📰 Прочитать за час. О чем писали российские медиа 12 июня

Я установил неправильный таймер на публикацию, поэтому она вышла так поздно. Прошу прощения :(

▪️DOXA. Редакция вспоминает, за что боролись национальные движения постмедведевской России и как государство реагировало на их выступления / 15 минут

▪️Спектр. Марина-Майя Говзман сходила на первый личный прием политика Евгения Ройзмана после суда по делу о «дискредитации» армии РФ / 10 минут

▪️Нож. Диана Раскольникова рассказывает про первое женское издательство в Российской империи — и при чем тут революционное движение / 8 минут

«Би-би-си» и «Новая-Европа» выпустили репортажи с очередного форума российской оппозиции об обустройстве страны после войны с Украиной.

Если вам нужно относительно краткое и понятное описание позиций всех участников — советую материал Елизаветы Фохт (17 минут)

Илья Азар из «Новой», как мне показалось, представил не все мнения, но его интереснее читать, хотя бы из-за таких фрагментов (25 минут):

Главный редактор «Новой газеты», шурша бумагами, цитировал персонажа мультфильма «Шрек»: «Ради моих идей многим из вас придется умереть, но я готов принести эту жертву».

Одетый в футболку цвета хаки с желтым украинским тризубом Пономарев взял себе пива и, привычно широко улыбаясь, общался со знакомыми. Внезапно к нему подбежала активистка Ксения Максимова и стала крутить Пономареву пальцами соски из стороны в сторону. Потом она объяснила, что ее «взяли на слабо» сидевшие в глубине бара вместе с экс-сотрудниками ФБК либертарианцы.

У тебя все интервью с 2012 года, которые я помню, звучат очень грустно. Ты вообще человек грустный, — перешел в нападение Кац.

На второй день конференции в 10 часов утра семеро белых цисгендерных мужчин уселись обсуждать, что делать в России после окончания войны и смены режима.

Еще было непонятно, почему демократы решили, что к власти после падения режима Путина придут именно они. Это на конференции тоже подробно не обсуждалось.

Перспективы какие-то у этого всего туманные, — отвечает он, и мы отправляемся к соседнему столу за апельсиновым соком.

📰 Прочитать за час. О чем писали российские медиа 13 июня

Гринпис и WWF, побег из Бурятии в Нью-Йорк, поиск пропавших на войне, алкоголизм чиновников и чукотский зверобой

▪️Новая-Европа. Настя Грин рассказывает историю WWF и «Гринпис: как российское зеленое движение изменилось благодаря организациям, чего они добились, кому перешли дорогу и что потеряет страна без них / 27 минут

▪️Медуза. Кристина Сафонова рассказывает историю бурятского призывника, который четыре месяца прожил в аэропорту в Южной Корее и в итоге попал в Нью-Йорк / 20 минут

▪️НеМосква. Ирина Краснова рассказывает, как волонтеры помогают искать пропавших в Украине россиян / 14 минут

▪️Верстка. Редакция рассказывает, как российские чиновники начали спиваться на фоне войны, и как это не нравится Путину / 10 минут

📷 Фотожурналист и специалист по Чукотке Андрей Шапран снял для «Кедра» историю про зверобоя, живущего в крошечном селе на берегу Северного Ледовитого океана

#дайджест

📰 Дайджест. О каких историях рассказывали российские медиа 14 июня

Залужный, погибшие муж и сын, смена профессии, заключенный без рук и кыргызы на войне в Украине

▪️Би-би-си. Оксана Тороп и Святослав Хоменко собрали портрет Виталия Залужного, который стал самым популярным командующим украинской армии / 24 минуты

▪️Люди Байкала. Алина Головина рассказывает историю бурятской семьи, где на войне в Украине погибли муж и сын — мобилизованный и наемник ЧВК «Вагнер» / 16 минут

▪️Холод. Редакция собрала истории людей, которые кардинально сменили профессию после начала войны в Украине / 10 минут

▪️Такие дела. Алексей Семенов рассказывает про заключенного Александра Занединова, у которого нет рук, но это не считается поводом для освобождения по состоянию здоровья / 5 минут

📹 А еще у русской службы Би-би-си вышел документальный фильм о том, как трудовые мигранты из Кыргызстана попадают в ЧВК «Вагнер» и умирают на войне в Украине (36 минут)

#дайджест

📰 Дайджест. О каких историях рассказывали российские медиа 15 и 16 июня. Часть первая

Мобилизованные и свобода, Кузбасс и вода, кубанский рис и свалка, пенсионерка и дорога, приют и война

Самое жуткое событие последних дней в России — очередной эпизод полицейского насилия. В Ростовской области в спецприемнике погиб активист Анатолий Березиков, которого задержали за антивоенные листовки. 7x7 рассказывают, чем он был известен

