Forwarded from заводной карнап 🚀
Как второй редактор, я тут хочу выцепить одну конкретную проблему (которая приблизительно начинается с Кант версус Гегель). Вопрос в том, останавливаемся ли мы на том, что говорим, что Реальное не особенно познаваемо (не особенно выразимо и т.д.), или мы говорим "Ок, из этой непознаваемости уже следует что...", и из этого придумываем ему какое-то поведение или внутреннюю структуру. Чтобы демистифицировать непознаваемость, ему придумывают метафору как можно более техническую. Ведь если мы говорим о непознаваемом типа "религиозно", то зануды нас занудят, а если мы как-то технически-компьютерно, то это сразу да, это сразу всем уважаемо и понятно. Сейчас этого всего уже так много, что никого не впечатлить самой непознаваемостью, и интересен, скорее, весь зоопарк метафор. По метафоре непознаваемости можно легко оценить технический вкус и остроумие автора. Так вот, модная и простая метафора непознаваемости как "многомерности" (я вижу круг, ты видишь прямоугольник, а на самом деле мы оба смотрим на цилиндр) как раз используется уважаемым Бионом. Это главная метафора у любого либерала; ее основание это фантазия о множественности точек зрения. Беньямин говорит про непознаваемое как про занавеску - за ней ничего нет, но если ты ее сорвешь, то не останется даже занавески. Лакана можно читать так, будто у него это производство, которое может само себя сломать и поменять (автоматон, который производит себе спокойно, пока не дойдет до тюхе, которая все сломает и поменяет). Впрочем, Миллеровская suture, продаваемая как интерпретция Лакана, это другой заход (сейчас, когда я все это пишу, мне кажется, очень похоже на Беньямина, только умным структуралистским языком...). У Делеза речь идет про много разных "производств", никому не принадлежащих, но все время кому-то приписываемых. Как я не читаю Ланда, мне все время кажется, что он эти производства зачем-то объединяет в одно большое вселенское машинное бессознательное в рамках своей ИИ-конспирации, что слишком скучно, чтобы быть правдой. Бадью использует никому особенно не нужный и быстро устаревший как философская парадигма формализм, сами знаете какой. Если я кого-то здесь неправильно интерпретировал, тем интереснее жить.
В учебном заведении The New Centre, который из прибежища маргиналов вроде меня резво превращается в “модную институцию”, и понабрал недавно даже кучу модных русских, есть один крутой формат: серии семинаров штук по 8, каждый из которых ведет отдельный конкретный столп индустрии или какая-нибудь надежда культуры. Последняя называлась Architecture after the Internet, и демонстрировала нам успешных профессионалов всех сортов, на что иногда смотреть было довольно интересно, а иногда совсем уж печально. Под конец один из семинаров вели товарищи, не стану их называть, снискавшие признания и в академии, и в индустрии, и в искусстве – профессора Стрелки и чего-то крутого лондонского, строители “платформ” для крупнейших и известнейших галерей, etc, etc (и все это в двух людях). Эта оказия дала мне очередную возможность оценить, какого масштаба мысль в Стрелке мыслится, и даже задать этой мысли уточняющий вопрос.
Лекция была про Стратегии, Доктрины и Тактики, долгое рассуждение о том, что вот есть Стратегия, а вот есть Тактика. Это было немного смешно и не очень ясно, зачем это рассказывалось нам. Любой ветеран индустрии таких людей встречал немало и знает, что это все язык, который не используется для практической работы, но используется для того, чтобы забалтывать людей – например, если ты заключил как-то контракт и стал консультантом какой-то компании, ты начинаешь часами читать подобного рода лекции менеджерам среднего звена…
Мой вопрос был, конечно, о том, есть ли в этом всем подходе место для серьезной левой политики. Может ли она быть сформулирована на этом языке? Ответ был даже слабее, чем я мог надеяться в своей слегка нагленькой попытке провокации: был почему-то процитирован Пол Валери на тему того, что “только простые вещи работают” (почему именно Валери? Почему, кстати, не Эйнштейн? Лол). Я упомянул убер и айрбнб и их расхожую критику и спросил: “А вы можете привести пример платформы, которую вам не стыдно было назвать, как хороший пример платформы?” Не смогли, замялись. Стали говорить о том, что хорошая платформа это такая же, как плохая, только хорошая, типа сделанная хорошими людьми и с чистым сердцем. Упомянули смену климата, с которой они как-то борются (как, интересно, их платформа для Серпентин борется с климатом, мне не очень ясно).
