Первое, что я думаю про NFT, это то, что они тупо слишком дорогие. Поэтому все их сравнивают с тем, что в последние века было принято называть искусством (и чья цена тоже особо никому не понятна). Хотя механика, в NFT заложенная, как раз кажется приятной для абсолютно противоположного.

Я не вижу ничего странного в коллекционировании разной случайной ерунды. Когда в начальной школе у меня находился лишний чирик, я либо тратил его на слойку в ларьке в полукилометре от школы, либо шел все два километра до другого ларька, где покупал "сотки". Это такие круглые штуки которыми как-то там играют, я так и не понял как, поэтому их просто потом проигрывал.

Хуже того. В "Стиме" дают за что-то какие-то случайные карточки, я так и не понял, зачем. Но их можно продавать. Типа центов за 10. Несколько лет назад я ловил себя на том, что выставляю их на продажу, очень сложным процессом, кликов в десять. Десять кликов за 10 центов... и так раз двадцать. Абсолютный бред. И при этом, ну, инстинкт-то абсолютно понятен. Это как купон не выкидывать. Не "собирать", а именно не выкидывать. Почему бы и нет.

Те, кто сейчас делают и обсуждают NFT, говорят о них как об искусстве. Типа, вот художники. Один старался, рисовал макаку, и заслуживает много за свои старания, потому что у него есть чувство собственного достоинства. А другой поумнее – концептуальный типа художник – и понимает, что настоящая цена – в идее, например, "NFT Вали Голева ни о чем", очень оригинально, с вас 1 ETH (278 тыс. руб.).

Но настоящая-то движуха, в которую мы, пролетарии, действительно можем вовлечься, происходит на куда меньших ценах. Даже не на сотне евро, а на такой, которую вы можете спокойно потратить на "сотки". Почему нет?

Сравнение NFT с "произведениями искусства" мне кажется натянутым. NFT куда ближе к мемам, чем к картинам с аукциона Sothesby. Может быть, даже ближе к "картинкам-aesthetics", как знаете, когда заходите в чей-то инстаграм, и вот прям видно: человек занимается "эстетикой", рендерит прозрачные ботинки, криповые руки-ноги или что-нибудь такое. Вон даже бипл. Другие люди эти найденные картинки коллекционируют в своем Тумблере, если они отражают их current mood. (Или они мемы складируют в телеграм-канал). Почему бы такую не купить за полтос деревянных? Это же у меня мой сегодня mood. В отличие от хлама, который иногда покупаешь на рождественском рынке, на полке оно занимать места не будет, выкидывать это вообще никогда не придется, а эффект такой же.

Полтос это не триста тысяч. Это не про чувство своей цены и своего достоинства и признания и инвестиции. Это то же самое, что бесплатно, просто кому-то было по приколу закинуть за это полтос. Все заскриншотили, а я закинул полтос. Вполне реалистичный вариант поведения. На Onlyfans это называется "tip".

А вот потом, в теории – если бы не gas fees, из-за которых любое действие тут уже стоит сильно дороже мороженого – как раз могла начаться движуха. Эти NFT легко бы перепродавались. Ваш знакомый сделал мем про Резу Негаристани, типа взял какой-то мем и прифотошопил великого философа. Вам мем понравился, вы его "купили" за 50 рублей, эксгибиционируете. Знакомый купил себе пивка. Потом какой-то одиннадцатиклассник открыл для себя неорационализм и решил, что этот мем отражает его состояние души. Он его выкупил за 100 рублей, из которых 10% идут автору оригинала. И вот – еще чирик осел в кармане вашего талантливого знакомого.

Люди перекидываются сувенирчиками по приколу, особо не вкладываясь. Кто-то даже собирает неплохую коллекцию, и вы ходите смотреть, че там у него за мемы по сотке. Иногда маленькими шагами цена абсурдно взлетает, это забавно. Авторы мемасов копят на свои первые антидепрессанты.

Вот что-то такое я могу себе представить. Не могу сказать, что мне это "нравится", или кажется целесообразным экономически, хотя я вижу в этом свои плюсы. Более того, я вижу, каким образом мир может к этому потихоньку привыкнуть.

(На этом месте я сделал бы тупой NFT, у меня даже картинка специальная есть, но 150 евро платить за это не буду...)

C NFT, "право показа", о котором все говорят, не играет роли. Забыл это уточнить. С помощью скриншотов все будут показывать те же мемы, почему бы и нет? Суть коллекции не просто в скриншотах, а в чем-то среднем между историей своих донатов, гордой демонстрацией своего охотничьего улова или коллекции выигранных ставок на спортивные события. Задача – не запретить другим, а ввести с помощью легкой финансовой подоплеки дополнительное измерение в сохранение и создание картинок.

NFT – это геймификация папки "мемы на все случаи жизни" и сохраненок вконтакте, а не инвестиционный механизм защиты прав.

Иногда я разговариваю с юными "критиками технологии" об их работе. Иногда они сами просят у меня совета, иногда я даю его из своей невыносимой любви учить людей жить.

