🗞 Дайджест. О чем писали русскоязычные медиа на этой неделе
Я вернулся! И в обновленном формате. Больше не будет постов с рубрикацией и 30 ссылками за раз. Я решил ограничить число материалов, но делать комментарии к наиболее понравившимся. Посмотрим, приживется ли
▪️Новая-Европа, Илья Азар. «Я всегда просчитываю, что я делаю»
О чем: История российского активиста Дмитрия Баграша, осуждённого почти на 5,5 лет в Германии по обвинению в попытке поджога дома, где жили сотрудники российских государственных СМИ
Время чтения: 50 минут
Очерк, в котором рассказывается, как некогда бизнесмен стал политическим активистом, в одиночку организовал антипутинский палаточный лагерь (кэмп) в Берлине, а потом попал под уголовное дело, где есть улики, но и нестыковки тоже.
Азар поговорил с другими эмигрантами, которые знают Баграша и с которыми он конфликтовал, адвокатами и даже с самим активистом — оказывается, в Германии можно говорить по телефону прямо из камеры изолятора.
Получился портрет человека, которому ты вроде сочувствуешь из-за его искренности и энтузиазма, но его поведение все равно отталиквает. Отчасти это и портрет современной политической эмиграции.
▪️Гласная, Вика Солькина. «Твоя мама нас бросила»
О чем: Как устроено родительство женщин, которые ушли из семьи и оставили детей
Время чтения: 30 минут
Истории трех женщин и одновременно трех несчастливых браков, после которых героини стали, так сказать, «мамами выходного дня».
У каждой из женщин были разные мотивы для такого решения — кто-то боялся не справиться с ребенком финансово, а кто-то просто устал и захотел пожить для себя.
Мне понравилась редактура материала: читается легко, нет перегруза цитатами. Легко могу представить его в формате монолога, и он совершенно ничего не потеряет — это комплимент про качество работы с текстом.
А еще посмотрите на стилистику подзаголовков: женщины в них — акторки действий, а не просто жертвы обстоятельств. Очень крутая, на мой взгляд, деталь.
Еще в тексте есть лаконичные комментарии консультантки по родительскому выгоранию и психолога.
Я считаю этот текст своего рода сиквелом ранее вышедшего на «Гласной» материала — про отцов, которые после развода воспитывают детей одни.
▪️Верстка, Иван Жадаев, Юлия Селихова. «Он не хотел на войну»
О чем: История студента из Чувашии, который почти вступил в ВСУ, но его вернули в Россию в рамках обмена пленными
Время чтения: 17 минут
Текст про то, как часто бывает «слепа» государственная система к людям — особенно не самым осознанным.
20-летний Алексей Герасимов перешел границу с Россией, чтобы воевать за Украину, но потом то ли передумал, то ли не захотел что-то делать без контракта на руках, поссорился с командованием и попал в украинскую миграционную тюрьму.
А в конце мая его как гражданское лицо вернули в Россию в рамках обмена пленными — прямо в руки ФСБ. Теперь у парня есть уголовка по террористической статье.
История Герасимова показывает, что иностранные добровольцы в украинской армии существуют в серой правовой зоне — крепких гарантий почти что нет.
Для идейных бойцов — это вроде бы не проблема, но эпизод с выдачей обратно России человека, который, кстати, так и не взял в руки оружие, все равно оказал деморализующий эффект, признаются другие россияне.
Минус у этого материала один: не все данные в нем поддаются проверке, поэтому местами придется верить на слово, но эти моменты помечены в тексте.
