Есть у меня в одной из сетевых лент неутомимый корреспондент «Все растения Крыма». Снимок выше как раз оттуда, а пишет вот что:
- Темиар - красивое горное ущелье над Ялтой. По дну бежит речка с таким же названием - Темиар. И вот сейчас она вновь заговорила, запела, забурлила.
Подходишь к местам, где были родники, прислушиваешься, а под землёй шумит, пульсирует вода. И это так радует!
Вода - ведь это жизнь!
- Темиар - красивое горное ущелье над Ялтой. По дну бежит речка с таким же названием - Темиар. И вот сейчас она вновь заговорила, запела, забурлила.
Подходишь к местам, где были родники, прислушиваешься, а под землёй шумит, пульсирует вода. И это так радует!
Вода - ведь это жизнь!
А заснеженному Подмосковью сегодня подарили солнце: прямо сейчас закатный режимный свет красит розовым верхушки заснеженных елей, сосен и берёз.
Скоро, совсем скоро станет заметно, как прибавляется день. И тогда...
Сгорит пираканта оранжевым, красным и жёлтым.
И ветренней станут закаты, а дни - протяжённей.
У самого моря, среди променада над пляжем
покроются звёздами ветви магнолий Суланжа.
И вновь запоёт Учан-Су об истаявшем снеге,
и прозелень в ивах сквозит, и в серёжках орехов.
Ещё в холодильнике тесно от спелых гранатов,
но стая скворцов на участке наводит порядок
и в листьях клубники снуёт, промышляя поживу.
Гранёных стеблей коготки выпускает ажина.
Глаза сон-травы сквозь росу на пушистых ресницах
глядят на Орлиный залёт, где могучие птицы
кружат над грядами куэст в восходящих потоках.
И срезано лишнее с лоз, истекающих соком.
Торговцы на ярмарке выставят скопом и врозь
дубовые бочки, и ульи, и саженцы роз.
С Форосского канта, в горячих лучах истончаясь,
стекут к побережью туманы. Под выкрики чаек
погонят на нерест кефальное стадо дельфины,
и стрелки нарциссов пронижут листву и раздвинут.
Фламинго и лебедь покинут камыш мелководья.
Мустангов у Белой скалы выпасают сегодня,
кабан сиганёт по шоссе, и тихоня-косуля
на гребне скалы в объектив обернётся, красуясь.
А тёрн или слива что облако белого пара.
Под буком таится в тенях цикламен Кубалара,
и примулы шапками черпают южное солнце.
В проёме ворот Кара-Дага стоит эквинокций.
Медведица ручкой укажет на летнее время,
и туча зависнет над мысом, и словно задремлет,
и грузная будет катиться по небу луна,
истомой, как мёдом цветов абрикоса, полна.
#равноночие
Скоро, совсем скоро станет заметно, как прибавляется день. И тогда...
Сгорит пираканта оранжевым, красным и жёлтым.
И ветренней станут закаты, а дни - протяжённей.
У самого моря, среди променада над пляжем
покроются звёздами ветви магнолий Суланжа.
И вновь запоёт Учан-Су об истаявшем снеге,
и прозелень в ивах сквозит, и в серёжках орехов.
Ещё в холодильнике тесно от спелых гранатов,
но стая скворцов на участке наводит порядок
и в листьях клубники снуёт, промышляя поживу.
Гранёных стеблей коготки выпускает ажина.
Глаза сон-травы сквозь росу на пушистых ресницах
глядят на Орлиный залёт, где могучие птицы
кружат над грядами куэст в восходящих потоках.
И срезано лишнее с лоз, истекающих соком.
Торговцы на ярмарке выставят скопом и врозь
дубовые бочки, и ульи, и саженцы роз.
С Форосского канта, в горячих лучах истончаясь,
стекут к побережью туманы. Под выкрики чаек
погонят на нерест кефальное стадо дельфины,
и стрелки нарциссов пронижут листву и раздвинут.
Фламинго и лебедь покинут камыш мелководья.
Мустангов у Белой скалы выпасают сегодня,
кабан сиганёт по шоссе, и тихоня-косуля
на гребне скалы в объектив обернётся, красуясь.
