть, а небытия нет, а вся изменчивость мира есть лишь мнение и бла-бла. Заходил к элеатам через Ксенофана, заканчивал Зеноном – все как водится. В результате Парменид воспринимался студентами как… да никак не воспринимался. Хорошо помню пустые взгляды несчастных первокурсников. Зенон со своими парадоксами-апориями шел пободрее, но воспринимался, полагаю, как наперсточник.
Короче, не удавалось мне донести элеатов так, чтобы было понятно, о чем это и, главное, зачем это. Притом, что я, скажу без ложной скромности, весьма недурной оратор. Проблема была в том, что и сам я их не очень-то чувствовал. И не понимал, как сделать понятным следующий фрагмент Парменида про путь истины (цитирую с сокращениями):
Остается только один мысленный путь,
[Который гласит]: «ЕСТЬ». … Сущее … не подвержено гибели,
Целокупное, единородное, бездрожное и законченное.
Оно не «было» некогда и не «будет», так как оно «есть» сейчас — все вместе…
Одно, непрерывное. Ибо что за рожденье будешь выискивать ему?
Как и откуда оно выросло? Из не-сущего [«того, чего нет»]? Этого я не разрешу
Тебе высказывать или мыслить, ибо нельзя ни высказать, ни помыслить:
«Не есть». Да и какая необходимость побудила бы его
[Скорее] позже, чем раньше, начав с ничего, родиться на свет?
Следовательно, оно должно быть всегда или никогда.
Равно как и из сущего сила достоверности никогда не позволит
Рождаться чему-либо, кроме него самого. …
Каким образом то, что есть, могло бы быть потом? Каким
образом оно могло бы быть-в-прошлом [или: «стать»]?
Если оно «было» [или: «стало»], то оно не есть, равно как если ему [лишь]
некогда предстоит быть.
Так рожденье угасло и гибель пропала без вести…
Тем самым Всё непрерывно: ибо сущее примыкает к сущему.
Неподвижное, в границах великих оков,
Оно безначально и непрекратимо, так как рождение и гибель
Отброшены прочь: их отразило безошибочное доказательство
Оставаясь тем же самым в том же самом [месте], оно покоится само по себе.
В какой-то момент я решил заново переделать свой спич. Я выстроил его так, что слушатели сами пришли к тем же взглядам, что и элеаты. И стало получаться лучше. Как – попробую воспроизвести ниже.
Как объяснять элеатов (2)
Итак, то, что Есть (по-нашему, бытие) вечно, нерождено и неподвижно, а изменения, рождения и гибели – это все бабка надвое сказала, считал Парменид. Попробуем понять, как именно он пришел к таким странным выводам. Для этого нужно пройти его же путем.
И вот здесь мы должны начать с того, о чем говорилось два дня назад – о разделении проблемы, которую ставил философ, от решения этой проблемы этим самым философом.
Какую проблему поставил Парменид? Вспомним, что первые философы – милетцы – поставили вопрос о первоначале. Что было раньше всего – и, как следствие, - что является основной всего. Фалес назвал таковым Воду, то есть определил в качестве первоначала конкретный элемент (стихию). Но, строго говоря, он мог назвать что угодно другое – суть от этого не изменилась бы. Допустим, вначале был мировой Эфир. Или мировой Огонь. Или мировой Бобер. Но если это нечто конкретное, но весьма сложно сказать, как из конкретного появилось все остальное.
Анаксимандр исправил эту ошибку, отказавшись от чего-то определенного в качестве первоначала. Но тут также возникают проблемы – о которых нужно говорить отдельно. Анаксимен блестяще скомбинировал Фалеса и Анаксимандра, предложив Неопределенный Воздух. Решение воистину гениальное – но об этом также как-нибудь потом.
Все они говорили о том, что было вначале, но не ставили другой вопрос – а что вообще значит «быть»? «Было», «есть», «будет», «быть» - это вообще как и это вообще про что? То есть фокус смещается от проблемы сущности бытия к проблеме бытия как такового. Здесь акцентируется внимание на самом принципе наличествования. Быть – это что значит? Это как возможно? Чем быть – вопрос другой. Но вообще факт бытия сам по себе довольно странен. Откуда вообще что-то есть? Что было до того, как ничего не было? Или было ли когда-то ничто? А можно ли вообще употреблять слова «было» и «не было»?
Еще раз: если милетцы искали конкретное первоначало, то элеаты попытались максимально абстрагировать этот вопрос и спросить иначе: «что значит быть» – вообще? «Быть» – это как?