▪️The Insider. Мария Дульнева рассказывает, на что идут мобилизованные россияне, чтобы не попасть на фронт / 15 минут

▪️НеМосква. Редакция рассказывает, как разные районы Кемерова годами живут без воды / 14 минут

▪️Новая вкладка / ОВД-Инфо. Валерия Шустваль рассказывает, как в одном из районов Кубани люди борются со свалкой, расположенной рядом с рисовыми полями / 12 минут

▪️Такие дела. Главный редактор Евгения Волункова и фотограф Светлана Булатова съездили в Дагестан, чтобы рассказать про пенсионерку, которая потратила свои деньги на дорожное строительство — и к чему это привело / 9 минут

▪️Кедр. Дарья Юдкина рассказывает, как на границе с Украиной выживает приют для бездомных собак / 8 минут

#дайджест

📰 Дайджест. О каких историях рассказывали российские медиа 15 и 16 июня. Часть вторая

Портрет погибшего на войне, пытки в белорусских колониях, гробы «вагнеровцев» и спасение людей в Херсоне

▪️Новая-Европа. Ирина Халип рассказывает, как в белорусских женских колониях издеваются над политзаключенными / 10 минут

▪️Сибирь.Реалии. Редакция поговорила с родственниками бойцов ЧВК «Вагнер», которые хоронят «пустые гробы» / 8 минут

▪️Би-би-си. Ольга Ившина и команда BBC Verify (кто это?) рассказывают, как за время войны в Украине изменился социальный портрет погибшего россиянина / 7 минут

▪️Медиазона. Анна Павлова поговорила с волонтерами, которые помогают людям на оккупированной части Херсонской области после затопления / 6 минут

📹 А еще «Новая газета» записала получасовое видеоинтервью с волонтером из зоны Каховской ГЭС

#дайджест

🗣 Главный редактор The New Yorker поговорил с издателем The New York Times. 6 важных мыслей (2/2)

▪️Как изменилась репортерская работа в диджитал-эпоху? Стала дороже и «конвеернее»

Раньше корреспондент мог сдавать одну-три заметки в неделю, говорит Сальцбергер, когда-то работавший в локальных изданиях.

«Ежедневно ты проводишь время с теми, про кого пишешь. Сталкиваешься со всем разнообразием страны и человеческого опыта. Общаешься с бедными и богатыми; матерью, у которой убили ребенка, и матерью подозреваемого в убийстве. Репортерская работа стоит дорого»

На фоне увядания традиционных медиа требования к репортерам выросли: теперь нужно сдавать по три-пять заметок в день, и у тебя не остается времени выходить в мир к людям. Журналисты проводят дни в офисе, общаясь с такими же журналистами, которые выросли в том же городе и окончили те же вузы, говорит Сальцбергер.

«Наша индустрия помешана на том, чтобы сделать новости бесплатными, хотя их создание стоит очень дорого. Таймс была единственной газетой, которая постоянно присутствовала в Ираке и Афганистане во время военных конфликтов, и до сих пор остается там. Я не уверен, что в США есть еще редакция, которая сделала бы больше для освещения преступлений в Украине»

▪️Самый сложный момент в карьере Сальцбергера — реакция на колонку про убийство Джорджа Флойда. Что она изменила?

В 2020 года Times опубликовала комментарий сенатора-республиканца Тома Коттона, в котором политик призвал использовать внутренние войска для разгона беспорядков в связи с убийством чернокожего американца.

Десятки журналистов редакции раскритиковали колонку, назвав ее «опасной» для общества. Газета позже признала, что «поспешила» с публикацией.

«Принципы — это самое важное, но важны также процесс и исполнение. Если вы считаете материал важным и что он соответствует вашим стандартам, вы бы проверили, что каждый кусочек соответствует фактам, как если бы это было гигантское расследование про налоги Трампа, которые он скрывал от общественности в течение многих лет»

Нынешний редактор раздела мнений Кэти Кингсбери, по словам издателя, пытается помочь читателям разобраться в идеях и взглядах, которые формируют мир сейчас, а это невозможно, если представлять только определенную точку зрения (не забываем про поляризацию американского общества).

«Люди любят колонки тех, с кем они меньше всего согласны, потому что им бросают вызов. Читатели почти никогда не соглашаются, но всегда чему-то учатся»

▪️После ковида журналисты не хотят постоянно торчать в офисе, предпочитая работать из дома. Какой подход в Times?

Сальцбергер поддерживает гибридный режим работы редакции: в шумном помещении невозможно запереться ото всех, когда нужно сосредоточиться на тексте или своих мыслях. Поэтому издатель думает, что смесь удаленка/офис останется с нами навсегда.

▪️Какие сложности издатель Times видит в будущем?

«Доверие к медиа продолжает падать. Атаки на журналистов становятся хуже. Число рабочих мест в локальных редакциях сокращается.

