Роман, здравствуйте.
Невозможно поверить, что с начала войны прошло почти полгода. Позвольте написать вам не по поводу ужасов, о которых мы читаем в новостях, а о тех, что мы читаем в сообщениях от близких нам людей.
Мне казалось, что моя мама — это энергичная молодая женщина со способностью к критическому мышлению. Я ошибалась. Оказывается, я совсем не знаю человека, который меня вырастил.
Моя прабабушка – украинка. Мои троюродные родственники живут в Киеве. Мы с мамой ездили в Хмельницкий каждое лето и были счастливы. Я не стала спрашивать маму, поддержавшую вторжение, как ей живется со всем этим. Я просто спросила ее: война – это плохо? Плохо, отвечает мама, но иногда по-другому нельзя. Все, что я хотела услышать, это то, что убивать людей плохо. Но, выясняется, что это ок, если этого требуют обстоятельства.
Каждый день кажется, что разочаровываться уже не в чем, но потом оказывается, что есть. Я люблю свою маму, но, кажется, я люблю другого человека, как будто ее образ. Который говорил мне, что война — это плохо, и что человеческая жизнь — это самое дорогое, что у нас есть. Оказывается, что для нее, как и для многих других, ценнее стали собственная мнимая безопасность и мнимая независимость. Страна, в которой я родилась, стала еще несвободнее, не только экономически, но и психологически. И это я вижу не из новостей, а из ее сообщений.
Когда-нибудь это закончится, а нам еще вместе жить, и, надеюсь, жить долго. Не уверена, что моя мама узнает правду, а когда узнает, будет готова ее принять. В детстве говорили, что нужно быть сильным духом, а сейчас только о том, как нужно силу демонстрировать. Любовь строится на химии, ценностях и общем прошлом. Наше общее настоящее тоже станет нашим прошлым. Мама выбирает не верить в то, что разрушит ее картину мира. Я выбираю не забывать о том, что ад — на земле, и он ближе, чем нам кажется.
Вряд ли мы когда-то будем еще дальше друг от друга, чем сейчас.
Невозможно поверить, что с начала войны прошло почти полгода. Позвольте написать вам не по поводу ужасов, о которых мы читаем в новостях, а о тех, что мы читаем в сообщениях от близких нам людей.
Мне казалось, что моя мама — это энергичная молодая женщина со способностью к критическому мышлению. Я ошибалась. Оказывается, я совсем не знаю человека, который меня вырастил.
Моя прабабушка – украинка. Мои троюродные родственники живут в Киеве. Мы с мамой ездили в Хмельницкий каждое лето и были счастливы. Я не стала спрашивать маму, поддержавшую вторжение, как ей живется со всем этим. Я просто спросила ее: война – это плохо? Плохо, отвечает мама, но иногда по-другому нельзя. Все, что я хотела услышать, это то, что убивать людей плохо. Но, выясняется, что это ок, если этого требуют обстоятельства.
Каждый день кажется, что разочаровываться уже не в чем, но потом оказывается, что есть. Я люблю свою маму, но, кажется, я люблю другого человека, как будто ее образ. Который говорил мне, что война — это плохо, и что человеческая жизнь — это самое дорогое, что у нас есть. Оказывается, что для нее, как и для многих других, ценнее стали собственная мнимая безопасность и мнимая независимость. Страна, в которой я родилась, стала еще несвободнее, не только экономически, но и психологически. И это я вижу не из новостей, а из ее сообщений.
Когда-нибудь это закончится, а нам еще вместе жить, и, надеюсь, жить долго. Не уверена, что моя мама узнает правду, а когда узнает, будет готова ее принять. В детстве говорили, что нужно быть сильным духом, а сейчас только о том, как нужно силу демонстрировать. Любовь строится на химии, ценностях и общем прошлом. Наше общее настоящее тоже станет нашим прошлым. Мама выбирает не верить в то, что разрушит ее картину мира. Я выбираю не забывать о том, что ад — на земле, и он ближе, чем нам кажется.
Вряд ли мы когда-то будем еще дальше друг от друга, чем сейчас.
Супер
Ребята, поддержите меня любым донатом. Канал и наше комьюнити существуют благодаря вам. 4377 7278 0024 6378 tinkoff 4276 3800 4704 6318 сбер https://www.paypal.com/donate/?hosted_button_id=QGD8QXBSFBAUJ paypal (одним кликом можно оформить и любой ежемесячный…
Ребят, спасибо огромное вам за поддержку.
Два года назад умер Володя Кара-Мурза. Журналист, которого я встретил в редакции телеканала rtvi, куда пришёл студентом проходить университетскую практику и влюбляться в профессию. Володя ходил по крошечной комнате и медленно, пробуя на вкус каждое слово, наговаривал вслух подводки, редактор одним пальцем записывал за ним текст в компьютер. Я наблюдал за этим медитативным действом и не верил своему счастью: ух ты, создатель НТВ, не в телевизоре, а рядом со мной, как ж повезло-то.
За пять лет совместной работы из небожителя он превратился в члена семьи. А медитативное действо стало рутиной. Возможно, самой уютной и самой полезной в моей профессиональной жизни.
Однажды, когда только-только изобрели первый айфон, я позвонил Володе и у нас состоялся смоллток, который не выветривается из моей головы до сих пор.
— Володя, здравствуй. Это Рома.
— Привет, Рома.