Но не волнуйтесь, я сейчас расскажу, как надо.
Лекция была про Стратегии, Доктрины и Тактики, долгое рассуждение о том, что вот есть Стратегия, а вот есть Тактика. Это было немного смешно и не очень ясно, зачем это рассказывалось нам. Любой ветеран индустрии таких людей встречал немало и знает, что это все язык, который не используется для практической работы, но используется для того, чтобы забалтывать людей – например, если ты заключил как-то контракт и стал консультантом какой-то компании, ты начинаешь часами читать подобного рода лекции менеджерам среднего звена…
Мой вопрос был, конечно, о том, есть ли в этом всем подходе место для серьезной левой политики. Может ли она быть сформулирована на этом языке? Ответ был даже слабее, чем я мог надеяться в своей слегка нагленькой попытке провокации: был почему-то процитирован Пол Валери на тему того, что “только простые вещи работают” (почему именно Валери? Почему, кстати, не Эйнштейн? Лол). Я упомянул убер и айрбнб и их расхожую критику и спросил: “А вы можете привести пример платформы, которую вам не стыдно было назвать, как хороший пример платформы?” Не смогли, замялись. Стали говорить о том, что хорошая платформа это такая же, как плохая, только хорошая, типа сделанная хорошими людьми и с чистым сердцем. Упомянули смену климата, с которой они как-то борются (как, интересно, их платформа для Серпентин борется с климатом, мне не очень ясно).
Но не волнуйтесь, я сейчас расскажу, как надо.
Есть какой-то идиотский миф о том, что невозможно заниматься серьезной практикой в индустрии и быть при этом критичным по отношению к ней. Миф этот связан с разделением труда: типа, на работе мы поддерживаем капитализм в целом, а вот в академии мы критикуем капитализм в целом (лучше всего это критикует Рансьер в “Разделяя чувственное”, в главе “Искусство и труд”). Это не просто смешно, но еще и, кажется, довольно-таки новое явление. Такие уж у нас времена максималистические. Нет вообще никакого вопроса о том, чтобы выкинуть те языки, которыми мы, практики, говорим о своей практике, и искать новые, великолепные и критические. Это невозможно. Но это и не нужно.
Конечно, увиливание, трюизмы и отсылки к моральным и этическим личным принципам архитектора (строителя, программиста, врача, журналиста, кого угодно), эти абсолютно либеральные стратегии по поддержанию иллюзии критичности, могут вызывать исключительно отвращение. Но философия давно знает ответ на вопрос о том, как среди попыток ответа на вопросы “вечные” и “философские” отличить бессмысленный трюизм от попытки немного продвинуться: вторые опознаются по наличию в них какого-нибудь нового понятия. Если не просто перефразировать вопрос, но придумать понятие, то от него будет потом трудно отделаться – это понятие будет указывать на что-то новенькое, что может нести в себе критический потенциал.
Например, вся область про Искусственный Интеллект примерно два года назад стала резко обновляться, потому что в нее ввели понятие “труда”. Если два года назад область ИИ была среди теоретиков областью абсолютного бреда, китайских комнат, мыслящих и порабощающих машин, гениальных калькуляторов, а среди практиков – областью дешевой автоматизации плохого труда, то теперь теоретикам никуда не деться от этой стороны практики. Возможно, и я ожидаю этого с большой надеждой, многим мокрым фантазиям об ИИ предстоит быть обновленным или забытым из-за этой небольшой концептуальной инъекции.
