Даня Кукафка «Записки перед казнью», перевод
Любови Карцивадзе, @belles_lettres

Ансель Пэкер осуждён за убийство четырёх девушек и приговорён к смертной казни. В тягостные последние 11 часов он вспоминает, как он дошёл до жизни такой, переваривает свою «теорию» о соотношении добра и зла в каждом человеке и размышляет о параллельных вселенных. В это же время казни Анселя ждут несколько женщин из его жизни — капитан полиции Саффи, с которой Ансель познакомился ещё в приёмной семье, сестра его бывшей жены Хейзел и, наконец, мать Лаванда, которая из лучших побуждений оставила его детстве. Все героини — обособленные фигуры, но в то же время — частички пазла, из которого складывается портрет серийного убийцы.

Последние годы в жанре криминального романа сменились акценты. В центре сюжета уже не условный Шерлок Холмс или Ганнибал Лектер, не расследование и препарирование зла, а жертвы преступления или близкие убийцы. Меняются и цели жанра — от ответа на вопроса «Кто убил?» на «Почему убил?». В этом плане роман молодой американки Дани Кукафки «Записки перед казнью» целится точно — это не традиционный детектив, где детектив ловит преступника, но и не расстановка точек над «i». Неоднородный роман Кукафка начиняет всем: и извращённой психикой убийцы, и тупиками расследования, и рефлексией жертвы, и фем-повесткой. На деле получается сбивчивая хроника приговорённого к смертной казни и в то же время — довольно-таки однообразное фем-высказывание о женщинах в жизни убийцы.

Назвать Анселя Пэкера главным героем «Записок перед казнью» было бы несправедливым. Роман Кукафки, в первую очередь, о женщинах, чей жизненный путь пересёкся с Пэкером: отчаявшаяся мать, испуганная приёмная сестра, завистливая сестра жены. Каждая из них — живая, неоднозначная, яркая. По сравнению с ними образ убийцы выглядит упрощённым и однообразным, без какого-либо развития. Ансель Пэкер служит  вращающимся зеркалом, в котором отражаются сломленные героини. Он — функция, заезженная пластинка, которая воспроизводит только одну мелодию — свою путеводную «теорию» и мысль о мультивселенных, которая находит отклик и у остальных героинь. Пэкер — такая же жертва, как и все. Это может сойти за попытку деромантизации зла, показать убийцу маленьким, примитивным, совсем не страшным, и, наверное, поэтому больше всего в финале ты сочувствуешь тому, кого принято считать монстром.

«Записки перед казнью» и как фем-высказывание звучит прямолинейно и однотипно. Понятно, почему Кукафка даёт голос преимущественно женщинам. Непонятно, почему все женщины у неё — заботливые матери, талантливые балерины, капитаны полиции, а мужчины — либо насильники, либо убийцы, либо расисты. Есть, конечно, исключение — любящий отец одной из героинь, но и он вскоре умирает от рака. Да, феминизм, да, равноправие, но именно в книге Кукафки этого самого равноправия-то и нет. Такой подход выглядит плоско не только в границах повестки, но и исключительно как художественное средство и способ проработки персонажей. В конце концов, есть же «Девушка с татуировкой дракона» Стига Ларссона или цикл о Корморане Страйке Роберта Гэлбрейта aka Джоан Роулинг, где акцент тоже смещается на женщин, и выглядит это не только злободневно, но и уместно, органично.

Если следовать заданной Кукафкой траектории, то в какой-то параллельной вселенной «Записки перед казнью» могли бы стать, действительно, изобретательным триллером о последних часах убийцы. Это не история преступника, рассказанная его жертвами. Это не история насильника от лица его близких. Это не привычный всем детектив с запутанным расследованием и хлебными крошками, которые раскидывает автор, чтобы читатель мог сам разгадать загадку. И пусть Даня Кукафка смогла выстроить саспенс, благодаря которому вы всё-таки дочитаете «Записки перед казнью» до конца — и даже с перманентным интересом, но талантливым и глубоким детективом это, к сожалению, их не делает.

#ОтзывСтранника

Заметки на полях.

Мне кажется очень правильным, когда в детективах и триллерах авторы уделяют внимание не маньяку, а его жертвам или близким. Зло больше не привлекательно, наоборот, оно ужасное, отвратительное, мелкое. Здесь вспоминаются и «Дети в гараже моего папы» Анастасии Максимовой, и «До февраля» Шамиля Идиатуллина, и «Не говори маме» Саши Степановой.

В то же время по-прежнему много историй, где мы сочувствуем убийце, где главной жертвой оказывается он. Как же следует показать преступника? Недавно читал очень большое и интересное интервью Екатерины Петровой с Евой Меркачёвой для «Реального времени», где она говорит, что маньяка нужно показать таким, какой он есть — «Жалким, грязным, отталкивающим. Таким, с которого не хочется брать пример».

Вроде бы, всё логично и понятно. Но в художественном тексте всё работает иначе. Автору, действительно, необходимо создать объёмного и неоднозначного персонажа, чтобы читатель ему верил. Не проникся симпатией к злодею, а понимал, что перед ним — живой человек. И вот главный вопрос, который меня мучает в последнее время, — можно ли это считать романтизацией убийцы? Или же качественный проработкой персонажа? Не знаю. Знаю только, что не хочу получить плоского, однотипного героя с одним лишь намерением — убивать. Мне, как читателю и критику, всё-таки важны причины и контекст, а не просто заведомо отталкивающая маска злодея.

