С некоторой иронией вспоминаю, что мой российский паспорт, которым меня сегодня не попрекнул только ленивый, я получила с боем. На момент достижения мною 16 лет (именно в этом возрасте, напомню, паспорт вручался в СССР) я была прописана в Тбилиси, и дата эта месяца на три, что ли, отстояла от той финальной даты, до наступления которой все граждане союзных республик могли при желании автоматом получить российское гражданство, а после которой, соответственно, не могли.
До 2000 года я более-менее сносно жила с паспортом советским, а когда стало остро необходимо его менять, столкнулась с весьма неожиданными проблемами. Из паспортного стола, где я отстояла немыслимую, слава богу, нынче пятичасовую очередь, меня выгнали с криками "понаехали и требуют тут", и мне отчетливо грозила многолетняя процедура натурализации, включавшая, помимо прочего, экзамен по русскому языку.
Спасла меня моя героическая мачеха, каким-то магическим образом сумевшая задним числом получить запись в домовой книге о том, что я на момент достижения 16-летия уже почти год не проживала по месту постоянной прописки (что не очень удивительно - в Грузии в это время шла гражданская война), а была зарегистрирована у моего отца в Москве. Когда в 2001 году после полутора лет жизни без паспорта (некоторые унизительные моменты этого периода я до сих пор вспоминаю без всякого удовольствия - надеюсь, вас не обещали пустить по кругу в ночном отделении милиции за то, что в кошельке только 500 рублей, а документов нет, и не выкидывали оттуда пинком под зад в прямом смысле слова) я получила свой первый российский паспорт, то была готова его только что не целовать.
И этот факт моей персональной биографии, как оно часто бывает, в моих собственных глазах как-то трансформирует и представление о российском паспорте как об извечной стигме, и имперский ресентимент как таковой. Ну, и от иллюзий на предмет особенностей российской государственной машины - что тогда, что теперь - тоже избавляет.
UPD Кстати, поняла, что в сказанном выше заключён заодно и ответ, голосовала ли я за Путина. Нет, не голосовала - у меня и паспорта-то не было.
До 2000 года я более-менее сносно жила с паспортом советским, а когда стало остро необходимо его менять, столкнулась с весьма неожиданными проблемами. Из паспортного стола, где я отстояла немыслимую, слава богу, нынче пятичасовую очередь, меня выгнали с криками "понаехали и требуют тут", и мне отчетливо грозила многолетняя процедура натурализации, включавшая, помимо прочего, экзамен по русскому языку.
Спасла меня моя героическая мачеха, каким-то магическим образом сумевшая задним числом получить запись в домовой книге о том, что я на момент достижения 16-летия уже почти год не проживала по месту постоянной прописки (что не очень удивительно - в Грузии в это время шла гражданская война), а была зарегистрирована у моего отца в Москве. Когда в 2001 году после полутора лет жизни без паспорта (некоторые унизительные моменты этого периода я до сих пор вспоминаю без всякого удовольствия - надеюсь, вас не обещали пустить по кругу в ночном отделении милиции за то, что в кошельке только 500 рублей, а документов нет, и не выкидывали оттуда пинком под зад в прямом смысле слова) я получила свой первый российский паспорт, то была готова его только что не целовать.
И этот факт моей персональной биографии, как оно часто бывает, в моих собственных глазах как-то трансформирует и представление о российском паспорте как об извечной стигме, и имперский ресентимент как таковой. Ну, и от иллюзий на предмет особенностей российской государственной машины - что тогда, что теперь - тоже избавляет.
UPD Кстати, поняла, что в сказанном выше заключён заодно и ответ, голосовала ли я за Путина. Нет, не голосовала - у меня и паспорта-то не было.
Forwarded from Юлия Галямина
🕊На прошлой неделе я выступила на конференции пацифистов по приглашению её организаторов. Конференция проходила очно в Брюсселе, меня подключили онлайн.
