АНДРЕЙ ДОБРЫНИН

* *

Идет коммунизм по планете,
Чтоб стало светлей на земле,
А Сталину ночью не спится,
И Сталин вздыхает в Кремле.

Вот Молотов, вот Каганович,
Вот радостных рапортов дождь,
Так что же тебя беспокоит,
О чем ты печалишься, вождь?

И вождь отвечает со вздохом:
“Шлет рапорты каждый народ,
Лишь греки как будто набрали
Вина самодельного в рот.

Мне хочется молвить им: греки,
Вы выплюньте лучше вино.
Заботливым взором отцовским
Слежу я за вами давно.

На вас помаленьку сигналы
Давно уж стекались ко мне:
Из рек вы таскаете раков,
И раков не стало в стране.

Вы, греки, при всяких режимах
Одно лишь имели в виду:
Нажарить салаки, нажраться
И спать под навесом в саду.

Вы также порой не гнушались
Винцом и картежной игрой.
Плевать на Турксиб вы хотели,
Магнитку и Тракторострой.

И ежели к вам приглядеться,
То просто обида берет:
Какой-то неискренний все же,
Какой-то вы скользкий народ.

И русские, и украинцы
Изрядное тоже жулье,
Но все-таки есть в них основа,
А в вас я не вижу ее.

Хоть с ними с большою опаской
Решусь я на подвиг пойти,
Но с вами не то что на подвиг –
И в нужник-то страшно зайти.

Езжайте-ка на перековку
В просторы казахских степей,
И жен забирайте усатых,
И ваших противных детей.

А чтобы вам не было скучно, –
Ведь я вас, паршивцев, люблю, –
Я с вами веселых чеченцев,
Забавных ингушей пошлю..."

Немало прошло пятилеток;
В степи, где колючка росла,
Пробилась плодовая поросль
И буйно весной расцвела.

И в чайной большого совхоза
Сидел среди юношей грек –
Седеющий орденоносец,
Известный в Москве человек.

И он говорил молодежи:
“Нас, греков, постигла беда:
Не слышали зова эпохи
Мы, греки, в былые года.

Мы думали только, как выпить,
Пожрать и на баб заскочить,
И взялся поэтому Сталин
Отечески нас поучить.

Сказал он: “Мы мчимся к прогрессу,
А греки для нас – тормоза.
Они окопались у моря,
И фрукты им застят глаза”.

Сказал он: “Пусть вместо салаки
Пайкового хлебца пожрут!”
Узнали развратные греки
Осмысленный, плановый труд.

Поэтому греки сегодня
Не тот обывательский сброд,
А гордый и трудолюбивый,
Шагающий к свету народ.

Глобально-ориентированная публика - так теперь называются предатели и релоканты. Московский одессит Боря Барабанов, много лет за бабло писал хвалебные статьи о Земфире, теперь вот курит фимиам "парижанину" Павлу Фахрхрхртдинову (и не прохрюкаешь сразу). Был самарский татарин, а теперь, гляди-к ты, француз. Про таких писал Маяковский:

Он был монтером Ваней,
Но в духе парижан
Себе присвоил званье
"Электротеник Жан".

https://t.iss.one/barabanov_fm/1904

У них в парижах с рокфором крабы,
А нас на ручках таскают бабы.

А что у нас было в поэзии?
Московские говнюки, надувавшие щёки на деньги Чубайса, Абрамовича и Роспечати.
И провинциальные говнюки, получавшие премии за то, что в сотый раз переписывали Анатолия Передреева.
Честнее всех были куртуазные маньеристы.

Ну да, согласен, ссыкло ты и есть, парижанин Паша Фахртдинов. Правильно поёшь.

"Истина - это не факт, а процесс.
Так проверяется, кто ты есть.
Сладостно почки ли отбивать,
В горе ли бочками выпивать?
Ты многоок или ты циклоп?
Делаешь вид или выбрал вид?
Мне очень страшно, что я
ссыкло…
Мне очень страшно, что ссыкло.
Мне очень страшно что я -
ссыкло!"
https://t.iss.one/stepantsov_z/4302

Не мешайте сниматься!

