Forwarded from Харун Вадим Сидоров
Настало время упоительных историй - об очередном беспределе Цукерберга.
Уже какое-то время мы с европейскими мусульманами из нескольких стран ведем новый англоязычный проект https://islam4europeans.com/, соответствующая страница которого была создана и в Фейсбук для лучшего продвижения.
Все это время ФБ настойчиво предлагал нам продвигать наши публикации на рекламной основе. И вот, пару дней назад мы решили попробовать прорекламировать несколько публикаций с небольшим бюджетом.
Результат - за наши вложенные в него деньги ФБ... снес с нашей страницы почти все ее публикации как "спам", включая и те, за продвижение которых ему были заплачены деньги. А кроме того, запретил теперь размещать во всей системе ссылку на сайт как небезопасную.
Понятное дело, что на них наверняка нажаловался кто-то из враждебно настроенных людей, каковых немало из разных лагерей - как исламоненавистников, так и тех, кому ненавистно все, что связано с европейской идентичностью.
Но сам подход - снести как спам публикации за то, что тебе за них были заплачены деньги, причем, после продолжительных разводок на это, это, конечно, высший пилотаж хуцпы.
Собственно, тут можно писать много букв и изливать много гневных эмоций, но достаточно констатировать, что имеет место очередная иллюстрация того, почему не стоит серьезно вкладываться в эту отмороженную площадку. Благо, наш проект изначально рассматривал ее всего лишь как один из инструментов.
Уже какое-то время мы с европейскими мусульманами из нескольких стран ведем новый англоязычный проект https://islam4europeans.com/, соответствующая страница которого была создана и в Фейсбук для лучшего продвижения.
Все это время ФБ настойчиво предлагал нам продвигать наши публикации на рекламной основе. И вот, пару дней назад мы решили попробовать прорекламировать несколько публикаций с небольшим бюджетом.
Результат - за наши вложенные в него деньги ФБ... снес с нашей страницы почти все ее публикации как "спам", включая и те, за продвижение которых ему были заплачены деньги. А кроме того, запретил теперь размещать во всей системе ссылку на сайт как небезопасную.
Понятное дело, что на них наверняка нажаловался кто-то из враждебно настроенных людей, каковых немало из разных лагерей - как исламоненавистников, так и тех, кому ненавистно все, что связано с европейской идентичностью.
Но сам подход - снести как спам публикации за то, что тебе за них были заплачены деньги, причем, после продолжительных разводок на это, это, конечно, высший пилотаж хуцпы.
Собственно, тут можно писать много букв и изливать много гневных эмоций, но достаточно констатировать, что имеет место очередная иллюстрация того, почему не стоит серьезно вкладываться в эту отмороженную площадку. Благо, наш проект изначально рассматривал ее всего лишь как один из инструментов.
Один из наиболее жёстких исламских "антимузыкальных" дискурсов всё-таки принадлежит Джемалю, только он, конечно, не правоведческий, а сугубо философский, а потому ещё более сложный.
Правоведы уже на протяжении столетий используют заимствованный у Платона термин "мусика", со временем, вероятно, растеряв его античные значения. Джемаль же как раз возвращается к ним. Он подчёркивает именно неартикулированнось, "безъязыкость" музыки как явный негатив, как подражание пассивной бытийственности, противопоставляя её смыслу, активной рефлексии. "С другой стороны" , - говорит он, - "есть художественное произведение в сфере слова, литературное произведение, где слово является основным инструментом, но где также идет битва между неартикулированными, скрытыми формами посылов и артикулированной, проговоренной частью. Причем они как бы взаимно уничтожают друг друга: перегрузка философией убивает художественное произведение и излишняя образность превращает произведение в каталогизацию состояний и переживаний".
Однако уже древние греки говорили о разных уровнях подражания.
Платон ещё не делает здесь чёткого разделения, включая во "всё мусическое", например, поэзию. Аристотель же чётко формулирует принцип мемисиса как не просто "подражание бытию", но "подражание именно такой области и творческое воспроизведение вовсе не того, что есть или было, но того, что могло бы быть" (Лосев). То есть, выражаясь иными словами, в искусстве проявляется феномен "иной реальности".
Но в действительности, в реально существующем искусстве мы встречаемся скорее с борьбой двух начал, и это те самые "разные уровни подражания" древних греков. В этом смысле всё музыкальное подражает бытию негативному, как произвольной, пассивной данности, против которой направлен основной пафос джемалевской мысли. Слово же, в чистом виде, подражает инобытию, как провозвестник именно активно-осмысленного, энергийного, "сюжетного" бытия.
