Весь год читал Лиготти, это было попыткой понять тех людей, которые его так советуют — Брассье в первую очередь. Мне было интересно читать эти рассказы, и интерес этот был для меня загадочен, т.к. в принципе жанр хоррор меня мало привлекает. Чтобы понять свой интерес, я искал какой-либо обзор или интерпретацию, но натыкался лишь на это бесконечное, абсолютно неадекватное впечатлениям от текста сюсюкание про «мастера депрессивного, который показал, что все наши надежды и верования это ничто» (даа, вот так новости!). Предложу свое объяснение того, что он делает, рискуя, конечно, что я понял неправильно, поскольку сравнить мне его особенно не с кем.

Что мне нравится, это что Лиготти не ходит вокруг да около, и вместо так необходимых профессионально образованным писателям красочных нагнетаний прямо говорит, о каких чувствах идет речь. «Я находился в отвратительном городе, и в нем происходили отвратительные вещи» — Лиготти зачастую просто обходится такими фразами, не пытаясь создать для нас какую-то атмосферу, погрузив нас в какой-то потусторонний ужас — но наоборот, вполне прямо ссылается на наш собственный отвратительный опыт: мы все действительно находимся в отвратительном городе, в котором происходят отвратительные вещи. В сравнении с тем, что я ожидал от хоррора, это меня более привлекает, т.к. страх и отвращение для меня вполне знакомые вещи, и какая-нибудь, скажем, смерть после зловещего звонка по телефону меня бы вряд ли удивила, как в общем-то и многих других, кроме тех, конечно, кому их собственное простенькое безумие все еще кажется чем-то необычным. Лиготти не пытается выдать гниль нашего мира за что-то удивительное, а наоборот, предлагает прямо на нее посмотреть, посмотреть внимательно, что и как и зачем в ней шевелится.

То, что в других произведениях было бы избытком в виде героя («я был нормальным человеком, пока не поехал зачем-то в этот старый особняк»), у Лиготти становится разве что избытком энергии («я — плоть от плоти этого отвратительного мира, и мой рассказ пойдет о том, как наконец я еще сильнее и с удовольствием в него погрузился»). Персонаж в этих рассказах чувствует себя неуютно не потому, что мир вокруг неуютен (как раз это обстоятельство является для него причиной своего рода блаженства, зачастую ещё и лично выбранного), но потому что ему кажется, что он еще не стал его частью, что должно произойти что-то еще, что он все еще сопротивляется чему-то. Вещи не гниют сами по себе, они вгнивают в мир; это вгнивание прекрасно тем, как от особой, нарочитой индивидуальности вещи оно оставляет легкую текстуру, пятнышко, след, таинственно напоминающий о том, что именно там когда-то было.

Другими словами, Лиготти, к счастью, не проповедует о бессмысленности жизни (ну, он иногда забывается, особенно вне фикшена, и чувствует себя пророком такого рода, что, конечно, курам на смех), а любуется тем процессом, что эту бессмысленность составляет. «Бессмысленность жизни», выдающая себя за непосредственное впечатление, это не философский тезис, а болезненный, невротический аффект, который, ежели очень хочется прийти к апостериорной, философской бессмысленности, надо как-то научиться понимать и оставлять позади. Впрочем, персонажей Лиготти заботит даже не это; они прекрасно замечают, как много они на самом деле принимают на веру, оценивают, и выбирают — их не пугает разумное противоречие их позиции, т.к. их цель — достичь своего рода «болотного чувства», в противовес «океаническому», слегка потерять контуры существования, чуть лучше вписаться в процесс мирового гниения, такой теплый, мягкий, сладковатый.