А тёрн или слива что облако белого пара.
Под буком таится в тенях цикламен Кубалара,
и примулы шапками черпают южное солнце.
В проёме ворот Кара-Дага стоит эквинокций.
Медведица ручкой укажет на летнее время,
и туча зависнет над мысом, и словно задремлет,
и грузная будет катиться по небу луна,
истомой, как мёдом цветов абрикоса, полна.
#равноночие
#одна_вторая
В танго
как в жизни: здесь всё спонтанно,
несмотря на обилие правил. Если начать с азов,
он и она приглашают друг друга глазами,
от ближнего столика или через пол-зала.
Без слов.
Представьте, что между ними натянут
бикфордов шнур, с обеих сторон сгорая.
Танго
взрывается в ритме одна вторая.
В танго
два сердца грохочут, удваивая удары.
Он и она образуют целое: пару,
двуглавое существо с четырьмя ногами.
Между телами не вставить и лист бумаги.
Быть вместе — главное в танго,
и это не тайна.
Подошв, припудренных тальком,
не отрывают от пола, скользят по-кошачьи,
ласкают его и гладят:
очо, болео, ганчо,
хиро, очо кортадо...
Прижавшись щекой к щеке, она ему так доверяет,
что закрывает глаза
и делает шаг назад
в ритме одна вторая.
Он делает шаг вперёд:
мужчина всегда ведёт.
Это танго.
Просто обнимешь другого и делаешь шаг, но
здесь принято уходить после лучшего танца.
Он говорит без слов: я мог бы остаться,
но так хорошо мне не будет ни с кем, дорогая,
кроме тебя. Она отвечает: знаю.
И не неволю.
Хлопает дверь — акцентом на сильную долю
ритма одна вторая.
В танго
как в жизни: здесь всё спонтанно,
несмотря на обилие правил. Если начать с азов,
он и она приглашают друг друга глазами,
от ближнего столика или через пол-зала.
Без слов.
Представьте, что между ними натянут
бикфордов шнур, с обеих сторон сгорая.
Танго
взрывается в ритме одна вторая.
В танго
два сердца грохочут, удваивая удары.
Он и она образуют целое: пару,
двуглавое существо с четырьмя ногами.
Между телами не вставить и лист бумаги.
Быть вместе — главное в танго,
и это не тайна.
Подошв, припудренных тальком,
не отрывают от пола, скользят по-кошачьи,
ласкают его и гладят:
очо, болео, ганчо,
хиро, очо кортадо...
Прижавшись щекой к щеке, она ему так доверяет,
что закрывает глаза
и делает шаг назад
в ритме одна вторая.
Он делает шаг вперёд:
мужчина всегда ведёт.
Это танго.
Просто обнимешь другого и делаешь шаг, но
здесь принято уходить после лучшего танца.
Он говорит без слов: я мог бы остаться,
но так хорошо мне не будет ни с кем, дорогая,
кроме тебя. Она отвечает: знаю.
И не неволю.
Хлопает дверь — акцентом на сильную долю
ритма одна вторая.
Лет пять назад, прочитав чужой текст, который приведу ниже, я сказала: танго учит смирению женщин, чей главный грех - гиперконтроль.
Ведут - ведись. Не ведут - стой как вкопанная.
Но ты имеешь полное право выбирать тех, кому доверишь себя вести.
Наталия Токарь:
"Зачем тебе мужчина, который тебя торопит?" - это я услышала от своего учителя танго, у которого научилась больше, чем просто танцевать.
- Никогда не торопись идти туда, куда просит мужчина.
Ну куда ты поскакала? с кем ты вообще танцуешь, покажи мне! кто требовал от тебя угадывать? не надо угадывать, если ты умеешь следовать... научить следовать за ним может только мужчина.
- Если я вижу, что женщина пытается угадывать мои намерения, значит, я хреново ее веду.
Когда женщина напрягается и торопится, танцуя co мной, значит, я ее тяну и дергаю, куда мне надо, а не показываю красоту женщины в танце.
Танец вообще только для этого - для женщины.
- Будь "ленивой"... ты всегда делаешь шаг после мужчины, первый делает он.