И вот здесь, конечно, всё предстаёт на совершенно ином уровне сложности, который и обозначил Джемаль, вероятно, вслед за Аристотелем, а он, теоретически различная эти два фундаментально противоположные "подражания", признаёт, что "фактическая граница между ними текучая; и там, где раньше была одна степень подражания, впоследствии может оказаться
совсем другая".
В этом смысле нельзя не признать, что есть художественные произведения, написанные словом, которые в гораздо большей степени являються "музыкой", нежели отдельные" музыкальные произведения", которые в гораздо большей степени являются философией.
Правоведы уже на протяжении столетий используют заимствованный у Платона термин "мусика", со временем, вероятно, растеряв его античные значения. Джемаль же как раз возвращается к ним. Он подчёркивает именно неартикулированнось, "безъязыкость" музыки как явный негатив, как подражание пассивной бытийственности, противопоставляя её смыслу, активной рефлексии. "С другой стороны" , - говорит он, - "есть художественное произведение в сфере слова, литературное произведение, где слово является основным инструментом, но где также идет битва между неартикулированными, скрытыми формами посылов и артикулированной, проговоренной частью. Причем они как бы взаимно уничтожают друг друга: перегрузка философией убивает художественное произведение и излишняя образность превращает произведение в каталогизацию состояний и переживаний".
Однако уже древние греки говорили о разных уровнях подражания.
Платон ещё не делает здесь чёткого разделения, включая во "всё мусическое", например, поэзию. Аристотель же чётко формулирует принцип мемисиса как не просто "подражание бытию", но "подражание именно такой области и творческое воспроизведение вовсе не того, что есть или было, но того, что могло бы быть" (Лосев). То есть, выражаясь иными словами, в искусстве проявляется феномен "иной реальности".
Но в действительности, в реально существующем искусстве мы встречаемся скорее с борьбой двух начал, и это те самые "разные уровни подражания" древних греков. В этом смысле всё музыкальное подражает бытию негативному, как произвольной, пассивной данности, против которой направлен основной пафос джемалевской мысли. Слово же, в чистом виде, подражает инобытию, как провозвестник именно активно-осмысленного, энергийного, "сюжетного" бытия.
И вот здесь, конечно, всё предстаёт на совершенно ином уровне сложности, который и обозначил Джемаль, вероятно, вслед за Аристотелем, а он, теоретически различная эти два фундаментально противоположные "подражания", признаёт, что "фактическая граница между ними текучая; и там, где раньше была одна степень подражания, впоследствии может оказаться
совсем другая".
В этом смысле нельзя не признать, что есть художественные произведения, написанные словом, которые в гораздо большей степени являються "музыкой", нежели отдельные" музыкальные произведения", которые в гораздо большей степени являются философией.
Интересны, хотя бы для понимания того, какая суровая дискуссия всегда существовала в истории европейской музыки, гневные пассажи Ницше о Вагнере:
"Был ли Вагнер вообще музыкантом? Во всяком случае он был больше кое-чем другим: именно несравненным histrio, величайшим мимом, изумительнейшим гением театра, какой только был у немцев, нашим инсценировщиком par excellence. Его место в какой-то другой области, а не в истории музыки: с её великими истыми представителями его не следует смешивать. ... Также и как музыкант он был лишь тем, чем был вообще: он сделался музыкантом, он сделался поэтом, потому что скрытый в нём тиран, его актёрский гений, принуждал его к этому. ... Вагнер не был музыкантом по инстинкту. Он доказал это тем, что отбросил все законы, говоря точнее, всякий стиль в музыке, чтобы сделать из неё то, что ему было нужно".
"Был ли Вагнер вообще музыкантом? Во всяком случае он был больше кое-чем другим: именно несравненным histrio, величайшим мимом, изумительнейшим гением театра, какой только был у немцев, нашим инсценировщиком par excellence. Его место в какой-то другой области, а не в истории музыки: с её великими истыми представителями его не следует смешивать. ... Также и как музыкант он был лишь тем, чем был вообще: он сделался музыкантом, он сделался поэтом, потому что скрытый в нём тиран, его актёрский гений, принуждал его к этому. ... Вагнер не был музыкантом по инстинкту. Он доказал это тем, что отбросил все законы, говоря точнее, всякий стиль в музыке, чтобы сделать из неё то, что ему было нужно".
