Новый пост от КрасноBY

КрасноBY: Вопросы и ответы

📅Июльские дни, антиправительственные выступления 3 - 5 июля 1917 года в Петрограде , последовавшие за военным поражением на фронте и правительственным кризисом.

Лето 1917 года в России было исключительно насыщенным событиями. Июль – четвертый месяц деятельности Временного правительства - ровно середина срока между «Февралем» и «Октябрем». К этому времени стало очевидно, что все разнонаправленные силы, объединившиеся в марте для демонтажа уже фактически сломанной государственной машины самодержавной монархии, не смогли объединиться для решения накопившихся проблем. Ко всем имеющимся задачам, оказавшимися непосильными для царского режима и требовавших немедленного решения, за эти четыре месяца добавлялись все новые и новые. В середине лета эти противоречия вылились в острый кризис, получивший название «Июльские дни».

Основные события этого периода: отступление на фронте (уговоры Керенского не помогли), заявления Центральной Рады в Киеве об украинской автономии, в Петрограде – углубление расхождений между Временным правительством и Петросоветом («Апрельский кризис»). И это не отдельные события, неудачно совпавшие во времени, все они связаны друг с другом.

Напомним причины Апрельского кризиса. Самый насущный вопрос для граждан воюющей страны – когда конец? Еще в марте под давлением Петросовета Временное правительство выпускает официальное заявление Временного правительства, объясняющее актуальную позицию России по вопросам войны и мира. Это обращение - компромисс для успокоения себя (автор – князь Г.Н.Львов, толстовец и пацифист) и радикализирующихся масс, открыто возражающих против продолжения войны, предназначено оно «для внутреннего пользования». В апреле так же официально Временное правительство отправляет союзникам ноту совершенно другого содержания, подписанную министром иностранных дел Милюковым (твердо намеренным присоединить к России Галицию и контролировать Босфор и Дарданеллы). Нота вызвала массовые протесты и демонстрации, Временное правительство подвергается критике со всех сторон, популярность программы большевиков растет. Министр иностранных дел Милюков и военный министр Гучков ушли в отставку. Итогом этого кризиса было образование коалиционного правительства, объединившего представителей Временного правительства и Петросовета. Компромисс не сработал, так как новый состав правительства также не давал внятных ответов на злободневные вопросы.

Также нельзя больше игнорировать отложенный (как и большинство других) вопрос по Украине, требующей автономии. В Киеве начинают действовать независимо: Всеукраинский военный съезд требует создания отдельной украинской армии, общественные организации и политические партии противодействуют отправке солдат-украинцев на фронт. Это, конечно же, еще больше дестабилизирует обстановку в отступающей и разваливающейся армии. Делегация Временного правительства (Церетели, Терещенко, Керенский) срочно едет в Киев, и Керенский уговаривает не делать резких движений до созыва Учредительного собрания, он обещает автономию. В Петрограде этот маневр был не понят, министры-кадеты (за четыре месяца превратившиеся из «прогрессистов» в консерваторов) ставят ультиматум и демонстративно выходят из правительства.

Фоном этих политических шагов во всех столицах были забастовки рабочих, заявления солдатских комитетов и непрекращающиеся митинги, митинги, митинги…

«С февраля до осени семнадцатого года по всей стране днем и ночью шел сплошной беспорядочный митинг.

Людские сборища шумели на городских площадях, у памятников и пропахших хлором вокзалов, на заводах, в селах, на базарах, в каждом дворе и на каждой лестнице мало-мальски населенного дома.

…

На митингах слова никто не просил. Его брали сами. Охотно позволяли говорить солдатам-фронтовикам и застрявшему в России французскому офицеру – члену французской социалистической партии, а впоследствии коммунисту Жаку Садулю. Его голубая шинель все время моталась между двумя самыми митинговыми местами Москвы – памятниками Пушкину и Скобелеву.

Когда солдат называл себя фронтовиком, ему сначала учиняли шумный допрос. «С какого фронта? – кричали из толпы. – Какой дивизии? Какого полка? Кто твой полковой командир?»»

(К.Паустовский, «Повесть о жизни»).

[1/4]

Очевидно, что в условиях затянувшейся войны к мнению рядовых фронтовиков были вынуждены прислушиваться все, так как они ребром ставили вопрос, бывших для них буквально вопросом жизни и смерти – за что воюем? Когда конец войне?

**«С каждым днем речи ораторов на митингах делались определеннее, и вскоре из сумятицы лозунгов и требований начали вырисовываться два лагеря, на какие уже разделялась страна: лагерь большевиков и рабочих и другой лагерь – на первый взгляд прекраснодушных, но бескостных и растерянных людей, лагерь интеллигенции – сторонников Временного правительства. Конечно, не всей интеллигенции, но очень значительной ее части.