Здесь нужно вспомнить, что мы находимся в пространстве греческой архаики, а значит, базовой посылкой являлось представление о том, что существует космос, и что он един. Что нет ничего вне космоса, до космоса, над космосом. Первоначало, Бог, «ты как хочешь это назови» - находятся внутри космоса или являются им самим. Есть только космос и ничего кроме него.
Вопрос – а он есть? Очевидно, да. И вот именно Парменид, еще раз скажем, вводит в обиход европейской философии ключевое ее понятие – бытие. Он и говорит – бытие есть, а небытия (ничто) нет.
Звучит вполне логично, однако на практике это приводит нас к весьма странным результатам, если мы пойдем таким путем. Этот путь («путь истины» Парменида) совершенно логичен, но, как выразился Аристотель, «похож на сумасшествие». Пройдем этот путь до конца…
Итак, то, что Есть (по-нашему, бытие) вечно, нерождено и неподвижно, а изменения, рождения и гибели – это все бабка надвое сказала, считал Парменид. Попробуем понять, как именно он пришел к таким странным выводам. Для этого нужно пройти его же путем.
И вот здесь мы должны начать с того, о чем говорилось два дня назад – о разделении проблемы, которую ставил философ, от решения этой проблемы этим самым философом.
Какую проблему поставил Парменид? Вспомним, что первые философы – милетцы – поставили вопрос о первоначале. Что было раньше всего – и, как следствие, - что является основной всего. Фалес назвал таковым Воду, то есть определил в качестве первоначала конкретный элемент (стихию). Но, строго говоря, он мог назвать что угодно другое – суть от этого не изменилась бы. Допустим, вначале был мировой Эфир. Или мировой Огонь. Или мировой Бобер. Но если это нечто конкретное, но весьма сложно сказать, как из конкретного появилось все остальное.
Анаксимандр исправил эту ошибку, отказавшись от чего-то определенного в качестве первоначала. Но тут также возникают проблемы – о которых нужно говорить отдельно. Анаксимен блестяще скомбинировал Фалеса и Анаксимандра, предложив Неопределенный Воздух. Решение воистину гениальное – но об этом также как-нибудь потом.
Все они говорили о том, что было вначале, но не ставили другой вопрос – а что вообще значит «быть»? «Было», «есть», «будет», «быть» - это вообще как и это вообще про что? То есть фокус смещается от проблемы сущности бытия к проблеме бытия как такового. Здесь акцентируется внимание на самом принципе наличествования. Быть – это что значит? Это как возможно? Чем быть – вопрос другой. Но вообще факт бытия сам по себе довольно странен. Откуда вообще что-то есть? Что было до того, как ничего не было? Или было ли когда-то ничто? А можно ли вообще употреблять слова «было» и «не было»?
Еще раз: если милетцы искали конкретное первоначало, то элеаты попытались максимально абстрагировать этот вопрос и спросить иначе: «что значит быть» – вообще? «Быть» – это как?
Здесь нужно вспомнить, что мы находимся в пространстве греческой архаики, а значит, базовой посылкой являлось представление о том, что существует космос, и что он един. Что нет ничего вне космоса, до космоса, над космосом. Первоначало, Бог, «ты как хочешь это назови» - находятся внутри космоса или являются им самим. Есть только космос и ничего кроме него.
Вопрос – а он есть? Очевидно, да. И вот именно Парменид, еще раз скажем, вводит в обиход европейской философии ключевое ее понятие – бытие. Он и говорит – бытие есть, а небытия (ничто) нет.
Звучит вполне логично, однако на практике это приводит нас к весьма странным результатам, если мы пойдем таким путем. Этот путь («путь истины» Парменида) совершенно логичен, но, как выразился Аристотель, «похож на сумасшествие». Пройдем этот путь до конца…
Как объяснять элеатов (3)
Итак, если есть только космос, только наш мир, то получается, что космос и бытие есть одно и то же. Есть только наш мир и только наш мир есть, а небытия, то есть не-космоса нет.
Мог ли этот космос родиться из небытия? Конечно, нет. Как это то, чего нет могло родить то, что есть? Ведь из ничего ничто не рождается? Согласимся, что это звучит разумно.
Значит, вначале было бытие и всегда было бытие. Значит космос нерожден, правда? Значит бытие нерожедно и вечно, а небытия никогда не было.
