Мама вышла. Тётя закрыла баул, подошла к столу, на котором горели две свечки, и обе их потушила, а потом подошла к англичанке и тихо её обняла. Они минуту стояли молча, и вдруг по комнате понеслись какие-то прекрасные и до сей поры никому из нас не знакомые звуки. То, что я принял за ручную аптечку, была концертина, в её тогдашней примитивной форме, но звуки её были полны и гармоничны, и под их аккомпанемент Гильдегарда и тётя запели тихую песнь — англичанка пела густым контральто, а тётя Полли высоким фальцетом.
Они пели «cantique» {Гимн, песнопение — франц.} на текст «Приходящего ко мне не изгоню вон» (Иоанна VI, 37), и слова их песни перед звёздами (в русском переводе) были таковы:
Таков как есть, — во имя крови,
За нас пролитой на кресте,
За верой, зреньем и прощеньем,
Христос, я прихожу к тебе.
Я был поражён и тихой гармонией этих стройных звуков, так неожиданно наполнивших дом наш, а простой смысл дружественных слов песни пленил моё понимание. Я почувствовал необыкновенно полную радость оттого, что всякий человек сейчас же, «таков как есть», может вступить в настроение, для которого нет расторгающего значения времени и пространства. И мне казалось, что как будто, когда они тронулись к Нему «за верой, зреньем и прощеньем», и Он тоже шёл к ним навстречу, Он подавал им то, что делает иго Его благим и бремя Его лёгким...
О, какая это была минута! я уткнулся лицом в спинку мягкого кресла и плакал впервые слезами неведомого мне до сей поры счастья, и это довело меня до такого возбуждения, что мне казалось, будто комната наполняется удивительным тихим светом, и свет этот плывёт сюда прямо со звёзд, пролетает в окно, у которого поют две пожилые женщины, и затем озаряет внутри меня моё сердце, а в то же время все мы — и голодные мужики и вся земля — несёмся куда-то навстречу мирам...
О, если бы за все скорби жизни земной ещё раз получить такую минуту при уходе из тела!
Этот вечер, который я вспоминаю теперь, когда голова моя значительно укрыта снегом житейской зимы, кажется, имел для меня значение на всю мою жизнь.
Николай Семенович Лесков, "Юдоль", 1892 год.
#Лесков #Россия #цитаты
Они пели «cantique» {Гимн, песнопение — франц.} на текст «Приходящего ко мне не изгоню вон» (Иоанна VI, 37), и слова их песни перед звёздами (в русском переводе) были таковы:
Таков как есть, — во имя крови,
За нас пролитой на кресте,
За верой, зреньем и прощеньем,
Христос, я прихожу к тебе.
Я был поражён и тихой гармонией этих стройных звуков, так неожиданно наполнивших дом наш, а простой смысл дружественных слов песни пленил моё понимание. Я почувствовал необыкновенно полную радость оттого, что всякий человек сейчас же, «таков как есть», может вступить в настроение, для которого нет расторгающего значения времени и пространства. И мне казалось, что как будто, когда они тронулись к Нему «за верой, зреньем и прощеньем», и Он тоже шёл к ним навстречу, Он подавал им то, что делает иго Его благим и бремя Его лёгким...
О, какая это была минута! я уткнулся лицом в спинку мягкого кресла и плакал впервые слезами неведомого мне до сей поры счастья, и это довело меня до такого возбуждения, что мне казалось, будто комната наполняется удивительным тихим светом, и свет этот плывёт сюда прямо со звёзд, пролетает в окно, у которого поют две пожилые женщины, и затем озаряет внутри меня моё сердце, а в то же время все мы — и голодные мужики и вся земля — несёмся куда-то навстречу мирам...
О, если бы за все скорби жизни земной ещё раз получить такую минуту при уходе из тела!
Этот вечер, который я вспоминаю теперь, когда голова моя значительно укрыта снегом житейской зимы, кажется, имел для меня значение на всю мою жизнь.
Николай Семенович Лесков, "Юдоль", 1892 год.