Выложу перевод фрагмента моей речи:
📌«Россия сегодня в глазах всего мира выглядит как государство-агрессор. Конечно, если мы говорим о Путине, то так оно и есть. Однако вина за происходящее переносится на всех россиян. Я понимаю чувства людей, которые это делают, особенно из Украины. Однако я хочу отметить, что такое отношение к обычным гражданам России – никак не способствует ни прекращению спецоперации, ни выходу России из спирали, которая каждый раз приводит нашу страну к диктатуре.
Психологи уверены, что если людям, которые сегодня пассивно поддерживают спецоперацию, говорить об их вине, то сдвинуть их мнение в сторону отказа от поддержки – будет невозможно. Групповые обвинения не вызывают чувство вины, а лишь порождают чувство несправедливости и обиды, сплачивают такую группу вокруг лидера, в нашем случае – Владимира Путина. И российская пропаганда это умело использует. Они говорят: вот видите, весь мир против нас! Мы не зря все это затеяли, вот видите, как нас все ненавидят.
Сегодня важно понять, что многие российские граждане – тоже жертвы путинского режима. Конечно, я не хочу сравнивать с жертвами, которые несет украинский народ и которые вызывают чувство глубокой скорби. В случае с россиянами речь идет прежде всего о психологическом насилии (хотя физическое насилие со стороны российских силовых органов россияне тоже на себе еще как испытывают). У граждан России долгие годы не было ни компетенций, ни инструментов, ни осознания необходимости влиять на свое правительство. Мы можем начать обвинять в этом людей, а можем протянуть им руку помощи, как протягивают руку помощи жертвам абьюзивных отношений или тоталитарных сект.
Мы в движении «Мягкая сила» действуем не через обвинения, а через разговор, разговор с любовью и уважением. Наша задача – изменить общественное настроение.
Мы должны оказывать помощь тем, кого преследуют за открытую позицию против «спецоперации» – например, участнице нашего движения, гражданской журналистке Марии Пономаренко, которая сидит в тюрьме.
Мы должны показать тем, кто пассивно не приемлет происходящее, но не выражает свое мнение открыто, – что иx в России много! И что есть неопасные методы разговаривать со своим окружением и сохранять добрые отношения с близкими и друзьями.
Мы должны говорить и с теми, кто сегодня вынужденно (чаще всего на словах) поддерживает спецоперацию. Рассказывая о тех трудностях и невзгодах, которые она приносит, говорить о том, что им нет необходимости вставать на сторону режима, разговаривать с ними неагрессивно, без обвинительного тона.
Мы должны дать шанс и активным сторонникам спецоперации – поменять свою точку зрения, не теряя лица. Ведь важнее, чтобы они изменили ее, чем гордо упорствовали в своем милитаризме.
Все это нужно прежде всего для будущего. Для того чтобы Россия могла снова стать частью глобального мира, могла найти свою новую идентичность и перестала наступать на одни и те же грабли обид и желания превосходства.
И я считаю, что мир должен поддержать нас в этом отношении к россиянам и отделять простых людей от Путина и его окружения».
Выложу перевод фрагмента моей речи:
📌«Россия сегодня в глазах всего мира выглядит как государство-агрессор. Конечно, если мы говорим о Путине, то так оно и есть. Однако вина за происходящее переносится на всех россиян. Я понимаю чувства людей, которые это делают, особенно из Украины. Однако я хочу отметить, что такое отношение к обычным гражданам России – никак не способствует ни прекращению спецоперации, ни выходу России из спирали, которая каждый раз приводит нашу страну к диктатуре.
Психологи уверены, что если людям, которые сегодня пассивно поддерживают спецоперацию, говорить об их вине, то сдвинуть их мнение в сторону отказа от поддержки – будет невозможно. Групповые обвинения не вызывают чувство вины, а лишь порождают чувство несправедливости и обиды, сплачивают такую группу вокруг лидера, в нашем случае – Владимира Путина. И российская пропаганда это умело использует. Они говорят: вот видите, весь мир против нас! Мы не зря все это затеяли, вот видите, как нас все ненавидят.