Сколько историками сломано копий на тему такого глобального разворота в истории западной цивилизации как переход от феодально-рыцарского уклада и характера к эпохе великих географических открытий, прогрессизму и технократии. Среди основных причин называют чуму и столетнюю войну, антигуманизм средневековой системы ценностей и всё в таком духе. Наиболее верное наблюдение мне видится в том, что американский медиевист Дж. Уоллок характеризует как "столкновение контрастных моделей западного рыцарства", ведь тут нужно признать существование совершенно различных, порою плохо совместимых друг с другом архетипов, преобладавших в средневековой западной культуре. Соприродные европейскому характеру идеалы античности, которые мы находим в практически любом эпическом средневековом герое, оказались чем-то серьёзно, я бы сказала, спровоцированы. Герой захотел вдруг иного исхода вместо прежней фатальной драмы - весь квест по поиску Грааля это поиск иного сюжета, сюжета спасения из роковой пропасти, в которую непременно попадал прежде всякий титан и герой. Христианство с его магическим символизмом, в свою очередь, пыталось залечивать эти раны, и, - со временем о том позабыли, хотя всё ещё чувствовали хотя бы на уровне художественной правды, - что исконный архетип высокого кшатризма и божественного вассалитета (хиляфа) находился в исламском (сарацинском) мире и мог быть только своеобразно привит христианской Европе. Когда же связь с источником вдохновения оказалась утеряна - западная цивилизация вернулась к титанизму, переварив в том числе и христианство.
Способность признать в женщине наличие других, более сложных и глубоких измерений (а женских архетипов столь же много, как и мужских), причём не просто признать, а отдавать им должное и даже желать их для себя, при сохранении позиции абсолютного господства - высший пилотаж, в хорошем смысле, рафинированного сексизма. Символизм женщины не есть вещь строго зафиксированная в каком-то одном образе. Герой в старых скандинавских сагах не ищет никаких услад, а ищет деву в латах. Потому что она единственная ему равна. И никакие сокровища нибелунгов ем так не интересны, как прекрасная воительница, до которой никто другой добраться сквозь море и огонь не сумел.
Forwarded from Poistine
Женщина в джихаде имеет такое же значение, как и мужчина. Она играет такую же роль, но
свою. Хадиджа, первая жена Пророка (صلى الله عليه وسلم (финансировала его первые шаги. Она была его
морально-психологической поддержкой. Все мы знаем как потом наш Пророк (صلى الله عليه وسلم (ограждал её
имя и память о ней от попыток любой дискредитации, умаления и т. п. Её роль в становлении
Ислама на самых ранних этапах очень важна.Шариат обеспечивает возможность женщины
заниматься независимым бизнесом. Может ли женщина быть одиноким бизнесменом? Может.
А раз так, она может быть и политическим деятелем, и партийным активистом. Женщины
сыграли огромную роль в войне, которую вёл наш Пророк (صلى الله عليه وسلم (за установление Ислама в
Хиджазе. Как его противницы (кстати говоря, Хинд, знаменитая женщина, которая ненавидела
Ислам и ответственна за гибель Хамзы), так и его сторонницы, которые многое сделали,
чтобы Ислам победил.Есть такое мнение, что единственное назначение женщины — быть
хорошей женой, чтобы воюющий на переднем плане и берущий на себя все проблемы муж
мог придти домой, расслабиться и отдохнуть. Но мы прекрасно понимаем, что одна женщина
может быть усладой души и тела, а другая — нет. Одна не может быть бизнесвумен, а другая
может ей быть. И Ислам очень гибко относится ко всему этому. Он учитывает склонности и
возможности, способности людей. В юношеский период моей жизни женщина для меня была
тем, что нужно подчинять, ставить на место, контролировать, дрессировать, укрощать. Я
исходил из того, что современное общество матриархально, что в нём доминируют женские
ценности, культ женского и это всё нужно изживать, избавляться от этого. По мере более
глубокого вникания в сущность исламской традиции, я изменял свои взгляды. Война полов,
конечно, есть, и феминократия, конечно, существует, но все эти вещи нуждаются в гораздо
более глубоком осмыслении.
Гейдар #Джемаль
свою. Хадиджа, первая жена Пророка (صلى الله عليه وسلم (финансировала его первые шаги. Она была его
морально-психологической поддержкой. Все мы знаем как потом наш Пророк (صلى الله عليه وسلم (ограждал её
имя и память о ней от попыток любой дискредитации, умаления и т. п. Её роль в становлении
Ислама на самых ранних этапах очень важна.Шариат обеспечивает возможность женщины
заниматься независимым бизнесом. Может ли женщина быть одиноким бизнесменом? Может.
