Но тут всплывает и более важный вопрос:
А нужны ли нам в принципе учебники истории?

Я раньше преподавала у старшеклассников в лицее, и учебник не использовала. Ну, а зачем? Дать нарратив? (= "цельный рассказ о прошлом")
Я его на уроках даю так-то.

Работать с учебником на уроках? Пфф, да с чем там работать-то.
Историческая наука нынче уже давным-давно не претендует на то, чтобы выстроить картину прошлого "каким оно было на самом деле".
Но учебник за каким-то чертом (понятно каким) делает вид, что такая картинка есть, сейчас вот тут на 666 страницах напишем, как оно правда все происходило.

Иными словами: плохо даже не то, что учебник предлагает какой-то неправильный, нехороший нарратив и делает вид, что это истина. Плохо то, что в школе в принципе историю преподают как "совершенно правдивый и, последовательный и логичный рассказ о прошлом".

А ведь история как предмет могла бы дать много по-настоящему полезного и интересного. Полезно и интересно: работать с источниками (разбирать тексты, или картинки, или видео, или фильмы) – но тут вам учебник не поможет.

Полезно работать с разными взглядами на прошлое, с концепциями и противоборствующими нарративами – тут учебник мешает.

Полезно научиться подключать контекст, видеть, что любое событие и любая идея им окружены – и тут от учебника нет толку.

Полезно заниматься "критикой источника", видеть, почему и зачем люди пишут то или иное; и здесь, опять же, учебник не нужен.

Да и – финально – учебники скучно, уныло написаны пресным казенным языком, их и взрослому читать невыносимо, а уж детей таким мучить грешно.

Поэтому я в бытность учителем просто делала подборку материалов для урока / домашней работы, и все. Времени такая подготовка занимала изрядно, но было интересно, и, я надеюсь, не без пользы.
(Но и материшься ты, в час ночи вырезая из переписки Аксакова его мнение о Петре I, дай Бог)

Вообще я тогда считала, что если учитель истории использует учебник, то он недорабатывает.
Теперь я мягче и терпимее (работаю над этим!), но по-прежнему считаю, что учебник не нужен.

(В общем, текст о Помпеях вышел какой-то чересчур серьезный и пафосный, поэтому я решила его не выкладывать, а решила поругаться по случаю)

Вопрос на засыпку: какая концепция лежит в основе российской исторической политики?

Только за год об этом вышло три англоязычные монографии (из заметных), статей же в прессе просто не счесть.
Авторы ломают голову: это советский взгляд на прошлое? Позднесталинский? Брежневский? Имперский, как при условном Александре III? Или – уже экзотика – околофашистский, под Ильина, о чем пишет Тимоти Снайдер?

Проблема в том, что ни одно из объяснений не в состоянии охватить собою все проявления исторической политики путинского режима. Прославлять одновременно Сталина, Александра III и Столыпина? Украину придумал Ленин, но Богдан Хмельницкий молодец потому, что воссоединился с Россией? Революция это катастрофа, но крестьянские восстания Гражданской – бандитизм? Православие + сталинизм? Гитлер спал и видел, как бы устроить "геноцид советского народа", но пакт Молотова-Риббентропа – триумф советской дипломатии?
Любое объяснение, подобно тришкиному кафтану, натягивается на пару-тройку памятников, речей, фильмов и учебников, но все остальное в себя не вмещает – а потому кажется неубедительным.

У меня есть ответ.
Итак: историческая концепция в нынешней РФ – это "история начальства".
Главная идея очень проста: начальство всегда право, вне зависимости от того, какова его идеология и какую политику оно проводит.
Те, кто против начальства – враги, бунтовщики, пятая колонна, американские наймиты, фашисты и т.п.

Следите за руками.
Пока большевики находятся в оппозиции к начальству – они безродные террористы и немецкие шпионы. Как только они сами становятся начальством – они молодцы, все правильно делают, и уже те, кто борется с ними, это предатели и пособники Антанты.
(Знаете, как я была удивлена, когда приехала в Краснодар, и не нашла на зданиях штаба и ставки ВСЮРа хоть таблички, хоть памятной доски? А нечего против начальства быть).

Николай II молодец, правильно влез в ПМВ, и политику проводил замечательную, но потом выпал из НАЧАЛЬСТВА, и молодцом быть перестал. Даже не очень-то и жалко, что расстреляли, метро Войковская никому не мешает.