Я учитываюсь который день реддитом wallstreetbets, искренне болея за их спонтанное народное волеизъявление (как и за то совсем другого рода, что сейчас в России, конечно). Одна деталь кажется мне особенно важной – они называют сами себя исключительно "retard" и особенно часто обезьянами, "ape" – что полностью противоположно привычному "дискурсу инвестора", который весь построен на "мы умнее всех, мы знаем больше других, и мы заработаем на остальных". Стратегия, которую они изобрели, требует очень широкого и упрямого массового участия – чтобы реддиторы победили, а инвестфонды проиграли, все обезьяны-владельцы акций GME должны держать эти акции и не продавать их дешево – упрямо и вопреки страху потерять деньги, и игнорируя совершенно невыносимый поток дезинформации (которая и в газетах, и в твиттере, и в активно публикуемых враждебными ботами комментариях по всему реддиту сообщает им, что надо срочно продавать, что это разумный личный выбор). Солидарность в этой стратегии куда важнее рационального выбора, поскольку этот рациональный выбор требует солидарности – по сути, речь идет об очень масштабной дилемме заключенного.

И вот, похоже на то, как я писал недавно о 4chan, они, чтобы иметь возможность справиться вместе с абсолютно враждебным миром, который настаивает на том, что это зарождающееся движение полно идиотов и злодеев, избегают этого не через убеждение в собственном интеллектуальном превосходстве, а через открытое признание себя кретинами. В конце концов, только кретин будет настаивать на солидарности, а не индивидуализме, в рамках фондовой биржи. Это позволяет им создать какой-то совершенно параллельный дискурс, с которым обычной пропаганде трудно спорить, поскольку она обращается к их разуму и индивидуализму — их обезьяны отвергают сразу. Many ape strong, и всё. 💎👐💎

Финансовый проигрыш и идеологическая победа — обезьяны продемонстрировали прямо то, что леваки, ММТ, и прочие агамбенианцы тщатся показать, читая Шекспира и Дженовези: что никакого самостоятельного рынка не существует

https://t.iss.one/cryptocritique/6947

Я тоже поучаствовал, просто потому что залезть в такую движуху бесценно. В итоге сувенир, внукам оставлю

https://www.techregister.co.uk/nevada-bill-would-allow-tech-companies-to-create-governments/

> Planned legislation to establish new business areas in Nevada would allow technology companies to effectively form separate local governments... The zones would permit companies with large areas of land to form governments carrying the same authority as counties, including the ability to impose taxes, form school districts and courts and provide government services.

В Неваде хотят разрешить корпорациям делать свои отдельно управляемые "зоны" со своими налогами, школами и судами.

Я фантазировал про корпоративные анклавы, погорячился, конечно, со сроками, но вообще вот он, будущий мировой порядок в духе Молдбага, новое средневековье, множество маленьких полунезависимых территорий

Возможно, реально существуют люди, которым вопрос про вагонетку кажется настоящей и чистой моральной дилеммой. "Дайте же мне настоящий выбор! Дайте мне власть над жизнью и смертью! Вяжите дев к рельсам, ставьте толстяка – я буду вершить моральный поступок." Что в этих тестах и вопросах действительно видно, кроме как этого жгучего желания оказаться в ситуации реального выбора – и реальной власти, наивной мечты о том, чтобы у наших свободных поступков были реальные (и предсказуемые) последствия?

Вопрос о моральных дилеммах в компьютерных играх мне очень интересен, поскольку мне кажется, что он не "напоминает" реальные моральные проблемы, а абсолютно с ними совпадает. Все-таки реальность это не менее фейк, чем компьютерная игра, наша власть в жизни так же смехотворна, как и в игре, а наши чувства по игровому поводу так же сконструированы и опосредованы, как и по всяким жизненным. Поэтому моралистичные игры, которые пытаются не сконструировать моральный опыт, а просто намекнуть на него, отсылая к какой-то там реальной аутентичной моральности, производят такое убогое впечатление (особенно это видно в играх 11 Bit Studios: this war of mine, frostpunk это доведение тестов про вагонетку до скучнейшего абсурда). "Ну пожалуйста, ну поверь, ну закрой на секунду глаза, и представь себе, что игра – настоящая! Что толстяк реальный, и поезд тоже. Чего бы ты выбрал... на самом деле...? Только не обманывай!".