Что еще интересного выходило на этой неделе:
— Новая-Европа, Юлия Парамонова. Кто устраивает и ездит туры из России в Афганистан
— Би-би-си, Софья Вольянова. Почему в России не работает система помощи военным с ПТСР
— Новая газета, Иван Жилин. Как живет алтайское село, где на войну призвали каждого седьмого
— Люди Байкала, Анастасия Иванова. Как в Иркутской области работает госпрограмма «Вызов» — по ней подопечных детдомов возвращают в родные семьи
— Такие дела, Ирина Гильфанова. Портрет женщины-инспектора в уральском заповеднике «Денежкин камень»
Я вернулся! И в обновленном формате. Больше не будет постов с рубрикацией и 30 ссылками за раз. Я решил ограничить число материалов, но делать комментарии к наиболее понравившимся. Посмотрим, приживется ли
▪️Новая-Европа, Илья Азар. «Я всегда просчитываю, что я делаю»
О чем: История российского активиста Дмитрия Баграша, осуждённого почти на 5,5 лет в Германии по обвинению в попытке поджога дома, где жили сотрудники российских государственных СМИ
Время чтения: 50 минут
Очерк, в котором рассказывается, как некогда бизнесмен стал политическим активистом, в одиночку организовал антипутинский палаточный лагерь (кэмп) в Берлине, а потом попал под уголовное дело, где есть улики, но и нестыковки тоже.
Азар поговорил с другими эмигрантами, которые знают Баграша и с которыми он конфликтовал, адвокатами и даже с самим активистом — оказывается, в Германии можно говорить по телефону прямо из камеры изолятора.
Получился портрет человека, которому ты вроде сочувствуешь из-за его искренности и энтузиазма, но его поведение все равно отталиквает. Отчасти это и портрет современной политической эмиграции.
▪️Гласная, Вика Солькина. «Твоя мама нас бросила»
О чем: Как устроено родительство женщин, которые ушли из семьи и оставили детей
Время чтения: 30 минут
Истории трех женщин и одновременно трех несчастливых браков, после которых героини стали, так сказать, «мамами выходного дня».
У каждой из женщин были разные мотивы для такого решения — кто-то боялся не справиться с ребенком финансово, а кто-то просто устал и захотел пожить для себя.
Мне понравилась редактура материала: читается легко, нет перегруза цитатами. Легко могу представить его в формате монолога, и он совершенно ничего не потеряет — это комплимент про качество работы с текстом.
А еще посмотрите на стилистику подзаголовков: женщины в них — акторки действий, а не просто жертвы обстоятельств. Очень крутая, на мой взгляд, деталь.
Еще в тексте есть лаконичные комментарии консультантки по родительскому выгоранию и психолога.
Я считаю этот текст своего рода сиквелом ранее вышедшего на «Гласной» материала — про отцов, которые после развода воспитывают детей одни.
▪️Верстка, Иван Жадаев, Юлия Селихова. «Он не хотел на войну»
О чем: История студента из Чувашии, который почти вступил в ВСУ, но его вернули в Россию в рамках обмена пленными
Время чтения: 17 минут
Текст про то, как часто бывает «слепа» государственная система к людям — особенно не самым осознанным.
20-летний Алексей Герасимов перешел границу с Россией, чтобы воевать за Украину, но потом то ли передумал, то ли не захотел что-то делать без контракта на руках, поссорился с командованием и попал в украинскую миграционную тюрьму.
А в конце мая его как гражданское лицо вернули в Россию в рамках обмена пленными — прямо в руки ФСБ. Теперь у парня есть уголовка по террористической статье.
История Герасимова показывает, что иностранные добровольцы в украинской армии существуют в серой правовой зоне — крепких гарантий почти что нет.
Для идейных бойцов — это вроде бы не проблема, но эпизод с выдачей обратно России человека, который, кстати, так и не взял в руки оружие, все равно оказал деморализующий эффект, признаются другие россияне.
Минус у этого материала один: не все данные в нем поддаются проверке, поэтому местами придется верить на слово, но эти моменты помечены в тексте.
Что еще интересного выходило на этой неделе:
— Новая-Европа, Юлия Парамонова. Кто устраивает и ездит туры из России в Афганистан
— Би-би-си, Софья Вольянова. Почему в России не работает система помощи военным с ПТСР
— Новая газета, Иван Жилин. Как живет алтайское село, где на войну призвали каждого седьмого
— Люди Байкала, Анастасия Иванова. Как в Иркутской области работает госпрограмма «Вызов» — по ней подопечных детдомов возвращают в родные семьи
— Такие дела, Ирина Гильфанова. Портрет женщины-инспектора в уральском заповеднике «Денежкин камень»
❤8👍5🔥4
Поговорим об этике, стандартах и прозрачности
На прошлой неделе у Insider вышло расследование о том, как школьников привлекают к сборке беспилотников.