Сегодня важно понять, что многие российские граждане – тоже жертвы путинского режима. Конечно, я не хочу сравнивать с жертвами, которые несет украинский народ и которые вызывают чувство глубокой скорби. В случае с россиянами речь идет прежде всего о психологическом насилии (хотя физическое насилие со стороны российских силовых органов россияне тоже на себе еще как испытывают). У граждан России долгие годы не было ни компетенций, ни инструментов, ни осознания необходимости влиять на свое правительство. Мы можем начать обвинять в этом людей, а можем протянуть им руку помощи, как протягивают руку помощи жертвам абьюзивных отношений или тоталитарных сект.
Мы в движении «Мягкая сила» действуем не через обвинения, а через разговор, разговор с любовью и уважением. Наша задача – изменить общественное настроение.
Мы должны оказывать помощь тем, кого преследуют за открытую позицию против «спецоперации» – например, участнице нашего движения, гражданской журналистке Марии Пономаренко, которая сидит в тюрьме.
Мы должны показать тем, кто пассивно не приемлет происходящее, но не выражает свое мнение открыто, – что иx в России много! И что есть неопасные методы разговаривать со своим окружением и сохранять добрые отношения с близкими и друзьями.
Мы должны говорить и с теми, кто сегодня вынужденно (чаще всего на словах) поддерживает спецоперацию. Рассказывая о тех трудностях и невзгодах, которые она приносит, говорить о том, что им нет необходимости вставать на сторону режима, разговаривать с ними неагрессивно, без обвинительного тона.
Мы должны дать шанс и активным сторонникам спецоперации – поменять свою точку зрения, не теряя лица. Ведь важнее, чтобы они изменили ее, чем гордо упорствовали в своем милитаризме.
Все это нужно прежде всего для будущего. Для того чтобы Россия могла снова стать частью глобального мира, могла найти свою новую идентичность и перестала наступать на одни и те же грабли обид и желания превосходства.
И я считаю, что мир должен поддержать нас в этом отношении к россиянам и отделять простых людей от Путина и его окружения».
Юля Галямина - политик, лингвист, коллега-преподаватель - говорит и пишет то, что хотела бы сказать и написать я, но не нахожу слов. Спасибо, Юля.
Of all people именно мне сегодня позвонили из Russia Today с просьбой что-то прокомментировать. Сижу теперь в позе секретарши из известного анекдота и перебираю в голове остроумнейшие хлесткие ответы, которые я могла бы дать вместо того, чтобы скучно повесить трубку...
Никогда не была такой уж большой поклонницей Хилари Мантел - её исторические романы казались мне всегда какими-то избыточно основательными, старомодными, как в детстве. И вот теперь внезапно читаю огромное "Сердце бури", дебютную её книгу, пожалуй, даже более консервативную, чем Кромвелевский цикл, с не вполне мне самой ясным упоением. Кажется, теперь я знаю, для каких времён создана Мантел - вот для таких, как сейчас, мрачных, кровавых и неустойчивых. Именно сейчас её основательная неспешность, её спокойный, зоркий и трезвый взгляд на эпохи великих турбулентностей ("Сердце бури" рассказывает о героях и мучениках Французской революции), работает как мощнейшее противоядие от ужаса и отчаяния. Дочитаю (и напишу в "Медузу"), а там, глядишь, и за Кромвеля примусь - благо последняя часть так и лежит нечитанная. Оказывается, я ею не пренебрегла, как мне самой казалось, а отложила её на чёрный день.
Хорошая новость для всех, кто читает на украинском. Говорят, украинские переводы очень хорошие (в отличие, увы, от русских).
Forwarded from Медуза — LIVE
Электронные книги о Гарри Поттере на украинском языке станут бесплатными на сайте издательства Pottermore Publishing
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Об этом написала Джоан Роулинг в своем твиттере.
ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, И (ИЛИ) РОССИЙСКИМ ЮРИДИЧЕСКИМ ЛИЦОМ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА
Об этом написала Джоан Роулинг в своем твиттере.
