Ерофеева_И_Письма_казахских_ханов_как_источник.pdf
1 MB
Вижу многих заинтересовала книга И. Ерофеевой "Эпистолярное наследие казахской элиты". Всей книги в pdf нет, но есть интересная вступительная статья из книги о письмах казахских ханов.
"Естественная неприспособленность человека держаться на воде заставляет его тонуть; чтобы приобрести привычку устранять непроизвольные движения и выполнять другие, он учится плавать; точно так же у человека нет прирожденной способности критики, ее нужно прививать, и она входит в плоть и кровь его только путем постоянных упражнений".
Ланглуа, Сеньобос "Введение в изучение истории"
Ланглуа, Сеньобос "Введение в изучение истории"
Из города Сыгнак, что в южном Казахстане, вышел великий ханафитский учёный Хусамуддин Сыгнаки, который жил в период с 1240-1310 годы.
Написал великие труды такие как “Нихая” - шарх на “Хидая”, шарх на “Мухтасар Тахави” по ханафитскому фикху. “Тасдид” - шарх на Тамхид по акыде и другие труды.
Недавно Духовное управление мусульман Казахстана перевело и издало его труд “Тасдид”.
https://www.muftyat.kz/ru/news/qmdb/2021-03-30/35602-vypustilas-kniga-khusamuddina-as-sygnaki-tasdid-foto/
Написал великие труды такие как “Нихая” - шарх на “Хидая”, шарх на “Мухтасар Тахави” по ханафитскому фикху. “Тасдид” - шарх на Тамхид по акыде и другие труды.
Недавно Духовное управление мусульман Казахстана перевело и издало его труд “Тасдид”.
https://www.muftyat.kz/ru/news/qmdb/2021-03-30/35602-vypustilas-kniga-khusamuddina-as-sygnaki-tasdid-foto/
www.muftyat.kz
ИЗДАНА КНИГА ХУСАМУДДИНА АС-СЫГНАКИ «ТАСДИД» (ФОТО)
Состоялась презентация труда уникального ученого казахской земли Хусамуддина ас-Сыгнаки «Тасдид».
Forwarded from Туркестан и Поволжье (Iskandar)
Вафидия были войсками различного этнического происхождения, которые поступили на военную службу в Мамлюкский султанат Египта и Сирии в обмен на убежище. Термин является собирательным существительным, образованным от единственного числа вафид, что означает «тот, кто приходит, прокладывает свой путь, в составе делегации или группы».
Вафидия были преимущественно монголами, курдами, хорезмийцами и другими тюрками. Мамлюки, сами в основном тюрки, считали монголов своими соплеменниками. Большое количество курдов и хорезмийцев бежали от монгольского завоевания Хорезма и нашли убежище в Мамлюкской Сирии. Это предшествовало первому крупному притоку монгольских вафидия, который произошел после первого монгольского вторжения в Сирию в 1260 году, во время правления султана Бейбарса (1260–77). Основная часть вафидийя была расселена в опустошенных частях Сирии и Палестины, в то время как только их лидерам было разрешено селиться в Египте. Другой большой приток 10–18 тыс. монгольских вафидийя из Ильханата произошел при мамлюкском султане аль-Адиле Китбуге (1295–1297), который сам был ойратским монголом.
Бейбарс якобы был озадачен внезапным притоком солдат, ищущих убежища, и стремился рассеять этнических монголов по всей армии. Он позволил некоторым присоединиться к элитному полку Бахрийя. Говорят, что он назначал вафидийя вплоть до звания «эмира сотни» (amīr miʾa), но известно, что только один хорезмийский вафид, связанный с Бейбарсом по браку, достиг этого звания. Среди тех, кто искал убежища у султана Китбуги в 1296 году, было от 113 до 300 лидеров. Их верховный лидер, Тургай, получил звание «эмира сорока» (amīr arbaʿīn), возможно, потому что он был зятем Ильхана Хулагу.
Китбуга (не путать с найманским Китбугой) покровительствовал ойратам вафидия, и это отчасти привело к его падению. Ойраты оставались политически важными в начале правления ан-Насира Мухаммада ибн Калауна (1309–1340), но к 1333 году некоторые из них были понижены до слуг (atbāʿ) мамлюков. Это представляло собой полную инверсию их первоначальных статусов. Султан Китбуга и регент Сайф ад-Дин Салар, оба ойраты, прибыли в Египет в качестве рабов и поднялись по иерархии мамлюков до самых высоких должностей, в то время как ойраты вафидийя прибыли в Египет как свободные люди и были низведены до положения рабов в течение одного или двух поколений.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
В эпоху Улуса Джучи получают распространение такие имена, как Тимур-Кутлуг, Кутлуг-Тимур, Тука-Тимур, Тимур-Малик, Тимур-бек, Болат, что означает “железо”, “благословенное железо”, “сталь”, под которым по всей видимости подразумевалось рубящее оружие - сабли, мечи, секиры, булавы, ну и доспехи.