Материал любопытный, подумал я, и мне стало интересно, а как авторы работали над ним.
Журналистка из Беларуси Татьяна Ашуркевич пришла в передачу «Прослушка» Андрея Захарова, в которой расследователи и репортеры рассказывают о своих работах — и ее комментарий меня просто поразил.
Дело вот в этой цитате (полная цитата под катом, таймкод на видео тут):
Еще Ашуркевич рассказывала, как она под видом других людей, лояльных Кремлю, разговаривала уже со взрослыми.
Андрей спросил: был ли это единственный способ добыть информацию, и как ты оцениваешь свой метод с точки зрения этики?
Теперь взглянем на вторую цитату:
Я не готов рассуждать, насколько уместно оправдывать такие методы работы реалиями, которые установились в Беларуси после 2020 года — у нас текст про Россию и ее реалии, напомню.
Просто возникает два вопроса:
1. Все-таки это был единственный возможный способ добыть информацию? Без «мне кажется» — просто «да, другие не сработали» или «нет, нам просто так было удобно». И если да, то как была тогда устроена редактура и верификация этих сведений?
2. Предупреждена ли аудитория издания, что информация была добыта не самым честным способом?
Ответ на второй вопрос можно получить, если открыть само расследование. В начале материала нет какого-либо предупреждения для читателей, которое обычно ставят в таких случаях.
О том, что журналистка представлялась кем-то другим можно понять лишь по ходу чтения:
То, как были опрошены дети, подается лаконично: «The Insider связался с тремя финалистами заключительного этапа «Больших вызовов» (их имена изменены в тексте) от лица государственной газеты».
Этого объяснения достаточно? На мой взгляд, нет.
Немного не в тему, но напомню: в 2017 году журналистке «Медузы» Саше Сулим пришлось заплатить убийце Михаилу Попкову, чтобы он согласился на интервью.
Редакция дала три абзаца перед самой беседой, в которых объяснила, почему они пошли на это и какие журналистские принципы пришлось нарушить.
Всё, вопросов у меня как у читателя нет. Я предупрежден и могу сам решить, верю ли я Попкову. У меня нет чувства, что меня пытаются напарить.
Продолжение ниже ⬇️
На прошлой неделе у Insider вышло расследование о том, как школьников привлекают к сборке беспилотников.
Материал любопытный, подумал я, и мне стало интересно, а как авторы работали над ним.
Журналистка из Беларуси Татьяна Ашуркевич пришла в передачу «Прослушка» Андрея Захарова, в которой расследователи и репортеры рассказывают о своих работах — и ее комментарий меня просто поразил.
Дело вот в этой цитате (полная цитата под катом, таймкод на видео тут):
«Я очень переживала из-за звонков, я думала, что все откажутся говорить, но с детьми получилось все отлично. Если они в начале переживали, затем они стали раскрываться.
Я звонила им как государственная журналистка, журналистка газеты «Звезда», поменяла аватарку в телеграме на «Звезду», так что это сработало.
Я сказала, что я пишу текст о том, как молодежь помогает фронту, вы такие талантливые, и хотелось бы узнать, если среди вас кто-то, кто вот это делает.
И потом они раскрылись. Мне пришлось сказать, что я не буду указывать это в тексте, мне это просто для своего понимания, чтобы я передала редактору.
И здесь такой моральный аспект, что я не очень себя чувствовала, естественно, потому что это дети.
<...>
Мне было немного не по себе, но я понимала, что это единственный способ узнать какую-то информацию, и это сработало.
Еще Ашуркевич рассказывала, как она под видом других людей, лояльных Кремлю, разговаривала уже со взрослыми.
Андрей спросил: был ли это единственный способ добыть информацию, и как ты оцениваешь свой метод с точки зрения этики?