В этом посте Захара Прилепина прекрасно решительно всё - и милосердное желание "сжечь контору" издательства "Попкорн букс" без сотрудников (гуманизм!), и намёки на "гейскую" природу имени Юрочка (Гагарину расскажите, ага) и сакральность имени "Володя", и сам чарующий стиль. Но для меня самое поразительное - это рождение в мозгу Захара Прилепина нового универсального героя Зои Портновой, очевидно, возникшей в качестве синтеза Зои Космодемьянской и Зины Портновой. То, что Прилепин их путает, говорит ровно об одном: эти "святые имена" для него самого уже не значат примерно ничего. Какая, в сущности, разница - Зоя, Зина, пионерка, комсомолка... Марат Котик и Валя Казей... И так сойдёт. Как, интересно, с таким подходом Захар Прилепин планирует продавать святость этого всего потенциальной юношеской аудитории?.. Да никак не планирует - он не с молодёжью разговаривает, на самом деле, потому что молодёжь реально читает "Лето в пионерском галстуке", а не Захара Прилепина. Его аудитория - 45+, возможно, сохраняющая какую-никакую нежность к пионерскому детству. Но и с ними (с нами) есть проблема: мы-то как раз помним разницу между Зоей и Зиной. И нам, скажем мягко, неприятно.
С чувством огромной благодарности прочла за сутки сборник малой прозы Наталии Осояну "Первая печать". Пожалуй, это не совсем та книга, про которую хочется написать большую раздумчивую рецензию, поэтому на "Медузе" про нее рассказывать не буду. Но это просто прекрасные, ювелирной работы сказки, похожие сразу и на Андерсена, и на Гауфа, и на Урсулу Ле Гуин. Если сказки - ваш вариант книжного эскапизма, не пропустите, пожалуйста. Ну, и если вы не читали фэнтези-трилогию Осояну "Дети великого шторма", могу вам только позавидовать - вот куда прятаться от ужасов войны.
Сегодня у меня официально закончился семестр - осталось проверить письменные работы (немного) и проставить всем оценки (хорошие и отличные). И вот что я хочу сказать: если бы не мои любимые, лучшие в мире бакалавры и магистранты, я не уверена, что пережила бы этот семестр. Дорогие дети, если вы это читаете, знайте, что лучше вас никого нет. Благодарна всем и каждому до Луны и обратно. Смысл жизни есть, и он - в вас.
По приглашению друзей из семинара "Языки психиатрии" (да!) прочла лекцию о судьбах писательской профессии с древнейших времён до наших дней. Если вы по мне скучали, то вот я сижу как эдакая тёплая ламповая тётя Валя в окошке и что-то вещаю.
https://youtu.be/h8KxPFv0lSs
https://youtu.be/h8KxPFv0lSs
YouTube
ОЛ#80 Писатель как профессия
Писатель как профессия: блистательное прошлое и зыбкие перспективы литературного труда и заработка
Галина Юзефович, литературный критик (Москва) 19.05.2022
Галина Юзефович, литературный критик (Москва) 19.05.2022
Для обзора в "Медузе" перечитала очень симпатичную повесть Андрея Жвалевского и Евгении Пастернак "Время всегда хорошее". Книга 2007 года, но к одному из переизданий авторы написали к ней новое предисловие. Заканчивается оно так:
"Но мы считаем, что главное мы угадали и предсказали – время всегда хорошее! И пусть настоящий 2018 год будет лучше того, что мы описываем!
А 2019-й еще лучше!
С любовью и уверенностью в том, что все будет хорошо".
Ох, дорогие. Ох.
"Но мы считаем, что главное мы угадали и предсказали – время всегда хорошее! И пусть настоящий 2018 год будет лучше того, что мы описываем!
А 2019-й еще лучше!
С любовью и уверенностью в том, что все будет хорошо".
Ох, дорогие. Ох.