А раз так, она может быть и политическим деятелем, и партийным активистом. Женщины
сыграли огромную роль в войне, которую вёл наш Пророк (صلى الله عليه وسلم (за установление Ислама в
Хиджазе. Как его противницы (кстати говоря, Хинд, знаменитая женщина, которая ненавидела
Ислам и ответственна за гибель Хамзы), так и его сторонницы, которые многое сделали,
чтобы Ислам победил.Есть такое мнение, что единственное назначение женщины — быть
хорошей женой, чтобы воюющий на переднем плане и берущий на себя все проблемы муж
мог придти домой, расслабиться и отдохнуть. Но мы прекрасно понимаем, что одна женщина
может быть усладой души и тела, а другая — нет. Одна не может быть бизнесвумен, а другая
может ей быть. И Ислам очень гибко относится ко всему этому. Он учитывает склонности и
возможности, способности людей. В юношеский период моей жизни женщина для меня была
тем, что нужно подчинять, ставить на место, контролировать, дрессировать, укрощать. Я
исходил из того, что современное общество матриархально, что в нём доминируют женские
ценности, культ женского и это всё нужно изживать, избавляться от этого. По мере более
глубокого вникания в сущность исламской традиции, я изменял свои взгляды. Война полов,
конечно, есть, и феминократия, конечно, существует, но все эти вещи нуждаются в гораздо
более глубоком осмыслении.
Гейдар #Джемаль
Был у меня текст о влиянии на мусульман доисламской арабской поэзии. В продолжении темы, немного с другой стороны.
Плутарх пишет о том, что Александр Македонский постоянно перечитывал Илиаду.
"Однажды Александру принесли шкатулку, которая казалась разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из всего, что попало в руки победителей. Александр спросил своих друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие — другое, но царь сказал, что будет хранить в ней «Илиаду». Это свидетельствуют многие лица, заслуживающие доверия.
Вообще Александр от природы был склонен к изучению наук и чтению книг. Он считал, и нередко говорил об этом, что изучение «Илиады» — хорошее средство для достижения военной доблести. Список «Илиады», исправленный Аристотелем и известный под названием «Илиада из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом, как об этом сообщает Онесикрит".
Что, по сути, здесь происходит? Доблесть есть понятие архетипическое, однако у каждого народа архетипы имеют вполне конкретные воплощения в конкретных образах. Доступ туда идёт через коллективное бессознательное, которое у пассионариев постоянно находится в пробуждённом состоянии и через них вливается в кровь целой нации. Когда сахабы цитировали свою эпическую поэзию, они же делали то же самое.
Другой интересный конечно момент, что такой явно аполлонический персонаж как Александр вдохновлялся таким отморожено-дионисийским типажем как Ахилл. Но это уже немного другая тема.
Плутарх пишет о том, что Александр Македонский постоянно перечитывал Илиаду.
"Однажды Александру принесли шкатулку, которая казалась разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из всего, что попало в руки победителей. Александр спросил своих друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие — другое, но царь сказал, что будет хранить в ней «Илиаду». Это свидетельствуют многие лица, заслуживающие доверия.
Вообще Александр от природы был склонен к изучению наук и чтению книг. Он считал, и нередко говорил об этом, что изучение «Илиады» — хорошее средство для достижения военной доблести. Список «Илиады», исправленный Аристотелем и известный под названием «Илиада из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом, как об этом сообщает Онесикрит".
Что, по сути, здесь происходит? Доблесть есть понятие архетипическое, однако у каждого народа архетипы имеют вполне конкретные воплощения в конкретных образах. Доступ туда идёт через коллективное бессознательное, которое у пассионариев постоянно находится в пробуждённом состоянии и через них вливается в кровь целой нации. Когда сахабы цитировали свою эпическую поэзию, они же делали то же самое.
Другой интересный конечно момент, что такой явно аполлонический персонаж как Александр вдохновлялся таким отморожено-дионисийским типажем как Ахилл. Но это уже немного другая тема.
Дуэль как способ решения личных конфликтов чести происходит даже не из средневекового рыцарского поединка - это старая языческая традиция, взывающая к "суду богов", когда уже никакое иное решение не возможно. Поединок Париса и Менелая, которым пытались решить весь троянский конфликт - классический поединок чести. В арабской доисламской традиции мы всё это также находим. Более того, почти все известные битвы первых мусульман традиционно начинались с одиночных поединков, в которых, в контексте общей сверхзадачи, сводились и личные счёты.
Вот один из примеров включения "варварской языческой традиции" в исламское поле. Ислам вовсе не пришёл разрушить старый языческий мир, ни его знаний, ни ценностей. Он пришёл его очистить, стряхнуть пыль, задать ему верное направление. Но надо для этого иметь, что очищать, и что направлять.
Вот один из примеров включения "варварской языческой традиции" в исламское поле. Ислам вовсе не пришёл разрушить старый языческий мир, ни его знаний, ни ценностей. Он пришёл его очистить, стряхнуть пыль, задать ему верное направление. Но надо для этого иметь, что очищать, и что направлять.