В условиях постоянных войн и междоусобиц, да и в самом кочевом укладе жизни оружие безусловно было важнейшим инструментом для выживания, защиты, обеспечения жизни и спокойствия, статуса и богатства. Поэтому видимо к железу было особо трепетное отношению как к источнику получения и сохранения благ. Отсюда и “кутлуг тимур” - “құтты темір”.
В условиях постоянных войн и междоусобиц, да и в самом кочевом укладе жизни оружие безусловно было важнейшим инструментом для выживания, защиты, обеспечения жизни и спокойствия, статуса и богатства. Поэтому видимо к железу было особо трепетное отношению как к источнику получения и сохранения благ. Отсюда и “кутлуг тимур” - “құтты темір”.
Forwarded from Туркестан и Поволжье (Iskandar)
Мавзолей хорезмийских амиров в Иерусалиме
Гробница Амира Хусама ад-Дина Берке-хана (не путать с джучидским Берке), видного вождя расформированной армии хорезмшаха, расположена в Иерусалиме, ограниченная улицей Тарик Баб ас-Сильсила на севере и Акабат Абу Майдан на западе и юго-западе. Берке-хан был из хорезмийских вафидия, присоединившихся к элитному мамлюкскому полку Бахрийя. Берке-хан достиг звания «эмира сотни» (amīr miʾa), а также дочь Берке-хана вышла замуж за мамлюкского султана Бейбарса и стала матерью аль-Саида Бараки. Считается, что гробница была построена его сыном Бадр ад-Дином Мухаммад-бием в период между 1246 и 1280 годами.
Гробница включает в себя элементы более раннего строения, а также каменную кладку и арки, относящиеся к периоду крестоносцев. Из оригинального строения мамлюков до наших дней сохранился только фасад на улице Тарик Баб аль-Силсила.
Позже гробница стала частью резиденции семьи Халиди и рядом функционировала семейная мечеть. В 792 году хиджры (1389 год н.э.) она была восстановлена как место захоронения Амира Хусама ад-Дина Берке-хана и его двух сыновей.
Источники:
Burgoyne, M. Mamluk Jerusalem, 109-116. London: The British School of Archeology in Jerusalem Press, 1987.
Najm, Y. Kunuz al-Quds, 137-138. Milano: SAGDOS, 1983
Гробница Амира Хусама ад-Дина Берке-хана (не путать с джучидским Берке), видного вождя расформированной армии хорезмшаха, расположена в Иерусалиме, ограниченная улицей Тарик Баб ас-Сильсила на севере и Акабат Абу Майдан на западе и юго-западе. Берке-хан был из хорезмийских вафидия, присоединившихся к элитному мамлюкскому полку Бахрийя. Берке-хан достиг звания «эмира сотни» (amīr miʾa), а также дочь Берке-хана вышла замуж за мамлюкского султана Бейбарса и стала матерью аль-Саида Бараки. Считается, что гробница была построена его сыном Бадр ад-Дином Мухаммад-бием в период между 1246 и 1280 годами.
Гробница включает в себя элементы более раннего строения, а также каменную кладку и арки, относящиеся к периоду крестоносцев. Из оригинального строения мамлюков до наших дней сохранился только фасад на улице Тарик Баб аль-Силсила.
Позже гробница стала частью резиденции семьи Халиди и рядом функционировала семейная мечеть. В 792 году хиджры (1389 год н.э.) она была восстановлена как место захоронения Амира Хусама ад-Дина Берке-хана и его двух сыновей.
Источники:
Burgoyne, M. Mamluk Jerusalem, 109-116. London: The British School of Archeology in Jerusalem Press, 1987.
Najm, Y. Kunuz al-Quds, 137-138. Milano: SAGDOS, 1983
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Немного сегодняшней вечерней Астаны вам в ленту.
Yudin considered the Jingiz-nāmäs of the Turkic peoples as an independent genre and regarded them as a product of the historiography of the steppe. Historical research has only recently taken note of this group of sources.
The oral historiography of the steppe, in Yudin’s definition, is the individual’s remembrance of his or her own past, a collection of stories related to events in his or her life that have been compiled and recorded.
