По приглашению друзей из семинара "Языки психиатрии" (да!) прочла лекцию о судьбах писательской профессии с древнейших времён до наших дней. Если вы по мне скучали, то вот я сижу как эдакая тёплая ламповая тётя Валя в окошке и что-то вещаю.

https://youtu.be/h8KxPFv0lSs

Для обзора в "Медузе" перечитала очень симпатичную повесть Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак "Время всегда хорошее". Книга 2007 года, но к одному из переизданий авторы написали к ней новое предисловие. Заканчивается оно так:

"Но мы считаем, что главное мы угадали и предсказали – время всегда хорошее! И пусть настоящий 2018 год будет лучше того, что мы описываем!
А 2019-й еще лучше!
С любовью и уверенностью в том, что все будет хорошо".

Ох, дорогие. Ох.

С некоторым даже теплом прочла разъяренный пост о том, что вот, мол, почти совсем же уже победили гадину либерализма, но почему-то в культуре недоработочки, и власть все еще в руках недобитков вроде меня (нет, ссылку давать не буду, да и нет там ничего такого, даже сжечь меня не предлагают, только "изолировать").

Позволю в связи с этим пост, полный мелочного злорадства.

Это правда ужасно мило и интересно, потому что я никогда в жизни не занимала ни одной официальной должности, не работала ни в каком учреждении или институте, формирующем общественное мнение. Я - просто обозреватель "Медузы" и просто преподаватель Вышки (за мою зарплату в последней ни один пропагандист даже с дивана не встанет, честно, хотя я очень благодарна вузу за то, что они дают мне возможность делать то, что я считаю важным делать, и даже за это платят). Ну, а еще у меня есть блоги - этот, в инстаграме, а раньше были еще в фб и на Дзене, но их я давно не веду. Последние полтора года было шоу на Ютьюбе, но сейчас оно заморожено и неизвестно, разморозится ли (нет, на это шоу денег никто не давал, это была совместная инвестиция нашей команды). Всё - вот и все мои активы. Ни должностей, ни бюджетов, ни влиятельных покровителей - ни-че-го. И можете не искать - не найдете.

И тем не менее "власть" (что бы в это слово ни вкладывали люди, его применительно к данной ситуации употребляющие) по-прежнему у недобитков вроде меня, а не у правильных ребят с триколорами на аватарках, усердно рыхливших ниву патриотического милитаризма. Тревожный сигнал, нет?

По следам нашего круглого стола в Вышке о писательстве сегодня. Участвовали - Ольга Седакова, Лев Рубинштейн, Наталья Иванова, Галина Юзефович, Марина Степнова, Юрий Сапрыкин, Александр Архангельский.

1. Главное - спасибо дорогим собеседникам и дорогим всем, кто пришёл лично. Слушать. Быть рядом. Защищать, если что. Не пришлось. Но и мы неплохо подготовились.

2. Говорили о разных стратегиях писательского поведения - цензурных и подцензурных. И о том, что важнее всего всё равно написать книгу, которая никогда не была написана, то есть только твою и только так, как ты можешь.

3. Много было сказано замечательного - расскажем ещё.
А на сегодня закончу все цитатой из Юрия Сапрыкина: «В ситуации конфронтации, когда линия фронта проходит посреди квартиры, важно помнить, что любая спецоперация заканчивается, а люди остаются».

Спасибо, дорогие, было прекрасно.

Потрясающая история из моего любимого канала.

#Аксаковы
Борода — и протест

«Государю не угодно, чтоб русские дворяне носили бороды…» На фоне ужесточений мрачного семилетия это могло бы прозвучать смешно. Тем не менее Николай I решил, что раз бороды носят французские революционеры, а Российской империи революции не нужны, значит, бороды надо сбрить. В Европе в тот момент борода действительно зачастую была признаком левых взглядов. В Российской империи особого смысла в бороде не было. Разве что ее носили славянофилы, которые через нее хотели ощутить в себе народный дух. В итоге то, что не было протестом изначально, в момент явления монаршей воли стало им. Славянофилы возмутились. Буквально из ничего Николай I создал оппозицию.