Стоит бизнес-задача: как заработать достаточно денег для увеличения числа материалов, от которых зависит общество.

И над этим всем маячит искусственный интеллект, который может стать более разрушительной силой для нашей отрасли, чем появление Интернета»

Источник: The New Yorker

#чужойопыт

🗣 Главный редактор The New Yorker поговорил с издателем The New York Times. 6 важных мыслей (1/2)

Дэвид Ремник взял интервью у председателя The New York Times Company Артура Сульцбергера, который с 2017 года работает издателем газеты.

Напомню, что семья Окс-Сульцбергеров управляет Times аж с конца XIX века — такой вот семейный бизнес, растянувшийся на шесть поколений.

«Библиотеки заполнены книгам о NYT. Целые тома восхваляют и критикуют газету — за публикацию Pentagon Papers и за халатное освещение Холокоста. Еще предстоит изучить, как Таймс пережила длительный период финансового упадка — настолько серьезного, что Сульцбергеры могли продать газету, как это сделала семья Грэмов с The Washington Post, когда в 2013 году издание купил миллиардер Джефф Безос за $250 млн», — пишет Ремник в подводке.

За шесть лет на должности издателя Сульцбергер-младший пережил обвинения в: «фейковых новостях» и левых взглядах во время президентства Трампа, а после — в излишней осторожности и «воукизме». В мае издатель Times написал эссе для Columbia Journalism Review, в котором он размышляет о главных ценностях в журналистике (спойлер: это независимость).

Ремник задавал Сульцбергеру неудобные вопросы. Я постарался собрать самое важное из разговора двух профессионалов.

▪️Какие важные изменения произошли в газете за последнее время?

Первое — диджитализация. У ежедневного подкаста Daily больше слушателей, чем читателей у печатной газеты. Второе — изменение корпоративной культуры. Издатель постарался сблизить менеджеров по продукту, дизайнеров, специалистов в области технологий с журналистами для создания объединенной редакции (collaborative newsroom). И третье — изменение бизнес-стратегии.

Но самым важным компонентом Сальцбергер называет «оригинальную, независимую журналистику с мест».

▪️Издатель топит за независимость, но при этом газета не дает площадку трампистам. Что у Times по взглядам?

Сальцбергер не отрицает демократической направленности газеты: «Информированное общество — важный ингредиент здоровой демократии». И делает ремарку: независимость — это не про «давать точку зрения обеих сторон», если одна из сторон умышленно лжет — сторонники Трампа все еще настаивают на фальсификации выборов 2020 года.

Издатель говорит, что газета не занимается поддержкой «хороших ребят», и приводит пример с войной в Украине. В апреле 2022 года репортер Томас Гиббонс-Нефф написал про то, что украинская армия использует кассетные снаряды, которые запрещены на международном уровне — это разозлило властей, и журналиста пытались выгнать из страны.

«Если пресса считает, что хорошие парни могут использовать их, возникает два вопроса: всегда ли мы точно знаем, кого можно считать "хорошими ребятами"? И не оправдывает ли это использование такого оружия "ребятами похуже"?»

Объективность — это не про быть «чистым листом», говорит Сальцбергер. Это процесс, который помогает справиться с присущей нам предвзятостью, это готовность поставить факты выше любых личных интересов.

#чужойопыт

📰 Дайджест. О чем рассказывали российские медиа 17 и 18 июня

▪️Новая-Европа. Ольга Мусафирова съездила в Черниговскую область, чтобы рассказать, как местные бездомные прятали от российских военных украинский ЗИЛ с ракетами и снарядами / 14 минут

▪️Би-би-си. Азербайджанский журналист Магеррам Зейналов рассказывает историю механика, который помог раскрыть «Тертерское дело» о пытках военнослужащих для фабрикации дел о шпионаже в пользу Армении / 10 минут

▪️Новая вкладка. Журналист редакции и фотограф Никита Цицаги съездили в Шебекино, чтобы поговорить с людьми, спасающими своё имущество от войны, и понять, что их ждёт дальше / 8 минут

▪️Медиазона. Алла Константинова (она, кстати, недавно получила European Press Prize) поговорила с трансженщиной, которую полицейские задержали за лозунг «Слава Украине», а позже заставляли при них раздеваться и запугивали уголовным делом / 5 минут

📝 А еще Медиазона перевела текст журналистки Economist Уэнделл Стивенсон, которая побывала на Краснопольском кладбище в Днепре и пообщалась с родственниками погибших украинских военных, а также священником, могильщиком, патологоанатомом и гробовщиком. Жуть, в общем. Время чтения: 10 минут

#дайджест

🚙 Как повышенный спрос на марганец и электромобили губит здоровье африканских шахтеров

О чем текст? Журналистка The Washington Post Рейчел Чейсон и фотограф Илан Годфри проехали более 1500 километров по ЮАР — от шахтерских городков в пустыне Калахари до промышленных объектов на северо-востоке страны — и пообщались с врачами и десятками шахтеров, чтобы рассказать про последствия работы на предприятиях по добыче марганцевых руд.