It is considered to be unique because it is not a chronicle written by one author, which was perhaps commissioned, but a series of loosely connected stories that preserved the collective historical identity of the nomads and were collected around the figure of a legendary ancestor (Oġuz Khagan) or a historical figure (Činggis Khan). This is how the Oġuz-nāmäs came into being among the peoples speaking Turkic languages of the Oghuz branch and how the Jingiz-nāmäs emerged among the peoples of the Kipchak branch.
An independent term was even used to signify the individual parts of these collections: qarï söz ‘old word’.
M. Ivanics. “The Book of the Činggis Legend”.
The oral historiography of the steppe, in Yudin’s definition, is the individual’s remembrance of his or her own past, a collection of stories related to events in his or her life that have been compiled and recorded.
It is considered to be unique because it is not a chronicle written by one author, which was perhaps commissioned, but a series of loosely connected stories that preserved the collective historical identity of the nomads and were collected around the figure of a legendary ancestor (Oġuz Khagan) or a historical figure (Činggis Khan). This is how the Oġuz-nāmäs came into being among the peoples speaking Turkic languages of the Oghuz branch and how the Jingiz-nāmäs emerged among the peoples of the Kipchak branch.
An independent term was even used to signify the individual parts of these collections: qarï söz ‘old word’.
M. Ivanics. “The Book of the Činggis Legend”.
625-638.pdf
1.8 MB
Интересное исследование на тему ютуб-подкастов по истории Казахстана
Столько дофамина сколько получаешь от совершения каких-либо открытий либо когда слушаешь об открытиях коллег наверное больше ниоткуда нельзя получить.
Побеседовал с российским коллегой о некоторых личностях из казахского шежире, сыгравших большую роль в истории Улуса Джучи. Столько новых идей и открытий.
Forwarded from Wild Field
Закончил чтение "Интеллектуальной биографии Ибн Халдуна" (Ibn Khaldun: An Intellectual Biography) британского арабиста Роберта Ирвина. В целом дух книги можно передать следующей цитатой из нее:
"Насколько уместен Ибн Халдун в мире глобализации, диджитализации, национальных государств, демократий и диктатур? Я не заинтересован в том, чтобы сочинения Ибн Халдуна казались актуальными для современных проблем... Именно неуместность Ибн Халдуна в современном мире делает его таким интересным и важным. Когда я прочитал Мукаддиму, у меня было чувство, будто я встречаю гостя с другой планеты - и это захватывающе. Были и другие способы взглянуть на мир, чем тот, который мы в основном принимаем сегодня как должное."
Интересная работа оттеняется уж слишком порою настойчивой попыткой Ирвина показать неактуальность идей Ибн Халдуна для современности. В значительной мере Ирвин делает это, показывая Ибн Халдуна благочестивым мусульманским ученым (кем он был и собственно), мышление которого находится в согласии с Кораном, суфизмом и маликитским фикхом. Разумеется, это должно означать, что Коран, суфизм и маликитский фикх актуальны для XIV века, но не для наших дней. Что, кстати, может показаться удивительным, зная о том, что Ирвин сам принял Ислам и был суфием тариката Алавия, причем судя по всему, продолжает им себя считать. Этот странный взгляд будет чужд миллионам людей, для которых актуальность Откровения не имеет временных рамок.
В целом, несмотря на разные спорные моменты, книгу стоит порекомендовать всем, кто серьезно интересуется Ибн Халдуном и средневековым Магрибом.
"Насколько уместен Ибн Халдун в мире глобализации, диджитализации, национальных государств, демократий и диктатур? Я не заинтересован в том, чтобы сочинения Ибн Халдуна казались актуальными для современных проблем... Именно неуместность Ибн Халдуна в современном мире делает его таким интересным и важным. Когда я прочитал Мукаддиму, у меня было чувство, будто я встречаю гостя с другой планеты - и это захватывающе. Были и другие способы взглянуть на мир, чем тот, который мы в основном принимаем сегодня как должное."
Интересная работа оттеняется уж слишком порою настойчивой попыткой Ирвина показать неактуальность идей Ибн Халдуна для современности. В значительной мере Ирвин делает это, показывая Ибн Халдуна благочестивым мусульманским ученым (кем он был и собственно), мышление которого находится в согласии с Кораном, суфизмом и маликитским фикхом. Разумеется, это должно означать, что Коран, суфизм и маликитский фикх актуальны для XIV века, но не для наших дней. Что, кстати, может показаться удивительным, зная о том, что Ирвин сам принял Ислам и был суфием тариката Алавия, причем судя по всему, продолжает им себя считать. Этот странный взгляд будет чужд миллионам людей, для которых актуальность Откровения не имеет временных рамок.
В целом, несмотря на разные спорные моменты, книгу стоит порекомендовать всем, кто серьезно интересуется Ибн Халдуном и средневековым Магрибом.