И тем не менее, частенько в играх, которым нам бы даже в голову не всегда пришло бы приписать моральную глубину, мы совершенно неожиданно чувствуем себя неловко, стыдливо или даже виновато, несмотря на полное осознание сконструированности ситуации. Мой любимый пример – в Factorio, где кропотливую работу по созданию очень эффективной фабрики все время прерывают надоедливые жуки, которым не нравится загрязнение воздуха. И в принципе самое рациональное решение – пойти их уничтожать, но это агрессивное занятие так сильно выбивается из медитативного формата игры, от которого очень трудно оторваться, что этим тупо лень заниматься. А потому вместо ультранасилия и массового инсектицида начинаешь перестраивать фабрику так, чтобы их меньше тревожить, чтобы меньше загрязнять и меньше лезть к ним, и это, конечно, делает ее куда менее эффективной, делает все утомительнее и хуже. И к лени, которой уже не кажется достаточно для оправдания этой неэффективной стратегии, добавляются, как будто бы из глубины души, очень правдоподобные моральные соображения: "Но это же я загрязняю! Я на их планете гость! Я должен быть лучше!"

Гете говорил*, моральный выбор невозможно описать в мифе: есть добро победило, то моральность тут не причем, ведь победила сила, а если добро проиграло, то это никак не моральный выбор. Но он не прав, он слишком был уверен в том, что с "добром" всегда все понятно. "Моральный опыт" возникает вокруг решения, у которого вроде как есть и обычная интерпретация в духе рационального/экономического выбора, и моральная интерпретация, но ни той, ни другой, на самом деле не хватает для его объяснения. Такой выбор возникает не из какой-то моральности, которая как-то явно побеждает тотальную экономику рациональных решений, а наоборот – из недостаточности их обоих, из ощущения, что ни морального, ни экономического не хватит, чтобы что-то решить. Да, если бы хорошее дело, типа как низкое загрязнение, действительно было выйгрышной стратегией, то моральность была бы не причем (вот тут как раз обламывается Frostpunk, навязчиво превращающий моральный выбор в рациональную стратегию); если бы моральность приводила к проигрышу, то грош была б ей цена. Но к сожалению, настоящий моральный выбор не приводит ни к чему, кроме легких, ничего не решающих неудобств и оправданию каких-то других дополнительных стремлений. Он сам по себе не ведет ни к победе, ни к поражению, а только к навязчивому вопросу: "Я что, правда такой хороший? Или я просто совсем лентяй?"

* – цитирую по эссе Беньямина об "Избирательном сродстве"; об их споре я уже писал – https://vk.com/wall-140963346_28

Журнальчик про "unconventional computing" подвезли (не смог выбрать как перевести). Можно почитать про музыку, стада, грибы, лего, тату и почему все не правы про квантовые вычисления и ИИ. Много картинок.

Среди редакторов, помимо почившего Стиглера, узнаю Джузеппе Лонго (ученик Жана-Ива Жирара, довольно интересно изучающий связи между математикой и биологией), и смутно узнаю другие, наверняка важные фамилии.

https://links-series.com/links-series-special-edition-1-unconventional-computing/

Большой фанат тех двух глав "Моби Дика", где Ишмаэль полностью разносит всю предшествующую ему теорию о китах, нещадно критикуя все найденные им в литературе описания и классификации, камня на камне не оставляет от понятий, соображений, даже иллюстраций в книгах о китах, критикует кабинетных ученых на основе своего практического опыта, а наблюдения практиков – на основе теоретических знаний. "But I have swam through libraries and sailed through oceans". Всё это лишь для того, чтобы в итоге немедленно и торжественно представить свою собственную теорию – в той же степени абсурдную, эмоциональную, далекую как от какой-либо научной логики, так и реальных фактов.

Кстати, втянуться в роман, который я медленно и с удовольствием читаю третий год, мне помогла OMBY, мини-игра, которая позволяет приятно затормозить чтение. К этим невозможным фразам и лексике нужно привыкать, то есть нужно разучиться быстро читать – OMBY хорошо этот процесс гамифицирует.