Государство разваливалось, как ком мокрой глины. Провинция, уездная Россия не подчинялась Петрограду, жила неведомо чем и бурлила неведомо как. Армия на фронте стремительно таяла.

…

Все без труда достигнутое и наспех сколоченное после февраля было, оказывается, самым ранним началом новых времен.

Это стало ясным для всех значительно позже. Тогда же это только смутно чувствовалось. Слишком было напряженное время, слишком много феерических событий совершалось каждый день. Не хватало ни душевных сил, ни времени, чтобы как следует разобраться в молниеносном полете истории. Грохот обвалов старого времени сливался в сплошной гул.

…

Особенно сильно я начал ненавидеть приглаженных и либеральных интеллигентов, стремительно и явно поглупевших, по моему мнению, от недоброжелательства к своему, недавно еще умилявшему их, народу».

(К.Паустовский, «Повесть о жизни»).

Обсуждения в это время происходят везде – в случайной толпе на улице, в профессиональных объединениях, в политических организациях и партиях, в органах власти.

«Весной и летом 1917 г. в Петрограде проводились всероссийские съезды всевозможных организаций. Проходили съезды Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, профсоюзов, фабрично-заводских комитетов, комитетов армии и флота (помимо съездов представителей отдельных родов войск и флота), кооперативов, национальностей и т. д. Каждый из этих съездов избирал свой Центральный комитет или Центральный исполнительный комитет для защиты интересов в центре. По мере того, как Временное правительство становилось все слабее, эти Центральные комитеты были вынуждены брать в свои руки все большую административную власть». (Джон Рид, «Десять дней, которые потрясли мир»).

18 июня на Марсовом поле в Петрограде Съездом Советов была запланирована акция в поддержку Временного правительства, стихийно вылившаяся в массовую (около 500 тысяч человек) демонстрацию несогласия с этим правительством под большевисткими лозунгами: «Пора кончать войну!», «Вся власть советам!», «Долой десять министров-капиталистов!». Уход в отставку половины министров-кадетов (тех самых «капиталистов») обнадежил протестующих – казалось, что до выполнения всех их требований осталось совсем немного.

В столице курсируют слухи об отправке на фронт частей Петроградского гарнизона.

«…Петроградский гарнизон уже не был боевым материалом. Это был не гарнизон, а полуразложившиеся воинские кадры. И поскольку они не были активно за большевиков, они — за исключением двух-трёх полков — были равнодушны, нейтральны и негодны для активных операций ни на внешнем, ни на внутреннем фронте.

Правящий [эсеро-меньшевистский] советский блок уже выпустил из своих рук солдатские массы; большевики крепко вцепились в некоторые части и час от часу проникали в остальные». (Н.Суханов, «Записки о революции»).

Особенно беспокоил правительство Первый пулеметный полк.

[2/4]

«Первый пулеметный полк – странное формирование: в начале года в нем было около 20 000 солдат, по численности он почти равен дивизии. До революции в него собирали солдат, чтобы отправить на фронт; после революции пулеметчики остались в столице «сторожить революцию». Треть их дезертировала, прочие остались в казармах и активно участвуют в политической жизни. С началом июньского наступления Керенский пытается отправить полк на фронт – но солдаты не подчиняются. Утром 3 июля возбужденные солдаты Первого пулеметного полка собирают новый митинг. Приходит новость, что «пятеро министров-капиталистов» ушли в отставку (на самом деле из-за Украины уволились четверо кадетов). Солдаты понимают, что их любимый лозунг «Долой десять министров-капиталистов» наполовину исполнился, и это подстегивает их еще сильнее». (М.Зыгарь, «Империя должна умереть»).

Это выступление складывалось стихийно: вечером 3 июля солдаты из самых разный частей собираются около Таврического дворца и чего-то ждут. К двум часам ночи к ним присоединяются рабочие Путиловского завода – около 30 000 человек. 4 июля в городе появляются кронштадтские матросы, на улицах начинается стрельба. В тот же день из Ораниенбаума прибывает Второй пулеметный полк.

В Петросовете нет единого мнение по поводу происходящего: часть считает, что Совету надо брать власть в свои руки и возглавлять протест, часть требует от большевиков, чтобы те «разагитировали» вооруженную толпу. ЦК большевиков против вооруженного восстания, но на переговорах с представителями Первого пулеметного полка делегаты-пулеметчики сказали, что «лучше выйдут из партии, но не пойдут против постановления полка». (В.Логинов, «Неизвестный Ленин»).

