«Мы возненавидели её сразу, как только она переступила порог нашего дома.
Кудрявая, высокая, худая.
Кофточка у неё была ничего, но руки от маминых отличались. Пальцы были короче и толще. Их она держала замком. А ноги у неё были худее маминых. А ступни длиннее.

Мы сидели с братом Валеркой, ему семь, мне девять, и метали в неё молнии.
Длинная Миля она с километр, а не Мила никакая!
Папа заметил пренебрежение с нашей стороны и цыкнул: – Ведите себя прилично! Что вы как невоспитанные?

– А она к нам надолго? – капризно спросил Валерка. Ему такое можно было говорить. Он маленький и он мальчик.
– Навсегда, – ответил папа.
Было слышно, что он начал раздражаться. А если он выйдет из себя, нам не поздоровится. Лучше уж его не злить.

Через час Мила собралась идти домой. Обулась. И когда выходила, Валерка исхитрился сделать ей подножку.
Она чуть не улетела в подъезд.

Папа заволновался: – Что, что такое случилось?
– Да споткнулась о другую обувь, – сказала она, не глядя на Валерку.
– Всё набросано. Я уберу! – с готовностью пообещал он.

И мы поняли. Он её любит.
Нам не удалось исключить её из жизни, как ни пытались.
Один раз, когда Мила была с нами дома без папы, она, на очередное отвратительное поведение, сообщила нам ровным голосом:

– Мама ваша умерла. Так, к сожалению, бывает. Она сейчас сидит на небушке и всё видит. Думаю, ей не нравится ваше поведение. Она понимает, что это вы из вредности так себя ведете. Вы так её память охраняете.

Мы насторожились.
– Валера, Ксюша, вы же хорошие ребятишки! Разве так память о маме надо охранять? Поступками и делами хорош человек. Я не могу поверить, что вы постоянно такие колючие, как ёжики!

Постепенно такими разговорами она отбила в нас желание проявлять плохие черты.
Один раз я помогла ей разложить продукты из магазина. Как же Мила меня хвалила! По спине погладила.
Да, пальцы не мамины, но, всё равно, было приятно…

Валерка заревновал.
Тоже вымытые кружки на полке расставил. Мила и его похвалила.
А потом ещё вечером папе громко, с восторгом рассказала, какие мы помощники. Он был рад.
Её чужеродность долго не давала нам расслабиться. Хотелось уже впустить её в душу, но не удавалось.
Не мама, и всё!

Через год мы уже забыли, как жили без неё. А после одного случая и вовсе влюбились в Милу без памяти, как наш папа.

… Валерке в седьмом классе приходилось несладко. Его, тихого и замкнутого, обижал один парнишка – Ванька Храмцов. Он был такого же роста, как Валерка, только наглее.
Он конкурировал с Валеркой просто потому, что избрал его для этого.
Семья Храмцова была полной, Ванька чувствовал защиту отца. Тот ему в открытую говорил: «Ты же мужик, бей всех. Не жди, пока они тебя плющить начнут». Вот и избрал Храмцов Валерку удобной мишенью.
Тот приходил домой и ничего мне, родной сестре, не говорил. Ждал, когда всё само рассосется. А такие вещи сами наладиться не могут. Обидчики наглеют от безнаказанности жертвы.
Храмцов уже в открытую бил Валерку. Сколько проходил мимо, столько и ударял в плечо.
Мне удалось вытрясти все эти сведения из Валерки с великим трудом, когда увидела синяки на плечах. Он считал, что мужчины не должны переваливать проблемы на сестёр, пусть и старших.
Не знали мы, что под дверью стоит Мила и внимательно слушает наш разговор.
Валерка упросил меня ничего папе не говорить, иначе хуже будет.
Также, он умолял, чтобы я не шла прямо сейчас расцарапывать Ваньке морду! А мне так хотелось! Я за брата yбить могу!
Папу в курс дела вводить тоже было нежелательно. Он сцепится с отцом Храмцова, а там и до тюрьмы недалеко…

Завтра была пятница.
Мила под видом похода в магазин проводила нас в школу, и тайком попросила показать Храмцова.
Я показала. А пусть знает, козёл!

А дальше было феерично.
Начался у Валерки урок русского языка.
Мила приветливо заглянула в класс, вся такая с причёсочкой и маникюром, и приятным голоском попросила Ваню Храмцова выйти из кабинета, потому что у неё к нему дело.
Учительница разрешила, ничего не заподозрив.