Я всё время натыкаюсь на рассуждения в духе "Эта технология обижает людей вот так и так". Такими приятно обмениваться в разговорах, где люди с помощью критики себя позиционируют. "Мне не нравятся NFT, Путин и смартфоны". "Мне не нравятся мясо, углерод, необразованные массы и необходимость работать, чтобы выжить". "Мне не нравятся капитализм, одиночество и не обращающие на меня внимание желанные половые партнеры". Ну, окей. Мы на одной волне.

Но когда это обращено в публичное пространство, а хуже того – адресовано работникам технологического труда, это похоже мне на вот эту мерзкую привычку, когда кто-то моет пол, тыкать куда-то и говорить – "Вот, ты пропустила пятнышко". Обычно это не просто бессмысленно, но и попросту оскорбительно. Это самое буржуазное, контр-революционное занятие, которым так увлекаются иногда "критики".

Технология это не магическое заклинание. Любая технология это компромисс, обмен одного на другое. Как у первого знаменитого инженера – "обмен силы на расстояние". Как правило, этот компромисс доведен до предела своей эффективности, или активно до него доводится. Пропущенные пятнышки – недочет не забывчивых программистов, а фундаментальные ограничения процесса принятия решений, которые невозможно поменять, не поняв их суть и причины. Ну и стоит понимать, что в принципе об индивидуальной ответственности на том масштабе, на котором в мире производят технологию, речи быть вообще не может.

Чтобы понять компромисс, нужно понять тот неразрешимый конфликт, для частичного разрешения которого он служит. Это может быть фундаментальный классовый конфликт. Но часто это может быть и конфликт поменьше, который можно было бы и забыть в лучшем мире, но в ближайшее время он неразрешим. Скажем, разные локальные политические конфликты, проблемы институциональной организации, или временные странные экономические ситуации. Эти причины, обычно, не так уж и сложно понять – хотя бы примерно. Зачастую надо просто поговорить с людьми и спросить о причинах их решений.

Задача теоретика – найти слова, концепты, с помощью которых этот конфликт можно будет понять и объяснить с обоих сторон. Потому что обе стороны говорят об этих конфликтах, часто разными словами, не понимая друг друга вообще. Часто они их видят как чистое насилие с противоположной стороны, или природные ограничения. Если найти этот "общий язык", который был бы действительно понятен обоим сторонам, то полученные концепты войдут в обсуждения, в дискурс; даже в учебники, в правила, гайдлайны и законы. Никакие гайдлайны не составишь без хороших понятий. Если хотя бы суметь назвать неразрешимый конфликт так, чтобы обе стороны его поняли, то самый главный шаг к поискам лучших компромиссов будет сделан. Иногда можно даже надеяться на том, что стороны проявят не-бессмысленную заботу друг о друге. Ну и сами теоретические тексты становятся куда интереснее – в них появляется драма.

Например, лишь года три назад слово "Труд" впервые стало использоваться в обсуждениях Искусственного интеллекта. И теперь мы не можем перестать уже слышать о том, как там и сям в искусственном интеллекте труд. Это используется и слева (чтобы критиковать технологический бизнес), и справа (чтобы всем объяснить, что это не алгоритмы расисты, а люди). В любом случае, это понятие сильно обогатило дискурс об ИИ, и высветило, никак, конечно, не разрешив, принципиальные конфликты. Это слово было введено стараниями теоретиков типа Кейт Кроуфорд, чья задача была не показать всем, что Амазон = плохо, а найти слова для объяснения того, что вообще происходит.

А тыкать работников в пятнышки – это задача буржуазных хамов, которые ни на эволюцию, ни на революцию не будут способны никогда.

Одна из моих любимых газет про критику технологии изнутри – LOGIC MAG. https://logicmag.io/ . Очень советую. Мой любимый номер был про Китай и местные технологии слежки https://logicmag.io/china/

Это в тему к последнему посту, для примеров. А то получаю комментарии вроде "критиковать технологию вдумчиво нет смысло, все равно ничего никто никогда не исправит и даже диалога не будет".

Хотя ведь диалоги есть, и что-то исправляют, законы принимают, организуют людей и придумывают им адекватные требования и т.д. И компаниям тоже довольно важно как-то нормально существовать, у них нет цели на 100% быть "за добро", но проблемы им решать надо, поэтому там люди читают – про критику ИИ, модерации, нарушений приватности и тд. И даже если этого всего вам мало и вы хотите революции, без хорошего концептуального аппарата и после нее все будет по-старому.

Вот тут мне отвечают, почитайте. https://t.iss.one/a_schtsch/86 Спасибо!

Предлагают отделять вопрос "критики" от вопроса "перевода языков". Если честно, не очень могу понять, как может такое разделение работать, и зачем? Вопрос тут не в простом переводе, но в изобретении языка. Мне кажется, это и есть принципиальное понимание традиции "критики", как это слово используется у Канта или, например, Беньямина. Они не ждали чьего-то перевода, чтобы потом всем рассказывать, что хорошо, а что плохо, а пытались провести теоретические и моральные границы с помощью понятий.