Нормальный мужчина это понимает: он говорит, куда идти, ты следуешь.
Было бы странно, если бы ты бежала впереди него или быстрее, чем он тебе показал, куда именно вы идёте.
Дай себе время крепко встать на ноги с того места, откуда он тебя позвал, и только потом иди.
Не надо лететь на первый зов неуверенным и некрасивым шагом!
Это он ждет твой шаг, потому что твой шаг отражает его намерение.
Если ты торопишься, это только показывает, что твой партнер - "так себе" танцор, не умеет расслабить женщину и уверенно вести, вместо этого дергая её.
- Когда ты крепко стоишь сама на своих ногах, когда твоя ось, твой стержень на месте, ты отдаешь мужчине чувство, как легко тебя вести и как легко с тобой танцевать.
Ты танцуешь сама.
Следуешь, но танцуешь.
Некоторые расслабляются, виснут и тащатся за мужчиной.
Тяжело тащить на себе того, кто не умеет даже просто самостоятельно стоять.
- Если ты будешь танцевать с плохими партнерами, ты будешь плохо танцевать сама.
Выбирай свой уровень внимательнее.
#одна_вторая
Ведут - ведись. Не ведут - стой как вкопанная.
Но ты имеешь полное право выбирать тех, кому доверишь себя вести.
Наталия Токарь:
"Зачем тебе мужчина, который тебя торопит?" - это я услышала от своего учителя танго, у которого научилась больше, чем просто танцевать.
- Никогда не торопись идти туда, куда просит мужчина.
Ну куда ты поскакала? с кем ты вообще танцуешь, покажи мне! кто требовал от тебя угадывать? не надо угадывать, если ты умеешь следовать... научить следовать за ним может только мужчина.
- Если я вижу, что женщина пытается угадывать мои намерения, значит, я хреново ее веду.
Когда женщина напрягается и торопится, танцуя co мной, значит, я ее тяну и дергаю, куда мне надо, а не показываю красоту женщины в танце.
Танец вообще только для этого - для женщины.
- Будь "ленивой"... ты всегда делаешь шаг после мужчины, первый делает он.
Нормальный мужчина это понимает: он говорит, куда идти, ты следуешь.
Было бы странно, если бы ты бежала впереди него или быстрее, чем он тебе показал, куда именно вы идёте.
Дай себе время крепко встать на ноги с того места, откуда он тебя позвал, и только потом иди.
Не надо лететь на первый зов неуверенным и некрасивым шагом!
Это он ждет твой шаг, потому что твой шаг отражает его намерение.
Если ты торопишься, это только показывает, что твой партнер - "так себе" танцор, не умеет расслабить женщину и уверенно вести, вместо этого дергая её.
- Когда ты крепко стоишь сама на своих ногах, когда твоя ось, твой стержень на месте, ты отдаешь мужчине чувство, как легко тебя вести и как легко с тобой танцевать.
Ты танцуешь сама.
Следуешь, но танцуешь.
Некоторые расслабляются, виснут и тащатся за мужчиной.
Тяжело тащить на себе того, кто не умеет даже просто самостоятельно стоять.
- Если ты будешь танцевать с плохими партнерами, ты будешь плохо танцевать сама.
Выбирай свой уровень внимательнее.
#одна_вторая
Сегодня пусть будет #книжная_полка
Юрий КАБАНКОВ
ОДУХОТВОРЕНИЕ ТЕКСТА
(Дискурсивный срез текста стихотворения Арсения Тарковского «Первые свидания»)
Текст «дышит» только при наличии воспринимающего (обратная связь).
«Текст» (textum) – «связь», «соединение»; «религия» (religio) – «воссвязь», «воссоединение». («Отче наш…» – «текст» Христа.)
Текст – общепонятная система знаков. «Если за текстом не стоит язык, то это уже не текст». Но – мир как книга (текст), которую необходимо уметь читать (св. Антоний Великий).
Творческий текст есть откровение личности (научно непредсказуем). Научный анализ текста – «явление позднее (переворот в мышлении: рождение недоверия). Первоначально – вера, требующая только понимания, – истолкования». Отсюда – необходимость «обратной перспективы» мышления (понимания): не расширение, но знание и соблюдение границ (функция догмата).