Вот люблю я западноевропейские языки. Там если написал, к примеру honor is part of man's fitrah - так попал в самую точку, не придерешься. А в русском сидишь и думаешь, как правильно: мужчины или человека?
Тут ведь какая пробоема: с точки зрения традиционализма определённые качества, считающиеся традиционно мужскими, женщине стихийно не свойственны. И я вовсе не уверена в том, что в Исламе с его пророческой, инициатической линией всё обстоит как-то принципиально более политкорректно.
Патриархальные муфассиры использовали фразу "ар-раджуль хейрун мин аль-мар'а" - мужчина лучше женщины. Она поражает нас своим как бы алогизмом - лучше в каком смысле, в чем именно? Но ведь раньше никто не задавался такими вопросами, понимая всё в общем контексте жизни традиционного общества, в котором мужские качества ценились намного больше. Но сегодня такие моменты уже требуют объяснений, адекватных современным реалиям и восприятию.
Разница, мне кажется, не в том, что, как утверждают традиционалисты, женщина не является носительницей исконного целомудрия и подлинного достоинства, но в разной перцепции, связанной с определённой субординацией, порядком вещей. Если мы принимаем догмат о мужском первородстве, то прекрасно понимаем, что первочеловеком, в которого Господь вдохнул от своего Духа, был Адам (алейхи ссалям). Таким образом, определённые качества, являющиеся своего рода Imago Dei в человеке, мужчина обнаруживает, посредством инициации, в самой глубине своего существа. Женщина же была взята уже из "готовой субстанции", таким образом, в её восприятии, между нею и архетипическими понятиями всегда присутствует фигура архетипического Адама. И весь ужас феминизма, особенно исламского, это не самостоятельная женщина, не женщина за рулём, и даже не женщина в кресле политика, но изъятие" архетипического Адама" из картины мира вообще и из сознания женщин в частности.
Тут ведь какая пробоема: с точки зрения традиционализма определённые качества, считающиеся традиционно мужскими, женщине стихийно не свойственны. И я вовсе не уверена в том, что в Исламе с его пророческой, инициатической линией всё обстоит как-то принципиально более политкорректно.
Патриархальные муфассиры использовали фразу "ар-раджуль хейрун мин аль-мар'а" - мужчина лучше женщины. Она поражает нас своим как бы алогизмом - лучше в каком смысле, в чем именно? Но ведь раньше никто не задавался такими вопросами, понимая всё в общем контексте жизни традиционного общества, в котором мужские качества ценились намного больше. Но сегодня такие моменты уже требуют объяснений, адекватных современным реалиям и восприятию.
Разница, мне кажется, не в том, что, как утверждают традиционалисты, женщина не является носительницей исконного целомудрия и подлинного достоинства, но в разной перцепции, связанной с определённой субординацией, порядком вещей. Если мы принимаем догмат о мужском первородстве, то прекрасно понимаем, что первочеловеком, в которого Господь вдохнул от своего Духа, был Адам (алейхи ссалям). Таким образом, определённые качества, являющиеся своего рода Imago Dei в человеке, мужчина обнаруживает, посредством инициации, в самой глубине своего существа. Женщина же была взята уже из "готовой субстанции", таким образом, в её восприятии, между нею и архетипическими понятиями всегда присутствует фигура архетипического Адама. И весь ужас феминизма, особенно исламского, это не самостоятельная женщина, не женщина за рулём, и даже не женщина в кресле политика, но изъятие" архетипического Адама" из картины мира вообще и из сознания женщин в частности.
Давно замахиваюсь на текст о Гомере, но всякий раз осаждает мысль, что это мне не по плечу. Но вот, в попытке собрать свои заметки об Исламе и европейском рыцарстве в один связный текст, как раз снова подумала о нём.
Есть такое мнение у испанских арабофилов, что европейцы до прихода мусульман вообще не знали никаких кодексов благородного поведения. В частности, одному из ведущих испанских писателей XX века, Винсенту Ибанесу, принадлежит такое высказывание:
"Европа не знала искусства и практик рыцарства, ни представлений о чести до прихода арабов в Андалусию, вместе с их литературой и героями. Можно логически предположить, что рыцарство не было известно грекам и римлянам".
Тенденция приписать многие культурные явления религии существует и у мусульман, при том, что на самом деле Ислам скорее включил давно существовашие традиции в общую канву великого эсхатологического сюжета.