#Лесков #Россия #цитаты
Я отдал литературе всю жизнь и предал ей всё, что мог получить приятного в этой жизни, а потому я не в силах трактовать о ней с точки зрения поставщичьей. По мне пусть наши журналы хоть вовсе не выходят, но пусть не печатают того, что портит ясность понятий. Я не то что не понимаю современного положения печати, а я его знаю, понимаю, но не хочу им стеснять себя в том, что для меня всего дороже: я не должен "соблазнить" ни одного из меньших меня и должен не прятать под стол, а нести на виду до могилы тот светоч разумения, который дан мне Тем, перед очами Которого я себя чувствую и непреложно верю, что я от Него пришёл и к Нему опять уйду. Не дивитесь этому, что я так говорю, и не смейтесь: я верую так, как говорю, и этой верою жив я и крепок во всех утеснениях. Из этого я не уступлю никому и ничего, и лгать не стану и дурное назову дурным кому угодно.
Николай Семёнович Лесков, из письма А.С. Суворину, 1884 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Николай Семёнович Лесков, из письма А.С. Суворину, 1884 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Тоже помню, раз летом в Киев наехало из Орловской губернии одно знакомое мне дворянское семейство, состоявшее из матери, очень доброй пожилой женщины, и шести взрослых дочерей, которые все были недурны собою, изрядно по-тогдашнему воспитаны и имели состояньице, но ни одна из них не выходила замуж. Матери их это обстоятельство было неприятно и представлялось верхом возмутительнейшей несправедливости со стороны всей мужской половины человеческого рода. Она сделала по этому случаю такой обобщающий вывод, что "все мужчины подлецы — обедать обедают, а жениться не женятся".
Высказавшись мне об этом со всею откровенностью, она добавила, что приехала в Киев специально с тою целию, чтобы помолиться "насчёт судьбы" дочерей и вопросить о ней жившего тогда в Китаевой пустыне старца, который бог весть почему слыл за прозорливца и пророка. {Это никак не должно быть относимо к превосходному старцу Парфению, который жил в Голосееве. (Прим. автора.)}
Патриархальное орловское семейство расположилось в нескольких номерах в лаврской гостинице, где я получил обязанность их навещать, а главная услуга, которой от меня требовала землячка, заключалась в том, чтобы я сопутствовал им в Китаев, где она пылала нетерпением увидать прозорливца и вопросить его "о судьбе".
От этого я никак не мог отказаться, хотя, признаться, не имел никакой охоты беспокоить мудрёного анахорета, о прозорливости которого слыхал только, что он на приветствие: "здравствуйте, батюшка", — всегда, или в большинстве случаев, отвечал: "здравствуй, окаянный!"
— Стоит ли, — говорю, — для этого его, божьего старичка, беспокоить?
Но мои дамы встосковались:
— Как же это можно, — говорят, — так рассуждать? Разве это не грех такого случая лишиться? Вы тут всё по-новому — сомневаетесь, а мы просто верим и, признаться, затем только больше сюда и ехали, чтобы его спросить. Молиться-то мы и дома могли бы, потому у нас и у самих есть святыня: во Мценске — Николай-угодник, а в Орле в женском монастыре — Божия матерь прославилась, а нам провидящего старца-то о судьбе спросить дорого — что он нам скажет?
— Скажет, — говорю, — "здравствуйте, окаянные!"
— Что же такое, а может быть, — отвечают, — он для нас и ещё что-нибудь прибавит?
"Что же, — думаю, — и впрямь, может быть, и "прибавит"".
И они не ошиблись: он им кое-что прибавил. Поехали мы в густые голосеевские и китаевские леса, с самоваром, с сушёными карасями, арбузами и со всякой иной провизией; отдохнули, помолились в храмах и пошли искать прозорливца.
Но в Китаеве его не нашли: сказали нам, что он побрёл лесом к Голосееву, где о ту пору жил в летнее время митрополит.
Шли мы, шли, отбирая языков у всякого встречного, и, наконец, попали в какой-то садик, где нам указано было искать провидца.
Нашли, и сразу все мои дамы ему в ноги и запищали:
— Здравствуйте, батюшка!
— Здравствуйте, окаянные, — ответил старец.
Дамы немножко опешили; но мать, видя, что старец повернул от них и удаляется, подвигнулась отвагою и завопила ему вслед:
— А ещё-то хоть что-нибудь, батюшка, скажите!
— Ладно, — говорит, — прощайте, окаянные!