В итоге неорганизованная масса выделяет пять делегатов-большевиков для переговоров с ВЦИК Петросовета, требуя от Совета немедленно брать власть. Лидеры меньшевиков и эсеров обещают созыв Всероссийского Съезда Советов в течение двух недель для решения этого вопроса.

Все это время на улицах продолжаются вооруженные столкновения, в них участвуют все, кто может: солдаты и матросы - организованные и неорганизованные, анархисты, участники различных правых организаций, провокаторы и уголовники.

После ареста матросами министра земледелия Чернова в Таврическом дворце командующий войсками военного округа Половцев отдал приказ казакам Первого Донского полка стрелять по толпе. В ночь с 4 на 5 июля в столице было объявлено военное положение. 6 июля в столицу прибывают вызванные с фронта войска, постепенно восстание сходит на нет.

Комиссия Временного правительства по расследованию восстания признает виновными лидеров большевиков, некоторых арестовывают, кто-то (в т.ч. Ленин и Зиновьев) скрываются. Большевисткие газеты оказываются под запретом. Первый Пулеметный полк был расформирован и отправлен на фронт. Правда, не весь – большая часть солдат дезертировала вместе с оружием.

В результате был сформирован новый состав Временного правительства с Керенским во главе (толстовец Г.Н. Львов уходит в отставку), на посту Верховного главнокомандующего теперь генерал Корнилов, сменивший «мягкого» генерала Брусилова.

Корнилов популярен в армии, особенно среди офицеров казачьих войск:

«Назначение генерала Корнилова главнокомандующим Юго-Западного фронта встречено было офицерским составом 14-го полка с большим сочувствием. О нем говорили с любовью и уважением, как о человеке, обладающем железным характером и, несомненно, могущем вывести страну из тупика, в который завело ее Временное правительство.

Особенно горячо встретил это назначение Листницкий. Он через младших офицеров сотен и близких к нему казаков пытался узнать, как относятся к этому казаки, но полученные сведения его не порадовали. Молчали казаки или отделывались апатичными ответами:

— Нам все одно…

— Какой он, кто его знает…

— Кабы он насчет замиренья постарался, тогда, конешно… — Нам от его повышенья легше не будет, небось!

…

[3/4]

—…Порядки-то кривые были при царе, для бедного народа вовсе суковатые… Вашему папаше отрезали вон, как краюху пирога, четыре тыщи, а ить он не в два горла исть, а так же, как и мы, простые люди, в одно. Конешно, обидно за народ! Большевики — они верно нацеливаются, а вы говорите — воевать…

Листницкий слушал его с затаенным волнением. К концу он уже понимал, что бессилен противопоставить какой-либо веский аргумент, чувствовал, что несложными, убийственно-простыми доводами припер его казак к стене, и оттого, что заворошилось наглухо упрятанное сознание собственной неправоты, Листницкий растерялся, озлился:

— Ты чего же — большевик?

— Прозвище тут ни при чем… — насмешливо и протяжно ответил Лагутин. — Дело не в прозвище, а в правде. Народу правда нужна, а ее все хоронют, закапывают. Гутарют, что она давно уж покойница.

— Вот чем начиняют тебя большевики из Совдепа… Оказывается, недаром ты с ними якшаешься?

— Эх, господин есаул, нас, терпеливых, сама жизня начинила, а большевики только фитиль подожгут… » (М. Шолохов, «Тихий Дон»).

Правительство приступает к «закручиванию гаек». Намечается следующий этап противостояния, уже не между какими-то никому не известными большевиками и прекраснодушными интеллигентами, выбор будет стоять между двумя жесткими диктатурами – тех же большевиков с уже понятными всем требованиями и военной диктатурой с продолжением войны.

До следующей острой фазы кризиса – Корниловского выступления – ждать будет недолго…

[4/4]

Отчуждение труда - важная категория в марксизме, которая существует не только в головах философов, но и в действительности. К.ф.н. Антон Бархатков на совместной лекции каналов POLIGRAF RED и КрасноBY подробно рассматривает исторические и философские аспекты отчуждения.

(183) Теория отчуждения Карла Маркса. POLIGRAF RED & КрасноBY. - YouTube

📆6 июля 1918 — в Москве подняли вооружённое восстание левые эсеры. Убийство графа Мирбаха, пленение Дзержинского и переход к однопартийной системе.

[1/3]

Восстание (или мятеж) левых эсеров - важное послереволюционное событие, предопределившее политическое устройство власти большевиков. Что примечательно, левые эсеры и примкнувшие к ним анархисты вместе с большевиками героически выступили во время Великой Октябрьской социалистической революции. Но в дальнейшем пути разошлись. А по каким причинам - мы сейчас рассмотрим.