***
После десятичасовой смены в разрезе Дирк Джуст весь в черной пыли: нос, зубы и даже язык. Пыль просачивается сквозь тонкую маску на лице. В свои 65 лет Дирк не может стоять ровно и ходить по прямой линии, иногда он забывают, какую телепередачу он смотрел вчера.

Десять лет назад Дирк пришел на работу с тремором: его начальник подумал, что тот с похмелья. Но Джуст никогда не злоупотреблял спиртным. Он пошел к доктору, и тот ошибочно диагностировал ему болезнь Паркинсона. Хотя у заболевания Джуста есть свое название — «марганизм». Порошкообразная пыль от марганца отравила организм шахтера.

Другой шахтер, которому 64 года, проработал на марганцевой выработке 27 лет, и симптомы марганизма — боли в груди и проблемы с памятью — стал замечать еще до пенсии. Сейчас при выходе из дома он не всегда может вспомнить, куда пошел, а иногда он просыпается по утрам от того, что его тело трясет.

59-летний Иезекиль Маханья, работавший на плавильной фабрике, почти полностью прикован к постели. Он с трудом говорит, обильно потеет по ночам, трясется и забывает вещи. После того, как его друзья и коллеги, которым было по 30-40 лет, начали умирать, он понял, что пыль от марганца — это «яд».

В ЮАР добывается около 36% общемирового марганца. Заболеваемость «марганизмом» происходит на фоне растущего спроса на электромобили, для которых нужен недорогой минерал — он используется в половине перезаряжаемых аккумуляторов.

Шахты по добыче марганца, разумеется, «следят» за здоровьем сотрудников. Правда, множество врачей из корпоративных клиник, с которыми связалась Рейчел Чейсон, отказались давать комментарии. Врачи также часто не ставят шахтерам марганизм официально, из-за чего у работников появляются проблемы с получением компенсаций от государства.

Джонатан Майер, бывший профессор Университета Кейптауна, двадцать лет назад опросил 400 шахтеров и не выявил у них признаков отравления марганцевой пылью. Несколько лет назад невролог Брэд Расетт обследовал 187 шахтеров из ЮАР, чей средний возраст был в районе 42 лет, и пришел к выводу, что у каждого четвертого встречались симптомы болезни Паркинсона. Разные специалисты приходят к разным результатам, поскольку нет общей методологии обследования рабочих.

«Пока неясно, насколько серьезно к опасности марганизма относится индустрия в целом. Аналитики четырех исследовательских и консалтинговых фирм, которые следят за отраслями производства электромобилей и добычи полезных ископаемых, считают, что риски шахтеров редко обсуждаются среди автопроизводителей, поставщиков и инвесторов», — пишет WP.

Получается парадокс: экологичный транспорт не очень-то экологичен для людей, которые добывают компоненты к нему. Волнует ли это Tesla, Ford или Chevrolet? Кажется, не особо. Комментировать вопросы журналистов автопроизводители не стали.

Источник: The Washington Post / 15 минут

#лонгрид

📰 Дайджест. О чем рассказывали российские медиа 19 июня

Сегодня чтива вышло на полтора часа

▪️Верстка. Рита Логинова и редакция рассказывают о «Z-поэтах», которые называют себя преемниками Ахматовой и обслуживают нужды госпропаганды / 30 минут

▪️Холод. Редакция рассказывает историю участника войны в Чечне, который самостоятельно боролся с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), и как реабилитация устроена в России / 19 минут

▪️Спектр. Марина-Майя Говзман съездила в Нижний Тагил в День России и поговорила с горожанами о происходящем в стране и мире / 17 минут

▪️Новая газета. Журналист Иван Жилин и фотограф Анастасия Цицинова встретились с очевидцами теракта в Буденновске, чтобы узнать, как работа правозащитников повлияла на исход захвата / 12 минут (видеоверсия материала)

▪️Нож. Ян Царахов рассказывает о том, как устроен бизнес наркокартелей с экономической точки зрения, и почему их сложно победить / 9 минут

▪️7x7. Редакция рассказывает о людях, чья жизнь изменилась благодаря образовательному проекту «Кружок», который недавно объявил о закрытии / 5 минут

📹 Юрий Дудь поговорил с оператором и режиссером Романом Костомаровым, который долго работал с документалистом Александром Расторгуевым. Если нет времени смотреть два часа, включите фрагменты, где: Костомаров выводит формулу великого кино и объясняет, как снимался фильм «Дикий пляж»

📹 Как устроена работа украинского военного корреспондента: на примере Анастасии Станко

The Fix поговорил с внештатной журналисткой «Громадське», которая раньше возглавляла редакцию, а с началом полномасштабного вторжения в Украину стала репортером, снимающим видео. До этого у Станко уже был опыт работы в зоне боевых действий: она освещала войну в Донбассе с 2014 года.