На самом деле, славянофилы были крайне спокойным сообществом, чья позиция во многом оформилась от противного. Начав с изучения немецкой философии, через которое в 1830-е годы прошли и Александр Герцен, и Михаил Бакунин, один из самых ярких будущих славянофилов Константин Аксаков понял, что не разделяет прозападные взгляды своих товарищей, и начал нащупывать то, что близко ему. А близки оказались вера во внутренние силы народа и желание сблизиться с ним — с помощью бороды и русского платья. Вслед за Константином Аксаковым этими идеями увлекся его отец Сергей Аксаков, а после и младший брат Иван Аксаков.

С платьем, правда, не всегда все складывалось. Не признавая полумер, Константин Аксаков сделал из ношения русского платья и бороды жест. В ответ последовал ряд шуток, что в таком наряде русский народ не признал в нем русского и что на светском вечере Аксаков уговаривал военного губернатора надеть сарафан (обе шутки авторства Петра Чаадаева). Справедливости ради, этот перформанс — явиться в красной рубахе, узорчатом кафтане и плисовых штанах, заправленных в смазные сапоги, — не был разовой акцией. Примерно в таком виде идейно убежденный Аксаков ходил часто, и это закрывало для него многие двери.

С бородой дела обстояли тоже проблематично. Потому что, очевидно, это была не просто борода — как комично писал Александр Герцен, en sich, буквально кантовская вещь в себе, например, борода обычного мужика, который о ней не думает. А «борода для себя», то есть борода как жест, что уже не аутентично. Успешное же сближение с народом подразумевает отсутствие различий между «бородой в себе» и «бородой для себя». Бороду носили Константин и Сергей Аксаковы. Помимо них — Алексей Хомяков, тоже славянофил. Но, прав был Герцен, чего-то не хватало, пазл не сходился.

При этом славянофилы также считали, что до Петра было лучше, что после на Русь пришло тлетворное влияние Запада и что у народа есть контракт с властью, которая в обмен на лояльность дает духовную свободу. В общем, при некотором ракурсе между позицией славянофилов и позицией российской власти разницу можно и не увидеть.

Тем не менее государь явил волю. Хомяков согласился легко, хотя потом долго раздражался по утрам, вынужденный бриться. Аксаковы упирались дольше. Сергей Аксаков хотел изолироваться в деревне, чтобы только не трогать бороду. Параллельно с этим Ивана Аксакова, который бороду не носил, но был славянофилом, вызвали в III Отделение, где он отвечал на вопросы о своих взглядах. Поводом послужило его письмо отцу, где он высказал недоумение насчет ареста еще одного славянофила Юрия Самарина — и тоже не из-за бороды.

Ситуация была бы абсурдна, если бы в итоге этой массированной и во многом случайной атаки на славянофилов пазл не сошелся: борода — это знак, попытка лишить его — покушение на единство с народом, и нет, это не тот путь, которым должна идти страна. Одновременно определилась со своим отношением к славянофилам и власть. И нет — они ей были не товарищи. Просто потому, что не может же все исчерпываться этим принципиальным ношением бороды и русского платья? Наверняка есть что-то еще — и с того момента за славянофилами закрепился полицейский надзор. Абсурдная история закончилась абсурдным разладом власти даже с теми, кто был за нее.

Почитать:
Вопросы, предложенные И.С. Аксакову III Отделением

Я, как известно, человек широких социальных связей, и у меня много знакомых в самых разных русских городах. Вот, например, есть у меня две прекрасные знакомые и очень любимые собеседницы, работающие в одной и той же провинциальной библиотеке. Одна молодая (лет, ну, допустим, 30) - назовем ее N, вторая постарше - лет, скажем, шестидесяти, назовем ее X.

С N мы как-то очень много общались сразу после 24-го февраля, и N писала мне, как ей тяжело - в библиотеке все, кроме нее, поддерживают спецоперацию, каждый свободный пятачок обклеили буквой Z, а она на это смотрит и может только плакать. Но плакать никак нельзя, потому что см. выше. Я как могла ее утешала и, в общем, верила: в этой библиотеке и в мирное-то время каждый стеллаж был, как оберегом, увит цитатой из Путина (такой там директор, да), так что рассказ N вовсе не выглядел фантастично.

И вот на прошлой неделе мне написала вторая моя приятельница из той же библиотеки - X. Писала она мне по делу, мы все обсудили, а в конце она вдруг пишет - дорогая Галина Леонидовна, вы не представляете, как тяжело. У нас в библиотеке против спецоперации - одна я, все остальные только что не зигуют, поддержка единодушная. А я могу только плакать, но плакать нельзя, потому что вокруг сто процентов "за".