Сначала кратко о том, кто такие левые эсеры (левые социалисты-революционеры-интернационалисты). Это оппозиционная фракция в составе партии эсеров (социал-революционеров), отколовшаяся в ходе Первой мировой войны, под руководством Бориса Камкова, Марка Натансона и Марии Спиридоновой. Левые эсеры резко критиковали партийный (эсеровский) комитет за принцип продолжения войны до победного конца.

Причинами расхождения левых эсеров с большевиками стали два момента: внутренняя политика Советской власти по отношению к крестьянам и Брестский мир. Крестьяне - основной электорат эсеров, потому, как только их коснулись все «прелести» военного коммунизма, последние обрушились с критикой на власть. Особенно преуспела лидер Крестьянского отдела Мария Спиридонова.

Брестский мир же - результат титанических усилий Владимира Ильича Ленина - левые эсеры признавать отказывались, так как они выступали за «революционную войну с Германией». Еще в феврале 1918 года они начинают планировать и готовиться к открытому выступлению против большевиков.

Кульминация наступила 5 июля на V съезде Советов. Приведем слова американского ученого, специалиста по изучению истории России Ричарда Пайпса::

«Как только в Большом театре открылся съезд Советов, большевики и левые эсеры сразу же вцепились друг другу в глотки. Ораторы от левых эсеров обвиняли большевиков в измене делу революции и в разжигании войны между городом и деревней. Большевики же, в свою очередь, упрекали эсеров в попытках спровоцировать войну России с Германией. Левые эсеры внесли предложение выразить недоверие большевистскому правительству, денонсировать Брест-Литовский договор и объявить войну Германии. Когда это предложение было отклонено большевистским большинством, левые эсеры покинули съезд.»

6 июля мятеж начался: произошло убийство германского посла графа Вильгельма фон Мирбаха. Левоэсеры Яков Блюмкин и Николай Андреев, предъявив документы сотрудников ВЧК, прошли в германское посольство. После неудачной попытки Блюмкина застрелить посла, Андреев взорвал бомбу. Мирбах был убит.

У внимательного читателя возникнет вопрос: "А откуда у эсеров документы сотрудников ВЧК? ". Дело в том, что в результате протеста левые эсеры вышли из СНК (Совет народных комиссаров), но остались в нескольких комитетах, в том числе и в ВЧК.

Получив сообщение о случившемся, глава ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский прибыл в отряд ВЧК, находившийся под командованием левоэсера Попова, чтобы арестовать Блюмкина, но в итоге был арестован сам. В тот момент левые эсеры заняли почтамт и стали рассылать воззвания, в которых большевики значились "предателями" и "комиссарами". Но на этом восстание и ограничилось. Отряд Попова занял оборонительную позицию, а после ареста Марии Спиридоновой никто не смог взять на себя организационные действия.

Владимир Ильич Ленин, после получения информации о мятеже и аресте Дзержинского, временно распускает ВЧК и опирается на латышских стрелков под командованием Вацетиса. Несмотря на попытки резидента английской разведки Сиднея Рейли и нового немецкого посла Рицлера заигрывать с латышами, взывая к их стремлению освободить Латвию, латышские стрелки 7 июля подавили мятеж. Причем мероприятие прошло довольно бескровно, не считая обстрела артиллерией отряда ВЧК.

Также были арестованы левоэсеровские делегаты V съезда. Левые эсеры были изгнаны из ВЧК и наркоматов. Уже 8 июля наиболее активные участники мятежа были расстреляны.

11 июля партия левых эсеров была объявлена вне закона, а её лидеры были осуждены на довольно небольшие сроки.

[2/3]

Исследователи разнятся в оценках левоэсеровского восстания, но сходны в одном: в нём не было реальных целей. Левые эсеры не обладали большой поддержкой, в том числе, благодаря активной агитационной работе большевиков. К тому же, именно "похабный" Брестский мир, несмотря на потерю территорий, дал ту необходимую передышку для восстановления промышленности и экономических связей между городом и деревней. Левые эсеры действовали импульсивно, без плана и организованных действий, продолжая нарративы народничества, не единожды критикуемого марксистами-большевиками.
Урок будущим поколениям...

Источники:
Что такое Левые эсеры? (academic.ru)
МЯТЕЖ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ Составил П. Макинциан. Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1 (wikireading.ru)

Мятеж левых эсеров. Июль 1918/ Дмитрий Пучков и Егор Яковлев - YouTube

[3/3]

📅12 июля 1904 года - день рождения Пабло Неруды, чилийского поэта, коммуниста, свидетеля важных событий в Чили.