И вот тут начинаются парадоксы. Вот Вы же, дорогой читатель, часть космоса, так? Вы есть? А 100 лет назад Вы были? А через 100 лет Вы будете? Нет. Значит мы все когда-то были небытием и когда-то станем небытием. Вот так получается.
Но ведь небытия нет. Так что же делать? Мир меняется – вещи возникают и уничтожаются, но если нет небытия, то нет и уничтожения, так? Нестыковка.
Парменид отвечает весьма радикально: он утверждает, что изменчивость мира есть наше ложное мнение о нем, основанное на чувственном восприятии.
Вещи меняются с течением времени – так нам кажется. Но ведь небытия нет? Нет. Так есть ли изменения? Нет.
Не существует изменения, возникновения и уничтожения, поскольку небытия нет.
Значит, нет времени и нет движения. А то, что нам кажется движением и временем есть обман наших чувств.
Так Парменид приходит к своим выводам. Он взял за посылку, что все=бытие и бытие=все, а небытия быть не может, потому что бытие противоположно небытию.
Отсюда он вполне логично вывел: что есть, то есть, а чего нет – того нет. Все, что есть – есть, а чего нет – нет, не было и не будет. А все – есть, было и будет. Значит, бытие вечно.
Из небытия его возникнуть не могло – как это можно себе вообще вообразить, правильно? Потому оно всегда было собой, а потому нерождено.
Но для того, чтобы меняться со временем, бытие должно переставать быть. «Оно было таким, а стало таким» - если допустить такое, то это значит допустить небытие. Значит, нет времени. А неподверженное времени нужно назвать неизменным. Бытие – неизменно.
И так далее.
Зенон со своими сверхскоростными черепахами пошел еще дальше: показал, что нет не только всего вышевысказанного, но и пространства, и множества вещей. Бытие получилось вне времени, движения, пространства и множества.
Вот к каким ужастям мы приходим (совершенно рационально), если допускаем, что небытия нет. Звучит хорошо, а получается полная шляпа. Значит… и на сцену выходит Гераклит, но и о нем сегодня следует умолчать.
Парменид поставил поистине великий вопрос – но дал на него совершенно неудовлетворительный ответ. Но благодаря этому вопросу, мы получили то, о чем пойдет речь в последней части этого очерка.
Примечание. Я намеренно разбиваю текст на части – иначе будут искусственные разрывы исходя из правил Телеграма. Мне эти переносы кусков текста в новый пост сильно не нравятся, потому публикую так.
Итак, если есть только космос, только наш мир, то получается, что космос и бытие есть одно и то же. Есть только наш мир и только наш мир есть, а небытия, то есть не-космоса нет.
Мог ли этот космос родиться из небытия? Конечно, нет. Как это то, чего нет могло родить то, что есть? Ведь из ничего ничто не рождается? Согласимся, что это звучит разумно.
Значит, вначале было бытие и всегда было бытие. Значит космос нерожден, правда? Значит бытие нерожедно и вечно, а небытия никогда не было.
И вот тут начинаются парадоксы. Вот Вы же, дорогой читатель, часть космоса, так? Вы есть? А 100 лет назад Вы были? А через 100 лет Вы будете? Нет. Значит мы все когда-то были небытием и когда-то станем небытием. Вот так получается.
Но ведь небытия нет. Так что же делать? Мир меняется – вещи возникают и уничтожаются, но если нет небытия, то нет и уничтожения, так? Нестыковка.
Парменид отвечает весьма радикально: он утверждает, что изменчивость мира есть наше ложное мнение о нем, основанное на чувственном восприятии.
Вещи меняются с течением времени – так нам кажется. Но ведь небытия нет? Нет. Так есть ли изменения? Нет.
Не существует изменения, возникновения и уничтожения, поскольку небытия нет.
Значит, нет времени и нет движения. А то, что нам кажется движением и временем есть обман наших чувств.
Так Парменид приходит к своим выводам. Он взял за посылку, что все=бытие и бытие=все, а небытия быть не может, потому что бытие противоположно небытию.
Отсюда он вполне логично вывел: что есть, то есть, а чего нет – того нет. Все, что есть – есть, а чего нет – нет, не было и не будет. А все – есть, было и будет. Значит, бытие вечно.
Из небытия его возникнуть не могло – как это можно себе вообще вообразить, правильно? Потому оно всегда было собой, а потому нерождено.
Но для того, чтобы меняться со временем, бытие должно переставать быть. «Оно было таким, а стало таким» - если допустить такое, то это значит допустить небытие. Значит, нет времени. А неподверженное времени нужно назвать неизменным. Бытие – неизменно.