С некоторым даже теплом прочла разъяренный пост о том, что вот, мол, почти совсем же уже победили гадину либерализма, но почему-то в культуре недоработочки, и власть все еще в руках недобитков вроде меня (нет, ссылку давать не буду, да и нет там ничего такого, даже сжечь меня не предлагают, только "изолировать").
Позволю в связи с этим пост, полный мелочного злорадства.
Это правда ужасно мило и интересно, потому что я никогда в жизни не занимала ни одной официальной должности, не работала ни в каком учреждении или институте, формирующем общественное мнение. Я - просто обозреватель "Медузы" и просто преподаватель Вышки (за мою зарплату в последней ни один пропагандист даже с дивана не встанет, честно, хотя я очень благодарна вузу за то, что они дают мне возможность делать то, что я считаю важным делать, и даже за это платят). Ну, а еще у меня есть блоги - этот, в инстаграме, а раньше были еще в фб и на Дзене, но их я давно не веду. Последние полтора года было шоу на Ютьюбе, но сейчас оно заморожено и неизвестно, разморозится ли (нет, на это шоу денег никто не давал, это была совместная инвестиция нашей команды). Всё - вот и все мои активы. Ни должностей, ни бюджетов, ни влиятельных покровителей - ни-че-го. И можете не искать - не найдете.
И тем не менее "власть" (что бы в это слово ни вкладывали люди, его применительно к данной ситуации употребляющие) по-прежнему у недобитков вроде меня, а не у правильных ребят с триколорами на аватарках, усердно рыхливших ниву патриотического милитаризма. Тревожный сигнал, нет?
Позволю в связи с этим пост, полный мелочного злорадства.
Это правда ужасно мило и интересно, потому что я никогда в жизни не занимала ни одной официальной должности, не работала ни в каком учреждении или институте, формирующем общественное мнение. Я - просто обозреватель "Медузы" и просто преподаватель Вышки (за мою зарплату в последней ни один пропагандист даже с дивана не встанет, честно, хотя я очень благодарна вузу за то, что они дают мне возможность делать то, что я считаю важным делать, и даже за это платят). Ну, а еще у меня есть блоги - этот, в инстаграме, а раньше были еще в фб и на Дзене, но их я давно не веду. Последние полтора года было шоу на Ютьюбе, но сейчас оно заморожено и неизвестно, разморозится ли (нет, на это шоу денег никто не давал, это была совместная инвестиция нашей команды). Всё - вот и все мои активы. Ни должностей, ни бюджетов, ни влиятельных покровителей - ни-че-го. И можете не искать - не найдете.
И тем не менее "власть" (что бы в это слово ни вкладывали люди, его применительно к данной ситуации употребляющие) по-прежнему у недобитков вроде меня, а не у правильных ребят с триколорами на аватарках, усердно рыхливших ниву патриотического милитаризма. Тревожный сигнал, нет?
Forwarded from Майя Кучерская
По следам нашего круглого стола в Вышке о писательстве сегодня. Участвовали - Ольга Седакова, Лев Рубинштейн, Наталья Иванова, Галина Юзефович, Марина Степнова, Юрий Сапрыкин, Александр Архангельский.
1. Главное - спасибо дорогим собеседникам и дорогим всем, кто пришёл лично. Слушать. Быть рядом. Защищать, если что. Не пришлось. Но и мы неплохо подготовились.
2. Говорили о разных стратегиях писательского поведения - цензурных и подцензурных. И о том, что важнее всего всё равно написать книгу, которая никогда не была написана, то есть только твою и только так, как ты можешь.
3. Много было сказано замечательного - расскажем ещё.
А на сегодня закончу все цитатой из Юрия Сапрыкина: «В ситуации конфронтации, когда линия фронта проходит посреди квартиры, важно помнить, что любая спецоперация заканчивается, а люди остаются».
1. Главное - спасибо дорогим собеседникам и дорогим всем, кто пришёл лично. Слушать. Быть рядом. Защищать, если что. Не пришлось. Но и мы неплохо подготовились.