[1/4]

“Прошло немало лет с той поры, как я вступил в партию… Я доволен… Коммунисты - тесная семья… У них дубленая кожа и закалённое сердце… Все точат зубы на коммунистов… Именно на коммунистов”

Будущий автор этих строк, чилийский поэт, дипломат Пабло Неруда родился 12 июля 1904 г. в семье железнодорожного рабочего и школьной учительницы в местечке Парраль. Его настоящее имя - Рикардо Элиэсер Нефтали Рейес Басоальто.

Возможно, большинство читателей не знакомы с творчеством и деятельностью этого чилийского поэта. Поэтому мы не ставим себе задачей глубоко закопаться в его биографию и выпущенные сборники стихов. Остановимся мы лишь на самом интересном. А самое интересное, пожалуй - это увидеть всю противоречивость политической жизни страны, народа Чили через воспоминания такого талантливого и очень интересного человека.

Неруда начал писать ещё в детстве и уже в студенческие годы (а учился он в педагогическом институте в Сантьяго) получил признание читателей, выпустив несколько сборников стихов. Некоторые из этих сборников очень быстро принесли ему известность по всей Латинской Америке. Уже скоро правительство Чили поручает ему дипломатическую работу.

По словам самого поэта, его коммунистические взгляды сложились во время Гражданской войны в Испании. Он оказался в этой стране в качестве консула ещё в 1934 г. и там познакомился и завёл дружбу с поэтами “поколения 27 года”. Эта группа испанских авторов, писавших в разных жанрах. Во то время группа встала в основном, на сторону республиканцев. Неруда тогда не увидел какой-то конструктивной позиции у анархистов и утверждал, что бунтари-индивидуалисты очень легко подвержены мелкобуржуазным течениям и неспособны к коллективной борьбе против фашизма. Будучи свидетелем событий, происходивших в Испании во время Гражданской войны, потрясённый жестоким убийством поэта Федерико Гарсиа Лорки, Неруда, по своему собственному признанию, лишь в коммунистах увидел ту силу, которая может навести порядок и мобилизовать народ против фашистских сил.

Этим событиям в том числе посвящена книга “Испания в сердце”. Несколько строк из сборника:

“Вот оно, блюдо для вас всех -

здешних и тамошних богачей,

для послов, министров,

злобствующих сотрапезников,

для дам, сияющих в изящных позах за чаем, -

блюдо в трещинах, плещущее

бедняцкою кровью, -

на каждый день, неделю, навеки -

блюдо, где будет дымиться кровь Альмерии

пред вами из века в век.”

[2/4]

Будучи дипломатом, Неруда выполнил одну крайне важную миссию - поспособствовал эвакуации к берегам Чили некоторого количества республиканских сторонников, которые находились в изгнании и жизни которых были в опасности после победы франкистов. С этим событием связана одна интересная история. Поручение по переправке испанцев поручил Пабло Неруде тогдашний президент Чили Пердо Арриге Серда. Этот человек был кандидатом от Народного фронта Чили и одержал победу на выборах президента страны в 1938 г. На своём посту он провёл некоторые важные реформы по индустриализации промышленности страны и по строительству крупных производств. При нём были также приняты некоторые законы по поддержке малоимущих слоёв. Разумеется, такие прогрессивные меры были поддержаны как народом, так и самим Нерудой. Арриге распорядился о переправке испанцев в Чили, чтобы укрыть их от опасности. Поэт-дипломат при этом потратил неимоверные усилия для того, чтобы это стало возможным. Но в одно прекрасное утро он получает телеграмму от президента с просьбой отменить этот рейс. Да, в Чили победил кандидат от левых сил, искренний социалист, но вместе с тем сохранялось влияние буржуазии, которая отстаивала свои интересы и не была заинтересована в оказании помощи противникам Франко. В такой ситуации непросто было усидеть на двух стульях и принимать сложные решения. По словам Неруды, если бы ему пришлось отказать тем испанцам, которым он уже пообещал эвакуацию в Чили, он пустил бы себе пулю в висок. Но он пошёл ва-банк - не стал отменять рейс теплохода и иностранные товарищи были спасены. Ситуация разрешилась, никто не понёс наказания. Поэт потом вспоминал об этом, как об одном из самых важных дел в своей жизни.

В 1940 г. Неруда возвращается в Чили, по своим собственным словам, другим человеком.

“В тот год на родину я возвратился

с войны, которая мне подарила

ещё одни глаза, упрятав их

внутри моих, -

глаза

в ожогах, в бельмах

от собственных и от чужих страданий… “

Далее он работает в Мексике, генеральным консулом Чили, посещает Гватемалу, Кубу. На Мексике он читает свою знаменитую “Песнь любви к Сталинграду”, строки которой будут вывешены в виде плакатов на стенах мексиканской столицы.