Теперь взглянем на вторую цитату:
«Я в принципе следила во время разговора, чтобы не хармить именно детей. Мне кажется, что это единственный способ. <...>
Я не претендую на 100% правоту, но мне кажется, что сейчас мы находимся уже в той ситуации, когда получать подобную информацию, ну, можно только оригинальными способами. <...>
Мне кажется, что информацию, которую они рассказали, это информация действительно огромной общественной важности для того, чтобы хотя бы, не знаю, западные страны обратили внимание на то, что вообще себе позволяет Россия. <...>
Мне кажется, что я сделала, что могла, и я бы не получила это другим способом. Просто из моего опыта работы после 20-го года в Беларуси, это просто, да, это просто невозможно.
Я не готов рассуждать, насколько уместно оправдывать такие методы работы реалиями, которые установились в Беларуси после 2020 года — у нас текст про Россию и ее реалии, напомню.
Просто возникает два вопроса:
1. Все-таки это был единственный возможный способ добыть информацию? Без «мне кажется» — просто «да, другие не сработали» или «нет, нам просто так было удобно». И если да, то как была тогда устроена редактура и верификация этих сведений?
2. Предупреждена ли аудитория издания, что информация была добыта не самым честным способом?
Ответ на второй вопрос можно получить, если открыть само расследование. В начале материала нет какого-либо предупреждения для читателей, которое обычно ставят в таких случаях.
О том, что журналистка представлялась кем-то другим можно понять лишь по ходу чтения:
«Федосеев, поговоривший с корреспондентом The Insider, думая, что общается с методисткой АСИ», «корреспондентка The Insider позвонила министру под видом методистки», «поговорила корреспондент The Insider, представившись сотрудницей Движения первых»
То, как были опрошены дети, подается лаконично: «The Insider связался с тремя финалистами заключительного этапа «Больших вызовов» (их имена изменены в тексте) от лица государственной газеты».
Этого объяснения достаточно? На мой взгляд, нет.
Немного не в тему, но напомню: в 2017 году журналистке «Медузы» Саше Сулим пришлось заплатить убийце Михаилу Попкову, чтобы он согласился на интервью.
Редакция дала три абзаца перед самой беседой, в которых объяснила, почему они пошли на это и какие журналистские принципы пришлось нарушить.
Всё, вопросов у меня как у читателя нет. Я предупрежден и могу сам решить, верю ли я Попкову. У меня нет чувства, что меня пытаются напарить.
Продолжение ниже ⬇️
❤9👍6🔥6
🔽 Продолжение
В 2022 году Сеть журналистов-расследователей (GIJN) выпустила памятку об этических сложностях, если репортер работает «под прикрытием» (undercover reporting).
Вот какие рекомендации дает Бен Шапиро из Columbia Journalism School — о том, что должна сделать редакция, если ей пришлось пойти на обман собеседников при сборе информации:
А редакция GIJN добавляет: «В вашем финальном материале важно компенсировать это исключительной, даже радикальной, прозрачностью перед читателями или аудиторией».
Давайте посмотрим, как западные редакции комментируют свои решения работать «под прикрытием».
В 2017 году репортер Mother Jones Шэйн Бауэр получил National Magazine Award (что это?) за репортаж о том, как он четыре месяца работал охранником в частной тюрьме. Главред Клара Джеффри написала отдельную колонку о том, почему они решили пойти на это.
Репортаж Бауэра привел к том, что Минюст США закрыл частные тюрьмы как институцию. Эффект материала, на мой взгляд, полностью оправдал этические нарушения, которые были допущены при его создании, хотя некоторые вопросы все же есть.
Колумнистка Барбара Эренрайх в 2001 году выпустила книгу Nickel and Dimed — о том, как американская реформа социального обеспечения в конце 1990-х повлияла на жизнь бедных.
Эренрайх устраивалась на низкооплачиваемые работы, чтобы разобраться, реально ли прожить в США на минимальную зарплату с ресурсами, которые доступны бедным.
«Чтобы облегчить чувство вины за обман, я всегда "признавалась" самым близким коллегам перед уходом с работы. Они реагировали на это на удивление спокойно», — писала она в 2006-м.
Сама Эренрайх упоминала другую книгу, которую написал журналист под прикрытием — Lowest of the Low Гюнтера Вальрафа, который два года работал в ФРГ, представляясь эмигрантом из Турции.