И так далее.
Зенон со своими сверхскоростными черепахами пошел еще дальше: показал, что нет не только всего вышевысказанного, но и пространства, и множества вещей. Бытие получилось вне времени, движения, пространства и множества.
Вот к каким ужастям мы приходим (совершенно рационально), если допускаем, что небытия нет. Звучит хорошо, а получается полная шляпа. Значит… и на сцену выходит Гераклит, но и о нем сегодня следует умолчать.
Парменид поставил поистине великий вопрос – но дал на него совершенно неудовлетворительный ответ. Но благодаря этому вопросу, мы получили то, о чем пойдет речь в последней части этого очерка.
Примечание. Я намеренно разбиваю текст на части – иначе будут искусственные разрывы исходя из правил Телеграма. Мне эти переносы кусков текста в новый пост сильно не нравятся, потому публикую так.
Как объяснять элеатов (4) и почему возник идеализм
В чем же была ошибка Парменида и Зенона? Именно логическая ошибка?
Есть ли в мире неизменные вещи? Есть. И мы о них совсем недавно говорили. Законы физики, законы математики, законы геометрии, законы логики, законы нравственности (ну, например, истина или красота – их тоже можно считать неизменными – не будем спорить, но допустим). Они обладает бытием, они вечны, неизменны и прочее. То есть неизменное=вечное=бытие есть.
Но! Если мы помещаем все это в наш мир, то получается, что либо ничего вечного нет, либо нет времени, движения и прочего.
Еще раз. У нас две весьма нехорошие гипотезы:
1) Мир вечен и неизменен, поскольку есть вечные и неизменные вещи
2) Мир постоянно меняется, а потому нет вечных и неизменных вещей
Но ведь мир действительно меняется – каждый миг. И действительно есть неизменные вещи – существующие в мышлении.
Так как же быть? Что же нужно сделать, чтобы было и вечное бытие, и мир изменения. Выход из учения элеатов состоит в необходимости – внимание-внимание-внимание – РАЗДЕЛИТЬ МИРЫ. ОТДЕЛИТЬ ВЕЧНОЕ ОТ ВРЕМЕННОГО. Какая наука должна заниматься нашим миром? Физика – как в целом наука о фюсис (природе). А вечными законами какая наука должна заниматься? Метафизика, то есть высшая философия.
Упомянутый Аристотель писал об элеатах:
«Теории их, пусть даже во многом правильные, нельзя все же считать естественнонаучными, так как вопрос о существовании лишенных возникновения и совершенно неподвижных вещей должен рассматриваться не физикой, а другой, главенствующей над ней дисциплиной. А они полагали, что, кроме бытия чувственно воспринимаемых вещей, никакой другой реальности нет, но в то же время впервые поняли, что без такого рода [=неизменных] вещей никакое познание или мышление невозможны, и потому перенесли на первые [=умопостигаемые] те воззрения, которые были справедливы для вторых [=чувственных].»
То есть элеаты смешали два мира, поскольку не понимали, по мнению Аристотеля, что мира-то два: мир вечный и мир наш.
«Рассуждая таким образом, они вышли за границы чувственного восприятия и, пренебрегли им, поскольку, по их мнению, надо следовать [только] разуму. В теории эти утверждения представляются верными, но полагать так о реальных вещах похоже на сумасшествие.»
Значит, еще раз. Что хочет сказать Аристотель? Что действительно есть единое вечное неподвижное бытие. Но оно располагается отдельно от мира — то есть есть вечный мир, порождающий наш мир. А Парменид и Зенон смешали мир чувственный и мир высший, умопостигаемый, то есть постигаемый умом. Они перенесли свойства вечного мира, мира идей на наш мир, мир явлений, движения и изменения. Но от себя скажем, что если бы они отделили подлинное бытие (вечное и высшее) от нашего мира (мира изменчивого), то мы бы их ставили на один уровень с Платоном и Аристотелем. Нет, такую высоту Парменид и Зенон взять не могли — разделение бытия на вечное и временное произошло позже.
Почему возник идеализм? Из незрелости мифологического и религиозного мировоззрения? Из страха перед природой? Из стремления рабовладельческой верхушки держать в подчинении эксплуатируемый трудовой народ? Да нет, мать-перемать: идеализм есть логическое следствие противоречия между мышлением и ощущением – которое стало очевидным благодаря элеатам. Идеализм предельно рационален. Без него никакие объяснения сущего вроде милетских или элейских просто не работают.