N и X работают на одном этаже. Они встречаются каждый день, вместе пьют чай, обмениваются книгами и не могут "найти" друг друга. Они задавлены "культурой молчания", но они против. Этих двух я, понятное дело, свела, но бог знает, сколько еще вокруг них - и в самой библиотеке, и вовне - таких "молчащих", желающих только плакать, но не позволяющих себе слезы из страха пойти против всех.

Здесь в конце должна быть какая-то мораль про 86 процентов поддержки спецоперации, но вы ее сами сконструируйте, пожалуйста, а то у меня с моралью и выводами всегда не очень. Не мое это.

А мы с Юлией Галяминой еще когда в нашем подкасте говорили - Франкл и художественная литература. (В скобках замечу, что никогда не любила бизнес-литературу, но сейчас и ее жалко. Не такой судьбы я ей желала, совсем не такой).

https://www.kommersant.ru/doc/5379571

Подумываю о том, что, пожалуй, нелишне было бы в любой публичной полемике ввести временный мораторий на использование местоимений множественного числа первого и второго лица. Как только в дискуссии возникает ложно объединяющее "мы" (стыдимся, виноваты, гордимся, встаем с колен) или ложно отделяющее "вы" (убегаете, ничего не сделали для, предаете родину, убиваете невинных) любая дискуссия теряет смысл и переходит в фазу неконтролируемой агрессии. Большой, конечно, вопрос, есть ли вообще какой-то смысл дискутировать в соцсетях, но если вдруг есть, то только с "я" или "ты". Каждый знает, что он сделал или не сделал, в чем виноват, за что ему стыдно, чем он гордится. Можно упрекнуть в чем-то, что-то спросить с одного конкретного человека. Широкие обобщения сегодня - от лукавого.

Маленькие радости: на русском, наконец, выходит одна из самых очаровательных книг, которые я читала в жизни - сборник травелогов моего любимого Ивлина Во "When the going was good" - "Когда шагалось нам легко". Средиземноморский круиз, поездка в Абиссинию, Бразилия и Гайана - легкая, ироничная и какая-то очень щемящая путевая проза, описывающая мир, которого больше нет, мир, сметенный Второй мировой. Очень люблю эту книжку и, мне кажется, на лето - ровно то, что нужно. Да и не на лето, в общем, тоже.

Обещают продавать на фестивале "Красная площадь", но и в других местах, уверена, со дня на день тоже появится.

И еще одна хорошая - и очень долгожданная лично мной - новость. Я не самый большой любитель литературных премий как института, но делаю исключение для двух - "Новых горизонтов" и "Просветителя". И вот сегодня, наконец, стало известно, что "Просветитель" в этом году будет. И это прекрасно, потому что наука важна, просвещение важно, как никогда, и вообще все ценное conservanda est. Спасибо, коллеги - пусть все получится.

"Объявлен прием заявок на премии Дмитрия Зимина «Просветитель» и «Просветитель.Перевод» — с 30 мая и до 1 июля издательства и авторы со всего мира смогут подать для участия в конкурсе книги, изданные на русском языке. Объявление лауреатов состоится 22 декабря — в день смерти основателя премий Дмитрия Зимина".

https://premiaprosvetitel.ru/

Очень хорошее и даже довольно спокойное, хотя и очень грустное, конечно, интервью Ксении Лученко, бывшего (так странно это писать, Ксюш) декана факультета медиа в РАНХиГС и руководителя направления медиа в Liberal Arts в Шанинке. Да, все так: наши студенты, которых мы растили для мобильности, для выбора, для свободы, в том числе свободы академической, могут оказаться заперты в клетке ограниченных возможностей. И дело тут не только в Болонской системе, у которой есть достоинства, есть недостатки, но главное - есть гибкость, а в общем развороте в сторону изоляции, закрытости и жесткой стандартизации.

Ну, и от себя добавлю, что смотреть на это больно, быть частью этого - еще больнее, слушать о том, что мы все сдохнем, так нам и надо и бросайте немедленно, пока руки не испачкали, просто невыносимо.