Авдеевская промка окрасилась в наши цвета. Доблестные воины не подводят.

Вчера под конец открытия фестиваля документального кино РТ.Док: "Время героев", прозвучал вопрос из зала.

Задала его зрительница, посмотрев премьерную картину "Наши берега" Клима Поплавского. Точную формулировку не помню, но смысл был таким.

Что нужно делать мирняку для того, чтобы наши доблестные быстрее закончили войну победой?

Ответ лежит на поверхности.

Нужно заниматься воспитанием подрастающего поколения. Заботиться о детях. Учить любви. Настоящей, чистой. Любви к окружающим людям, к родителям, к наставникам, к старшим, любви к Отечеству, к земле.

Учить молодёжь уважать и ценить ратные подвиги наших доблестных, совершенные во имя каждого из них. Во имя цветущего мира на земле русской.

Помнить Историю государства Российского, знать её, чтобы никто не смог сбить с толку, как это произошло со многими подростками (да и не только с подростками) в две тысячи двадцать втором году, из-за чего спецоперация затянулась. Конечно, не только из-за этого, но из-за этого тоже.

Гуманитарная помощь важна. Иметь солдату пару лишних тёплых носков - порой просто необходимо. Но ещё важнее знать, что в тылу находятся те, кого он защищает, а не те, с кем он борется на передовой.

Валентин Петриченко (Бурлеск-Оркестр, Мастодонт) в роли Железного Дровосека. Готовим новогодний спектакль для донецких детишек. Я невидим, я волшебник Гудвин.

А вот и книжица с пылу с жару! Едем с издателем в Евпаторию - обмывать. Бури не страшны, пусть глупый пи́нгвин робко прячет!

ОБОРЗЕВШИЙ ГОЛУБЬ
(продолжение)

4.

Оборзевший голубь чешет по причалу,
По морозной крошке из дождя и брызг,
Взгляд, презренья полный, обращён на чаек,
Голубю противен их голодный визг.

Было дело, взял он королевну чайку
Жить в свою берлогу, с трубами подвал,
Думал, будут детки, станет за хозяйку, -
Только зря в мечтах он это рисовал.

Как он ни лелеял, от морозов пряча,
Яствами какими чайку ни кормил,
Только отвернулась от него мучача,
Лишь их голубёнок слово проронил.

Он ещё не начал даже оперяться:
Гуркнул, загугукал - отвернулась мать,
И, взмахнув крылами, прочь к своим - пластаться,
Крякать в стылых скалах, по небу летать.

А потом заслала утку-адвоката,
Что, мол, за рожденье голубя-птенца,
В месяц по кольцу ей золотому надо.
В общем, опустила бедного отца.

Только адвокату радости-то нету.
«Слышь, давай в мой офис», - голубь проронил,
И привёл он утку в кухню к Магомету,
Магомет же утку живо расчленил.

В этот вечер рюмку бронебойной чачи
В клюв залил бедняге повар Магомет.
– Не рыдай, брат голубь, выпей за удачу,
За здоровье сына и за мир на свет!

Ходит по причалу папа-одиночка,
Плачет: - Всё прощу, мля! Сына прокормлю!
Возвратись, всё будет, серьги и цепочки!
Слышишь, дрянь, паскуда? Я тебя люблю!

5.

Оборзевший голубь в лучиках весенних
Утром на причале, хвост задрав, лежит.
Хорошо, когда вы шустрый, словно веник,
Не страшны вам кошки, бабы и ковид.

Вам судьба-злодейка и жена-профура
Говорили: малый, жизнь твоя - навоз.
Пусть была неброской жизни увертюра -
Воспарил симфонией голубок-обсос.