Проблема Творца.
Пушкин: «…разум неистощим соображением понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе, но книги… не суть повторение лексикона». Отсюда – необходимость автора (Творца): из случайного соединения букв и слов (атомов, молекул) текста (разумной жизни) не получится. Индивидуальность текста, обусловленная моментом авторства, осуществляется контекстом: «Это то в нём, что имеет отношение к истине, правде, добру».
«Событие жизни текста, его сущность – на рубеже двух сознаний, двух субъектов, …встреча двух текстов – готового (мир уже сотворён – Ю. К.) и создаваемого, реагирующего (человеческое восприятие, истолкование – Ю. К.): встреча двух авторов».
Отсюда – Создатель творит мир (и Себя) посредством нашего мышления о Нём.
«Выразить самого себя – это значит сделать себя объектом для другого и для самого себя («действительность сознания»). При объяснении – один субъект, при понимании – два сознания, два субъекта. Понимание диалогично». Отсюда – молитва как высшая форма диалогичности (поэзия – блудная дочь молитвы).
«Самообъективация (в лирике, в исповеди) как самоотчуждение и прeодоление»; результат преодоления: катарсис – в лирике, метанойя – в исповеди, в молитве (диалог с собой, с Богом или – с обожествляемым пеpсонажем)...
Читать далее: https://litbook.ru/article/8159/
Юрий КАБАНКОВ
ОДУХОТВОРЕНИЕ ТЕКСТА
(Дискурсивный срез текста стихотворения Арсения Тарковского «Первые свидания»)
Текст «дышит» только при наличии воспринимающего (обратная связь).
«Текст» (textum) – «связь», «соединение»; «религия» (religio) – «воссвязь», «воссоединение». («Отче наш…» – «текст» Христа.)
Текст – общепонятная система знаков. «Если за текстом не стоит язык, то это уже не текст». Но – мир как книга (текст), которую необходимо уметь читать (св. Антоний Великий).
Творческий текст есть откровение личности (научно непредсказуем). Научный анализ текста – «явление позднее (переворот в мышлении: рождение недоверия). Первоначально – вера, требующая только понимания, – истолкования». Отсюда – необходимость «обратной перспективы» мышления (понимания): не расширение, но знание и соблюдение границ (функция догмата).
Проблема Творца.
Пушкин: «…разум неистощим соображением понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе, но книги… не суть повторение лексикона». Отсюда – необходимость автора (Творца): из случайного соединения букв и слов (атомов, молекул) текста (разумной жизни) не получится. Индивидуальность текста, обусловленная моментом авторства, осуществляется контекстом: «Это то в нём, что имеет отношение к истине, правде, добру».
«Событие жизни текста, его сущность – на рубеже двух сознаний, двух субъектов, …встреча двух текстов – готового (мир уже сотворён – Ю. К.) и создаваемого, реагирующего (человеческое восприятие, истолкование – Ю. К.): встреча двух авторов».
Отсюда – Создатель творит мир (и Себя) посредством нашего мышления о Нём.
«Выразить самого себя – это значит сделать себя объектом для другого и для самого себя («действительность сознания»). При объяснении – один субъект, при понимании – два сознания, два субъекта. Понимание диалогично». Отсюда – молитва как высшая форма диалогичности (поэзия – блудная дочь молитвы).
«Самообъективация (в лирике, в исповеди) как самоотчуждение и прeодоление»; результат преодоления: катарсис – в лирике, метанойя – в исповеди, в молитве (диалог с собой, с Богом или – с обожествляемым пеpсонажем)...
Читать далее: https://litbook.ru/article/8159/
13 января 2015 года обрушилась диспетчерская башня Донецкого аэропорта: судьба противостояния была решена окончательно.
Чудь белоглазая ждёт, когда тронется лёд.
Колокол в голос рыдает над новгородским вече.
Разве упомнишь, какой нынче век и год?
Разве забудешь, каким побоищем мечен
возглас “Вставайте!..”, с которым Прокофьев берёт аккорд,
и вот уже снова бронёю бряцают с Запада, ибо
имя Прокофьева держит Донецкий аэропорт,
и в полном доспехе
уходит под воду
ливонский киборг.