Так вот, о Гомере. В его эпических поэмах буквально нет ни одного героя, которым бы не двигало то, что у древних греков называлось aidos. Это понятие принято переводить как стыд и скромность, но в героической терминологии Гомера оно означает именно чувство чести и достоинства, чувство долженствования. В нём есть как титаническая линия (Ахилл), так и рыцарственная (Гектор, Эней). Это важнейший момент вообще всего гомеровского творчества. Недаром в Европе, вместе с закатом рыцарства, возвращается мода на античность. В частности, Гомер, Вергилий, Плутарх становятся образовательным минимумом европейского аристократа. Когда хотели подчеркнуть плохое образование какого-то человека, то говорили, что он "ничего кроме Плутарха не читал". В русской дворянской культуре это также находит своё отражение. Как пишет Пушкин про Онегина, опять же, подчёркивая интеллектуальную поверхностность своего героя: "Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита", "Да помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха".
Так что Ибанес и прав, и не прав одновременно. Прав он в том, что именно Ислам оформил футувват в сословно-инициатический институт, каким он стал впоследствии в Европе. Неправ в том, что честь и достоинство являются частью фитры, и европейские языческие культуры в этом плане представляют собой такой сильнейший замес, что всё это вполне достойно войти в образовательный минимум европейского мусульманина.
Есть такое мнение у испанских арабофилов, что европейцы до прихода мусульман вообще не знали никаких кодексов благородного поведения. В частности, одному из ведущих испанских писателей XX века, Винсенту Ибанесу, принадлежит такое высказывание:
"Европа не знала искусства и практик рыцарства, ни представлений о чести до прихода арабов в Андалусию, вместе с их литературой и героями. Можно логически предположить, что рыцарство не было известно грекам и римлянам".
Тенденция приписать многие культурные явления религии существует и у мусульман, при том, что на самом деле Ислам скорее включил давно существовашие традиции в общую канву великого эсхатологического сюжета.
Так вот, о Гомере. В его эпических поэмах буквально нет ни одного героя, которым бы не двигало то, что у древних греков называлось aidos. Это понятие принято переводить как стыд и скромность, но в героической терминологии Гомера оно означает именно чувство чести и достоинства, чувство долженствования. В нём есть как титаническая линия (Ахилл), так и рыцарственная (Гектор, Эней). Это важнейший момент вообще всего гомеровского творчества. Недаром в Европе, вместе с закатом рыцарства, возвращается мода на античность. В частности, Гомер, Вергилий, Плутарх становятся образовательным минимумом европейского аристократа. Когда хотели подчеркнуть плохое образование какого-то человека, то говорили, что он "ничего кроме Плутарха не читал". В русской дворянской культуре это также находит своё отражение. Как пишет Пушкин про Онегина, опять же, подчёркивая интеллектуальную поверхностность своего героя: "Бранил Гомера, Феокрита, зато читал Адама Смита", "Да помнил, хоть не без греха, из Энеиды два стиха".
Так что Ибанес и прав, и не прав одновременно. Прав он в том, что именно Ислам оформил футувват в сословно-инициатический институт, каким он стал впоследствии в Европе. Неправ в том, что честь и достоинство являются частью фитры, и европейские языческие культуры в этом плане представляют собой такой сильнейший замес, что всё это вполне достойно войти в образовательный минимум европейского мусульманина.
Вот, кстати, Рим. Известный эпизод из истории пунических войн, показывающий, насколько всё было определённо и с честью, и с бесчестием. Впоследствии из него сделали какую-то слёзно-мелодраматическую историю, но это уже культурные издержки. А у Тита Ливия сама точка зрения уже говорит о многом.
https://telegra.ph/Istoriya-Rima-ot-osnovaniya-goroda-kniga-30-03-06
https://telegra.ph/Istoriya-Rima-ot-osnovaniya-goroda-kniga-30-03-06
Telegraph
"История Рима от основания города", книга 30
При входе в преддверие, на самом пороге встречает его Софонисба, жена Сифакса, дочь пунийца Газдрубала. Заметив в толпе вооруженных воинов Масиниссу, выдававшегося средя других как своим вооружением, так и всем внешним видом, она догадалась, что это царь…
Исламский и околоисламский западный интеллектуализм хорош всем, кроме одного - он никак не был потревожен духом и интеллектом Джемаля. Там многое пребывает в мечтательном сне постгеноновских эпигонских дискурсов, а это, простите, та ещё тоска.
Есть известное высказывание Умара (да будет доволен им Аллах): "Обучайте ваших мальчиков стрельбе (из лука), плаванью и верховой езде". О важности этих искусств и упражнений сказано также во многих достоверных хадисах.
Но почему такое внимание уделяется именно стрельбе, учитывая, что у арабов (да и не только у них) лук долгое время вообще был не в чести? Стрельба не предполагает столкновения в поединке лицом к лицу, стрелять можно откуда угодно, в том числе и в спину, из засады; хорошо стрелять, в конце концов, может научиться и женщина.
