Сегодня я был в здании суда.
В огромном здании с колоннами. Здесь заседал суд, даже трибунал. Открытое заседание. На скамье подсудимых - митрополит, с ним судят еще восемьдесят человек. Приговор - расстрел митрополита Петроградского Вениамина и трех его помощников, остальным тюрьма.

Все это было в большом зале Петербургской филармонии в 1922 году.

Сегодня я был в этом зале филармонии, где проходил суд. Зал, как и тогда, переполнен народом. Я сидел на том месте, где 102 года назад владыка смиренно ожидал приговора. Вечер памяти, симфонический оркестр, проникновенная оратория «Страдалец до Голгофы».
Это был показательный суд. Абсурдность обвинений была очевидна. Но важен был показательный прецедент: публично осудить и приговорить к смерти человека, любимого петроградцами архипастыря, живого святого - осудить и расстрелять.

В своей речи адвокат митрополита Я.С. Гурович отмечал: «Митрополит совсем не великолепный «князь церкви», каким его усиленно желает изобразить обвинение. Он смиренный, простой, кроткий пастырь верующих душ, но именно в этой его простоте и скромности — его огромная моральная сила, его неотразимое обаяние. Пред нравственной красотой этой ясной души не могут не преклоняться даже его враги. Допрос его трибуналом у всех в памяти. Ни для кого не секрет, что, в сущности, в тяжелые часы этого допроса дальнейшая участь митрополита зависела от него самого. Стоило ему чуть-чуть поддаться соблазну, признать хоть немного из того, что так жаждало установить обвинение, и митрополит был бы спасен. Он не пошел на это. Спокойно, без вызова, без рисовки он отказался от такого спасения… Вы можете уничтожить митрополита, но не в ваших силах отказать ему в мужестве и высоком благородстве мысли и поступков».

В своем заключительном слове митрополит сказал:
«Я не знаю, что вы мне объявите в вашем приговоре, жизнь или смерть, но что бы вы в нем ни провозгласили, я с одинаковым благоговением обращу свои очи горе́, возложу на себя крестное знамение (святитель при этом широко перекрестился) и скажу: «Слава Тебе, Господи Боже, за все»».

13 августа 1922 года приговор был приведен в исполнение.
13 августа 2024 года в этом зале суда, как на Голгофе, звучит музыка, звучат слова последнего письма владыки из тюрьмы, написанные перед расстрелом. Звучат как гимн святому, победившему и страх и смерть - все то, чего свойственно бояться:

«В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением. Жалел своею душею, что времена не те и не приходится переживать, что они переживали.

Времена переменились. Открывается возможность терпеть ради Христа от своих и чужих.

Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. Трудно переступить этот рубикон, границу и всецело предаться воле Божией. Когда это совершится, тогда человек, избыточествуя утешением, не чувствует самых тяжелых страданий<…> Об этом я раньше говорил другим, но мои страдания не достигали полной меры. Теперь, кажется, пришлось пережить почти всё: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование этой смерти под якобы народные аплодисменты, людскую самую черную неблагодарность, продажность, непостоянство и т.п. Безпокойство и ответственность за судьбу других людей и даже самую Церковь.
Страдания достигали своего апогея, но увеличивалось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше иметь её нам пастырям. Забыть свою самонадеянность, ум, ученость и т.п. и дать место благодати Божией.»

Я уходил из зала этого суда, пораженный огромной силой жизни и веры святого, стоявшего здесь за 102 года до меня.