#чу
Чудь белоглазая ждёт, когда тронется лёд.
Колокол в голос рыдает над новгородским вече.
Разве упомнишь, какой нынче век и год?
Разве забудешь, каким побоищем мечен
возглас “Вставайте!..”, с которым Прокофьев берёт аккорд,
и вот уже снова бронёю бряцают с Запада, ибо
имя Прокофьева держит Донецкий аэропорт,
и в полном доспехе
уходит под воду
ливонский киборг.
#чу
#книжная_полка
Дмитрий Мельников
Ночью из леса выходят свиньи,
свет их глазниц велик и огромен,
сладкая музыка прошлой жизни
снова им слышится в мертвом доме,
свиньи стоят, навостряя ухо,
нюхают воздух, пахнущий дымом.
Райское яблоко падает в руку,
страшно, прицельно, непоправимо
брызгает кровью, как спелый негус.
Створы печей покрывает иней.
"Завтра все рельсы завалит снегом,
печи остыли." - вздыхают свиньи.
Хряк с головою Рудольфа Хесса
молча ведет их в сторону леса,
снег окропляет рассветная слава,
воздух звенит струной,
свежие киборги слева и справа,
прямо передо мной.
21 января 2016
#дмитрий_мельников
Дмитрий Мельников
Ночью из леса выходят свиньи,
свет их глазниц велик и огромен,
сладкая музыка прошлой жизни
снова им слышится в мертвом доме,
свиньи стоят, навостряя ухо,
нюхают воздух, пахнущий дымом.
Райское яблоко падает в руку,
страшно, прицельно, непоправимо
брызгает кровью, как спелый негус.
Створы печей покрывает иней.
"Завтра все рельсы завалит снегом,
печи остыли." - вздыхают свиньи.
Хряк с головою Рудольфа Хесса
молча ведет их в сторону леса,
снег окропляет рассветная слава,
воздух звенит струной,
свежие киборги слева и справа,
прямо передо мной.
21 января 2016
#дмитрий_мельников
Сегодняшний #читатель Алексей Уморин вообще-то сам должен быть на книжной полке (и обязательно будет). Вместе с женой он был вот только что в зимнем Крыму, и вот вчерашняя запись в дневнике.
ЖИЛЬЁ
В Севастополе мы снимали квартиру у женщины, которую никто никогда не видел. То есть, жильцы приезжают, оплачивают, свет есть, простыни чистые, коврик свеж, вода, вайфай и стиральная машинка, даже стекла окон без маленького дождевого потёка! А хозяйку - Никто и Никогда не видел, - так как она умеет говорить по телефону.
Вот то, что умею я по телефону, умножить на то, что умеете вы по нему, - так вот то квартирной хозяйке по щиколотку.
Она такое умеет по телефону... да она все по нему умеет. Вдобавок, у неё голос... вот у командира стодвадцатипушечного линейного корабля "Три святителя" был такой голос. Марсовым в шквал слыхать. И турки на синопском рейде за чугунными пушками слышали, а слыша, слушались, и вышел корабль (да весь русский флот из битвы) с повреждениями, но без потерь. А ещё этот голос - будто бархатный занавес Мариинского театра (бывший в тридцатых): бордовый, бархатный, тяжкий. Еще - пароходный гудок. Или труба тромбон. Или аварийный клапан на домне, нормальной такой домне на пять тысяч тонн расплавленной железной руды.
Словом, всё умеет по телефону голосом хозяйка квартиры в Севастополе, в центре города, где в пятидесятых давали жильё офицерам - участникам освобождения.
Сама хозяйка город не освобождала, её ещё и не было, она родилась уже в освобождённом, жила, жила, а потом купила это жилье и сдает.
Бог с ней, жилось там хорошо, а вот квартира напротив, дверь в дверь, принадлежит Людмиле Исааковне, дочери офицера, лично штурмовавшего Севастополь. И у Людмилы Исааковны не одна дверь, а всё напротив: тихий голос, открытое лицо, - это мягкая, добрая, очень совестливая женщина. До камешка свой Севастополь знающая, пляжики с лестничками к воде помнящая, троллейбусные номера с маршрутами катеров по заливам, не путающая, называя дельфинов, охранников бухты, по именам.