Про жену-паскуду, мамку-профурсетку,
Донесла разведка, птичая молва:
Чаячие мачо разодрали детку,
Ох, была неистова в плане естества!

Пацанам чаёвным эта тварь твердила:
– Ты втыкай, да слушай, что я говорю,
Я за секс нагнула голубя-дебила,
Рыпнетесь - и тоже всех вас разорю!

Ведь сейчас настали времена другие:
Феминизм, трансгендер, бэлэмэ, ми-ту.
Парьте меня, жарьте, братья дорогие, -
Впарю иск любому, чайке и киту.

А пока расслабьтесь, парьтесь - не жалейте,
Только если надо - вы у меня вот!
Так прижму, ребята - просто опупеете! -
И решил прибить ее чаечий народ.

Доплясалась чайка, дораспоясàлась,
Вывернули чайку через яйцеклад.
Погрустил наш голубь лишь для вида малость,
Мол, любовь и веру не вернуть назад.

А потом, брильянтик сплюнув Магомету,
Две недели квасил с братом дорогим.

Чтоб мужчину баба не сжила со свету,
Помни: все - профуры, все они - враги.

6.

Оборзевший голубь в камышах у пруда,
В камышах у пруда в парке городском,
На царевну-лебедь, возжелавши чуда,
Смотрит задыхаясь, крàдется ползком.

В голове бушует: «Не совсем я голубь,
Я голубечайка, я имею шанс!
За тобою, краля, хоть в огонь, хоть в прорубь!
Ты my Lady Гага, ты my bad romance!

А царевна-лебедь, гордость побережья,
Мисс Гелиополис, мисс Кавказский Юг,
На голубечайку как бы чуть небрежно
Косится, считая выгоду свою.

Вроде его папа - голубь необычный,
Золотоискатель, денег дофига.
И сынок пока что держится прилично,
Не борзеет, вроде, знает берега.

– Эй, чего таишься? Подплывай поближе.
Не умеешь, что ли? Во, гляди, плывет!
Ты похож на чайку, дай тебя развижу.
Не робей, засунь мне клюв в мочеотвод...

Ох, как встрепенулся высморк голубиный,
Как чесал он клювом лебедь там и тут!
Притворилась краля девочкой невинной,
Типо их на конкурсах не внатяг дерут.

В игрищах любовных осень пронеслася,
Вдруг - фигак - повестка голубёнку в суд,
Лебедь заявила, что ее харасили.
«Ох и ни хера себе!» - хлюпнул старый пруд.

Только кто ж у пруда показанья спросит?!
Не хватило папе сына откупить.
Что же ты наделала, золотая осень!
На этапе парень, мать твою иттить.

Будет вспоминать он солнце Черноморья
В тех краях, где десять месяцев пурга.
Мама не приедет, папа запил с горя,
И летит над зоной, всхлипам сердца вторя,
Шлягер Леди Гаги - «Радио Га-га».

А надобно сказать, что проиллюстрировал мою книжку мой друг Дмитрий (Митрич) Дроздецкий, прокуратор Мосрегиона от группы "Митьки". Митрич, от души!

ОБОРЗЕВШИЙ ГОЛУБЬ
(Окончание. В конце пиесы является дух енота)
7.

Оборзевший голубь улетает с зоны,
Отмотал полсрока, вышел по УДО.
Оказалась лебедь чёрною вороной,
Не свилось с оторвой у него гнездо.

Пусть молотят языки где-то там на воле,
Что на зоне все равно, голубь ли, петух,
Только голубь избежал петушиной роли,
Клювом чаечьим забил претендентов двух.

Домотались до него: «Голубок-голуба,
Одиноко на тюрьме, ты же бел и чист...»
Одному он выбил глаз, а другому зубы.
Мама-чайка ох не зря была феминист.

Вот приехал голубь в свой Гелиополис,
Магомет с батяней вмиг накрыли стол.
Ну, понятно, чачей быстро упоролись,
И в ночи на пруд он к лебеди пошёл.