“Хотя ты умираешь, ты не умрёшь, Сталинград!”

Как говорил сам автор: “Лавровый венок моей поэзии - ствол шахты, пробитый в грозной пампе, откуда вышел простой рабочий”

В 1945 г. Пабло Неруда вступил в компартию Чили, которой посвятил эти строки:

“Ты сделала меня несокрушимым, потому что с тобой
я не оканчиваюсь в самом себе.”

Но дальнейшая судьба как и поэта, так и всей страны была непростой. В 1946 г. президентом стал Гонсалес Видела, выдвинутый от коалиции левых партий, включая коммунистическую. Однако он не оправдал ожиданий. Оказалось, что за бравурными речами скрывается довольно слабая личность, находящаяся под сильным влиянием буржуазной верхушки (а в Чили не было революционных событий, только буржуазные выборы), Видела разворачивает репрессии против последовательных коммунистов. Разумеется, Неруда протестовал против этих шагов и в конце концов, под угрозой ареста, вынужден был скрываться, а затем и эмигрировать из Чили. И опять судьба поэта, а впрочем и всего народа Чили, была под угрозой из-за попытки пойти по пути реформ, по пути строительства социализма в сохранившейся капиталистической системе.

В дальнейшем поэт живёт в Париже, посещает Индию, Китай, Монголию, СССР.

По его словам, он сразу полюбил советскую землю, увидел в ней не только духовный пример, но и площадку великого взлёта, место, где реализуются мечты человечества.

Однако, несмотря на свои длительные путешествия, он по-прежнему сохранил тёплые чувства к своей родине, чилийскому народу.

“Все могут в этом доме поместиться.

А тот кто говорит, что здесь темница,

Пусть уезжает с песенкой своей.

Всегда был чужеземцем богатей.

Пусть, теток прихватив, в Майами мчится!

Я здесь, чтобы с рабочими делиться

напевом среди утренних полей.”

[3/4]

В 1969 г. компартия Чили выдвинула Неруду кандидатом в президенты страны. Однако, то ли по состоянию здоровья, то ли по другим причинам, он снимает свою кандидатуру в пользу Сальвадора Альенде, выдвинутого от всего блока “Народного единства”. Разумеется, поэт был преисполнен радости после победы Альенде, восхищался им, считал его своим другом. Неруда горячо принимал те изменения, которые происходили с его страной в те годы, гордился своим народом, считал Чили примером для других, с воодушевлением смотрел в будущее. Стоит также сказать, что в 1971 г. Неруде присуждается Нобелевская премия по литературе. Он работал тогда в Париже, послом. Но в 1972 г. ему диагностировали рак, после чего тот вернулся в Чили.

Мы не будем сейчас освещать те преобразования, которые произошли в Чили во время президентства Альенде. Также не ставим себе задачей рассказать про военный переворот, совершенный Пиночетом и его приспешниками.

На гербе Чили мы можем увидеть девиз: “POR LA RAZON O LA FUERZA” - “Разумом или силой”. Да, правительство Альенде опять, как и некоторые предшественники, решило сделать лучше для своего народа посредством разума, не применяя жесткую силу, не идя по пути революции и установления диктатуры пролетариата.

Пабло Неруда, как человек, придерживающийся гуманистических позиций, как жизнелюб, как чилиец, который выступал за интернациональную дружбу, как убеждённый антифашист, не мог, конечно, не поддержать такое развитие событий. Вот только то ли излишнее воодушевление и оптимизм, то ли недостаточное изучение марксистской теории не позволили ему прозорливо взглянуть в будущее и предположить, что такой вариант, когда убеждённый социалист приходит к власти на буржуазных выборах, может окончится тем, чем в итоге и окончился

“...В одной упряжке Фрей и Пиночет

ликуют - славят пепельный сентябрь,

каратели истории Чилийской,

гиены, рвущие победный стяг.

Опять пожар, опять потоки крови,

опять в поместьях завозились свиньи,

вновь ожили громилы преисподней,

сатрапы, перепроданные с торга,

и торгаши, которых подстрекает

нью-йоркское волчьё.”

Пабло Неруда, разумеется был глубоко шокирован и событиями сентября 1973 г., а в особенности убийством Сальвадора Альенде. Состояние поэта ухудшилось. В том же месяце в его доме произошёл обыск, который скорее можно было назвать погромом. Вскоре поэт был госпитализирован, а 23 сентября он скончался в клинике Сантьяго. Сейчас следствие находит доказательства того, что это было всё же отравление, а не последствие болезни.