Изобретение понятий – это и есть принципиальная моральная активность. Нет такого, что одни изобретают понятия, а другие говорят, мол, вот это хорошо, а вот это плохо. Сам процесс называния несправедливости, поиска слов для ее обозначения там, где их невозможно найти, в том самом языке, которым и наносится обида – в нем и заключается критика. Об этом есть совершенно замечательная книжка Лиотара, "Differend". А желание критиков заниматься лишь оценкой, без работы по производству понятий и знания вообще, мне кажется ленивым и смешным.

(А вот поиском самих решений, кстати, мне кажется, критикам заниматься необязательно. Если проблема смогла быть понята, то участники или другие властьимущие может и разберутся...)

Все очень любят рассуждать на тему их и чужого неверия или веры в науку, бога, агностицизм, астрологию, революцию, космос, гомеопатию, светлое будущее, NFT и т.д. У всех много аргументов на эту тему и любимых ими удивительных фактов, опровергающих или подтверждающих их позицию.

То, что меня каждый раз удивляет – то, что само слово "вера" не ставится под вопрос. Все будто бы точно знают, что такое "вера". А мне всегда это было не очень понятно. Что такое "верить"? Чем это отличается от "знать" или "любить"?

Поэтому я люблю пост-теологические рассуждения о вере, скажем, о религиозных вещах в нашем мире, типа того, что "кредит" это про "кредо", "веру", как в одном интервью, что я перевел миллион лет назад.

Но что имеется в виду под верой в этих спорах? И что такое вера для меня? Я вижу как минимум три очень важные функции этого занятия. Я расскажу о них не ради законченной теории, но, скорее, чтобы указать на моменты веры, которые, мне кажется, часто на практике забываются –

1. Как причина действий/ожиданий. В очень банальном смысле. Типа, если кто-то верит в астрологию, он на основе звездных рекомендаций выбирает жену и покупает акции. Вера тут оказывается просто неким аналогом "знания", работающим по законам, дополнительным к другим вариантам знания.

Это то, над чем ржут те, кто не верят во что-то. Но разве это настоящая вера? Мне кажется, такой утилитарный подход к вере довольно-таки низко оценивается во многих традициях. Он, скорее, ближе к "магии", чем к "вере", попытки властвовать над миром, а не верить. Боги никому ничего не должны. Христианские мученики мучились не ради рационального обмена временных страданий на вечное блаженство – сводить их веру к этой идее было бы явным непониманием ставок.

2. Принадлежность к какой-то группе людей. То, что называется "шибболет".

Типа, если я не верю в астрологию, я с учеными. Чем громче я "не верю", тем больше я с психологами и другими "настоящими учеными". Такой подход к вере объясняет, почему людям так важно это громко обсуждать. Это для того, чтобы быстрее разделиться на группки единомышленников. (Я сам "не верю" ни в психологию, ни в астрологию, мне трудно тут эмпатировать...). Миф есть такой: Римская империя стала христианской и сделала всех христиан своими гражданами. Вера это теперь такой паспорт.

Вопрос только в том, что сам по себе он делает из предмета веры некий пустой фетиш. У веры должно быть какое-то еще содержание, иначе все сводится по сути к вкусовщине.

Тут еще появляется важный момент о детстве и происхождении. Если вера – это лишь про принадлежность к группе людей, и она особо ни к чему не обязывает, то довольно странно перестать разделять веру своей семьи или своих предков. (Или, наоборот, хочется это как можно более жестко сделать, чтобы отделиться от своей семьи).

3. Катарсис.

Вот иногда мне грустно и много мыслей и как-то особо не с чего начать в них разбираться. И я сажусь смотреть фильм, какой-нибудь абсолютно случайный фильм. И часто, если это хороший фильм (или даже плохой, но трогательный), у меня получается им воспользоваться, чтобы немножко и себя успокоить, может быть – проплакаться, и зачастую воспользоваться какими-то деталями или фразами или моментами фильма, чтобы вокруг них пересобрать и понять заново свои собственные эмоциональные проблемы.

На первый взгляд, кажется, что это очень утилитарно, и к "вере" не имеет отношения. Но сами кинематографисты очень любят определять именно этот эффект, повторяя концепцию "suspension of disbelief", которую сводят к очень далеким традиционным соображениям, типа к Аристотелю.

Suspension of disbelief. Приостановка неверия. Вера, но через два отрицания. Такая вера, которая не сводится к пунктам "1" и "2", которая используется в нужный момент, но при этом не приводит к идиотским инвестиционным решениям или попыткам тусоваться с чуждыми людьми.

Что это за вера? Это вера, что абсолютно случайный фильм, сделанный ради денег и славы людьми с другого континента, повествующий о странных проблемах людей абсолютного чуждого мне социального положения и одолеваемых странными для меня желаниями – что этот фильм может позволить мне почувствовать себя тоже человеком, увидеть и найти слова для того, что мне казалось до этого абсолютно невыразимым. Это вера в то, что случайные слова случайных людей могут оказаться для меня близкими и важными. Это вера в то, что я такой же человек, как и те, кто этот фильм делал.