Для тех, кто интересуется моей личной судьбой, уточню. Да, я все еще работаю в Вышке, в магистратуре "Литературное мастерство". Да, я веду занятия по расписанию, работаю с курсовыми, проверяю эссе. Нет, зарплаты я с марта не получаю (нахожусь в отпуске за свой счет - такое решение приняло наше руководство, и пусть это послужит утешением тем, кто переживает, что я, уехав, "сохранила кормушку" (С)). Нет, не уволюсь, пока не уволят или не потребуют что-то подписать, как-то выступить или вообще сделать что-то, что лично я нахожу неприемлемым или неэтичным.

https://novayagazeta.eu/articles/2022/05/30/v-rossii-teriaetsia-sam-smysl-sushchestvovaniia-universitetov?fbclid=IwAR29IX8uPW4_X4-zmOtSvwLXPZt-UnWr_4usW1Epy5XVOmIWoU3CE0Ocv6s

Лет восемь назад мы с моей лучшей подругой антропологом Александрой Архиповой проводили отпуск на Кубе. Но жизнью мы там жили совершенно не туристической: Сашин тогдашний муж был кубинец, и мы на Кубе, соответственно, были не столько туристы, сколько гости его большой семьи. А это значит, что - помимо неисчислимых бонусов - все кубинские бытовые сложности были и нашими сложностями тоже: так, именно на Кубе мои дети выучили глагол "достать" не в смысле "достать что-то с верхней полки" или "ты меня достал", а в смысле "достать дефицит".

И вот однажды мы с Александрой оказались вечером довольно далеко от нашего дома, нарядные и слегка веселые, потому что рома на Кубе много, а кока-колы мало. И вдруг по улице пронесся крик: Huevos! Что означало: в соседнем магазине "выбросили" яйца. Тут же соткалась очередь, в которой мы с Александрой оказались в силу счастливого стечения обстоятельств в первых рядах. И вот по прошествии двадцати примерно минут мы стоим посреди пригорода Матансаса, по-прежнему очень нарядные, по-прежнему далеко от дома, но с четырьмя десятками яиц в руках. Довольные и гордые страшно.

Несложно догадаться, что мы с Сашей росли в эпоху дефицита, когда все "выброшенное" нужно было покупать, не раздумывая. И этот покупательский рефлекс, спавший в нас с 1980-х, внезапно по команде распаковался при крике Huevos!, как будто только этого и ждал.

И вот сегодня я смотрю, как стремительно мы все вспоминаем чертов эзопов язык, как учимся уклоняться от прямых разговоров, как покупаем валюту с рук - и думаю о четырех десятках яиц, приобретенных на Кубе в бездумном рефлекторном порыве. Нам казалось, что всего этого больше нет и не будет. Оказалось, оно просто спало. И ждало своего часа.

Приятно иногда, знаете ли, вернуться к старой доброй полемике о книгах - как будто прямо нормальная жизнь, а не вот это вот все. В общем, опять заполыхало на книжных фронтах, и опять, конечно же, вокруг Джонатана Франзена и его восхитительного романа "Перекрестки".

Бывают такие люди, которым стоит только рот открыть - и все уже обиделись. Франзен - очень вежливый, аккуратный, тактичный и во всех отношениях прекрасный - почему-то из их числа, и никакого логического объяснения этому нет, чистая магия. В 2001 году он, будучи еще совсем молодым, начинающим писателем, ухитрился так пополемизировать в публичном пространстве с Опрой Уинфри, что на некоторое время стал, по собственному выражению, "second most hated man in America after Bin Laden".

А как полыхнуло у всей прогрессивной общественности, когда в эссе о своей любимой Эдит Уортон Франзен написал, что она "wasn't pretty"! Какие обвинения в лукизме на него посыпались, хотя вообще-то он всего лишь хотел сказать, что в обществе, где главной и единственной женской добродетелью считалась красота, дурнушка Уортон сумела добиться многого и потому огромная молодец.

О моем с Франзеном интервью на "Медузе", за которое его до сих пор несут по кочкам, даже вспоминать не буду.

Короче, умеет парень зажечь, чего уж.

"Перекрестки" лично мне показались книгой настолько доброй, гуманистической и всепонимающей, что я даже представить себе не могла, из-за чего там обидеться. Но нет - нашлось.