Она в Севастополе выросла, босоного дорожки выбегала, замуж тут вышла, деточек родила, и хоть разлетелись деточки, но рядом, кто на ЧФ в Казачьей бухте служит, кто клерком в строительной компании сидит. А теперь вот и внуки уже своими дорожками, однако, всё тут же, в родном городе, освобождённом отцом её, оттого, светлом, своем.
А отца посейчас ей жалко. Самой Людмиле Исааковне уже под девяносто, а папа с мамой ушли совсем молодыми. Ехали на Волге папиной в Ялту, на выходные и - над обрывами Южнобережного отказали тормоза.
- Поженились они до войны, - говорит Людмила Исааковна, тяжело опираясь о стенку: задержалась, а ноги у ней уже старые и болят. - Мама в молодости была очень красивая. А как стала стареть, то, глядя в зеркало, иногда говорила папе, ну, как женщины это делают:
- Вот, бросишь меня, такую, выберешь себе другую, молоденькую...
Тут же у нас юг, жизнь фонтанами, девушки, как котята, миг, и заневестилась.
А папа был военный, форма, погоны, выправка, - красавец. И седина ему шла.
- И Волга, подсказываю я, - И да, кивает она, и Волга. Но будь хоть десять Волг, а всегда отвечал маме резко:
- Прекрати! И думать не смей. Вместе жили, вместе уйдём! - И мама смеялась, и радовалась. Радовалась, но и не верила: так не бывает, вместе прожить, чтобы уйти вдвоем.
Но так и ушли.
...Людмила Исааковна примолкает, - она стоит в нашей наёмной квартире, в коридоре, присланная все тем же телефонным голосом, что-то по делам, что-то там нужное, - собралась на минутку зайти, и назад, к себе, но как-то вот задержалась в чужой, обильной и яркой для неё жизни со своим прошлым, с рассказами про такую же жизнь свою, да тут ещё папу вспомнила.
За окном темнеет. Зимний вечер ходит хозяином в морском городе. Он зажигает лампы за окнами, включает синий газ под чайниками, звонит по телефонам женщинам, и те поспешно красятся, собираются, обтягивают капроном своё себя: надо гулять, целоваться, жить. День забот осел на дно, приплюснутый к мостовым, он прилипает к подошвам ботинок, оставляя белёсые мотыльковые следы: всё, окончился, вчера нет. <продолжение ниже>
ЖИЛЬЁ
В Севастополе мы снимали квартиру у женщины, которую никто никогда не видел. То есть, жильцы приезжают, оплачивают, свет есть, простыни чистые, коврик свеж, вода, вайфай и стиральная машинка, даже стекла окон без маленького дождевого потёка! А хозяйку - Никто и Никогда не видел, - так как она умеет говорить по телефону.
Вот то, что умею я по телефону, умножить на то, что умеете вы по нему, - так вот то квартирной хозяйке по щиколотку.
Она такое умеет по телефону... да она все по нему умеет. Вдобавок, у неё голос... вот у командира стодвадцатипушечного линейного корабля "Три святителя" был такой голос. Марсовым в шквал слыхать. И турки на синопском рейде за чугунными пушками слышали, а слыша, слушались, и вышел корабль (да весь русский флот из битвы) с повреждениями, но без потерь. А ещё этот голос - будто бархатный занавес Мариинского театра (бывший в тридцатых): бордовый, бархатный, тяжкий. Еще - пароходный гудок. Или труба тромбон. Или аварийный клапан на домне, нормальной такой домне на пять тысяч тонн расплавленной железной руды.
Словом, всё умеет по телефону голосом хозяйка квартиры в Севастополе, в центре города, где в пятидесятых давали жильё офицерам - участникам освобождения.
Сама хозяйка город не освобождала, её ещё и не было, она родилась уже в освобождённом, жила, жила, а потом купила это жилье и сдает.