Александр III – начальник, Сталин – начальник, Брежнев – начальник, Петр I начальник... складывается что-то, м?
Не важна идеология, тип режима, способ прихода к власти, внутренняя и внешняя политика – начальство право и интересно лишь потому, что оно ПРАВИТ.

Единственный повод для критики это если начальство лишается власти или ограничивает свои полномочия. Отсюда отсутствие энтузиазма по поводу Александра II (хотя казалось бы, с его внешней политикой каждый "имперец" обязан носиться по потолку от восторга), или Александра I (чел победил НАПОЛЕОНА, но нет, НЕ ТО). Хрущев вылетел из начальства, а предыдущее начальство разгромил в пух и прах, КАК МОЖНО. Ну и т.д., и т.п.

Конечно, в рамках такой концепции надо уметь быть гибким: колебаться вместе с линией партии, примирять непримиримое, прославлять новые идеи очередного начальства, клеймить тех, кто еще вчера сам был у руля.
В рамках такой концепции не нужна история (=здесь со значением "парадигма") "советская", "имперская", или "либеральная" — нужна история послушная, крученая-перекрученная.

Что показательно, такой же гибкости и почтения перед начальством ждут и по поводу событий нынешних: не только либерахи неприятны, но и ястребы, и т.н. "патриоты" не нравятся, если они не готовы помалкивать, одобрять и подстраиваться.

Буквально: "мне нужны не умники, а верноподданные".

🥲 (так чувствую себя сейчас)

Андре Мальро, министр в правительстве Шарля де Голля, как-то сказал: "Le Kosovo c’est votre Algérie dans l’Orléanais" (Косово – это ваш Алжир, но в Орлеане)
Это самый емкий из известных мне способов описать "косовскую проблему"; впрочем, сделав отсюда пару шагов, мы выйдем на куда более глобальный уровень. А действительно, что объединяет Косово, Алжир, Карабах, Каталонию, Республику Српску, и т.д., и т.п.?

Объединяет их "проблема сепаратизма": это территории внутри признанных границ суверенных государств, которые захотели по той или иной причине отделиться.
Отсюда и вопрос: а что, нет какого-то общего принципа, как с этой проблемой обходиться? Почему в случае Косово мировое сообщество сепаратистский проект скорее поддерживает, в случае Каталонии нет, с Тайванем удивительная ситуация "по факту поддерживаем, де-юре нет", с Карабахом скорее не поддерживает, с Алжиром не мне вам рассказывать...
Что происходит-то?

Ответ довольно прост: мы имеем дело с принципиальным противоречием.

Первая международная система отношений в Европе возникла в 1648 году, по итогам Тридцатилетней войны. Ее называют "Вестфальской"; центральной осью этой системы была концепция "суверенитета", понимаемого примерно так же, как сейчас – государство обладает полнотой власти внутри своих признанных границ. Никто не может явиться извне, влезть во внутренние дела, что-нибудь там оттяпать.
Концепция суверенитета перешла в наследство следующим системам – Венской и Версальской – а дальше перешла и в устав ООН, правовую основу современного международного порядка.

Окей, понятно. Если государство решило погонять сепаратистов, значит, в своем суверенном праве, поддерживаем-проходим мимо. Так ведь?

В 1919 году, по итогам Первой мировой, сложилась новая система международных отношений – Версальская. Основополагающим ее документом были знаменитые "Четырнадцать пунктов" президента Вудро Вильсона. А их ключевым положением была концепция "национального самоопределения" – каждая нация ("народ", у Вильсона буквально "people") имеет право строить свое государство; если надо при этом выйти из состава другого государства – что ж, это стремленние законно и справедливо.
Как вы уже догадались, эта концепция тоже перешла в устав ООН.

(Отмечу: принцип "самоопределения" вполне себе понятная штука в реалиях начала ХХ в.
Вильсон имел дело с Европой империй – где многочисленные нац.меньшинства не обладали правами, страдали всячески и действительно желали независмости.
А еще Вильсон имел дело с миром империй: где население колоний угнетали и считали людьми второго сорта)

"Самоопределение" реализовывалось в две большие волны: (1) распад европейских империй после ПМВ, и (2) распад колониальных империй после ВМВ. Тогда-то и стало ясно, что принципы "самоопределения" и "суверенитета", прекрасные и логичные на бумаге, неразрешимо противоречат друг другу.