Долгое время по-настоящему благородным, мужским оружием считался меч и его вариации. Им могли успешно владеть только особые люди, получившие особое воспитание. Меч до крайности индивидуалистичен. Недаром и арабская, и европейская традиция давала мечам характерные имена. Зульфикар и аль-Баттар, Жуайез и Дюрандаль, Грам и Эскалибур - все они воплощают силу и дух своих владетелей. Знаменитые мечи имеют легендарное происхождение и легендарную преемственность. Так, аль-Баттар, по преданию, принадлежал пророку Давиду (мир ему), которому достался от Голиафа, а знаменитым Роландовым Дюрандалем прежде владел некий андалузский эмир, а восходит этот меч к Гектору Троянскому. О метафизике меча вообще писали много и хорошо, не будем повторяться.
Но что же тогда представляет из себя стрельба? Есть ли нечто в натянутой тетиве, выверенном прицеле и стремительном полёте стрелы, что-то такое, чего не достаёт мечу?
Лук, похоже - единственное по-настоящему аполлоническое оружие. Сложно представить себе Аполлона, размахивающего мечом, однако он меткий стрелок. (речь, оговорюсь, не о каком не о "боге", а об архетипе, поэтическом образе). Одним выстрелом среблолукого Аполлона оказывается сражён неуязвимый и дошедший до крайности титан. Лук также оружие известного маргинала из Шервудского леса. Робин Гуд и вольные стрелки. Не в подобном ли положении оказались в своё время мусульмане, вынужденные сражаться из засад, с многократно превосходящим противником?
Именно лучникам Пророк (да благословит его Аллах) уделял особое внимание. Именно лучники своим ослушанием его приказа сыграли трагическую роль в битве при Ухуде. Потому что лук, конечно, не терпит произвола. Отряд лучников - это строгий и стройный порядок, это стратегия и безусловное подчинение. Старый мир был утомлён гипертрофированным титанизмом меча, Ислам уравновесил его, превознеся стрельбу.
В общем, обучайте ваших мальчиков.
Но почему такое внимание уделяется именно стрельбе, учитывая, что у арабов (да и не только у них) лук долгое время вообще был не в чести? Стрельба не предполагает столкновения в поединке лицом к лицу, стрелять можно откуда угодно, в том числе и в спину, из засады; хорошо стрелять, в конце концов, может научиться и женщина.
Долгое время по-настоящему благородным, мужским оружием считался меч и его вариации. Им могли успешно владеть только особые люди, получившие особое воспитание. Меч до крайности индивидуалистичен. Недаром и арабская, и европейская традиция давала мечам характерные имена. Зульфикар и аль-Баттар, Жуайез и Дюрандаль, Грам и Эскалибур - все они воплощают силу и дух своих владетелей. Знаменитые мечи имеют легендарное происхождение и легендарную преемственность. Так, аль-Баттар, по преданию, принадлежал пророку Давиду (мир ему), которому достался от Голиафа, а знаменитым Роландовым Дюрандалем прежде владел некий андалузский эмир, а восходит этот меч к Гектору Троянскому. О метафизике меча вообще писали много и хорошо, не будем повторяться.
Но что же тогда представляет из себя стрельба? Есть ли нечто в натянутой тетиве, выверенном прицеле и стремительном полёте стрелы, что-то такое, чего не достаёт мечу?
Лук, похоже - единственное по-настоящему аполлоническое оружие. Сложно представить себе Аполлона, размахивающего мечом, однако он меткий стрелок. (речь, оговорюсь, не о каком не о "боге", а об архетипе, поэтическом образе). Одним выстрелом среблолукого Аполлона оказывается сражён неуязвимый и дошедший до крайности титан. Лук также оружие известного маргинала из Шервудского леса. Робин Гуд и вольные стрелки. Не в подобном ли положении оказались в своё время мусульмане, вынужденные сражаться из засад, с многократно превосходящим противником?
Именно лучникам Пророк (да благословит его Аллах) уделял особое внимание. Именно лучники своим ослушанием его приказа сыграли трагическую роль в битве при Ухуде. Потому что лук, конечно, не терпит произвола. Отряд лучников - это строгий и стройный порядок, это стратегия и безусловное подчинение. Старый мир был утомлён гипертрофированным титанизмом меча, Ислам уравновесил его, превознеся стрельбу.
В общем, обучайте ваших мальчиков.