2. Говорили о разных стратегиях писательского поведения - цензурных и подцензурных. И о том, что важнее всего всё равно написать книгу, которая никогда не была написана, то есть только твою и только так, как ты можешь.
3. Много было сказано замечательного - расскажем ещё.
А на сегодня закончу все цитатой из Юрия Сапрыкина: «В ситуации конфронтации, когда линия фронта проходит посреди квартиры, важно помнить, что любая спецоперация заканчивается, а люди остаются».
Forwarded from Последние семь лет
#Аксаковы
Борода — и протест
«Государю не угодно, чтоб русские дворяне носили бороды…» На фоне ужесточений мрачного семилетия это могло бы прозвучать смешно. Тем не менее Николай I решил, что раз бороды носят французские революционеры, а Российской империи революции не нужны, значит, бороды надо сбрить. В Европе в тот момент борода действительно зачастую была признаком левых взглядов. В Российской империи особого смысла в бороде не было. Разве что ее носили славянофилы, которые через нее хотели ощутить в себе народный дух. В итоге то, что не было протестом изначально, в момент явления монаршей воли стало им. Славянофилы возмутились. Буквально из ничего Николай I создал оппозицию.
На самом деле, славянофилы были крайне спокойным сообществом, чья позиция во многом оформилась от противного. Начав с изучения немецкой философии, через которое в 1830-е годы прошли и Александр Герцен, и Михаил Бакунин, один из самых ярких будущих славянофилов Константин Аксаков понял, что не разделяет прозападные взгляды своих товарищей, и начал нащупывать то, что близко ему. А близки оказались вера во внутренние силы народа и желание сблизиться с ним — с помощью бороды и русского платья. Вслед за Константином Аксаковым этими идеями увлекся его отец Сергей Аксаков, а после и младший брат Иван Аксаков.
С платьем, правда, не всегда все складывалось. Не признавая полумер, Константин Аксаков сделал из ношения русского платья и бороды жест. В ответ последовал ряд шуток, что в таком наряде русский народ не признал в нем русского и что на светском вечере Аксаков уговаривал военного губернатора надеть сарафан (обе шутки авторства Петра Чаадаева). Справедливости ради, этот перформанс — явиться в красной рубахе, узорчатом кафтане и плисовых штанах, заправленных в смазные сапоги, — не был разовой акцией. Примерно в таком виде идейно убежденный Аксаков ходил часто, и это закрывало для него многие двери.
С бородой дела обстояли тоже проблематично. Потому что, очевидно, это была не просто борода — как комично писал Александр Герцен, en sich, буквально кантовская вещь в себе, например, борода обычного мужика, который о ней не думает. А «борода для себя», то есть борода как жест, что уже не аутентично. Успешное же сближение с народом подразумевает отсутствие различий между «бородой в себе» и «бородой для себя». Бороду носили Константин и Сергей Аксаковы. Помимо них — Алексей Хомяков, тоже славянофил. Но, прав был Герцен, чего-то не хватало, пазл не сходился.
При этом славянофилы также считали, что до Петра было лучше, что после на Русь пришло тлетворное влияние Запада и что у народа есть контракт с властью, которая в обмен на лояльность дает духовную свободу. В общем, при некотором ракурсе между позицией славянофилов и позицией российской власти разницу можно и не увидеть.
Тем не менее государь явил волю. Хомяков согласился легко, хотя потом долго раздражался по утрам, вынужденный бриться. Аксаковы упирались дольше. Сергей Аксаков хотел изолироваться в деревне, чтобы только не трогать бороду. Параллельно с этим Ивана Аксакова, который бороду не носил, но был славянофилом, вызвали в III Отделение, где он отвечал на вопросы о своих взглядах. Поводом послужило его письмо отцу, где он высказал недоумение насчет ареста еще одного славянофила Юрия Самарина — и тоже не из-за бороды.