Конечно, увиливание, трюизмы и отсылки к моральным и этическим личным принципам архитектора (строителя, программиста, врача, журналиста, кого угодно), эти абсолютно либеральные стратегии по поддержанию иллюзии критичности, могут вызывать исключительно отвращение. Но философия давно знает ответ на вопрос о том, как среди попыток ответа на вопросы “вечные” и “философские” отличить бессмысленный трюизм от попытки немного продвинуться: вторые опознаются по наличию в них какого-нибудь нового понятия. Если не просто перефразировать вопрос, но придумать понятие, то от него будет потом трудно отделаться – это понятие будет указывать на что-то новенькое, что может нести в себе критический потенциал.
Например, вся область про Искусственный Интеллект примерно два года назад стала резко обновляться, потому что в нее ввели понятие “труда”. Если два года назад область ИИ была среди теоретиков областью абсолютного бреда, китайских комнат, мыслящих и порабощающих машин, гениальных калькуляторов, а среди практиков – областью дешевой автоматизации плохого труда, то теперь теоретикам никуда не деться от этой стороны практики. Возможно, и я ожидаю этого с большой надеждой, многим мокрым фантазиям об ИИ предстоит быть обновленным или забытым из-за этой небольшой концептуальной инъекции.
Правильное понятие позволяет формулировать точные вопросы, от которых невозможно легко отмахнуться. Вот еще пара полуфантастических примеров. Если вам какой-нибудь архитектор, дизайнер, или консультант по платформам вешает лапшу на уши, организуя форму вокруг понятия “функции”, то вопрос о доступности (ну типа access, accessibility) может легко заставить его начать искать что-то более серьезное, чем ленивый минималистичный “дизайн”. Если же он, наоборот, как это модно в наши неолиберальные времена, организует все для максимальной доступности и широкой употребимости, то вопрос о нарративах и времени позволяет вскрыть самые разные жесткие нарушения трудового законодательства…
Но заметьте, что чего здесь не работает, так это просто попытка использовать понятия из Высокой Теории для критики. Понятия, о которых идет речь, это не понятия из внешнего языка – они вносятся в язык практический и находят там свое точное место. Если говорить про “Капитализм” (или скажем “Колониализм”), то ни ИИ, ни платформа раскритикованы не будут – это слово из чуждого языка. А вопрос о “труде”, хотя и явно вдохновленный марксистским дискурсом, вводится именно в язык, говорящий о практике – поэтому и является хорошим практически-критическим инструментом. Нужно сохранять имеющийся "работающий" практический язык – но опережать "врага" на хотя бы одно понятие вперед. (Скажем, понятие об этом враге – враг всегда притворяется, что он это "все нормальные люди", что он это "как устроен мир" – необходимо дать ему имя).
Какие понятия адекватны для практической критики современных бизнес-моделей, “платформ”? У меня много рассуждений, но пока мало точных ответов. Понятие “труда” уже истратило свою продуктивность как критика уберов. У меня есть две не очень грандиозные идеи: понятие “Рецепта”, взятое из алхимии, где оно обозначает текст, который может быть прочитан и как техническая инструкция, и как аллегория – и которое нужно, чтобы критиковать невозможность для широкой общественности читать технологию; и понятие Benevolent Dictator (из языка построения сообществ Open Source), обозначающее очень двусмысленные фигуры, на которой часто и держится то, что в сообществах есть хорошего, и без которых рыночек решает плохо…
Но заметьте, что чего здесь не работает, так это просто попытка использовать понятия из Высокой Теории для критики. Понятия, о которых идет речь, это не понятия из внешнего языка – они вносятся в язык практический и находят там свое точное место. Если говорить про “Капитализм” (или скажем “Колониализм”), то ни ИИ, ни платформа раскритикованы не будут – это слово из чуждого языка. А вопрос о “труде”, хотя и явно вдохновленный марксистским дискурсом, вводится именно в язык, говорящий о практике – поэтому и является хорошим практически-критическим инструментом. Нужно сохранять имеющийся "работающий" практический язык – но опережать "врага" на хотя бы одно понятие вперед. (Скажем, понятие об этом враге – враг всегда притворяется, что он это "все нормальные люди", что он это "как устроен мир" – необходимо дать ему имя).