▪️Чем занимается военный корреспондент?

За последние полтора года Станко побывала в Бахмуте, Херсоне, Изюме, Купянске, Лимане.

Подготовка к выезду занимает у журналистки около недели. Она заранее планирует, кого и где будет снимать, где будет жить, кто ее встретит и как она попадет к героям. Рабочий день во время съемок начинается рано, в 4-5 утра. Ночевать приходится в убежищах: один раз Станко провела трое суток в подвале, чтобы не попасть под огонь.

Свои действия она координирует с военными, которые забирают журналистов из условленного места и привозят на позиции. Съемки идут весь день, а иногда и ночь, если есть освещение. После рабочего дня остается немного времени на поспать и постираться.

«Это очень напряженный период, когда работаешь по 10-12 часов. Но именно это мне и нравится в работе», — говорит журналистка.

▪️Что происходит после съемок?

Из каждой командировки Станко привозит примерно по три репортажа. Перед публикацией она показывает собранный материал представителям ВСУ, чтобы не выдать позиции военных. В 2016 году у Станко пытались забрать аккредитацию для работы в зоне АТО за распространение данных о дислокации объектов ВСУ.

«Перед публикацией мы проверяем, изменилось ли что-то в войсках. К сожалению, были случаи, когда, вернувшись с передовой, мы монтировали репортаж, а потом узнавали, что один из военных, с кем мы поговорили, уже погиб», — рассказывает Станко.

По словам Станко, больше всего времени уходит на общение с представителями пресс-службы ВСУ и расшифровку сюжетов. На видео длительностью 6,5 часов может уйти до двух-трех дней. Журналистка выполняет рутинную работу сама, чтобы в тексте не было неточностей.

Когда Станко работает из дома, она занимается бытовыми делами: готовит семье завтрак, 2-3 часа гуляет с двухлетним сыном, а после готовит обед. Затем приходят няня или с работы возвращается муж, и у Анастасии появляется время для своих проектов.

▪️Почему журналистка остается в профессии?

Станко вдохновляют люди, которых она встречает по работе, она называет их героями.

«Кирилл из Луганска сражается, несмотря на то, что с детства жил под оккупацией в течение восьми лет. Его могли бы сломать, но он остается человеком, который верит в свою страну, и не просто верит — он ее защищает», — приводит пример журналистка.

Во время прошедшего недавно Львовского медиафорума Анастасия подчеркнула, что украинские журналисты, помимо рассказа человеческих историй, фиксируют преступления, совершенными российскими военными, которыми позже занимаются следственные органы.

«Когда в 2014-15 годах меня называли военным корреспондентом, я думала: "Почему военный корреспондент? Война идет прямо тут. Что еще я должна снимать?"», — вспоминает она.

***
Чтобы освещать суровые реалии войны, у вас должны быть развита эмпатия и человечность, считает Станко. Мужество тоже важно, но его одного недостаточно: нужно иметь холодную голову и понимать пределы своих возможностей, поскольку всегда есть риск быть раненым или убитым.

Чтобы лучше понимать, как устроена работа журналиста на войне, The Fix рекомендует:

— Подкаст The War on the Rocks.
— Книгу The Life of War Correspondent Marie Colvin
— Фильм «20 дней в Мариуполе»

Источник: The Fix

📰 Дайджест. О чем рассказывали российские медиа 20 июня

Общее время чтения: 2 часа 18 минут (мощный вторник выдался, да)

▪️Важные истории. Редакция и журналисты-расследователи из еще 16 СМИ опубликовали «архив Ротенбергов» — утечку, которая рассказывает о том, как близкие к Путину олигархи укрывали свое имущество от санкций / 34 минуты

▪️Avtozak. Илья Азар поговорил с детьми политзаключенных — Владимира Кара-Мурзы, Дмитрия Скурихина и Марии Пономаренко — о том, как они переживают преследование родителей / 25 минут

▪️Нож. Владимир Веретенников вспоминает, как диктатор Бокасса из Центральной Африки потерял власть после массового убийства школьников в 1979 году / 19 минут

▪️Верстка. Редакция рассказывает, почему лидер «Вагнера» Евгений Пригожин пытается занять место «народного героя СВО», но Кремлю не нужны герои / 13 минут

▪️Черта. Анна Воробьева собрала истории людей, пропавших без вести на левом берегу Днепра после затопления Херсонской области / 12 минут

▪️Медиазона. Алла Константинова рассказывает, как Кыргызстан перестал быть безопасным местом для политических эмигрантов из России / 10 минут

▪️Новая-Европа. Елена Краснова рассказывает, чем закончились протесты шахтеров в Свердловской области и причем здесь война / 9 минут