Иногда, как в случае с заокеанскими колониями, ситуация была более-менее ясной (хотя мало кто из европейских держав отпустил колонии мирно; уж как те же французы воевали в Алжире и Индокитае не мне вам рассказывать).
А иногда разобраться было чудовищно непросто: особенно когда в новорожденных государствах стали возникать свои собственные сепаратистские проекты (буквально матрешки сецессий).

В результате оказалось, что проблема есть, а разрешить ее с опорой на правовую норму, на принцип, почти невозможно – потому что у нас на руках две равнозначные нормы, диаметрально противоположные.
Поэтому-то международное сообщество действует, исходя из ситуации; а ситуация, понимаете ли, каждый раз разная.
В целом чаще срабатывает "суверенитет" (после распада колониальных империй считается, что все, кому положено, уже самоопределились). "Самоопределение" поддерживают, только если ситуация совсем вопиющая – в случае с Косово огромную роль сыграло поведение Милошевича в Югославских войнах; в 1999 казалось, что он вот-вот устроит вторую Сребреницу.

Увы, как мы прекрасно видим, политика "действовать по ситуации" не способствует ни уменьшению страданий людей, ни деэскалации конфликтов в целом (то есть, это политика плохая).

Благодаря учебнику Мединского узнала, что битва на Сомме была победой 🤡

(Победа ин квесчн: на карте продвижение союзников, бирюзовая стрелка – городок Бапом, цель наступления в ПЕРВЫЙ ДЕНЬ БИТВЫ.
Желтым отмечены максимальные достижения за все 140 дней битвы, это 10 км)

Раз уж читаем Мединского, напомню, что поддержка канала Шталаг нуль – самый верный способ позаботиться о себе. Почему же так?

Во-первых, поскольку канал Шталаг нуль не берет рекламу, то вы не тратите время на ее проматывание: сэкономленных часов вполне хватит на чай, игры с собакой, деловые звонки и чтение твиттера;

Во-вторых, подписавшись на бусти или bmac канала Шталаг нуль, вы будете получать еженедельную рассылку со всякими интересными и важными материалами касательно войны, истории и политики; читая же эту рассылку с утра до ночи, вы избежите сомнительных и опасных занятий, как то: походы в бар, прохождение курсов по мышлению миллионера, просмотр политического ютуба;

В-третьих, подписавшись на бусти или bmac с уровня Maquisard, вы будете каждый месяц слушать лекции про эволюцию войны и насилия, что несомненно заменит собой два-три похода к психотерапевту и сократит курс приема антидепрессантов;

В-четвертых, подписавшись на бусти или bmac с уровня Maquisard прямо сейчас, вы получите возможность еще раз подумать про РИМСКУЮ ИМПЕРИЮ, потому что последняя лекция была как раз про войну и насилие в Античности.

Прочитала колонку на "Холоде", и немедленно подумала: а что это я только Мединского ругаю?
Вот тут, например, автор пишет, что российские солдаты совершают военные преступления из-за "культуры", а культура понимается как набор повседневных практик + некоторые устоявшиеся модели социального взаимодействия.

При том, следите за руками: культура российская, но на самого автора почему-то не влияет, как и на читателей (когда еще можно увидеть парадокс критянина в действии!)

А проблема в том, что тема военных преступлений бурно исследуется, и ни один автор "культурой" их не объясняет.
Чем же тогда?
Конечно, было бы слишком амбициозно засовывать все в короткий пост, поэтому тезисно: работает формула "ситуация+человек".
Сейчас уже понятно совершенно точно, что есть типы войн, где военных преступлений совершается больше (ассиметричные, гражданские и т.п.); известно, что есть четкая прямая корреляция между тяжестью боев и количеством военных преступлений; а еще военных преступлений больше при определенных типах операций (вроде антипартизанских или контр-террористических).
Это как раз "ситуация" – набор определенных военных, социальных и организационных условий.

Что такое "человек"?
А вот: в какой бы ситуации человек не оказался, финальный выбор все равно делает он сам, и в любом, самом кровавом конфликте вы без труда обнаружите людей, которые не вели себя как все и военных преступлений не совершали. (The My Lai massacre/бойня в деревне Сонгми из Вьетнамской войны образцовый пример подобного).