Какие понятия адекватны для практической критики современных бизнес-моделей, “платформ”? У меня много рассуждений, но пока мало точных ответов. Понятие “труда” уже истратило свою продуктивность как критика уберов. У меня есть две не очень грандиозные идеи: понятие “Рецепта”, взятое из алхимии, где оно обозначает текст, который может быть прочитан и как техническая инструкция, и как аллегория – и которое нужно, чтобы критиковать невозможность для широкой общественности читать технологию; и понятие Benevolent Dictator (из языка построения сообществ Open Source), обозначающее очень двусмысленные фигуры, на которой часто и держится то, что в сообществах есть хорошего, и без которых рыночек решает плохо…
Для семинара, который грожусь провести в январе (и вас всех позвать), выглядываю, что можно было бы назвать "живописью после рей-трейсинга" (рей-трейсинг это алгоритм для создания фотореалистичных картинок на основе трехмерной геометрии сцены и точной симуляции различных материалов поверхностей: правильные отражения, свет, тени, и т.д.). Вот в Лейпциге наткнулся на Тима Эйтеля:
Мы все еще заражены вирусом императивного программирования, которое заставляет нас постоянно различать код и переменные. Даже если код меняет сам себя, то все равно в любой момент есть кусок кода, который выполняется, а есть тот, который меняют. Как только различие между кодом и переменными проведено, сразу же начинаются и попытки их перестать различать. У Малабу это, например, "нейропластичность", понятие, которое точно указывает на проблему, но не говорит ничего о ее разрешении (“нейропластичность — это когда мозг меняет сам себя”).
Проблема с этим различием в том, что оно предполагает, что есть какой-то субъект, который код читает и выполняет (для компьютера это процессор или интерпретатор), и что он играет по правилам. "Код" всегда пишется для кого-то другого, это инструкция, в одинаковой мере выражающая суть вычисления и подстраивающаяся под особенности этого другого. Задача людей, которые пытаются обратно поженить код и переменные, заключается в том, чтобы одновременно и сохранить на каком-то уровне правила выполнения кода — например, правила чтения ДНК или чего-то еще — но и избавиться от их незыблемости; одновременно уважительно указать на Большого Другого и сказать, что он не существует. В итоге получается довольно вялая с точки зрения концептов, но полная истеричной романтики в гегельянском духе философия. И все это из-за того, что мы, при нашей любви к вычислению как метафоре всего во вселенной, ограниченно воспринимаем вычисление на примерах плохих и некрасивых языков программирования.
Посмотрим же лучше на замечательный язык программирования Haskell. Он на этом различии просто-напросто не настаивает (хотя вполне умеет работать и с ним). Вычисление, описываемое им, не происходит по каким-то определенным последовательным шагам: оно описано в виде законченной формулы, выражающей ответ непосредственно, а не просто обещающей прийти к ответу, если выполнять инструкции. (Сумма чисел на Haskell будет описана как "сумма чисел", а не как "возьми первое число, прибавь второе, потом третье"…) Вычисление на этом языке не движется по конкретным шагам в четкой последовательности, но медленно уточняется по мере надобности. Если попросить Haskell дать нам список простых чисел, он не побежит их все вычислять одно за другим, но лениво скажет: ну вот тебе какой-то список; теперь мы спросим: так, ну и какое из них второе по счету? Только тогда он полезет вычислять и сообщит, что "три". Информация, которой пока еще нет применения, не вычисляется Хаскелем, но сохраняется в недовычисленном виде, всегда готовом для того, чтобы его довычислить, если нужно, конечно. Поэтому Хаскель может спокойно описывать даже бесконечное — просто как нечто такое, что всегда можно по мере надобности вычислить еще на шажок вперед.