Вот эта вероятность встречи с пониманием, о которой идет речь – она связана не только с произведением, но и с моей вовлеченностью в традицию. Я могу искать понимание и катарсис в сериалах, мемах, играх и философских трудах – потому что у меня уже есть много опыта встречи с искомым в этих жанрах. Даже в гороскопах, которые твердят про водолеев одно и то же – я к этому привык, я могу себя этим порадовать и успокоить. А вот в прочей эзотерике, кино, мифологии или футболе – в этих культурных полях мне куда сложнее искать понятные мне вещи, эмоции и драму – но для меня это, напротив, только делает их интереснее, поскольку я действительно верю, что люди выражают какие-то важные вещи так, как умеют, и если шаман не пишет роман, это не значит, что мне нечего у него узнать о себе-как-человеке тем способом, которым он умеет говорить о себе-как-человеке.

Человек, который не может понять эту приостановку неверия – применительно, скажем, к фильмам или гороскопам – почему он думает, что "психологические находки" будут для него чем-то близким? Он же уверен, что какие-то другие люди ничем на него не похожи, и их слова или действия никак с ним не связаны. Почему тогда в принципе "верить" в психологические "эксперименты"? Если вы отказываете всему человечеству в эмпатии, разве экспериментальная психология это наука о вас?

«Ландшафтный архитектор Андре, некогда заведовавший насаждениями пригородов Парижа, гулял со мной по парку Бют-Шомон, который он и спроектировал. Когда я сказал об одном из участков: "Это, на мой взгляд, лучший образчик искусственного насаждения для своего возраста, что я когда-либо видел", он улыбнулся и ответил: "Стоит ли признаться, что он такой, потому что я положил на него хер?"»

(цитата Ольмстеда, который "центральный парк" сделал, из одной из любимых статей, что я читал в этом году)

Иногда я возвращаюсь домой из поездки и обнаруживаю, что суккулент сдох, а бонсай отрастил парочку новых листьев. Я давно уже знаю: запущенность и забывчивость – единственная почва, интересно плодородная в моей жизни; что задачи, цели, эффективности и KPI вроде как и приносят всякие результаты, но только такие, о которых я забываю сразу. В этом году я понял, что "выживать" куда проще, чем я думал, что можно было спокойно на всё забить, и что самое прекрасное, что я нахожу, оказывается, как бактерия-экстремофил, найдено мною в недоразвитом виде в каких-нибудь стрёмных и странных ситуациях.

Этот канал так дорог мне из-за схожей динамики. Каждый раз, когда я пытаюсь извлечь из него пользу, он начинает загибаться; когда я планирую "серию постов о...", я начинаю писать о чем-то другом; когда я думаю, что я ему что-то должен, он от этого отказывается. Что ж, видимо, цели существуют, чтобы их прокрастинировать, польза – чтобы от нее отказываться, а долги – чтобы объявлять дефолт. Зато канал создает в моей жизни какой-то совершенно особый вид дружбы и понимания, который я раньше искал неправильными способами в неправильных местах. Настоящие дружба и понимание всегда очень активно сопротивляются целям, пользе и долгам. (Тут несколько дорогих мне друзей-каналов дали на него ссылку в своих новогодних подборках, я им за это очень благодарен.)

Желаю вам забывчивого 2022 года, положить на всё хер и научиться радоваться той жути, из который вы не можете выбраться.

Элизабет Холмс приговорили к "несколько раз по 20 лет" тюрьмы за мошенничество по-отношению к инвесторам. Я очень расстроен – хотя ожидаю, конечно, что кто-то будет радоваться, думая, видимо, что эти "украденные" ею деньги достались бы им, или больным пёсикам, или пошли бы на строительство больниц... Лол.

Посадка Холмс – символ перехода экономики стартапов в новый режим. Последние полвека инновация в IT строилась на высокорискованных и высокодоходных проектах: глобальная задача была построить всемирную инфраструктуру для IT, а такую можно придумать, опробовать и построить исключительно в рискованной среде. В таком режиме совершенно необходимы люди, способные делать странные, сложные, безумные и рискованные проекты, способные обманывать себя и других, способные тратить деньги и строить до тех пор, пока у них хоть что-нибудь не получится. То, что делала Холмс – лишь раздутая версия сказок и мечтаний, к которым не просто все привыкли, кто видел хоть один инвесторский питч – это сказки и мечтания, без которых инвесторы денег не давали, потому что без сказок и мечтаний ничего необычного сделать не выходило.

Но сейчас эта IT-инфраструктура уже всем вполне понятна, и инновации создаются другими способами: эволюционными, менее рискованными, а потому – внутри корпораций и по их плану. А потому "мечтатели" превращаются в "мошенников", а сами стартапы вместо инфраструктурных проектов предлагают все больше бессмысленной, инкрементальной ерунды, которая либо вообще не нужна, либо гораздо получается у крупных корпораций и стартаперской модели вообще не требует. Поэтому, хотя инвестиций сейчас дают очень много, толку от этого становится всё меньше. Холмс получила так много инвестиций в том числе и потому, что тем, кто недостаточно разбогател на стартаперской волне, деньги было просто уже некуда девать – век стартапов уходит. Инвесторы потратили слишком много по устаревшей модели – и мстят фаундеру, чья плата за приключения и риск – быть для инвесторов козлом отпущения.

