Поздравление, вложенное в дневник школьника 1958 года

Список покупок 1890–1900-х годов, написанный рукой жены (Марии Васильевны) петербургского банковского служащего Василия Васильевича Журавлёва.

Макарон (средних) – 10 ф.
Мыла 2 бруса по 5 ф Жукова голубое
Риса немецкого 5 ф
Соды крист[аллической] 5 ф
Соли поваренной пермской 5 ф
Русско-швейцарского сыра 2 ф
2 ф брусничного варенья
2 ф лимонного варенья
2 ф черной смородины варенья
Плитку шоколада для варки в 25 или 35 коп
2 ф любской колбасы 2ой сорт
5 шт лимонов
Бутылку уксусной эссенции Келлер и Ко
1 ф кофе в 50 к и 1 ф цикорий
10 ф крупного сахара
20 ф мелкого толченого

В архиве «Прожито» хранятся материалы Надежды Ивановны Бархатовой, проживавшей в с. Патруши и учившейся в Свердловской области на живописца.

Симптоматичный для 1990-х документ из ее фонда – тетрадь, в которой записаны различные приметы, заговоры, рецепты и т. д. Особый её раздел – «денежные наговоры», в который помещен один «рецепт» благополучия, связанный с Рождеством.

Под Рождество пошлите на церковь деньги, любую сумму (хотя бы 30 руб.). У вас будут «родиться» деньги из ничего

Один из дневников, хранящихся «Прожито», – дневник В. Р. 2001 года. В тетради отмечены маршруты прогулок по Санкт-Петербургу начала нового века, описаны впечатления о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, пересказаны семейные и приятельские беседы. Эта запись, например, – рассуждение автора о Петербурге, вдохновленное прочтением автобиографии Ингмара Бергмана «Laterna Magica».

Люблю Питер. Он принял на себя многое, нельзя его просто «преодолевать». Нужно по-бергмановски «снять». Может быть, Питер – холодный цветок, но из него капает настоящая кровь.

Запись от 3 декабря 2001 года.

📷 На фото: рисунок автора, иллюстрирующий запись

Филолог Ирина Савкина, составившая сборник дневников подростков оттепели, вновь рассказывает об одном из выбранных наугад дневников.

В рубрике «Случайный дневник» на этот раз дневник (точнее – выдержки из него за 1927–1929 годы) Алексея Васильевича Гаврилова – тридцатилетнего милиционера, дежурившего на спектаклях в Московском Художественном театре. Об авторе дневника практически ничего не известно, публикаторы высказывают лишь догадку, что присутствие Гаврилова в театре было вызвано тем, что спектакли часто посещали И. В. Сталин и другие высокопоставленные лица.

Дневник Алексея Гаврилова – образец дневникового текста, особенно любимого исследователями: это записи наблюдательного очевидца, который мало пишет о себе, зато чрезвычайно внимателен к деталям и подробностям окружающей жизни. А «окружает» Гаврилова великий театр, в который он искренне и глубоко влюблен. Он проводит в театре весь день, смотрит все идущие там спектакли («Дни Турбиных» М. А. Булгакова посмотрел за два сезона 167 раз!), беседует с К. С. Станиславским, М. А. Булгаковым, В. И. Качаловым, наблюдает жизнь работников театра («артели»), записывает театральные байки, анекдоты и разговоры зрителей («Одна зрительница спросила: «Где у нас места? на верх? на низ? на где?»).

Гаврилов комментирует игру актеров и фиксирует малейшие изменения в декорациях или использовании реквизита в той или иной сцене. Особенно внимателен он к своей любимой пьесе «Дни Турбиных». По дневнику можно подробнейшим образом проследить, в частности, историю восприятия публикой спектакля, который постоянно находился под угрозой запрета. Автор дневника измеряет силу реакции зрителей «в истериках»:

В сезон 1926–27 гг., когда «Дни Турбиных» шли 1-й сезон, на каждом спектакле были случаи истерии, иногда сразу по несколько. А в сезон 1927–28 гг. истерии уже были редки, 3 или 4 случая. Причем один раз была истерика с дамой пудов на 9 весом, сидевшей в середине партера. Пять человек с трудом извлекли ее из зала и вытащили в фойе.

Судя по языку дневника и по характеру комментариев к спектаклям, Гаврилов был человеком образованным и начитанным, в чем-то «старорежимным». Его раздражали новые зрители, отказывающиеся снимать в театре шапки, опаздывавшие к началу – словом, похожие на героев рассказа М. М. Зощенко «Аристократка». Жаль, что ничего не известно о прошлом и будущем автора, его личной жизни. Зато свой «роман» с театром он описал с таким вниманием к самым незначительным деталям, которые замечает только по-настоящему влюбленный.

Судьба заносила ленинградского фотографа и журналиста Николая Боброва в самые разные и далекие места. После расстрела отца, служившего на Балтийском флоте, семья много переезжала: из Кронштадта в Таллинн, потом в эвакуацию, затем, в поисках лучшей жизни, в Алма-Ату. Отучился по специальности «горный инженер-геолог», уехал работать на золотой прииск, но выбрал творческий путь, занявшись сначала любительской, а затем и профессиональной фотографией. Архив Боброва – прежде всего уникальное собрание фотодокументов о повседневной жизни Чукотки в течение нескольких десятилетий – с 1960-х до середины 1980-х годов.

К 90-летию Николая Боброва Архив ЕУСПб, где хранятся его записные книжки и фотоматериалы, подготовил онлайн-выставку, рассказывающую о жизни и профессиональном пути фотографа.

Вчера, 18 января, на 95-м году жизни скончался основатель Европейского университета в Санкт-Петербурге, его почетный ректор Борис Максимович Фирсов.

Его жизненный и научный путь был удивительно насыщенным: руководитель Ленинградской студии телевидения, доктор философских наук, один из основателей петербургского филиала Института социологии АН СССР, выдающийся социолог, автор более 200 научных работ по теории и методологии современной социологии, истории советской социологии, по вопросам изучения общественного сознания, процессов массовой коммуникации. Среди последних крупных работ Бориса Максимовича Фирсова – монографии «Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы. История, теория и практики», «История советской социологии: 1950–1980-е годы».

Нам хотелось бы напомнить слова Бориса Максимовича, сказанные в 2016 году по случаю открытия Архива ЕУСПб:

Я хотел бы сказать всем создателям архива и всем фондообразователям – вы себе не представляете, ЧТО вы сделали. Потому, что архив с таким глубоким, истинно человеческим содержанием, выпущен на волю… Тут есть две степени свободы: одна, когда всё приносят сюда и надеются, что какие-то жизненные тайны и секреты здесь будут вечно сохраняться, нет. Охраняться – ради памяти тех людей, которые это все сделали. А есть ещё вторая, максималистская степень свободы – это плавание, так сказать, в Мире. <…>
Одним будет интересно смотреть, другим будет интересно отдавать, участвовать в этом. Поэтому это будет такое перманентное строительство, и у этого небоскреба должно быть очень много этажей…

В эти скорбные дни важно, чтобы «перманентное строительство» продолжалось также и в память о Борисе Максимовиче.