Я не уверен, что опыт, который получили Эренрайх и Уолрофф, можно получить, представляясь журналистом. Они кучу месяцев вели наблюдение, и это позже привело к дискуссии о положении уязвимых слоев населения.
К сожалению, в российских редакциях привычка объясняться перед читателем — все еще редкость.
Даже в известном репортаже Елены Костюченко про устройство психоневрологических интернатов, который произвел мощный эффект, была скупая ремарка:
«Новая газета» благодарит проект ОНФ «Регион заботы» и лично Нюту Федермессер за помощь в организации доступа наших корреспондентов в это и другие учреждения.
А как кто они были, думайте уже сами. Да, возможно, это не столь важно, общественный интерес к теме действительно превалирует, но напишите чуть-чуть поподробнее, почему вы решили так сделать — и все, ноль вопросов.
Алексей Навальный мог позвонить сотруднику ФСБ и представиться кем угодно, потому что он политик, у него другие цели, даже если итоговый результат похож на журналистский. А с журналистов, простите, спрос вообще-то больше. По крайней мере я в это верю.
Не согласиться и поспорить со мной можно в комментариях
В 2022 году Сеть журналистов-расследователей (GIJN) выпустила памятку об этических сложностях, если репортер работает «под прикрытием» (undercover reporting).
Вот какие рекомендации дает Бен Шапиро из Columbia Journalism School — о том, что должна сделать редакция, если ей пришлось пойти на обман собеседников при сборе информации:
«Полностью объясните своё решение работать под прикрытием и использованные вами методы».
А редакция GIJN добавляет: «В вашем финальном материале важно компенсировать это исключительной, даже радикальной, прозрачностью перед читателями или аудиторией».
Давайте посмотрим, как западные редакции комментируют свои решения работать «под прикрытием».
В 2017 году репортер Mother Jones Шэйн Бауэр получил National Magazine Award (что это?) за репортаж о том, как он четыре месяца работал охранником в частной тюрьме. Главред Клара Джеффри написала отдельную колонку о том, почему они решили пойти на это.
Репортаж Бауэра привел к том, что Минюст США закрыл частные тюрьмы как институцию. Эффект материала, на мой взгляд, полностью оправдал этические нарушения, которые были допущены при его создании, хотя некоторые вопросы все же есть.
Колумнистка Барбара Эренрайх в 2001 году выпустила книгу Nickel and Dimed — о том, как американская реформа социального обеспечения в конце 1990-х повлияла на жизнь бедных.
Эренрайх устраивалась на низкооплачиваемые работы, чтобы разобраться, реально ли прожить в США на минимальную зарплату с ресурсами, которые доступны бедным.
«Чтобы облегчить чувство вины за обман, я всегда "признавалась" самым близким коллегам перед уходом с работы. Они реагировали на это на удивление спокойно», — писала она в 2006-м.
Сама Эренрайх упоминала другую книгу, которую написал журналист под прикрытием — Lowest of the Low Гюнтера Вальрафа, который два года работал в ФРГ, представляясь эмигрантом из Турции.
Я не уверен, что опыт, который получили Эренрайх и Уолрофф, можно получить, представляясь журналистом. Они кучу месяцев вели наблюдение, и это позже привело к дискуссии о положении уязвимых слоев населения.
К сожалению, в российских редакциях привычка объясняться перед читателем — все еще редкость.
Даже в известном репортаже Елены Костюченко про устройство психоневрологических интернатов, который произвел мощный эффект, была скупая ремарка:
«Новая газета» благодарит проект ОНФ «Регион заботы» и лично Нюту Федермессер за помощь в организации доступа наших корреспондентов в это и другие учреждения.
А как кто они были, думайте уже сами. Да, возможно, это не столь важно, общественный интерес к теме действительно превалирует, но напишите чуть-чуть поподробнее, почему вы решили так сделать — и все, ноль вопросов.
Алексей Навальный мог позвонить сотруднику ФСБ и представиться кем угодно, потому что он политик, у него другие цели, даже если итоговый результат похож на журналистский. А с журналистов, простите, спрос вообще-то больше. По крайней мере я в это верю.
Не согласиться и поспорить со мной можно в комментариях
❤19👍6🤝6🔥3💯2