Была у меня такая заметка, как раз вполне "восьмимартовского" характера. Сейчас я, конечно, вижу её недостатки, да и в целом меня уже интересуют скорее практические вопросы "перемирия" между женскими и мужскими повествованиями. Я отлично понимаю, что женщине на христианском и постхристианском Западе действительно приходилось отстаивать свою субьектность, и началось это как раз с литературы, что там есть замечательные шедевральные вещи, ибо начиналось всё обычно "за здравие". Всё это, тем не менее, не меняет общего неприятия этих развившихся тенденций, которые сегодня достигли своего апофеоза и полного маразма.
https://telegra.ph/Literaturnyj-feminizm-03-08
https://telegra.ph/Literaturnyj-feminizm-03-08
Telegraph
Литературный феминизм
Положительное отношение к литературе отнюдь не означает, что необходимо одобрить в ней абсолютно всё. Со времён раннего Модерна тенденции в искусстве были в целом весьма неоднозначны, как и те социальные, политические и глубокие метафизические причины, лежавшие…
Что вообще побудило написать на эту тему... Несколько лет назад по фб гуляли всякие нарезки из турецкого сериала "Великолепный век". Так вот в одном из них султан Сулейман говорил Роксолане: "Я владею миром. А ты владеешь мной".
Тут-то и охватил меня леденящий ужас бездны.))
Тут-то и охватил меня леденящий ужас бездны.))
Перечитала эту статью Харуна - да, пожалуй, там поставлена довольно решительная точка в вопросе отношения Ислама и достижений и наследия прошлых эпох, национальных культур. Причём начинаешь даже понимать весь ужас современного западного адепта культа музеев, переживающего за своё наследие перед лицом "варваров", поскольку всё, о чём здесь написано, существует пока только в теории.
https://www.harunsidorov.info/2018/03/04/%D0%A6%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F-%D0%98%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%B0-%D1%81%D1%83%D1%89%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C-%D0%B8-%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BF%D0%B5/
https://www.harunsidorov.info/2018/03/04/%D0%A6%D0%B8%D0%B2%D0%B8%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D1%86%D0%B8%D1%8F-%D0%98%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%B0-%D1%81%D1%83%D1%89%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C-%D0%B8-%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BF%D0%B5/
Женщине в традиционном обществе не приходило в голову в познании чего-либо исходить из самой себя, из своего сугубо женского существа. Мужской онтологический принцип довлел над нею; его не обязательно было понимать - достаточно было принимать. Женская (бытийственно-женская) точка зрения не могла рассматриваться как какая бы то ни было альтернатива. Разумеется, у женщин существовал свой естественный мир, но он не выходил за пределы женской половины дома. Да и там, думаю, вовсе не было какого-то тотального бабьего царства. Ибн Хазм пишет о том, что вырос на женской половине дома и, таким образом, научился хорошо понимать женщин. Они и дальше ему были глубоко интересны, как явление.
Сегодня всякие женские паблики (в том числе зачастую и мусульманские) - это гендерные гетто. Ни один нормальный мужчина туда не зайдёт, а если зайдёт - так скиснет от обсуждаемых там тем, самой манеры обсуждений. Та ли это вожделенная сегерация, либо всё тот же тренд современного мира, в котором мужчины и женщины разделились на два лагеря?
Сегодня всякие женские паблики (в том числе зачастую и мусульманские) - это гендерные гетто. Ни один нормальный мужчина туда не зайдёт, а если зайдёт - так скиснет от обсуждаемых там тем, самой манеры обсуждений. Та ли это вожделенная сегерация, либо всё тот же тренд современного мира, в котором мужчины и женщины разделились на два лагеря?
Сегодня прочитала совершенно параллельную мысль о том, что Илиаде и Одиссее как бы само собой полагается занять такое же место для мусульман-европейцев, какое занимала, например, Шахнаме у персов. Рада, что не только у меня крен в эту сторону, и мысль эта не вовсе маргинальна. Это такие старые глубокие корни, без осознания которых никакого развития, по большому счёту, не мыслимо. Там выведены основные архетипы европейского характера, в его лучших и сильнейших проявлениях. Вся последующая европейская классическая культура - это уже, в сущности, эдакое "оперное" развитие Гомера - арии, вариации, и т.д.
Как раз изучаю сейчас знаменитую в исламской традиции касыду "аль-Бурда" сподвижника Ка'аба ибн Зухейра (которую он читал на собрании мусульман в присутствии Пророка, мир ему, объявив о своём Исламе), и вот там как раз это видно с особой наглядностью - как именно на стыке старого героического этоса и призыва Откровения и происходит взрыв невиданной силы.
Как раз изучаю сейчас знаменитую в исламской традиции касыду "аль-Бурда" сподвижника Ка'аба ибн Зухейра (которую он читал на собрании мусульман в присутствии Пророка, мир ему, объявив о своём Исламе), и вот там как раз это видно с особой наглядностью - как именно на стыке старого героического этоса и призыва Откровения и происходит взрыв невиданной силы.