Что же, культура совсем ни при чем? Давайте так: судя по литературе, культура (но! в значении "идеология", "картина мира") важна, когда речь идет о массовых преступлениях, как то: этнические чистки, концлагеря, геноциды и т.п. Иными словами, "культура" (= "идеология") работает тогда, когда решения совершать преступления принимаются наверху.
(об этом остро рекомендую Maynard J.L. Ideology and Mass Killing. OUP, 2022)

Вообще не понимаю, короче, зачем это пишут. (и пишут ведь и пишут, пишут и пишут)

Военные преступления меня интересуют прицельно, не удержаться было никак.
А поскольку я заранее повинилась, что в пост никакого детального объяснения не влезет, вот вам литература:
+ Kalyvas S.N. The Logic of Violence in Civil War. CUP, 2006 / на русском "Логика насилия в гражданской войне", за качество перевода, правда, традиционно не ручаюсь, но автор один из главных авторитетов по теме вообще.

* ну и разумеется, сцепка "ситуация+человек" никого не оправдывает, но это и так вроде очевидно

Во время Вьетнамской войны несколько тысяч американских солдат оказались в плену.
А одна из главных потребностей всякого военнопленного – поддерживать связь с домом.  Получать письма и посылки, рассказывать, что все хорошо (или не все хорошо, но что пленный хотя бы жив).
Эта потребность сразу же оказалась под угрозой — и не по вине Северного Вьетнама.

Дело в том, что с американской стороны в посылки упорно пытались засунуть контрабанду: детали для радиопередатчиков, списки вопросов, сборники шифров; это довольно скоро обнаружилось, и дальше уже в Ханое решили, что посылки просто так передавать нельзя, а надо их просвечивать рентгеном. Подходящих рентгенов в С.Вьетнаме не нашлось, все-таки бедная была страна, да еще и бесконечно воевавшая. Что делать? В принципе, понятно: вьетнамские власти предложили отправлять посылки через Москву, где мощностей для досмотра посылок хватало (лицо Брежнева имаджинируйте).
В Пентагоне  вариант гневно отвергли; а результат этого дипломатического пинг-понга был один – американские пленные остались без связи.
(Кстати, те письма, которые доходили из Ханоя в США, ждала не менее печальная участь — их зачастую не пропускала американская  военная цензура).

И вот тут оказалось, что единственный мостик между двумя воюющими странами – это антивоенные активисты.

В Северный Вьетнам они стали ездить еще с конца 1960-х. Вы спросите, а как это граждане страны-противника попадали в Северный Вьетнам?
Ответ прозвучит неожиданно: а их пускали беспрепятственно. Вьетнамские коммунисты считали, что антивоенные американцы это союзники, и с ними важно и нужно поддерживать связь.

Чем занимались антивоенные активисты во Вьетнаме? Чаще всего объективным освещением войны – в противовес американской цензуре. Они снимали, фотографировали, писали — о том, как война выглядит по-настоящему, как страдают в ней мирные люди, как американская армия нарушает законы и обычаи ведения войны.
Еще антивоенные активисты возили с собой лекарства и разного рода гуманитарные грузы, в которых С.Вьетнам отчаянно нуждался.
(В Ханой собирался ехать, кстати, Мартин Лютер Кинг, но не сумел из-за понятных проблем с паспортом, а представьте, что было бы!)

В какой-то момент к антивоенным активистам стали приходить родственники пленных; сперва по одному, но скоро десятками и сотнями, и вот уже активисты ездили туда-обратно, навьюченные письмами. За один 1971 организация Women's Strike for Peace (они ездили в Ханой регулярно) перевезла несколько тысяч писем туда и обратно.

Характерно, что каковы бы ни были взгляды американцев, они шли к антивоенным активистам как миленькие, потому что понимали – иного способа связаться с родными нет.
Так антивоенное движение сумело показать свою пользу: для американского общества в целом, для солдат и родственников солдат. 

Еще один любопытный момент: активисты привозили письма в обход любой цензуры, и для многих в США это стало возможностью увидеть истинное лицо той войны. Ведь куда больше веришь мужу или сыну из плена, чем каким-то хиппарским и левацким листовкам.