▪️Такие дела. Журналистка Софья Коренева и фотограф Кристина Сырчикова рассказывают историю Михаила — жителя Камчатки, который 22 года не может выйти на улицу из-за отсутствия лифта в доме / 8 минут

▪️НеМосква. Редакция рассказывает, как сибирячка спасла мужа-заключенного от вербовки в ЧВК «Вагнер», помогла еще 30 семьям, но обрадовались этому не все / 8 минут

⛓ Разбор. Почему сотрудники американских колоний почти не несут ответственность за пытки осужденных (1/2)

Месяц назад издание The Marshall Project совместно с The New York Times опубликовало исследование: 90% сотрудников колоний в Нью-Йорке, которые когда-либо превышали полномочия над заключенными, не были уволены.

Что нового? Журналисты получили доступ к делам о дисциплинарных нарушениях за применение физической силы к осужденным или откровенные издевательства (например, групповое избиение или пытку голодом).

За последние 12 лет Нью-Йоркский департамент исправительных учреждений (это типа российского УФСИН) получил 5 642 жалоб на своих сотрудников. В 294 случаях сотрудников обвиняли в превышении полномочий или сокрытии нарушений — уволить удалось только 28 человек, остальные 266 остаются на работе.

И это, скорее всего, не полная картина насилия, поскольку заключенные боятся жаловаться на надзирателей.

В чем проблема? «Разрушенные зубы. Пробитые легкие. Сломанные кости» — на такой веселой ноте начинается материал.

Одного из сотрудников колонии пытались уволить за три разных нарушения в течение трех лет, но ничего не вышло. Другой сотрудник сломал дубинку после того, как 35 раз ударил ей заключенного — он тоже не уволен. Как и не уволены охранники, из-за которых повесился заключенный с ментальным заболеванием.

В десятках случаев, которые привели к серьезным травмам или смертям, Нью-Йоркский департамент исправительных учреждений даже не пытался привлечь своих сотрудников к ответственности.

В большинстве колоний охрана не носит нательные видеорегистраторы, что затрудняет доказательство применения насилия.

А еще в Нью-Йорке на двух заключенных приходится один надзиратель — это один из самых высоких показателей в США. И это при том, что в штате с 2010 года число заключенных сократилось почти наполовину, а два десятка колоний и вовсе закрылись.

Почему не увольняют нарушителей? Главная причина — договор, который власти Нью-Йорка подписали с профсоюзом сотрудников местной ФСИН в 1972 году.

Согласно документу, решение об увольнении сотрудника принимает внешний арбитр, нанятый профсоюзом и штатом. Отменить решение арбитража может только суд.

В делах о превышении полномочий арбитры выносят решения в пользу сотрудников в 75% случаев (на основе 120 дел). Они часто утверждают, что доказательств вины или недостаточно, или считают показания заключенных неубедительными.

Наиболее распространенный тип наказания для подозреваемых в превышении — трехмесячное отстранение от работы за свой счет. Но не увольнение.

Окей, даже если убрать пытки, а взять такие нарушения, как постоянные опоздания или употребление наркотиков на рабочем месте — за такие проступки сотрудников увольняли только в 7% случаев.

Вот вам наглядный пример, как это устроено.

Гарольд Скотт вступил в словесную перепалку с охранником из-за количества резинок на своих дредах. Когда офицер ударил его по лицу, заключенный ударил охранника в ответ. Затем последовало нападение «в стиле уличной банды»: охранники били руками и пинали заключенного с наручниками за спиной, говорится в материалах расследования. Скотт получил травмы, угрожающие жизни, в том числе пневмоторакс.

В рапортах сотрудники указали, что перестали применять силу после того, как заковали Скотта в наручники, а как заключенный получил травмы — они не знают. Профсоюз настаивал на том, что версии осужденного доверять нельзя.

Арбитраж пришел к выводу, что Скотта действительно избили сотрудники, но кто именно это сделал — установить нельзя. За сокрытие факта превышения полномочий охранников отстранили от работы на полгода, но ответственность за насилие не понес никто.

Скотту же за нападение на сотрудника дали несколько месяцев одиночной камеры. После избиения заключенный разговаривает шепотом и жалуется на боли в области груди. В декабре 2021 года он подал иск против избивших его надзирателей

#чужойопыт

⛓ Разбор. Почему сотрудники американских колоний почти не несут ответственность за пытки осужденных (2/2)

А с этим вообще можно что-то сделать? Демократы Нью-Йорка признают, что проблема контроля над исправительными учреждениями — «систематическая». Прошлые попытки расширить полномочия властей над сотрудниками не принесли особого успеха.

В 2018 году губернатор Нью-Йорка Эндрю Куомо предложил законопроект о наделении главы департамента исправительных учреждений полномочиями по увольнению сотрудников, но республиканцы не поддержали инициативу.