Кукафка, вроде бы, попробовала заглянуть в психологию маньяка, но так вцепилась в его извращённую теорию, что сделала его однообразной и банальной жертвой, которую мама бросила в детстве, и всё покатилось в пропасть. Можно ли это считать романтизацией зла? Или же попыткой автора показать, что убийца всё-таки тоже человек? В одном Кукафка права точно — смертная казнь служит неуместным шоу для преступника, она превращает его в звезду в глазах общества и медиа. И с этим надо что-то делать.

#МыслиСтранника

Сегодня для отбора в Школу критики закончил читать «Семейное счастие» Льва Толстого. По ощущениям — «Госпожа Бовари» из русской глубинки, только менее трагично, но более чувственно.

Вспомнилась и экранизация Стаси Толстой, которую мы видели на ММКФ, но здесь я о ней ещё не писал. Конфликт неравного брака совсем юной девушки со взрослым другом семьи смещён на взаимоотношение героини со свекровью. Если первая половина больше напоминает традиционные экранизации русской классики, то вторая сотрясается бесцеремонным рейвом и ролевыми играми (!), и это вызвало жаркое обсуждение среди нас, участников Школы. Но снят фильм — изумительно, любовался практически каждым кадром. Премьера — 11 сентября, а сейчас можно посмотреть трейлер.

Даже дышать стало как-то легче. Очень ругаю себя за то, что не читал каких-то великих произведений (особенно — из школьной программы), хотя понимаю, что все книги в мире прочесть просто невозможно. Спасибо большое Егору за этот материал и авторам, которые не побоялись признаться в том, что они не знакомы с чем-то из великого. Читайте то, что нравится, а не то, что нужно!

Давайте признаваться, что все вокруг читали, а вы — нет? Я вот так и не прочитал пока «Анну Каренину»; не со зла, просто всё никак не находится достаточно часов в сутках… Надеюсь, найдётся когда-нибудь!

Смотрите, что ребята натворили! Очень жду первого выпуска! И вы подождите :)

💫💫💫 Премьера трейлера подкаста «Повзрослей уже!»

Уже 29 июля 2025 года стартует подкаст Школы критики «Повзрослей уже!»: о том, что почитать и посмотреть, пока еще не вырос. А пока слушайте трейлер!

Каждые две недели по вторникам выпускники Школы, киновед и студент ВГИКа Юра Кунгуров и литературный критик и филолог Егор Шувалов, садятся к микрофонам, чтобы рассказать, как бесконечные сложности и переживания 20-летних по-разному раскрываются в современном кино и литературе.

Для каждого эпизода они читают топовый ньюэдалт – книги для молодых взрослых из списка номинации «Молодость» премии «Ясная Поляна», смотрят новинки кино и сериалов, и рассказывают о лучших из них.

Подписывайтесь на подкаст, заходите в телеграм-канал «Повзрослей уже!» или следите за анонсами эпизодов в сообществе Школы критики ВКонтакте.

Ведущие: Юра Кунгуров и Егор Шувалов

Звук: Александр Март

Монтаж: Юля Бандич

Продюсерка: Евгения Власенко

Обложка: Настя Костина

Идея обложки: Владислав Ушаков

© Школа критики имени В.Я. Курбатова

Тем временем на сайте премии «Ясная Поляна» опубликовали короткий список номинации «Молодость». Трёх финалистов я уже прочитал и, что уж тут говорить, сердце моё отдано «Пинеге» Вари Заборцевой. Рад и за «Под рекой» Аси Демишкевич, которую мы отметили в прошлом году в нашем блогерском жюри «Лицея». Остальных тоже любопытно почитать, особенно Чуфистову — пару месяцев в отложенном лежит. Интересно!

В «Годе Литературы» вышло моё интервью с Марией Даниловой. Разговор получился увлекательным — про ностальгию, взросление и писательство. Но что-то редактор решил не брать, а конкретно — яркое воспоминание Марии из детства. Оно меня очень зацепило, поэтому процитирую его тут. Мария, спасибо, ещё раз, за разговор!

А какое у вас самое яркое воспоминание из детства?

Мария Данилова: История, рассказанная в первой главе — «Волшебное дерево», произошла со мной. У меня тоже было волшебное дерево — мне его придумали родители. Не знаю, как им в голову пришла эта идея, но раз в две недели мама забирала меня из садика, и мы шли к пруду, который находился рядом. Под одним деревом я произносила волшебные слова и находила подарочек. Как-то зимой я обнаружила связку бананов. Сейчас, наверное, вам сложно в это поверить, но тогда найти бананы зимой было невозможным чудом. Это было настолько невероятным, что я до сих пор это помню. Потом мы пошли с мамой в поликлинику, и там я начала делиться бананами. Раздала всей очереди. Меня воспитали хорошей девочкой, я знала, что не нужно жадничать, нужно делиться, поэтому у мамы сердце обливалось кровью: она стояла на морозе за этими бананами, для меня, а я их все раздала…

И ещё одна публикация — рецензии на работы финалистов премии «Лицей» теперь можно свободно прочитать на сайте журнала «Юность»!