От создателей "Ты не клиент Фейсбука, а товар, который он продает рекламодателям": в случае торговли на бирже, брокеры признали, что продают данные о том, что делают их мелкие инвесторы крупным (Ситибанку в данном случае), и зарабатывают именно на этом. В итоге крупные инвесторы могут пользоваться этими данными, чтобы обирать всех остальных. Труп идеи "свободного рынка" разлагается у нас на глазах. Мелкие инвесторы это просто тот же товар

Я приглашаю вас почитать «Комментарии к „Последней науке“» (теоретическую часть проекта, проспонсированного "Гаражом"). В них я предлагаю вообразить теорию технологии как теорию, которая видит абсолютно всё, как технологию – включая компьютеры, язык, саму теорию, живые организмы и даже горные ручьи. Эта теория строится вокруг невозможного, и утверждает, что любая технология (т.е., всё на свете) является чему-то невозможному адекватным компромиссом, и потому повторяется.


Эти заметки – малочисленные, недостаточные, автономные, обещающие общность, но говорящие обо всём подряд от ИИ и самоубийства, математики и мистики, до формы растений и избегающего смерти влечения гнили – будут пополняться и редактироваться, как и сама "Последняя наука" (мои эксперименты с интерактивными эссе, как практика перед всей этой теорией). Я бы вел это всё в виде блога, но им все-таки нужен какой-то контекст – я иногда начинал что-то пытаться отправить сюда, но не понимал, как не оставлять такого рода текст совсем уж таинственным фрагментом, который вроде как ссылается на какую-то теорию, которой при этом не существует... Короче, там на сайте можно об этом всем почитать.

Мой любимый рассказ у Борхеса, необратимо поразивший когда-то, повествует о «Лотерее в Вавилоне». В нем город управляется таинственной лотереей, которая, начав с простейших денежных выплат, медленно развивается до полного контроля над тем, как в городе вершится насилие, делится власть, распределяются болезни, позор и смерть. Жеребьевка, причина любого события, по мере роста своей власти сама пропадает из виду, и город, полностью управляющийся случайностью, трудно отличить от города, в котором все происходит по какой-либо последовательной логике - само это различие едва ли имеет смысл. Случайность и скрытые механизмы не просто неотличимы друг от друга, но, возможно, просто два способа думать об одном и том же — два способа, хорошо известных и разработчикам игр, и специалистам по прогнозу результатов голосований. Алеаторная демократия — в которой ответственные посты занимают не олигархи, победившие в своем рекламном соревновании за голоса, а случайно выбранные представители из народа — в такой перспективе кажется вполне разумной.

У Стругацких есть вариация на эту тему, «Град обреченный». Википедия: “Жители Города получают работу с помощью распределительной машины, не учитывающей профессии, образования и личных предпочтений. Раз в несколько месяцев работа меняется на новую, внешне безо всякой логики (это называется «правом на разнообразный труд»)”. “Андрей в первой части мусорщик, во второй — следователь городской полиции, в третьей — редактор газеты”. Распределительная машина, в отличие от лотереи, следует каким-то идеалам — разнообразия и роста; у машины есть некий план. Гнетущее впечатление от всего романа лишь усиливается дополняющими ситуацию образами архитектурного разложения; но само ощущение абсолютной отчужденности труда, невозможности понять кто ты, когда твое дело меняется внезапно, разнообразно и к лучшему, не переживается легко никем.

У меня же не выходит из головы странная лотерея – назову ее Русской Квантовой Рулеткой, которую я придумал, совмещая многомировую интерпретацию квантовой механики и какие-то криптовалютные механизмы. В ней люди, смирившиеся с невозможностью жизни в их экономической ситуации, скидываются все вместе и бросают жребий — бросают на уровне квантовой механики, то есть так, что — согласно многомировой интерпретации — вселенная разделяется на множество ветвей, в каждой из которых победителем является кто-то конкретный из игроков. Победитель получает всё, а все остальные немедленно погибают. В итоге каждому достается по вселенной, где он жив и богат; во всех остальных вселенных он мертв, но, при качественной технической реализации, умереть он сможет так быстро, что даже этого не заметит.