Такого рода цикл с инновациям происходил и раньше – например, с железными дорогами (почитайте вот интересные статьи об этом цикле технологических революций): сначала с помощью рискованных и непонятных проектов изобретается и строится общая платформа, а потом, в следующей фазе, на ней уже происходят очень понятные и плановые инновации. И такой цикл произойдет снова – не знаю, с чем – но я вот жду разного рода биотехнологий, мне интересно, как будет выглядеть "платформа" в этой сфере. (Надеюсь, что следующая глобальная инновация не в крипте – такая была бы скука...). Теранос мог бы быть частью какой-то новой волны, но вместо этого разбился и утонул на старой.

Ну и всё-таки, эти "украденные" Холмс миллионы – это те самые венчурно-капиталистические деньги, которые финансировали в последние две декады немало того, что в итоге превращается в некое (часто жалкое, грустное и принадлежащее частным лицам) подобие публичной инфраструктуры. Это деньги, которые использовались глупо и по глупым причинам, но всё равно построили немало необходимого для нашей жизни сейчас, и наверняка многие пользовались разными скидками и халявой, которые были такими деньгами профинансированы. (Об абсурдных "субсидиях", которые стартапы выдавали нам, пользователям, ради роста, писали довольно забавные статьи: "Наслаждайтесь халявой, пока можете" в NYT.) Не говоря уж о том, сколько из нас, работая в айти, получают с таких денег огромные зарплаты... или могут вести свой Патреон или продавать картинки тем, кто с этих денег получает огромные зарплаты. Нет, я не верю в "trickle-down economy", и я бы предпочел, чтобы эти же деньги достигали общественность напрямую – но всё-таки считать, что у вас что-то украли, или что вам становится хуже жить из-за такого рода "мошенничества" это все-таки наивно. В экономике, построенной на разного рода подобиях NFT, это всё будет выглядеть как-то по-другому.

За что Холмс точно надо судить – это за подделку результатов медицинских тестов. Вот тут я был бы согласен. Но "несколько раз по 20 лет" за такую ерунду не дают, а дают только за то, что кто-то не оправдал раззадоренные надежды опаздывающих на стартапский поезд капиталистов.

Позиция против Даров?

Сейчас много обсуждают опен-сорс и этику принятия технологий, или инфраструктуры, как Дара. В тех случаях, из-за которых возникал скандал, авторы каких-нибудь бесплатных опенсорсных маленьких технических штук, от которых зависело много других чужих технических штук, их как-нибудь ломали или делали что-то, чего от них не все ожидали или еще как-то осознанно саботировали или, наоборот, неосознанно что-то рушили. И сразу же поднимался спор: кто-нибудь кричал, мол, какого черта, почему вы не сделали нормально – но на это сразу возникала волна негодования: опен-сорс это Дар, он такой, как есть, вам никто ничего не должен.

Это такой аргумент, которому язык даже особенно не позволяет ничего противопоставить. На концептуальном уровне мы с этими Дарами застряли.

И меня удивляет, как сильно он похож на более общий, глубинный “аргумент” по поводу мира и его инфраструктуры: Инфраструктура этого мира, то, от чего мы все так зависим – это Дар, мы ее не строили и не оплатили, мы можем пользоваться ей и заткнуться, или не пользоваться и все равно заткнуться. Не только опенсорс, но и фейсбук, и демократические процедуры, и язык, и наука, и технологический прогресс, и произведения искусства, и прививки, и бесплатные компьютерные игры на остросоциальные темы, и сама эта жизнь, тухлая и утомительная, и даже телеграм-канал “роглайк тиори” – все эти вещи они нам типа подарены, мы ими пользуемся “бесплатно”, критика тут возможна лишь очень осторожная и ограниченная.

Само понятие Дара сильно ограничивает возможность критики. Если есть какой-то договор, какой-то обмен – тогда еще туда-сюда. Но как критиковать “Дар”, с какой позиции?

Поэтому часто критика “Даров” сводится к поискам типа “кому выгодно”, разоблачениям Дара: “Фейсбук это не Дар, он вас продает рекламодателям” и т.д. В таком случае какой-то конкретный Дар превращается в договор или обмен, и можно уже типа нормально критиковать.

Но вот сам Дар как понятие в результате такой критики остается священным. И вот тут-то я и хочу спросить – а может, наоборот, нужна позиция против Даров вообще? Не позиция, которая “разоблачает” Дары и находит за ними какой-то обмен, а позиция, которая говорит Дарам нет. Позиция радикального отказа от подарков.