Через год чиновники штата предложили ввести арбитражные комиссии из трех человек для рассмотрения серьезных нарушений, но из-за начала пандемии систему не успели опробовать.

Не дожидаясь помощи от государства, заключенные подают иски против охранников. Журналисты The Marshall Project насчитали более 160 подобных процессов, общая сумма компенсаций по которым составила 18,5 млн долларов. Более 65 человек фигурировали сразу в нескольких исках.

Правда, такие иски сложно крупно выиграть из-за проблем с доказательствами: в 23 делах заключенные получали компенсацию в тысячу долларов или меньше.

Как правило, большинство осужденных не может оплатить адвокатские услуги, им приходится защищать себя самим. Победить в процессе из-за решетки — это «выдающийся подвиг», говорит одна из эксперток в материале.

Как журналисты готовили исследование? Редакция работала с двумя базами данных.

Одну из них журналисты получили после запроса в департамент исправительных учреждений Нью-Йорка. Власти прислали два pdf-файла с дисциплинарными делами с 2010 по 2022 год — 450 страниц таблиц. Правда, информацию в них пришлось собирать и чистить с помощью кода, а по сотням случаев с ошибками — дозадавать уточняющие вопросы департаменту.

Для анализа журналисты взяли дела, в которых утверждалось о физическом насилии над заключенными со стороны сотрудников службы безопасности, а также о фальсификациях и подлоге служебных документов.

«Мы включали любые случаи, которые сам департамент классифицировал как "жестокое обращение с заключенными", а также случаи, описание которых указывало на "чрезмерное", "ненужное", "неуместное", "несанкционированное" или "неоправданное" применение физической силы к заключенному», — отмечают расследователи в пояснительной записке.

Чтобы разобраться в тенденциях и рассказать истории людей, которые стоят за данными, журналисты провели десятки интервью. Они беседовали с чиновниками из системы исправительных учреждений, бывшими следователями, арбитрами, профсоюзными лидерами и адвокатами, а также с людьми, которые находятся или находились в заключении, и их семьями. В нескольких случаях расследователи изучили фото- и видеоматериалы, хотя зачастую их было трудно получить.

Вторая база данных — 13 тысяч страниц судебных документов в восьми pdf-файлах, опубликованных прокуратурой Нью-Йорка. Репортеры изучили каждую из них, распределяя по категориям. В итоге получилась большая электронная таблица с исками.

По каждому делу о жестоком обращении расследователи запрашивали материалы из судов штата и федеральных судов, чтобы изучить основные претензии и выводы.

Фактчекингом и проверкой баз данных занимались другие журналисты из редакции. После того, как основные выводы исследования были готовы, редакция составила финальный список вопросов для департамента исправительных учреждений.

Выглядит впечатляюще. А сколько времени ушло на работу? Два года

Источник: The Marshall Project

#чужойопыт

Ностальгия. 10 лет назад «Афиша» попросила журналистов придумать сюжеты для бестселлеров — и как этот проект вдохновил «Кинопоиск»

Я периодически провожу археологические раскопки российских медиа — наверно, из сожаления, что не успел поработать в более свободное время — и вспомнил про проект «Афиши Воздух», где редакция попросила Шурика Горбачева, Олесю Герасименко, Николая Кононова и других журналистов придумать идеи для нон-фикшн книг, которые потом оценили профессиональные издатели.

Тут я поворчу на концепцию материала «журналисты про журналистов для журналистов», но в относительно травоядном 2013 году такое веселье вроде еще окей.

Посмотрим, как спустя 10 лет эти задумки состарились воспринимаются сейчас:

▪️Олеся Герасименко, спецкор «Ъ». Книга о том, как разные социальные слои в России готовятся к «новой смуте». Крупный бизнес эмигрирует, кто-то строит бункеры на Алтае или Рублевке (аааа), а средний класс и люди с окраин покупают оружие или устраивают бойцовские клубы.

«Книга должна получиться мозаикой, срезом современного общества и вариантами ответов на вопрос "что делать?"»

Реакция издателей: социология страха интересна, апокалиптичность хорошо продается, но все зависит от текста.

Как мы видим, книга могла бы оказаться пророческой: только вместо бойцовских клубов появились ЧВК, а главный спец по бункерам — Владимир Путин.

▪️Александр Горбачев, шеф-редактор «Афиши» feat. Илья Зинин и Феликс Сандалов. Книга о малоизвестных российских рок-музыкантах, которые затерялись между «Кино» и Земфирой: «Соломенные еноты», «ПТВП» и Веня Дркин.

«В сущности, это биография несостоявшихся рок-звезд»

Реакция издателей: небольшим тиражом продать реально, задумка крутая.

И в 2014 году такая книга действительно вышла! В январе этого года она появилась в свободном доступе

▪️Николай Кононов, главред Hopes & Fears. Книга о слепых футболистах и их окружении.