— Послушай, мне сказали, что ты в Америку летишь на днях.
— Планирую.
— Ты можешь мне привезти кое что?
— Думаю, да. Но наш разговор совершенно точно слушают спецслужбы. Поэтому давай лично.
— Да мне айф...
— Тссссссс.
Лет через десять мы с Володей стали коллегами в другой редакции. И на новогоднем корпоративе я напомнил ему эту историю.
— А чего ты хотел-то тогда?
— Айфон.
— О, так я скоро опять поеду. Тебе привезти?
Володя, так я скучаю по тебе.
За пять лет совместной работы из небожителя он превратился в члена семьи. А медитативное действо стало рутиной. Возможно, самой уютной и самой полезной в моей профессиональной жизни.
Однажды, когда только-только изобрели первый айфон, я позвонил Володе и у нас состоялся смоллток, который не выветривается из моей головы до сих пор.
— Володя, здравствуй. Это Рома.
— Привет, Рома.
— Послушай, мне сказали, что ты в Америку летишь на днях.
— Планирую.
— Ты можешь мне привезти кое что?
— Думаю, да. Но наш разговор совершенно точно слушают спецслужбы. Поэтому давай лично.
— Да мне айф...
— Тссссссс.
Лет через десять мы с Володей стали коллегами в другой редакции. И на новогоднем корпоративе я напомнил ему эту историю.
— А чего ты хотел-то тогда?
— Айфон.
— О, так я скоро опять поеду. Тебе привезти?
Володя, так я скучаю по тебе.
В Москве в Басманном суде начался процесс о ликвидации «Сохнута» в России.
Заседание по существу назначено на 19 августа 2022 года.
Заседание по существу назначено на 19 августа 2022 года.
Вера Полозкова.
русь моя теперь аль-каида, хезболла
меня, лодыря оскаленного, избыла
и не выпускает зеркальца из клешней:
ждет, когда в нем ад разверзнется пострашней
улицы родные имени палачей
разве не предупреждали вы меня, свет очей,
чем кончается имперство и ар-нуво?
как не остается сердца ни у кого?
чёрные коляски, вывески: котлован.
мои руды, мои прииски. где слова
все полгода тлеют язвами от ракет
оттого лежит неназванным этот свет
оттого гляжу, владелица гор и гряд.
повторяя, что же делается, а, ребят
что-то плазменное, низменное, вывих, сдвиг,
едет, на себя нанизывая нас живых
едет, все вокруг расслаивая как ножом
обводя меня бесславия рубежом
вот и ты, цунами пепла, как наяву
рассмотрю тебя, ослепну и назову
русь моя теперь аль-каида, хезболла
меня, лодыря оскаленного, избыла
и не выпускает зеркальца из клешней:
ждет, когда в нем ад разверзнется пострашней
улицы родные имени палачей
разве не предупреждали вы меня, свет очей,
чем кончается имперство и ар-нуво?
как не остается сердца ни у кого?
чёрные коляски, вывески: котлован.
мои руды, мои прииски. где слова
все полгода тлеют язвами от ракет
оттого лежит неназванным этот свет
оттого гляжу, владелица гор и гряд.
повторяя, что же делается, а, ребят
что-то плазменное, низменное, вывих, сдвиг,
едет, на себя нанизывая нас живых
едет, все вокруг расслаивая как ножом
обводя меня бесславия рубежом
вот и ты, цунами пепла, как наяву
рассмотрю тебя, ослепну и назову
Илья Яшин.
В 6 утра "кормушка" в двери моей камеры отворилась с неприятным, но уже привычным металлическим скрежетом. В проёме появилось лицо дежурного.
— Яшин? Подойдите.
Протирая глаза спросонья, я пошаркал к двери. Мне вручили огромную папку слегка пожелтевших листов бумаги, на каждом из которых стоял аккуратный штамп "ЦЕНЗУРА". Почти тысяча писем...
— Знаете, — уважительно сказал дежурный, — Я такого никогда не видел. У нас весь СИЗО меньше писем получает, чем вам сегодня пришло.
Честно говоря, я и сам такого никогда не видел. Потрясающе, сколько в ваших посланиях любви и тепла. Вы даже не представляете, какую суперсилу придаёте мне своей поддержкой.
Спасибо, друзья! Хочется просто обнять каждого из вас.
P.S. Кстати, цензор, по-моему, ошалел от такого потока писем и проштамповал их все не глядя. Вы сломали систему.
В 6 утра "кормушка" в двери моей камеры отворилась с неприятным, но уже привычным металлическим скрежетом. В проёме появилось лицо дежурного.
— Яшин? Подойдите.
Протирая глаза спросонья, я пошаркал к двери. Мне вручили огромную папку слегка пожелтевших листов бумаги, на каждом из которых стоял аккуратный штамп "ЦЕНЗУРА". Почти тысяча писем...
— Знаете, — уважительно сказал дежурный, — Я такого никогда не видел. У нас весь СИЗО меньше писем получает, чем вам сегодня пришло.
Честно говоря, я и сам такого никогда не видел. Потрясающе, сколько в ваших посланиях любви и тепла. Вы даже не представляете, какую суперсилу придаёте мне своей поддержкой.
Спасибо, друзья! Хочется просто обнять каждого из вас.
P.S. Кстати, цензор, по-моему, ошалел от такого потока писем и проштамповал их все не глядя. Вы сломали систему.