Одно из редких для философии полезных свойств Хаскеля заключается в том, что он вполне существует и работает, а значит, из того, как он устроен, мы можем взять какое-то другое концептуальное понимание вычисления, не настаивающее на вышеупомянутом различии кода и переменных, которое только создает проблемы. Под капотом у Хаскеля вычисление, которое подвешено в невычисленном, но готовом к вычислению состоянии, сохраняется с помощью структуры под названием Thunk. Thunk — это как коробка с тортом, которая станет готовить торт только тогда, когда ее откроют. Коробка Шрёдингера — это Thunk. Слишком простое домашнее задание — это Thunk. (Я не знаю, как перевести Thunk, поэтому здесь слово "Thunk" — это Thunk русского перевода слова Thunk.)
Проблема с этим различием в том, что оно предполагает, что есть какой-то субъект, который код читает и выполняет (для компьютера это процессор или интерпретатор), и что он играет по правилам. "Код" всегда пишется для кого-то другого, это инструкция, в одинаковой мере выражающая суть вычисления и подстраивающаяся под особенности этого другого. Задача людей, которые пытаются обратно поженить код и переменные, заключается в том, чтобы одновременно и сохранить на каком-то уровне правила выполнения кода — например, правила чтения ДНК или чего-то еще — но и избавиться от их незыблемости; одновременно уважительно указать на Большого Другого и сказать, что он не существует. В итоге получается довольно вялая с точки зрения концептов, но полная истеричной романтики в гегельянском духе философия. И все это из-за того, что мы, при нашей любви к вычислению как метафоре всего во вселенной, ограниченно воспринимаем вычисление на примерах плохих и некрасивых языков программирования.
Посмотрим же лучше на замечательный язык программирования Haskell. Он на этом различии просто-напросто не настаивает (хотя вполне умеет работать и с ним). Вычисление, описываемое им, не происходит по каким-то определенным последовательным шагам: оно описано в виде законченной формулы, выражающей ответ непосредственно, а не просто обещающей прийти к ответу, если выполнять инструкции. (Сумма чисел на Haskell будет описана как "сумма чисел", а не как "возьми первое число, прибавь второе, потом третье"…) Вычисление на этом языке не движется по конкретным шагам в четкой последовательности, но медленно уточняется по мере надобности. Если попросить Haskell дать нам список простых чисел, он не побежит их все вычислять одно за другим, но лениво скажет: ну вот тебе какой-то список; теперь мы спросим: так, ну и какое из них второе по счету? Только тогда он полезет вычислять и сообщит, что "три". Информация, которой пока еще нет применения, не вычисляется Хаскелем, но сохраняется в недовычисленном виде, всегда готовом для того, чтобы его довычислить, если нужно, конечно. Поэтому Хаскель может спокойно описывать даже бесконечное — просто как нечто такое, что всегда можно по мере надобности вычислить еще на шажок вперед.
Одно из редких для философии полезных свойств Хаскеля заключается в том, что он вполне существует и работает, а значит, из того, как он устроен, мы можем взять какое-то другое концептуальное понимание вычисления, не настаивающее на вышеупомянутом различии кода и переменных, которое только создает проблемы. Под капотом у Хаскеля вычисление, которое подвешено в невычисленном, но готовом к вычислению состоянии, сохраняется с помощью структуры под названием Thunk. Thunk — это как коробка с тортом, которая станет готовить торт только тогда, когда ее откроют. Коробка Шрёдингера — это Thunk. Слишком простое домашнее задание — это Thunk. (Я не знаю, как перевести Thunk, поэтому здесь слово "Thunk" — это Thunk русского перевода слова Thunk.)
При этом в программе на языке Haskell нет никаких явных указаний на эти Thunk. Программа может думать, что она сама полностью уже вычислена (и поэтому даже способна рекурсивно обращаться к себе самым наглым способом: бесконечная последовательность всех натуральных чисел это "1, а потом вся сама эта последовательность, только ко всему прибавлено 1" - уточненное на один шаг это будет “1, 1 + 1, а потом вся сама эта последовательность, только ко всему дважды прибавлено 1”). А это значит, что она в принципе не воспринимает сама себя как процесс, в ней нет никакой наперед заданной последовательности, ей нет смысла "модифицировать свой код". Так же и с мыслями: часто мысль в голове выглядит, как уже полностью понятая, и только по мере ее, например, записи, наталкиваешься на моменты, которые надо уточнить или переформулировать. Эти моменты по мере их медленного уточнения не просто добавляют пару слов, но могут переписать (или упростить) целые куски получающегося текста, а иногда и своей ошибочностью заставить его весь выкинуть на помойку.