Кадр из Интакто, удивительного фильма на эту лотерейную тему, прямо уравнивающего удачу и богатство, превращающего ее в еще один вид капитала. (Сцену, кстати, цитирует клин Prodigy на Voodoo People)

Саундтреком моего локдауна был этот прошлолетний микс от skyapnea, который, начавшись с самозабвенно-уверенного прочтения Рут Вайт бодлеровского "Сплина" за два захватывающих часа музыки разных степеней электронности, ритмичности и тональности доходит до почему-то мафиозной обработки похоронного марша Шопена. Сам марш – ровно тот, медленно шагая под который за гробом отца, Фанни поворачивается, чтобы улыбнуться рядом бредущему Александру, выговаривающему: "скотство. зараза. проказа. жопа. дерьмо. чёрт. сука. задница. говно. сволочи. уроды. скоты. гады. говночисты. скоты. суки. золотушники. ублюдки. рвань. дрянь."

Тимоти Лири: «Компьютерщики, мечтающие об алгоритмизованном будущем, хотят создать машину, которая заменила бы им мать — компьютер как идеальную женщину, как искусственную матку»

https://twitter.com/rushkoff/status/1370374888976973824

Про НФТ и про бипла, который его продает (и, по-видимому, является единственным еих реальным продавцом): бипл великий, потому что это чистый доступ к коллективному бессознательному. Он рисовал, а потом рендерил по картинке в день столько лет, что никакого своего содержания, вряд ли и до этого особо наличествующего, не осталось. Его dailies, которые он собирает на скорую руку из готовых моделек и натренированных принципов композиции, это чистая форма поп-культуры, мгновенно (за день) реагирующая на заметное мейнстримному медиа и больше ничего, собственно, за день не успевающая. Этот метод сродни автоматическому письму сюрреалистов, но «бессознательность» он достигает не прямым вычитанием субъекта, а тупо его не поспеванием. Рендер в день — думать и субъектничать тут некогда. Многие технологии 21 века достигли извращенным путем самых романтичных идей 20-го: бипл с его автоматическими рендерами, неосознанной и жестокой насмешкой над мечтой сюрреалистов, тому пример.

Крипта это деньги, не гарантированные никаким сувереном, ценные именно напрямую через коллектив, через самое поверхностное его представление (любой поиск глубины в крипте не находит ничего, и только дает проигрышные стратегии: трейдить криптой надо максимально наивно, и тогда можно заработать). Эстетика выражает ценности более запутанным образом, чем деньги, но с ними все же именно этим выражением и сродни. Бипловская эстетика это и есть эстетика криптовалюты. Если бы бипл копал глубже, было бы все очень плохо, если бы бипл не занимался всякой ерундой вроде НФТ, никакого бипла бы и не было. Технически безупречная, символически наивная эстетика, достойная технически безупречной, символически пустой валюты. За это и любим.

Те «простаивающие» вычислительные мощности, что реализует майнинг криптовалюты, сродни той «простаивающей» креативной энергии, что приученная «сублимировать в творчество» культура реализует в производстве всяких картинок и прочей фигни, ценность которой так же зависит от нестабильных веяний типа трендов твиттера, как и цена биткоина.

https://www.instagram.com/p/CLDyFodgERJ/

По приглашению Лики Каревой, буду читать одну из лекций в ходе ее лаборатории "Опыт как искусство". 24 апреля я буду рассказывать о мучениях между теорией и практикой, и о том, какое к ним имеет отношение философия технологии. Этим я хочу быть особенно полезен тем, кого на практике особенно мучит теория (от кого теория что-то требует, кому теория чем-то мешает).