(В общем, про 1960-е нынче читаешь как про время гигантов, а наши времена на этом фоне выглядят как откат к 1915)

Читаю сейчас для патронов курс по истории войн и насилия (где мне еще развернуться-то), и вот ПАТРОНЫ постановили первую лекцию открыть для всех.
Ахтунг: запись зума, удобнее слушать, смотреть глаза сломать можно.
(Ну, а где подписаться на лекции, если что, вы знаете)


https://youtu.be/w78E3eILfM0?si=1renQ7Tj4Lqvx8jL

Реплика в сторону, для публично пищущих и высказывающихся, а то я уже третий день выхожу из интернета с глазами по пять копеек.

1. Международное гуманитарное право работает применительно ко всем сторонам конфликта. В нем нет звездочек и сносок; оно не разбирает правых, виноватых, кто первый начал, кто "цивилизованный", кто нет.
Его придумали в те времена, когда нормой было купаться в националистическим угаре. Если вам кажется, что то, что вы наблюдаете, как-то уникально невыносимо и вопиюще, если вам кажется, что вы-то способны с мороза легко отделить агнцев от козлищ, think again.

2. НЕ ВСЕ КОНФЛИКТЫ ПОХОЖИ НА ВТОРУЮ МИРОВУЮ. Код красный, повторяю: ВМВ по многим параметрам уникальная штука, не всякая даже война на нее похожа, я уж молчу про конфликты межнациональные. Сводить все к "а вот в 1941", "вот немцев же бомбили", "а вот Гитлер" = демонстрировать полную незамутненность [знанием].

3. В мире довольно много межнациональных сектарианских (sectarian) конфликтов, все они выглядят похоже, раскручиваются по одной и той же логике. Эта логика называется "спираль насилия"; метафора спирали тут НЕ СЛУЧАЙНА, это же описывается формулой "око за око, и все останутся без глаз".
(Северная Ирландия. Босния. Кипр. Косово. – это только из того, что в Европе.)

4. Лишая малопонятные для постсоветского читателя события контекста, вы занимаетесь то ли идиотизмом, то ли пропагандой, и что-то я не вижу у вас справки из психдиспансера (как у Швейка).
К этому же относятся обрезания цитат в самых интересных местах, всяческие эвфемизмы и избегания неудобных эпизодов.

5. Судя по соцсетям, многих опыт стороннего наблюдения за горячей фазой российско-украинской войны превратил в доморощенных Эрнстов Юнгеров, теперь они требуют КРОВИ; только вылезши с форума по деколонизации называют целые этнические группы дикарями; едва поговорив о коллективной вине людей за то, что они платят налоги, призывают разбомбить, уничтожить, РАЗМАЗАТЬ.
(отличный текст об этом)

Читая вышеупомянутых эрнстовюнгеров, ничего не остается, кроме как закатить глаза до белков — и более мнение этих людей по иным вопросам не ставить ни в грош.


6. Понимать причины конфликта важно для того, чтобы его урегулировать. Правда здесь, хоть и тяжела, и болезненна, – спасительна, а предрассудки, пропаганда, эссенциализм убивают. (Можно, опять же, почитать про С.Ирландию, чтобы подальше от повестки)

7. Полезнее же всего будет:
а)Промолчать, сойти за умного
б) Помолиться о благорастворении воздухов, о изобилии плодов земных и временах мирных, и чтобы как можно меньше людей пострадало. Любых людей.

Окей, дисклеймер: человек может иметь какие угодно взгляды, испытывать какие угодно эмоции – их в принципе невозможно контролировать. Мой разбор вообще не касается вопроса того, кто прав, кто виноват.
Меня интересует одно: как это сформулировано. Иными словами, мы с вами разберем то, что есть на руках — нарратив.
(Да, канал Шталаг нуль БУДЕТ пользоваться этим термином, потому что тут без него никуда)

Почему же нарратив тут так важен?
Потому что, как оказалось, многие считают, будто большие преступления – массовые убийства, этнические чистки, геноциды – проводят люди, которые, подобно злодеям в сёненах, рассказывают, сидя на горе черепов, как они всех убьют, всех ограбят.

Это, разумеется, абсолютно не так. Массовые убийства всегда объясняют политикой безопасности – т.е., рассказывают о том, что это единственный способ выжить самим и защитить себя. Решение подается как жестокое, но НЕОБХОДИМОЕ, а так же как МОРАЛЬНО ОПРАВДАННОЕ.