Культурная Столяр с милого моему сердцу телеграм-канала "Антиглянец" обвинила Франзена в боди-шейминге и фэт-фобии на том основании, что главная героиня, Мэрион описывается в "Перекрестках" как "толстая", и муж ее не хочет на этом основании, хотя вес ее - всего-то 144 фунта, то есть 65 кг. Вслед за ними знамя борьбы с фэтфобией подхватили многие другие каналы, уже книжные, - ну, и второй день читаю в ленте, какой Франзен нехороший человек.

Правду сказать, я даже не сразу поверила, что люди это всерьез. Но поскольку кажется все же да, давайте проговорю это битым словом.

Мэрион не является толстой, а считает себя толстой. В ее случае это один из симптомов общего душевного нездоровья и разлада, а муж собрался ей изменить и именно поэтому (а не наоборот!) ищет недостатков в ее внешности. Из текста романа совершенно понятно, что с весом у героини все в порядке, а если она не такая полупрозрачная тростиночка, как в юности, то это, в общем, нормально - Мэрион под пятьдесят и у нее четверо детей. На то, что она совершенно не толстая, героине намекают многие - в частности, ее психиатр. Ну, а для самых недогадливых читателей Франзен приводит цифру - 144 фунта, чтобы уж никаких сомнений не осталось, что у женщины проблемы не с весом, а с мужем и головой. И честное слово, это там прописано очень однозначно, эксплицитно и многократно.

Но такова уж суперспособность Джонатана Франзена: он ничего плохого сказать не хотел и даже не сказал, но все всё равно обиделись. Какой-то морок он на людей наводит, ей-богу.

Примерно миллион лет не писала об итогах премии "Большая книга", но вот смотрю я что-то на нынешний короткий список, и прямо глаза на лоб. Ни одной из книг, которые лично мне кажутся лучшими (или по крайней мере наиболее интересными, заметными и ценными) за прошлый год, в него не вошло - ни одной.

Ну, окей, допустим, "С ключом на шее" Карины Шаинян жюри могло не заметить. Но как можно пропустить "Смерти.Нет" Татьяны Замировской? "Павла Чжана" Веры Богдановой? "Грифоны охраняют лиру" Александра Соболева (не для меня написанная книга, но ведь очень любопытная)? "Доктора Гарина" Владимира Сорокина? Чудесного "Осьминога" Анаит Григорян?

Но главное, как вообще возможен какой бы то ни было короткий список какой бы то ни было премии за прошлый год без "Истребителя" Дмитрия Быкова?..

Что-то я уже вообще ничего не понимаю, похоже. Ну, или не я.

Полезла в "Некто Гитлер" Хафнера за одной цитатой, вылезла с другой - поделюсь.

"Иоахим Фест в предисловии к своей биографии Гитлера ставит интересный мысленный эксперимент: «Если бы Гитлер в 1938 году пал жертвой покушения, большинство немцев без колебаний назвали бы его величайшим государственным деятелем Германии, ее спасителем. Агрессивные речи и „Моя борьба“, антисемитизм и концепция мирового господства были бы преданы забвению, как фантазии ранних, экстремистских лет его жизни. Шесть с половиной последующих лет лишили Гитлера этой посмертной славы».

Параллель тривиальная и (как все исторические параллели) неточная, но давайте надеяться, что в нашем случае эти "шесть с половиной последующих лет" все же окажутся покороче.

Бывают дни получше, бывают похуже.

Сегодня похуже: сто дней продолжается война. Сто дней в Украине погибают люди, бесприютные беженцы бредут по миру, а я просыпаюсь в ужасе, не понимая, где я, почему я тут и как мне натянуть на себя эту так называемую "новую жизнь", снаружи, вроде бы, гладенькую, но изнутри поросшую ядовитыми иглами.

Сегодня под санкции ЕС попал Аркадий Волож - человек, которого я привыкла уважать и которому каждый житель России многим обязан.

Сегодня - и вот сегодня, пожалуй, это самое мучительное - суд оставил в тюрьме Сергея Зуева - замечательного ученого, выдающегося научного администратора, очень хорошего и очень больного человека, ректора вуза, в котором учится (очень счастливо учится) мой сын.

Хочется крикнуть куда-то в пространство - остановите это немедленно, но теперь уж окончательно непонятно, куда кричать и будет ли этот призыв услышан.

Простите, с вами была пятиминутка отчаяния, сейчас я соберусь и допишу для вас рецензию на "Сердце бури" Хилари Мантел. Но иногда надо повыть публично - хотя бы раз в сто дней.

Примерно так
(Из канала издательства)