Вычисление, понятое таким образом, — процесс медленного уточнения формулы, которая не воспринимает саму себя как процесс, но лишь как тавтологию. Эта гегельянская на вид фраза не является чистой спекуляцией, но описанием существующего и хорошо понятного языка программирования. Более того: такого рода уточняемая формула не требует даже единства и понятности уточняющего ее "субъекта-интерпретатора": разные ее части в принципе могут уточняться разными процессами и разными способами; ее можно легко недовычислить, сохранить, отдать на довычисление потомкам.
Вычисление, понятое таким образом, — процесс медленного уточнения формулы, которая не воспринимает саму себя как процесс, но лишь как тавтологию. Эта гегельянская на вид фраза не является чистой спекуляцией, но описанием существующего и хорошо понятного языка программирования. Более того: такого рода уточняемая формула не требует даже единства и понятности уточняющего ее "субъекта-интерпретатора": разные ее части в принципе могут уточняться разными процессами и разными способами; ее можно легко недовычислить, сохранить, отдать на довычисление потомкам.
Forwarded from (Im)possible worlds
Распространяю опен-колл симпозиума Alien processes: reproduction and time, в органзиации которого я участвую. Симпозиум будет проходить в Нью-Йорке 1 февраля, но можно будет участвовать по видео-связи. Симпозиум в первую очередь будет посвящен де-натурализации процессов социального воспроизводства и понимания времени. Дедлайн подачи заявок 20 декабря. Заявок ждем не только (и не столько) от институциональных исследователь_ниц, но и от независимых мыслитель_ниц и худож_ниц. Вступительную keynote лекцию прочитает Реза Негарестани, завершающий keynote анонсируем позднее. Полный текст опен-колла вот https://thenewcentre.org/alien-processes-reproduction-time/?fbclid=IwAR3fsPM0-72Hzk0HnxAHmG4JE8E3mregiUP9Ior-ApFbBGaqxDRQv1_YUiU
PS Коллеги, кто преподает в арт-школах и других институциях, я буду очень рада если вы поделитесь со своими студент_ками
PS Коллеги, кто преподает в арт-школах и других институциях, я буду очень рада если вы поделитесь со своими студент_ками
Forwarded from syg.ma
В разделе «Философия» появился текст британского философа, одного из первых спекулятивных реалистов (что бы это ни значило) Рэя Брассье. В травмае в Глазго автор размышляет о свободе, импровизации и автономии на примере танцующих пчёл в рамках своей коллаборации с экспериментальными музыкантами. Что на самом деле значит действовать «свободно»?
«Импровизатор должен быть подготовлен к действию в качестве агента под прикрытием — в интересах всех тех механизмов, что приводят в действие акселерацию или конфронтацию, требующиеся для реализации акта. Акт возникает в точке переплетения между собой правил и паттернов, причин и поводов. Это ключ, открывающий загадку создания объективностью субъективности. Субъект как агент акта — суть точка инволюции, в которой объективность определяет собственную детерминацию: агентность — процесс второго порядка, в ходе которого нейробиологические или социоэкономические детерминанты (к примеру) порождают собственную детерминацию».
https://syg.ma/@sygma/rei-brassie-niesvobodnaia-improvizatsiia-sliesh-kompulsivnaia-svoboda-1
«Импровизатор должен быть подготовлен к действию в качестве агента под прикрытием — в интересах всех тех механизмов, что приводят в действие акселерацию или конфронтацию, требующиеся для реализации акта. Акт возникает в точке переплетения между собой правил и паттернов, причин и поводов. Это ключ, открывающий загадку создания объективностью субъективности. Субъект как агент акта — суть точка инволюции, в которой объективность определяет собственную детерминацию: агентность — процесс второго порядка, в ходе которого нейробиологические или социоэкономические детерминанты (к примеру) порождают собственную детерминацию».
https://syg.ma/@sygma/rei-brassie-niesvobodnaia-improvizatsiia-sliesh-kompulsivnaia-svoboda-1
syg.ma
Рэй Брассье:
Несвободная импровизация /
Компульсивная свобода
Несвободная импровизация /
Компульсивная свобода
Текст британского философа о свободе, импровизации, детерминированности действия и автономии, написанный в ходе длительной коллаборации с экспериментальными музыкантами.