Из чего строится этот нарратив?
Настала самая пора нам с вами почитать Мейнэрда, которого я до этого неоднократно советовала – он хорошо обобщает научные наработки по теме.
Итак:

1. Отсечение альтернатив: никаких других рабочих вариантов нет, только уничтожить. Ни переговоры не сработают, ни какие-то более аккуратные бережные методы. "Эти" (враждебная группа) понимают только ковровые бомбардировки.

2. Абсолютизация угрозы: восприятие себя как гонимых, как главных и единственных жертв, которые буквально на грани исчезновения – и которые ведут войну за выживание. Мы или они, буквально.
В такой ситуации самые жесткие меры – не более чем самозащита; а еще самые жесткие меры подаются как героические, потому что помогают "нам" спастись.
(Это часто абсурдно смотрится со стороны: ситуация перевернута с ног на голову, и те, кто в позиции силы, считают себя жертвами, так, нацисты видели себя именно жертвами евреев.
Внутри, впрочем, все разумно и логично)

3. Бьют по группе; по сути, это эдакая де-индивидуализация.
Именно принадлежность к враждебной группе считается приоритетным признаком человека: неважно, какие у него взгляды, как он живет и что говорит. Важно, КТО ОН. Если он взрослый, то он враг; если ребенок – то будущий враг, если пожилой человек – то враг в прошлом. Журналист, доктор, учительница, спасатель – неважно, он в первую очередь враг, потому что принадлежит к враждебной группе.
Еще важно: при этом группу в целом меряют по самым радикальным, опасным представителям (такие вполне могут иметься): косоваров по армии освобождения Косово, армян по дашнакам. (Все косовары террористы!)

4. Морализация происходящего (ну куда без морали-то).
Действия против враждебной группы маркируются как морально правильные, как соответствующие ценностям патриотизма, защиты своих, слабых и страдающих, как храбрость против опасного врага.

Самое интересное, что все эти идеи растут из вполне обыденных желаний: каждое сообщество печется о своей безопасности, переживает из-за угроз, хочет, чтобы в будущем их было поменьше.
Проблема в том, что в некоторых ситуациях это желание безопасности радикализуется, доходит до абсолюта и до абсурда. Мир воспринимается как чудовищно небезопасное место (все против нас!), а угрозы видятся экзистенциальными (новый Холокост!), и любая форма собственного ответа начинает выглядеть правильно, морально и адекватно.

Примеры составляющих этого нарратива радикализованной безопасности вы и можете наблюдать на скринах (широко разошедшихся, к слову).
И, знаете, мне кажется, это язык, который абсолютно недопустим, особенно от лидеров мнений, особенно от людей, выступающих за ценности гуманизма и свободы.
В этой ситуации не так даже важно, что происходит на Ближнем Востоке: важно, что это риторика в русскоязычном поле, для русскоязычной аудитории, и эта риторика развращает людей, которые смотрят, слушают, заводятся.

В историческом смысле это явление поучительное, в человеческом же — совершенно вопиющее
Я тоже работаю в русскоязычном поле, и хочу, чтобы тут ни про кого и никогда так не говорили.

* Maynard J.L. Ideology and Mass Killing. OUP, 2022

Заглянула сегодня на выставку нацистской пропаганды на Балканах (надо идти на несколько часов, я так, у входа потопталась) – и нашла актуальный пример.
В общем, это объявление от комендатуры оккупированного города Крагуеваца:  рассказывают, что за каждого убитого немца расстреляли по сто местных жителей, а за раненого – по 50, в общей сложности 2300.

Это называется "коллективное наказание"; оно строго запрещено всеми конвенциями снизу доверху, Женевской в первую очередь.

Поскольку немцам на все это было наплевать, в Крагуеваце они устроили бойню – (это, значит,  ответ был такой на то, что партизаны в ходе атаки 10 немцев убили).

По итогам, выжившие местные подались к партизанам еще с большей охотой, партизаны в ответ перерезали уже пленных немцев.
А после войны все командиры акции возмездия сели. Фельдмаршала же Кейтеля, который подписал указ, где требовал коллективного наказания (оттуда же и пропорции) – за эти художества вообще повесили.

К чему это я? А к тому, что люди, требующие коллективного наказания, куда больше общего имеют с комендатурой оккупированного Крагуеваца, чем с т.н. "цивилизацией".

(Вообще сейчас очень жалею, что не давала никакого ликбеза по нормам войны)