Например, вот такая позиция против Дара:

Дар это такая штука, типа, абсолютно бесплатная, безвозмездная “полезность”. В чем суть желания его просто принимать? В идее, что полезность это всегда хорошо. Каждый доллар-эквивалент подаренной мне полезности это мой доллар, а их мало не бывает. Как будто бы я в каком-то абсолютном долгу или бесконечном голоде, и каждый маленький кусочек полезности мне очень важен. Изголодавшийся по опенсорсным библиотекам, постам на фейсбуке, образовательному интерактивному искусству и демократическим процедурам, я должен быть рад каждому маленькому подарку такого рода, которые мне дарит этот мир.

Но альтернативным критерием тут могла бы быть идея о том, что я не ищу максимизации полезности, а ищу вступления в хорошие для меня отношения. И тогда вдруг становится видно, что Дар, с его невозможностью критиковать или передоговориться, это, по сути, односторонний отказ от отношений. Как эти каналы, которые отключают комментарии и дизлайки, чтобы вещать свою истину в качестве Дара и вступать с аудиторией лишь в однобокую связь. Читая такой канал, я получаю немало мудрости в подарок, но ни в какие хорошие для меня отношения я не вступаю.

Позиция отказа от Даров это не позиция ухода в лес от общества и не позиция параноидального поиска тайного смысла Даров. Это позиция осознанного превращения Даров в договора. Позиция, когда ты настаиваешь на возможности ответить автору, которого читаешь; сразу договариваешься вернуть работу и заботу, которую о тебе оказывают; относишься к публичным благам и опенсорсу как к чему-то, ответственность за что лежит и на тебе.

P.S. В детстве меня почему-то очень бесила фраза “Мы ответственны за тех, кого приручили”. Сейчас я посмотрел, а в оригинале у него “apprivoiser” – укротить, или даже пересилить. Экономика Дара это экономика приручения, укрощения, и (гм) пересиливания.

Один из моих самых любимых сериалов – Succession – кажется, еще даже не отменили. Он драматизирует затянувшийся процесс передачи по наследству огромной и мощной медиа-корпорации – настолько влиятельной, что диктует свои условия президенту. Но корпоративная жизнь это просто сатирический фон, на котором раскрывается суверенная семейная драма.

О нем иногда пишут, мол, "критика капитализма". Но критика капитализма там очень банальная, и, скорее, отвлекает или скрывает за собой основную тему: драму судьбы и логику семьи. Несмотря на многие шутки про капитализм и корпорацию и тщеславие, сериал все-таки, к счастью, старается избегать забывчивого погружения в такого рода заезженную и всем надоевшую сатиру. В первых сезонах вокруг семьи вообще как будто какой-то вакуум, мы почти никогда не встречаемся ни с чем, похожим на внешнюю точку зрения – и мне это очень нравится, поскольку эта "внешняя точка зрения" повсюду, в т.ч. и в моей голове, и я прекрасно обхожусь без каких-нибудь мидл-класс американцев, которые мне ее дополнительно разложат по своим американско-английским буквам.

Succession – не о капитализме, а о семье и судьбе. В нем есть что-то от греческой трагедии. Даже очень конкретной – сериал мне очень сильно напоминает "Эдип в Колоне", эту странную трагедию Софокла, которая сюжетно между всем известными сюжетами "Царя Эдипа" (про неправедно нажитое царство) и "Антигоны" (про противоречия от столкновения логик царства и семьи). В "Эдипе в Колоне" умирающий царь видит, что его ошибки привели к распаду его семьи, и понимает, что потому и оставленное им наследство будет немедленно разбазарено, не может ни это принять, ни что-то исправить – и проводит всю трагедию грязно ругаясь на всех вокруг.

Succession показывает людей, абсолютно беспомощных и запертых в своих ролях. (Это очевидно про всех детей – но, на самом деле, видно и по отцу, который, как царь Эдип, обнаруживает себя в редкой царственной беспомощности). То, что он про такую "богатую и влиятельную" семью... нет, это неправильные эпитеты, они описывают ее как некую аристократию. Но семья в Succession не просто "богата и влиятельна" – она, кстати, далеко не самая богатая и не самая "влиятельная" в том мире. Тот пост, вокруг которого весь сыр-бор – это не пост влияния, а пост настоящего суверенитета, такого, какой он сейчас, в мире капитализма. В этом смысле Succession включается в традицию трагедий о беспомощных суверенах – софокловского Эдипа, шекспировского короля Лира и т.д.

Выбирая суверенную семью, этот сериал показывает, что беспомощность ее участников невозможно объяснить тем, что они бедные, или что у них такое "общество", или что там "капитализм". Все эти вещи вторичны по отношению к судьбоносной семейной логике, что он показывает. Тем самым он указывает на ограничения "критики капитализма" – и мы вполне можем представить себе Кенделла (старшего сына), читающего в рехабе Марка Фишера и Девида Гребера. (Лол, я даже знаю парочку таких Кенделлов...). Иногда полезно вспомнить, что мы все люди, и некоторые наши трагедии – просто человеческие, а не тупо потому, что мы бедные и у нас какой-нибудь там неправильный президент.