Бог с ней, жилось там хорошо, а вот квартира напротив, дверь в дверь, принадлежит Людмиле Исааковне, дочери офицера, лично штурмовавшего Севастополь. И у Людмилы Исааковны не одна дверь, а всё напротив: тихий голос, открытое лицо, - это мягкая, добрая, очень совестливая женщина. До камешка свой Севастополь знающая, пляжики с лестничками к воде помнящая, троллейбусные номера с маршрутами катеров по заливам, не путающая, называя дельфинов, охранников бухты, по именам.
Она в Севастополе выросла, босоного дорожки выбегала, замуж тут вышла, деточек родила, и хоть разлетелись деточки, но рядом, кто на ЧФ в Казачьей бухте служит, кто клерком в строительной компании сидит. А теперь вот и внуки уже своими дорожками, однако, всё тут же, в родном городе, освобождённом отцом её, оттого, светлом, своем.
А отца посейчас ей жалко. Самой Людмиле Исааковне уже под девяносто, а папа с мамой ушли совсем молодыми. Ехали на Волге папиной в Ялту, на выходные и - над обрывами Южнобережного отказали тормоза.
- Поженились они до войны, - говорит Людмила Исааковна, тяжело опираясь о стенку: задержалась, а ноги у ней уже старые и болят. - Мама в молодости была очень красивая. А как стала стареть, то, глядя в зеркало, иногда говорила папе, ну, как женщины это делают:
- Вот, бросишь меня, такую, выберешь себе другую, молоденькую...
Тут же у нас юг, жизнь фонтанами, девушки, как котята, миг, и заневестилась.
А папа был военный, форма, погоны, выправка, - красавец. И седина ему шла.
- И Волга, подсказываю я, - И да, кивает она, и Волга. Но будь хоть десять Волг, а всегда отвечал маме резко:
- Прекрати! И думать не смей. Вместе жили, вместе уйдём! - И мама смеялась, и радовалась. Радовалась, но и не верила: так не бывает, вместе прожить, чтобы уйти вдвоем.
Но так и ушли.
...Людмила Исааковна примолкает, - она стоит в нашей наёмной квартире, в коридоре, присланная все тем же телефонным голосом, что-то по делам, что-то там нужное, - собралась на минутку зайти, и назад, к себе, но как-то вот задержалась в чужой, обильной и яркой для неё жизни со своим прошлым, с рассказами про такую же жизнь свою, да тут ещё папу вспомнила.
За окном темнеет. Зимний вечер ходит хозяином в морском городе. Он зажигает лампы за окнами, включает синий газ под чайниками, звонит по телефонам женщинам, и те поспешно красятся, собираются, обтягивают капроном своё себя: надо гулять, целоваться, жить. День забот осел на дно, приплюснутый к мостовым, он прилипает к подошвам ботинок, оставляя белёсые мотыльковые следы: всё, окончился, вчера нет. <продолжение ниже>
<...> И жизнь в темноте набирает яркий и полный ход. Любить хочет жизнь. Множиться! И спешит, спешит...
А в коридоре старого, послевоенной постройки дома очень пожилой человек поворачивается, чтобы уйти, берётся за золотую ручку массивной двери, и вдруг, отвечая собственным мыслям, говорит:
- Нас бы не было. Ни одного: папа рассказывал, что, когда они Сапун-гору взяли, та вся была залита нашей кровью. Не оставалось открытой земли. Одна только русская кровь.
(Прим:
высота Сапун-Горы 240 метров, ширина по фронту с севера и востока, откуда шло наше наступление, измеряется километрами. Высота являлась ключевым укреплением над Севастополем. Кто взял, тот и владеет городом. Время укрепиться у немцев было. И судьбу свою они понимали.
Сапун-Гора взята была нами 9 мая 1944 года. За один день.)
#алексей_уморин
А в коридоре старого, послевоенной постройки дома очень пожилой человек поворачивается, чтобы уйти, берётся за золотую ручку массивной двери, и вдруг, отвечая собственным мыслям, говорит:
- Нас бы не было. Ни одного: папа рассказывал, что, когда они Сапун-гору взяли, та вся была залита нашей кровью. Не оставалось открытой земли. Одна только русская кровь.
(Прим:
высота Сапун-Горы 240 метров, ширина по фронту с севера и востока, откуда шло наше наступление, измеряется километрами. Высота являлась ключевым укреплением над Севастополем. Кто взял, тот и владеет городом. Время укрепиться у немцев было. И судьбу свою они понимали.