Помимо меня, с лекциями выступят такие замечательные люди как Оксана Тимофеева, Нина Пауэр, и Джей Пи Карон. Если интересно, вы можете записаться на всю лабораторию (у вас вроде как есть неделя), там будет довольно интенсивная и основательная программа под руководством Лики. А наши лекции будут онлайн и вроде как транслироваться открыто.

Можно почитать обо всем на сайте. Там же можно посмотреть на фотку меня в ванной, по еще архимедовской традиции философствующих инженеров.

https://typography-online.ru/2021/03/05/experience-as-art-lab/

Время от времени в новостях научпопа пишут что-то вроде "Ученый научил ИИ смотреть на данные и находить физические законы – мы скоро автоматизируем физику". Очень часто речь идет именно о законах Кеплера – ИИ изобретает их регулярно где-то с как минимум 1987, когда Герберт Саймон написал программу BACON специально для такого рода открытий, что я узнал от не прекращающего смеяться над этим Ж-И Жирара – и каждый раз вызывает в научпопжуре абсолютную сенсацию. Сегодня выводом журналиста из переизобретения компьютером законов Кеплера было "реальность это симуляция".

Это напоминает немного "Менон", где Сократ задает рабу вопросы типа "Знаешь ли ты, что у квадрата четыре равные стороны?", тот отвечает "Да", и Сократ из этого делает вывод, что раб "знает геометрию, хотя и не изучал её". И в "Автостопом по Галактике" шутка на абсолютно ту же тему – а ведь те же люди, что вдохновенно шарят такие научпоп новости, обожают шутить про 42 – но "42" это и было ровно о том, что настоящая проблема для компьютера это не правильный ответ, а правильный вопрос. Это всё ясно. Но всё-таки... а вдруг это всё можно как-то более интересно интерпретировать? Что имел в виду Сократ?

(Кстати, почему это всегда именно законы Кеплера? Миф про Кеплера, а точнее, миф про Коперника, Кеплера, Галилея, Браге – этот очень расхожий, но не особенно точный миф, смешивая открытия всех этих ученых мужей, утверждает, что до их "переворота" люди были глупые и думали, что все вращается вокруг них, а после него стали умными и изобрели настоящую науку. Это важное событие для любителя науки, оно отделяет для него настоящую науку от совершенно непонятной ему античной и средневековой глупости. Повторить их переворот означало бы, что умный компьютер изобретет новую науку, свободную от человеческой глупости.)

Лакан интерпретирует "Менон", предлагая, что античные философы "выбивали знание из рабов". "Господину не нужно знать – это рабам нужно знать, как ему угодить; рабы знают, что хотят господа. Философия начинается с того, что господин зачем-то решает силой отобрать у рабов знание." Это очень странное рассуждение, странно звучащее в век, когда знание явно крепко стоит на месте господина. И все-таки оно позволяет отойти на шаг и посмотреть на эту ситуацию, принимая во внимание сам вопрос о том, как люди в принципе сочетаются со знанием, зачем оно им. Точно так же, как Сократ из раба, люди сейчас выбивают из компьютеров то знание, которое сами же в него и вкладывают. Как и Сократ, они утверждают на основе этого, что компьютеры что-то могут знать сами по себе.

Итак, не значит ли это, что ощущается какая-то более серьезная потеря знания? Вся эта игра в умные компьютеры – не попытка ли она как-то справиться с тем знанием, которое действительно принадлежит не нам, а технологии – знание о нашей экономике, о нашем обществе, о нашем общении, столь важных нам вещах, которые управляются технологией и достаточного знания о которых нам уже никак не получить. По отношению к компьютерам мы уже – господа, которым так легко угодить, что они и не знают, чего хотят. И чтобы не чувствовать себя так глупо по сравнению с "умной лентой" фейсбука, по сравнению с давно победившей нас рекламой, со всеми этими алгоритмическими наркотиками, мы даем компьютеру "изобрести" что-то, что нам известно давно, и тем самым, в наших фантазиях, остаться умнее.