Люди такого уровня - это не просто поэты, писатели, деятели культуры, интеллигенты. Это Люди с большой буквы, которые посвящают себя не только своим соотечественникам, но и всем жителям Земли, вне зависимости от их национальности. Возможно, кто-то найдёт в его строках и что-то для себя, потому что его поэзия интересная и яркая, как и сама его жизнь.

[4/4]

📅12 июля 1828 года - день рождения Николая Гавриловича Чернышевского. 195 лет.

[1/4]

Сегодня - 195 лет со дня рождения Николая Гавриловича Чернышевского. Много это или мало для усвоения наследия, которое он оставил современникам и потомкам? Скорее, мало. За все эти годы на него так и не наклеили какой-нибудь «ярлык», все, кто пытался это сделать, опускали руки – для этого надо было хотя бы сравнить его с остальными, и вот тут начинались трудности, настолько этот человек отличался от других. И – парадоксальным образом – был совершенно органичен в любой среде, в которую забрасывала его очень непростая жизнь.

Социалист-утопист? Не только. Революционный демократ? И это не все объясняет.

Вундеркинд (без преувеличений), философ, ученый-энциклопедист, публицист, литературный критик, переводчик и писатель, педагог, правозащитник… Глядя только на названия его работ, задаешься вопросом – как можно было это успеть?

В короткой заметке трудно описать подробно эволюцию его философских взглядов, литературную работу и другие достижения, коснемся этого лишь вкратце – постольку, поскольку его непрекращающаяся работа в самых разных сферах ярко иллюстрировала один завораживающий феномен: взаимное влияние общества на отдельного человека и личности на общественные процессы.

Родившись в семье священника, он, как и ожидалось от него, поступает в семинарию. Поступает без предварительной учебы в духовном училище, как это обычно бывало, при этом выделяется своими знаниями и серьезной подготовкой. Для семинарии такой студент просто подарок – он уже знает латынь, греческий, еврейский, французский, немецкий, польский, английский и персидский языки. Скромен, усидчив, любознателен, при этом никакой строптивости и вольномыслия. Он пишет серьезные работы, например, одна из них – «Смерть – понятие относительное», в ней он пытается доказать, что материальное бессмертно, оно переходит из одного качественного состояние в другое.

Ожидания семинарских преподавателей получить блестящего православного теоретика не оправдались – не закончив курса, он поступает в Петербургский университет. Восемнадцатилетний Чернышевский уже сложился как мыслитель, он понимает, что необходимы серьезные знания. К середине 19 века наука накопила огромное количество разрозненных знаний, и в это время количество начинает переходить в новое качество. Уже очевидно, что научное познание - неотъемлемая часть человеческого мышления, даже несмотря на то, что одни теории подтверждаются, другие отвергаются, стремительно рождаются новые. Западно-европейские ученые и философы - Ньютон, Лаплас, Фейербах, Гегель - в этот период не просто старательно изучаются, они осмысляются как комплекс знаний. Родоначальником русского материализма был Герцен, старший современник Чернышевского, повлиявший на него. Он первый стал писать о мышлении как о естественном процессе, развивал исторический взгляд на природу («Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы»).

Интересы и взгляды Чернышевского формировались в очень благоприятной среде:

«Первым средством для самообразования, для подготовки себя ко всякого рода деятельности и к настоящей полезной общественной жизни считалось тогда изучение естественных наук, на которые смотрели, как на необходимый фундамент всех знаний без исключения. Как в Западной Европе, так отчасти и у нас люди образованные уже давным-давно придавали им большое значение, что наглядно подтверждали великие открытия, но в шестидесятых годах благоговение к естествознанию распространилось в огромном кругу русского общества и носило особый характер. Ждали необыкновенно полезных результатов не только от научных исследований специалистов, но от каждой популярной книги, к какой бы отрасли естествознания она ни относилась, находили, что образованный человек обязан черпать свои знания прежде всего из этого источника. Тогда были твердо убеждены в том, что изучение естественных наук поможет устранить суеверия и предрассудки народа, уничтожит множество его бедствий». (Е.Водовозова, «На заре жизни»).

[2/4]

Издавали и читали все подряд – популярные брошюры по химии, геологии, ботанике и физиологии. Это было и модой и острой потребностью, иногда трудно было почувствовать грань. На этой почве происходили случаи и курьезные, и трагические:

«…В то время я часто встречала в кружках высокую, красивую блондинку Эн… Специально изучая химию, она однажды печально заговорила со мною о том, что ей вообще не даются естественные науки, вероятно, вследствие ее жалкого образования, но что, несмотря на это, она будет продолжать свои занятия во что бы то ни стало, так как теперь ни один образованный человек не может существовать без знания химии. Через несколько месяцев после этой встречи разнеслось известие о том, что Эн. покончила самоубийством. При этом ее приятельницы утверждали, что это несчастие произошло только из-за того, что ей совсем не давалась химия». (Е.Водовозова, «На заре жизни»).