– Что же ты, подруга, как жила три года?
Как болтала по воде жопой без меня? –
И задвинул твари
вглубь мочеотвода,
Ярость чайки с нежностью отца соединя.

– Не ищи меня ты вновь - больше не поймаешь,
Буду жить как партизан в скалах и лесах,
Если высидишь сынка, если воспитаешь,
Назови его Борзой Ветер-в-Небесах.

Пусть он пялит всё вокруг, и ворон, и чаек,
Всех голубок, лебедей, уток и орлиц,
Пусть сомнений и стыда, грусти не встречает,
Пусть зовут его царём орды здешних птиц.

А когда нас с ним возьмут куркули приморские
И порвут за травлю кур, уток и гусынь,
Батя пусть и Магомет включат песни горские,
Пусть веселый крик «асса!» вспорет неба синь.

8.

Оборзевший голубь (сын, а не папаша)
Облетает схроны в зоне СВО.
Как прослышал новость - сразу двинул к нашим.
– Братцы я в разведку! - Что, берём его?

Почему ты в «Вагнер» сразу обратился,
А не, там, к морпехам или казакам?
– Братцы, я ж сиделый, не смотри, что птица,
Рыпнется кто - сразу чмакну по очкам.

– Ну, давай, разведчик, получай заданье.
С дронами не густо, знаешь ли, у нас.
Подлетаешь к пушке, бэтээру, зданию -
И хохлам кидаешь наш боеприпас.

Понял? - Нефиг делать! Только можно батю
Я возьму на помощь? Вдруг не донесу?
Ведь вдвоём полегче будет это, кстати,
Батя мне опора, ну а сын - отцу.

А с земли прикроет снайперским прицелом
Батин закадыка, повар Магомет.
– Так у вас бригада? Ну, тогда за дело!
Донести укропам срочно наш привет!

Так вот в музбригаде оказался голубь,
Сразу и разведчик он и бомбардир.
Оператор дрона - это время, школа,
Ну а тут готовый прям борец за мир!

Облетел он живо вражьи схроны, щели,
Воротился к нашим, чтобы доложить,
А потом и батя с другом подлетели,
Справились с заданием, начали служить.

Охренели укры в месяц тот весенний
От ночных налетов хитроумных птиц,
Орден им вручен был, где немецкий гений
Пишет партитуру в куче из яиц,

А из тех яичек птицы, вылупляясь,
К ободу медали бомбочки несут.
Так вот и в реале, в битвах закаляясь,
Сын и батя носятся, и врага не ссут.

Повар Магомет их с оптикой ночною
Прикрывает с кручи, а дневной порой
Балует бойцов всех сытной хашламою,
Он отменный повар, ну и да, герой.

То что батя-голубь малость мародёрит
И таскает кольца-цепи у хохлов -
Это аморально, кто же с этим спорит,
Только и у укров - с мирняка улов.

Много награбастали на Донбассе, твари,
Да вот золотишко мертвым ни к чему.
Батя шепчет: будешь ты в ажуре, парень.
Магомет смеётся, варит хашламу.

С этой хашламою смех и грех случился,
Под неё поили журналистов взвод,
Ею обожравшись, военкор-девица
Пёрнула от счастья прямо как енот.

И такой духан вдруг по всему окопу,
Что комбат скомандовал: «Часть, в противогаз!»,
Но потом увидел девицыну жопу,
Разомлел и тут же отменил приказ.

МЫС ЛУКУЛЛ

Бухал я как лошадь на мысе Лукулл,
Ну прям-таки как Буцефал,
Но третий «Джек Дэниэлс» не потянул,
С полутора литров упал.

Печально подмигивал звёздами Крым.
Свернувшийся как эмбрион,
Лежал на песке я, недугом томим,
Но всё же довольный как слон.

И снилось мне всё, что в родимом краю,
Среди белоногих берёз,
Я сорок синичек держу на хую,
Прямёхонек, бодр и тверёз.