Ситуация была бы абсурдна, если бы в итоге этой массированной и во многом случайной атаки на славянофилов пазл не сошелся: борода — это знак, попытка лишить его — покушение на единство с народом, и нет, это не тот путь, которым должна идти страна. Одновременно определилась со своим отношением к славянофилам и власть. И нет — они ей были не товарищи. Просто потому, что не может же все исчерпываться этим принципиальным ношением бороды и русского платья? Наверняка есть что-то еще — и с того момента за славянофилами закрепился полицейский надзор. Абсурдная история закончилась абсурдным разладом власти даже с теми, кто был за нее.
Почитать:
Вопросы, предложенные И.С. Аксакову III Отделением
Борода — и протест
«Государю не угодно, чтоб русские дворяне носили бороды…» На фоне ужесточений мрачного семилетия это могло бы прозвучать смешно. Тем не менее Николай I решил, что раз бороды носят французские революционеры, а Российской империи революции не нужны, значит, бороды надо сбрить. В Европе в тот момент борода действительно зачастую была признаком левых взглядов. В Российской империи особого смысла в бороде не было. Разве что ее носили славянофилы, которые через нее хотели ощутить в себе народный дух. В итоге то, что не было протестом изначально, в момент явления монаршей воли стало им. Славянофилы возмутились. Буквально из ничего Николай I создал оппозицию.
На самом деле, славянофилы были крайне спокойным сообществом, чья позиция во многом оформилась от противного. Начав с изучения немецкой философии, через которое в 1830-е годы прошли и Александр Герцен, и Михаил Бакунин, один из самых ярких будущих славянофилов Константин Аксаков понял, что не разделяет прозападные взгляды своих товарищей, и начал нащупывать то, что близко ему. А близки оказались вера во внутренние силы народа и желание сблизиться с ним — с помощью бороды и русского платья. Вслед за Константином Аксаковым этими идеями увлекся его отец Сергей Аксаков, а после и младший брат Иван Аксаков.
С платьем, правда, не всегда все складывалось. Не признавая полумер, Константин Аксаков сделал из ношения русского платья и бороды жест. В ответ последовал ряд шуток, что в таком наряде русский народ не признал в нем русского и что на светском вечере Аксаков уговаривал военного губернатора надеть сарафан (обе шутки авторства Петра Чаадаева). Справедливости ради, этот перформанс — явиться в красной рубахе, узорчатом кафтане и плисовых штанах, заправленных в смазные сапоги, — не был разовой акцией. Примерно в таком виде идейно убежденный Аксаков ходил часто, и это закрывало для него многие двери.
С бородой дела обстояли тоже проблематично. Потому что, очевидно, это была не просто борода — как комично писал Александр Герцен, en sich, буквально кантовская вещь в себе, например, борода обычного мужика, который о ней не думает. А «борода для себя», то есть борода как жест, что уже не аутентично. Успешное же сближение с народом подразумевает отсутствие различий между «бородой в себе» и «бородой для себя». Бороду носили Константин и Сергей Аксаковы. Помимо них — Алексей Хомяков, тоже славянофил. Но, прав был Герцен, чего-то не хватало, пазл не сходился.
При этом славянофилы также считали, что до Петра было лучше, что после на Русь пришло тлетворное влияние Запада и что у народа есть контракт с властью, которая в обмен на лояльность дает духовную свободу. В общем, при некотором ракурсе между позицией славянофилов и позицией российской власти разницу можно и не увидеть.
Тем не менее государь явил волю. Хомяков согласился легко, хотя потом долго раздражался по утрам, вынужденный бриться. Аксаковы упирались дольше. Сергей Аксаков хотел изолироваться в деревне, чтобы только не трогать бороду. Параллельно с этим Ивана Аксакова, который бороду не носил, но был славянофилом, вызвали в III Отделение, где он отвечал на вопросы о своих взглядах. Поводом послужило его письмо отцу, где он высказал недоумение насчет ареста еще одного славянофила Юрия Самарина — и тоже не из-за бороды.