Итого. Что можно сказать об элеатах? Каковы плюсы и минусы их учения?
Плюсы:
1. Усомнились в достоверности чувственного опыта, поставив разум выше ощущения.
2. Создали учение о бытии как о вечном и неизменном.
Минусы:
1. Не отделили вечные начала мира от преходящих.
2. Противопоставили бытие и небытие, потому –
3. Лишили космос движения, а вещи рождения и уничтожения.
В чем же была ошибка Парменида и Зенона? Именно логическая ошибка?
Есть ли в мире неизменные вещи? Есть. И мы о них совсем недавно говорили. Законы физики, законы математики, законы геометрии, законы логики, законы нравственности (ну, например, истина или красота – их тоже можно считать неизменными – не будем спорить, но допустим). Они обладает бытием, они вечны, неизменны и прочее. То есть неизменное=вечное=бытие есть.
Но! Если мы помещаем все это в наш мир, то получается, что либо ничего вечного нет, либо нет времени, движения и прочего.
Еще раз. У нас две весьма нехорошие гипотезы:
1) Мир вечен и неизменен, поскольку есть вечные и неизменные вещи
2) Мир постоянно меняется, а потому нет вечных и неизменных вещей
Но ведь мир действительно меняется – каждый миг. И действительно есть неизменные вещи – существующие в мышлении.
Так как же быть? Что же нужно сделать, чтобы было и вечное бытие, и мир изменения. Выход из учения элеатов состоит в необходимости – внимание-внимание-внимание – РАЗДЕЛИТЬ МИРЫ. ОТДЕЛИТЬ ВЕЧНОЕ ОТ ВРЕМЕННОГО. Какая наука должна заниматься нашим миром? Физика – как в целом наука о фюсис (природе). А вечными законами какая наука должна заниматься? Метафизика, то есть высшая философия.
Упомянутый Аристотель писал об элеатах:
«Теории их, пусть даже во многом правильные, нельзя все же считать естественнонаучными, так как вопрос о существовании лишенных возникновения и совершенно неподвижных вещей должен рассматриваться не физикой, а другой, главенствующей над ней дисциплиной. А они полагали, что, кроме бытия чувственно воспринимаемых вещей, никакой другой реальности нет, но в то же время впервые поняли, что без такого рода [=неизменных] вещей никакое познание или мышление невозможны, и потому перенесли на первые [=умопостигаемые] те воззрения, которые были справедливы для вторых [=чувственных].»
То есть элеаты смешали два мира, поскольку не понимали, по мнению Аристотеля, что мира-то два: мир вечный и мир наш.
«Рассуждая таким образом, они вышли за границы чувственного восприятия и, пренебрегли им, поскольку, по их мнению, надо следовать [только] разуму. В теории эти утверждения представляются верными, но полагать так о реальных вещах похоже на сумасшествие.»
Значит, еще раз. Что хочет сказать Аристотель? Что действительно есть единое вечное неподвижное бытие. Но оно располагается отдельно от мира — то есть есть вечный мир, порождающий наш мир. А Парменид и Зенон смешали мир чувственный и мир высший, умопостигаемый, то есть постигаемый умом. Они перенесли свойства вечного мира, мира идей на наш мир, мир явлений, движения и изменения. Но от себя скажем, что если бы они отделили подлинное бытие (вечное и высшее) от нашего мира (мира изменчивого), то мы бы их ставили на один уровень с Платоном и Аристотелем. Нет, такую высоту Парменид и Зенон взять не могли — разделение бытия на вечное и временное произошло позже.
Почему возник идеализм? Из незрелости мифологического и религиозного мировоззрения? Из страха перед природой? Из стремления рабовладельческой верхушки держать в подчинении эксплуатируемый трудовой народ? Да нет, мать-перемать: идеализм есть логическое следствие противоречия между мышлением и ощущением – которое стало очевидным благодаря элеатам. Идеализм предельно рационален. Без него никакие объяснения сущего вроде милетских или элейских просто не работают.
Итого. Что можно сказать об элеатах? Каковы плюсы и минусы их учения?
Плюсы:
1. Усомнились в достоверности чувственного опыта, поставив разум выше ощущения.
2. Создали учение о бытии как о вечном и неизменном.
Минусы:
1. Не отделили вечные начала мира от преходящих.
2. Противопоставили бытие и небытие, потому –
3. Лишили космос движения, а вещи рождения и уничтожения.