Автоматизация критики

Интерпретируя сон (потом расскажу) я вдруг наткнулся на очень простой – банальный, но для меня приятно неожиданный – взгляд на генеративное искусство, делаемое вот этим новым способом, когда мы кормим нейросеткам миллион шедевров и они нам сами пишут или рисуют еще миллион шедевров. Я уже давно не слушал за пивом чьи-нибудь рассуждения о такого рода утопии, поэтому особой нужды спорить о смысле этого у меня нет; но этот вот взгляд предлагает довольно простую критическую позицию, которая не просто оценивает ситуацию как-то, но позволяет как-то об таком искусстве рассуждать.

Сначала о том, как эти штуки сейчас работают. Тут можно, конечно, будет начать говорить, что через два года они будут как-то по-другому работать, но я думаю, что некая принципиальная схема здесь применима довольно широко и скорее всего так или иначе будет оставаться рабочей и дальше. (Настолько широко, что, как метафору, ее можно применять и к разным другим вещам, насколько у вас уж смелая фантазия).

В чем проблема вообще? Самообучающиеся компьютеры учатся на основе того, как мы оцениваем их попытки. Если мы покажем компьютеру миллион шедевров, и скажем "сделай похоже", то он будет их просто копировать или усреднять, и это не будет "оригинально", как мы типа любим. Если компьютер скопирует Дон Кихота, то это не будет шедевром (или будет, но не его) (хотя Борхес вот не согласен). Короче, приходится ухищряться и придумывать другие способы давать компьютеру фидбек.

Поэтому придумали такую схему: они делают сразу две нейросетки, Художника и Критика. Сначала учат Критика – он должен разобраться, где шедевр, а где вторичная хрень; Критику для этого показывают очень много шедевров. А вот Художнику вообще ничего не показывают, а только сажают его в комнату с Критиком и говорят – рисуй картины так, чтобы его обмануть – чтобы Критик типа решил, что это настоящий шедевр, а не твои рисульки. Поэтому Художнику, у которого никакого способа Дон Кихота скопировать нет, приходится уже придумывать свои собственные гениальные произведения. Это всё называется GAN – Generative Adversarial Network. (Adversarial это потому что Критик и Художник в этой схеме на ножах).

После этого эти шедевры показывают нам и говорят – вот, смотрите, шедевры, красиво, оценивайте, ищите смыслы. И кому-то красиво и прикольно, он делает репост, покупает NFT; а кого-то бесит, но он не понимает, почему, и его обвиняют в антропоцентризме и наивности.

Почему-то про Критика в этой схеме, после обучения Художника, забывают. Хотя именно Критик оказывается куда ближе к нашему, человеческому труду; Критик здесь – автоматизация. Понятно, про что это за труд – по каким-то там абстрактным критериям решать, что шедевр, а что нет. Нейросетка-Критик это автоматизация того труда, что мы проделываем, когда встаем перед очередной новой картиной и говорим "О, красиво!" или "Какая-то херня"; когда в три часа ночи, дум-скроля инстаграм, лайкаем, не включая мозг, красивые пейзажи и не лайкаем уродские рисунки хороших знакомых, которых на старости лет потащило в кружок рисования.

Автоматизация этого примитивного инстинкта, что заставляет нас быстро решать, что красиво, а что нет, это и есть настоящее достижение GAN. Что круто, это что такая Критика, которую интересует лишь всякая банальная красота, наконец автоматизирована, и можно об этих утомительных вещах, типа цветах и композиции, вообще больше не думать, если не хочется. И когда на вас вываливают очередной мегабайт генеративной поэзии, то нежелание ее читать вполне объяснимо – это как руками ковыряться в чем-то, что компьютеры уже давно научились делать не хуже нас.

Красота как метастабильность

Несколько недель назад мне приснился сон: я приехал в какой-то маленький город и хочу выпить кофе. Нахожу два ларька-кофейни, черную и белую. Подхожу к одному и прошу кофе и мне дают стакан с абсолютно прозрачной жидкостью, прям как вода. Я удивляюсь, но мне баристы говорят – пей, пей, это новый способ аэропрессом заваривать, хороший. Я пью – и правда, очень вкусный кофе – с легкой приятной кислотностью, интенсивным, древесным таким вкусом и оттенком виски. Мне очень нравится. Потом в другой кофейне я беру уже то же самое.

Я до сих пор не все в этом сне понял, но как метафора тут понятны ситуации, типа вот например иногда я наталкиваюсь на что-нибудь типа академической философии, и я думаю – выглядит, как вода ("Воображаемое"); но мне говорят институционально-подтвержденные люди ("Символическое") – пей, пей – и реально, на вкус очень неплохо ("Реальное"). Но на вид как вода, и вроде как это совершенно неважно, а с другой стороны меня иногда прям тревожит, хотя я даже не очень понимаю, почему? Вкусно же! И институционально подтверждено.