«Мощная социальная история — я ее не собираюсь сравнивать с «Антоном тут рядом», но что-то похожее у них есть»

Реакция издателей: коммерческого потенциала нет, есть вопросы по этике, но может быть хороший репортаж

Задумка и правда странная, больше пригодная для документального кино. Вот, кстати, якутский режиссер Максим Арбугаев в 2019 году снял фильм про слепых футболистов, и он очень ок.

▪️Шура Буртин, корреспондент «Русского репортера». Книга о судьбах чеченских сепаратистов: Аслан Масхадов, Доку Умаров и их соратники.

«Пронзительные человеческие истории с плохим концом»

Реакция издателей: может зайти, но надо быть аккуратным.

Книги, насколько я знаю, не вышло, но в 2018 году Буртин описал историю современной Чечни через портретный очерк правозащитника Оюба Титиева.

▪️ Светлана Рейтер, спецкор Esquire. Книга о спекуляции новостями и инфоповодами и как этим пользуется государственная пропаганда.

Идея глубоко неоригинальная, но я подумала, что было бы здорово сделать книжку о том, какие новости появляются в дни событий, как они потом мимикрируют и изменяются

Реакция издателей: книга для друзей, задумка расплывчатая по структуре.

Книги нет, но сейчас Рейтер — одна из ведущих репортеров по теме информационной пропаганды: кто получает на нее гранты, зачем Кремль использует телеграм и как новости похерили репутацию «Яндекса». Можно собрать все и издать альманахом.

Внутри текста «Афиши» еще есть идеи Максима Семеляка, Екатерины Кронгауз, Льва Данилкина, Елены Ваниной и Михаила Казиника — можете глянуть сами.

Понятно, а при чем тут «Кинопоиск». В 2021 году сервис «Яндекса» повторил задумку, но с поправкой на кино — журналисты предлагали сценарии для фильмов.

В ролях почти все те же лица: Шура Буртин, Мари Давтян, Андрей Коняев и Леха Никонов предлагают, а Павел Костомаров (еще не смотрели Дудя?), Сергей Сельянов и Александр Роднянский — оценивают.

В общем, я хотел рассказать про то, как одна концепция оказалась крайне живучей спустя годы.

В 2029 году ждем журналистов на The Flow с идеями для музыкальных альбомов, которые оценят Александр Ситников, Константин Меладзе и Монеточка.

📰 Дайджест. О чем рассказывали российские медиа 22 июня

Время чтения: 1 час 31 минута

▪️Такие дела. Журналист Николай Жуков и фотограф Анна Кабисова на примере Северной Осетии объясняют значимость горизонтальных связей в обществе / 19 минут

▪️Афиша Daily. Яна Циноева два месяца разбиралась, как борьба VK и «Яндекса» за российскую музыку повлияла на индустрию / 17 минут

▪️Холод. Антон Мирский изучил сообщество «выживальщиков» и рассказал о том, как они готовятся биться за жизнь, когда наступит апокалипсис / 16 минут

▪️Черта. Редакция рассказывает, как живут дети, которые оказались никому не нужны после развода родителей / 11 минут

▪️Би-би-си. Ксения Чурманова узнала, как глава чеченского бойцовского клуба получил компании в оккупированной Донецкой области / 10 минут

▪️Верстка. Дарья Кучеренко рассказывает, как раненые российские военнослужащие судятся с госпиталями, чтобы получить непризывную категорию годности / 10 минут

▪️НеМосква. Редакция поговорила с 20-летней кемеровчанкой, которая уезжает из России из-за законов против ЛГБТК-людей / 8 минут

📰 Дайджест. О чем рассказывали российские медиа 23 июня (без Пригожина)

Время чтения: 1 час 2 минуты

▪️The Flow. Кирилл Бусаренко собрал портрет легенды российского рэп-андеграунда Бабангиды и попытался понять, куда он исчез / 13 минут

▪️Новая-Европа. Фариза Дударова рассказывает, как изменилась жизнь мигрантов в России в 2023 году и как это связано с обстрелами приграничных территорий / 10 минут

▪️Новая вкладка. Фотограф Ольга Скворцова восстанавливает историю затопленного села Лекма по архиву фотографий председателя колхоза и воспоминаниям жителей / 10 минут

▪️Такие дела. Редакция публикует отрывки из проекта «Что я знаю о папе» — об отцах, которых в жизни было меньше, чем того хотелось бы / 9 минут

▪️The Insider. Сергей Канев узнал, что Россия реанимирует шпионский центр на Кубе, когда закрытый Путиным / 8 минут

▪️7x7. Редакция рассказывает историю альтистки Анны Чагиной из Томска, которую преследуют по статье о повторной «дискредитации» армии РФ / 6 минут

▪️Сибирь.Реалии. Редакция рассказывает про то, кого хоронят на кладбище в Кемерове после начала войны / 6 минут