Ситуация была бы абсурдна, если бы в итоге этой массированной и во многом случайной атаки на славянофилов пазл не сошелся: борода — это знак, попытка лишить его — покушение на единство с народом, и нет, это не тот путь, которым должна идти страна. Одновременно определилась со своим отношением к славянофилам и власть. И нет — они ей были не товарищи. Просто потому, что не может же все исчерпываться этим принципиальным ношением бороды и русского платья? Наверняка есть что-то еще — и с того момента за славянофилами закрепился полицейский надзор. Абсурдная история закончилась абсурдным разладом власти даже с теми, кто был за нее.
Почитать:
Вопросы, предложенные И.С. Аксакову III Отделением
Я, как известно, человек широких социальных связей, и у меня много знакомых в самых разных русских городах. Вот, например, есть у меня две прекрасные знакомые и очень любимые собеседницы, работающие в одной и той же провинциальной библиотеке. Одна молодая (лет, ну, допустим, 30) - назовем ее N, вторая постарше - лет, скажем, шестидесяти, назовем ее X.
С N мы как-то очень много общались сразу после 24-го февраля, и N писала мне, как ей тяжело - в библиотеке все, кроме нее, поддерживают спецоперацию, каждый свободный пятачок обклеили буквой Z, а она на это смотрит и может только плакать. Но плакать никак нельзя, потому что см. выше. Я как могла ее утешала и, в общем, верила: в этой библиотеке и в мирное-то время каждый стеллаж был, как оберегом, увит цитатой из Путина (такой там директор, да), так что рассказ N вовсе не выглядел фантастично.
И вот на прошлой неделе мне написала вторая моя приятельница из той же библиотеки - X. Писала она мне по делу, мы все обсудили, а в конце она вдруг пишет - дорогая Галина Леонидовна, вы не представляете, как тяжело. У нас в библиотеке против спецоперации - одна я, все остальные только что не зигуют, поддержка единодушная. А я могу только плакать, но плакать нельзя, потому что вокруг сто процентов "за".
N и X работают на одном этаже. Они встречаются каждый день, вместе пьют чай, обмениваются книгами и не могут "найти" друг друга. Они задавлены "культурой молчания", но они против. Этих двух я, понятное дело, свела, но бог знает, сколько еще вокруг них - и в самой библиотеке, и вовне - таких "молчащих", желающих только плакать, но не позволяющих себе слезы из страха пойти против всех.
Здесь в конце должна быть какая-то мораль про 86 процентов поддержки спецоперации, но вы ее сами сконструируйте, пожалуйста, а то у меня с моралью и выводами всегда не очень. Не мое это.
С N мы как-то очень много общались сразу после 24-го февраля, и N писала мне, как ей тяжело - в библиотеке все, кроме нее, поддерживают спецоперацию, каждый свободный пятачок обклеили буквой Z, а она на это смотрит и может только плакать. Но плакать никак нельзя, потому что см. выше. Я как могла ее утешала и, в общем, верила: в этой библиотеке и в мирное-то время каждый стеллаж был, как оберегом, увит цитатой из Путина (такой там директор, да), так что рассказ N вовсе не выглядел фантастично.
И вот на прошлой неделе мне написала вторая моя приятельница из той же библиотеки - X. Писала она мне по делу, мы все обсудили, а в конце она вдруг пишет - дорогая Галина Леонидовна, вы не представляете, как тяжело. У нас в библиотеке против спецоперации - одна я, все остальные только что не зигуют, поддержка единодушная. А я могу только плакать, но плакать нельзя, потому что вокруг сто процентов "за".
N и X работают на одном этаже. Они встречаются каждый день, вместе пьют чай, обмениваются книгами и не могут "найти" друг друга. Они задавлены "культурой молчания", но они против. Этих двух я, понятное дело, свела, но бог знает, сколько еще вокруг них - и в самой библиотеке, и вовне - таких "молчащих", желающих только плакать, но не позволяющих себе слезы из страха пойти против всех.
Здесь в конце должна быть какая-то мораль про 86 процентов поддержки спецоперации, но вы ее сами сконструируйте, пожалуйста, а то у меня с моралью и выводами всегда не очень. Не мое это.