Но вообще сам сон явно вдохновлен этим видео с совершенно божественного канала про кофе Джеймса Хоффмана: "Почему современный эспрессо такой уродский". Вкратце: раньше эспрессо был красивый – насыщенного, богатого цвета с пенкой; а теперь эспрессо делают некрасивым, блеклым и без пенки. И это потому что раньше науки нормальной не было, и дикари делали эспрессо на глазок, а на глазок получалось типа чтобы красиво; а сейчас наконец наука есть, и ученые вычислили, какой эспрессо вкуснее, и оказалось, что некрасивый, и теперь делают некрасивый, потому что его же пить, а не смотреть.

Хотя вот не знаю, для меня даже с определенным дегустационным опытом эспрессо остается в категории "экспиринса" и "приключения"; это маленькая доза кромешной тьмы, которую я пью не ради самого вкуса, а как шот. Шот эспрессо с утра, шот граппы к закату – итальянские приключения. В отличие от всех этих ведер капучино или фильтрованного кофе – где жидкости много, и если я планирую ее закончить, то лучше, чтобы она была повкуснее – интенсивность и сложность вкуса эспрессо является частью опыта и в общем-то я бы не сказал, что в первые годы моего употребления эспрессо вообще было ожидание, что будет вкусно. Наоборот, было ожидание, что будет больно. Поэтому в более вкусном и качественном, но блекло выглядящем эспрессо есть что-то трагичное...

Я тут вспомнил очень смешную статью про актера, который играл Кенделла в Succession, и в жизни мало чем от него отличался; вот, и он, как "кофейный сноб", брал с собой в Италию свой кофе из Дании. В этом есть что-то очень смешное – в этом отказе от принципиального итальянского опыта – но в принципе можно и понять: мало ли, почему бы датскому современному научному кофе не быть вкуснее традиционного итальянского на баре в гастрономии?

Короче, тут можно сделать вывод типа "О, трагедия человека, всё красивое прогресс объявляет неэффективным, а всё эффективное – делает некрасивым; а потом мы привыкаем ко второму и всё случается заново". Но я подумал, что можно подойти обратным способом – и пояснить всё через мое любимое понятие последних двух лет: "метастабильность".

Про метастабильность я узнал из заметок архитектора AWS, специалиста по распределенным системам; само это понятие используется для описания самых разных систем, в т.ч. физических, химических, или электронных. Метастабильное – это какое-то такое состояние, которое само не особо стабильное, но в котором все равно можно застрять на неопределенное время. Например, если вы подкинули монетку – вы ожидаете, что она покрутится-повертится и остановится в одном из своих стабильных состояний: орлом или решкой. А она встала на ребро – понятно, что это не очень стабильно, и малейший ветерок или толчок ее из этого состояния выбьет – но вот когда именно это случится – не очень понятно.

Метастабильные состояния инженерами считаются особенно вредными, поскольку система в них может застрять на неопределенный срок. Нестабильное состояние точно быстро разрешится в стабильное ("все сломалось" это тоже стабильное состояние); со стабильным состоянием обычно понятно, что делать; а вот метастабильное оно ни туда ни сюда – на него невозможно положиться, но нет и никаких гарантий, что из него система скоро вылезет. Доходчиво? (Поднимите руку все, кто уже который год в метастабильном состоянии).

Но с другой стороны, ну вот... в каком-то смысле, жизнь это метастабильное состояние между небытием и смертью, монетка, застрявшая на ребре. Хотя бы иногда кажется, что именно так. У метастабильности есть своя романтика, короче.

И вот эта ситуация, когда изобрели некрасивый эспрессо, который вкуснее. Понятно, что человек либо сдастся и примет это, либо просто достаточно скоро умрет, и весь мир перейдет на некрасивые, но эффективные эспрессо – стабильное такое состояние. Но какое-то время человек будет-таки держаться за свой красивый, насыщенный цветом эспрессо, потому что у него всякие воспоминания, опыт и традиция. Это и есть метастабильное состояние – сколько он так будет? Некоторые на такое реагируют тем, чтобы обозвать этого человека консерватором, традом и мракобесом, и попытаться загнать его в стабильное состояние фашиста, но это все-таки не все одно и то же.

И вот можно представить себе, как в 22 веке в каком-нибудь маленьком городе Италии (или его копии в провинции Чунцин) какие-то странные люди продолжают делать неправильный, неэффективный красивый эспрессо, просто, чтобы поддержать это метастабильное состояние. Это ведь и есть музей – место, где сохраняют нестабильные вещи, потому что это очень интересно – вещи, которые долго оставались нестабильными. Как монетка, которую поддерживают на ребре много веков, или кусок пергамента позапрошлого тысячелетия, который рассыпается на глазах, но за счет музейного внимания и заботы остается живучее самой прочной стали.

Это выглядит, как ещё одна из шуток про метаверс, майнкрафт и так далее, но в России шутки становятся былью. (Интересно, как вообще лаканисты занимаются психоанализом в России, где символическое, воображаемое и реальное скреплены наручниками)

https://meduza.io/feature/2022/02/10/sud-vynes-prigovor-po-delu-o-vzryve-fsb-v-minecraft-odin-iz-obvinyaemyh-16-letniy-nikita-uvarov-poluchil-pyat-let-kolonii

Пока что мои пророчества явно исполняются

https://t.iss.one/roguelike_theory/276