Сапун-Гора взята была нами 9 мая 1944 года. За один день.)
#алексей_уморин
После снега Крым возвращается к привычным занятиям. Земледелию в здешних долинах примерно семь тысячелетий, говорят люди сведущие. Цикл вечен и неизменен. Вот и виноградная лоза ждёт новой обрезки, недавно написала "Массандра".
#обрезка
#обрезка
Лоза должна страдать под лезвием. Иначе
безжизненная плеть обломится, суха.
И режут виноград, пока он не заплачет,
и тонок аромат весеннего дымка.
Стреляет сок, шипит, пузырится на срезе,
когда летит в огонь былых побегов плоть.
А солнце всё смелей, и всё быстрей железо:
успей, пока слеза по лозам не течёт.
Иное не мертво — прихватишь по живому,
и струйкой из ветвей восходит сквозь туман
кипящий белый пар. Так воспаряет слово,
когда горишь в огне и от восторга пьян.
Всё лишнее — отсечь. Проснутся почки рядом,
и будут лист и гроздь, как подоспеет срок.
Терпения и сил проси у винограда,
а снявши урожай, благодари за сок.
#обрезка
безжизненная плеть обломится, суха.
И режут виноград, пока он не заплачет,
и тонок аромат весеннего дымка.
Стреляет сок, шипит, пузырится на срезе,
когда летит в огонь былых побегов плоть.
А солнце всё смелей, и всё быстрей железо:
успей, пока слеза по лозам не течёт.
Иное не мертво — прихватишь по живому,
и струйкой из ветвей восходит сквозь туман
кипящий белый пар. Так воспаряет слово,
когда горишь в огне и от восторга пьян.
Всё лишнее — отсечь. Проснутся почки рядом,
и будут лист и гроздь, как подоспеет срок.
Терпения и сил проси у винограда,
а снявши урожай, благодари за сок.
#обрезка
#книжная_полка
Анна Ревякина:
Осторожно, двери закрыты, водитель сосредоточен,
пассажиры смотрят в окна, как убегают обочины.
С шакальей улыбкой миномётчик выпустит мину,
громко крикнет: "За Україну!"
Раньше за Украину пили, закусывали, а теперь убивают,
миномётчик улыбается миномёту, говорит: "Баю-баю…"
Спите, суки, босоногие сепары, русские пропагандоны,
а я, моторний, поїду додому.
А ви вже приїхали. Выходите, чего разлеглись-расселись,
миномётчик будет улыбаться, пока не заболит челюсть.
Миномётчику скажут дома: "Розкажи нам, Рома,
вони насправді зайва хромосома?"
Рома кивнёт, дотронется до ямочки на подбородке,
попросит борща с чесноком, чёрного хлеба, водки,
и расскажет о том, как миномёт на первом выстреле дал осечку.
Мама заплачет: "Боже мій, як небезпечно!"
#анна_ревякина
Анна Ревякина:
Осторожно, двери закрыты, водитель сосредоточен,
пассажиры смотрят в окна, как убегают обочины.
С шакальей улыбкой миномётчик выпустит мину,
громко крикнет: "За Україну!"
Раньше за Украину пили, закусывали, а теперь убивают,
миномётчик улыбается миномёту, говорит: "Баю-баю…"
Спите, суки, босоногие сепары, русские пропагандоны,
а я, моторний, поїду додому.
А ви вже приїхали. Выходите, чего разлеглись-расселись,
миномётчик будет улыбаться, пока не заболит челюсть.
Миномётчику скажут дома: "Розкажи нам, Рома,
вони насправді зайва хромосома?"
Рома кивнёт, дотронется до ямочки на подбородке,
попросит борща с чесноком, чёрного хлеба, водки,
и расскажет о том, как миномёт на первом выстреле дал осечку.
Мама заплачет: "Боже мій, як небезпечно!"
#анна_ревякина
Ещё несколько лет назад антенны и провода заброшенного радиоцентра разукрашивали крещенские морозы. Сегодня их уже ив помине нет.
#радио
#радио