Молодежь 60-х страстно и остро воспринимала новые идеи, и то, что роман Чернышевского «Что делать?» произвел эффект разорвавшейся бомбы, с одной стороны, было объяснимо, с другой – не очень понятно, почему именно этот роман? Ответ кроется в тех самых принципах, которые сформулировал автор романа в авторецензии к своей кандидатской диссертации «Эстетическое отношение искусства к действительности»: «Практика — великая разоблачительница обманов и самообольщений не только в практических делах, но также в делах чувства и мысли. Поэтому в науке принята она существенным критериумом всех спорных пунктов. Что подлежит спору в теории, на чистоту решается практикой действительной жизни». Кроме идей, которые без применения в жизни заводили в тупик, роман предлагал и вариант практики: мастерские-коммуны, где нет эксплуатации и труд совмещается с просвещением.

«В настоящее время трудно представить себе, какое огромное влияние имел этот роман на своих современников.

…Многие сцены в нем, весьма живо и талантливо написанные, воспроизводят действительную жизнь того времени, и все литературные погрешности романа сильно сглаживаются тем, что автор сумел уловить в нем биение пульса людей шестидесятых годов с их повышенною температурою и дать наглядное представление о лихорадочном трепете жизни того времени.

Популярности романа много содействовало и то, что он представлял сплошной, победный, торжествующий гимн труду и трудящимся, труду, который еще недавно был уделом только раба. Автор романа придает громадное значение трудящемуся человеку, кто бы он ни был, пробуждает высокое уважение к нему...

"Мы бедны,-- говорится в песенке, которую напевает Вера Павловна,-- но мы -- рабочие люди, у нас здоровые руки. Мы темны, но мы не глупы и хотим света. Будем учиться,-- знание освободит нас; будем трудиться,-- труд обогатит нас... Труд без знания бесплоден, наше счастье невозможно без счастья других»». (Е.Водовозова, «На заре жизни»).

А сколько было попыток организовать что-то подобное описанному в романе! Как правило, эти попытки терпели неудачу – не хватало терпения, результат хотелось получить немедленно. В воспоминаниях Е. Водовозовой описаны две такие попытки, все происходило у нее на глазах. В одной из мастерских не справились с организацией: в мастерской постоянно толклись любопытные сочувствующие, отпугивая посетителей, швеи не верили обещаниям делить прибыль, и неспроста – выручки почти не было, и чтобы заплатить им жалованье, пришлось собирать деньги.

Несмотря на многочисленные провальные попытки воплотить в жизнь сюжет романа, он еще долго завораживал читателей не одного поколения: кроме интересной истории и необычных героев, там были и зашифрованные послания – знаменитые «сны Веры Павловны», видения настоящего и будущего. (Автор писал свой роман в каземате Петропавловской крепости).

[3/4]

Диссертация, преподавание, работа в «Современнике» и в журнале «Военный сборник», для которых писались статьи по экономике, истории, социологии, литературной критике, также главный философский труд («Антропологический принцип в философии») – все это было написано до 1862 года. В том году 36-летний ученый был арестован по надуманному обвинению, последующие двадцать лет он провел в ссылках. Живя на поселении в Забайкальском крае, в Якутии, он продолжал свою работу. Не писать он, видимо, не мог. На «большую землю» отправлялись его статьи, переводы, пьесы и повести.

Переписка Чернышевского в период долгой ссылки – отдельная сторона его литературного творчества. Или жизни? Это трудно понять, если не вспомнить о главной мысли его диссертации: «произведения искусства решительно не могут выдержать сравнения с живой действительностью». Не имеющий возможности растить своих детей, он писал им письма. Наверное, это уникальный пример общения отца с детьми – о чем только он не рассказывал им: «…о материи, теориях Мальтуса и Дарвина, органах чувств и строении нервной системы, основных течениях философии (от Спинозы до Фейербаха), об истории цивилизаций, Ньютоновской «гипотезе», законах Кеплера». (Соловьева Н.В., «Н.Г.Чернышевский – создатель антропологической эстетики»).

Были и другие письма – например, очень интересно читать несколько его прошений о помиловании сосланной за крамолу знакомой ему семьи староверов. (Написать прошение о собственном помиловании и досрочно освободиться он отказался). Письма направлялись в разные инстанции, и каждый раз он использовал разную аргументацию в зависимости от адресата. Что это – искусство или жизнь? По его теории, это было одно, и практика, видимо, подтверждала это – староверы принимали его «за своего». Он так отличался ото всех – и нигде не был чужим.

[4/4]