^ По-моему самое приятное, что я читал у Рея. Только эта концепция свободы (предсказывать самого себя и делать наоборот) и Кьеркегоровская (всегда делать одно и то же, а значит, плевать на обстоятельства) кажутся мне инженерно адекватными, не привлекающими какие-то магические сущности типа идей или "внутреннего". (Кьеркегоровская мне все равно больше нравится, поскольку лишена лишней борьбы с собой.) Мои любимые фрагменты истории этого подхода: У его учителя Ника Ланда есть сюжет про ИИ, который пытается предсказать сам себя, постоянно сокращая разрыв между действием и предсказанием, но сходит с ума, потому что какая-то задержка во времени все же есть. У Ясперса/Бланшо редкая по вменяемости интерпретация Ницше как постоянного спорщика с самим собой, то есть как свободного импровизатора в смысле Рея, они не приписывают ему безусловной веры ни в одно из его собственных понятий, но постоянное желание любую собственную мысль немедленно опровергнуть. Кстати, Ницше пытался писать музыку, чем довел Вагнера до буквального ROFL - тот так ржал, что упал на пол - настолько банальной она оказалась. А еще я никак не могу вспомнить, у кого из почитателй античной или средневековой философии я видел фразу "Истина – не в какой-нибудь конкретной фразе, но в самом движении между фразой и ее немедленным опровержением" – указывающую на форму мистицизма, последовательно движущегося исключительно рациональными шагами.
Абсолютно не в тему ни к чему, апропос оф насинг, мутатис мутандис, лашете оньи сперанза, я тут обнаружил, что в Телеграм ввели API для создания стикер-паков, и отпраздновал это паком-палитрой (собранной с grksh). Названия, ради проформы, отбалдовые полуночные переводы пантоновских. Но это не для вас, а для нас - А для вас выкладываю очень грязный Python Notebook, с помощью которого, если в нем разобраться, можно быстро свою собственную палитру склепать, или что-нибудь поинтереснее.
(Мечтаю, что кто-нибудь когда-нибудь сделает интернет-прибор, куда можно закинуть кучу рандомных фоток, он бы их обтравил в полуручном режиме, подогнал по размеру и цвету, и создал пак. Делать это руками я больше не готов 🤮)
(Еще в процессе узнал про Win+.)
(Мечтаю, что кто-нибудь когда-нибудь сделает интернет-прибор, куда можно закинуть кучу рандомных фоток, он бы их обтравил в полуручном режиме, подогнал по размеру и цвету, и создал пак. Делать это руками я больше не готов 🤮)
(Еще в процессе узнал про Win+.)
А, раз уж мы об этом, я еще наклепал когда-то такой стикерпак для моих настроений, может кому пригодится:
Forwarded from Селедка над шубой
нейросеть оказалась гениальным гейм-мастером текстовой rpg: работает криво, выдает довольно безумные описания и твисты, но оказалось, что от этого игра становится особенно сюрреалистичной, и оторваться положительно невозможно –
https://www.aidungeon.io
игрок: я призываю жирафа.
мастер: ты произносишь заклинание так громко, как только можешь, высоко поднимая руки. жирафы появляются из ниоткуда и бегут прямо на тебя. они бегут так быстро, что едва не сбивают тебя с ног. ты тут же ловишь их и связываешь.
https://www.aidungeon.io
игрок: я призываю жирафа.
мастер: ты произносишь заклинание так громко, как только можешь, высоко поднимая руки. жирафы появляются из ниоткуда и бегут прямо на тебя. они бегут так быстро, что едва не сбивают тебя с ног. ты тут же ловишь их и связываешь.