И с этим он нас оставил, а вместо него тихо из-за кусточка показался другой старец — небольшой, но ласковый, и говорит:
— Чего, дурочки, ходите? Э-эх, глупые, глупые — ступайте в своё место, — и тоже сам ушёл.
— Кто этот, что второй-то с нами говорил? — спрашивали меня дамы.
— А это, — говорю, — митрополит.
— Не может быть!
— Нет, именно он.
— Ах, боже!.. вот счастья-то сподобились! будем рассказывать всем, кто в Орле, — не поверят! И как, голубчик, ласков-то!
— Да ведь он наш, орловский, — говорю.
— Ах, так он, верно, нас по разговору-то заметил и обласкал.
И ну плакать от полноты счастия...
Этот старец действительно был сам митрополит, который в сделанной моим попутчицам оценке, по моему убеждению, оказал гораздо более прозорливости, чем первый провидец. "Окаянными" моих добрых и наивных землячек назвать было не за что, но глупыми — весьма можно.
Николай Семёнович Лесков, "Владычный суд", 1877 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Высказавшись мне об этом со всею откровенностью, она добавила, что приехала в Киев специально с тою целию, чтобы помолиться "насчёт судьбы" дочерей и вопросить о ней жившего тогда в Китаевой пустыне старца, который бог весть почему слыл за прозорливца и пророка. {Это никак не должно быть относимо к превосходному старцу Парфению, который жил в Голосееве. (Прим. автора.)}
Патриархальное орловское семейство расположилось в нескольких номерах в лаврской гостинице, где я получил обязанность их навещать, а главная услуга, которой от меня требовала землячка, заключалась в том, чтобы я сопутствовал им в Китаев, где она пылала нетерпением увидать прозорливца и вопросить его "о судьбе".
От этого я никак не мог отказаться, хотя, признаться, не имел никакой охоты беспокоить мудрёного анахорета, о прозорливости которого слыхал только, что он на приветствие: "здравствуйте, батюшка", — всегда, или в большинстве случаев, отвечал: "здравствуй, окаянный!"
— Стоит ли, — говорю, — для этого его, божьего старичка, беспокоить?
Но мои дамы встосковались:
— Как же это можно, — говорят, — так рассуждать? Разве это не грех такого случая лишиться? Вы тут всё по-новому — сомневаетесь, а мы просто верим и, признаться, затем только больше сюда и ехали, чтобы его спросить. Молиться-то мы и дома могли бы, потому у нас и у самих есть святыня: во Мценске — Николай-угодник, а в Орле в женском монастыре — Божия матерь прославилась, а нам провидящего старца-то о судьбе спросить дорого — что он нам скажет?
— Скажет, — говорю, — "здравствуйте, окаянные!"
— Что же такое, а может быть, — отвечают, — он для нас и ещё что-нибудь прибавит?
"Что же, — думаю, — и впрямь, может быть, и "прибавит"".
И они не ошиблись: он им кое-что прибавил. Поехали мы в густые голосеевские и китаевские леса, с самоваром, с сушёными карасями, арбузами и со всякой иной провизией; отдохнули, помолились в храмах и пошли искать прозорливца.
Но в Китаеве его не нашли: сказали нам, что он побрёл лесом к Голосееву, где о ту пору жил в летнее время митрополит.
Шли мы, шли, отбирая языков у всякого встречного, и, наконец, попали в какой-то садик, где нам указано было искать провидца.
Нашли, и сразу все мои дамы ему в ноги и запищали:
— Здравствуйте, батюшка!
— Здравствуйте, окаянные, — ответил старец.
Дамы немножко опешили; но мать, видя, что старец повернул от них и удаляется, подвигнулась отвагою и завопила ему вслед:
— А ещё-то хоть что-нибудь, батюшка, скажите!
— Ладно, — говорит, — прощайте, окаянные!
И с этим он нас оставил, а вместо него тихо из-за кусточка показался другой старец — небольшой, но ласковый, и говорит:
— Чего, дурочки, ходите? Э-эх, глупые, глупые — ступайте в своё место, — и тоже сам ушёл.
— Кто этот, что второй-то с нами говорил? — спрашивали меня дамы.
— А это, — говорю, — митрополит.
— Не может быть!
— Нет, именно он.
— Ах, боже!.. вот счастья-то сподобились! будем рассказывать всем, кто в Орле, — не поверят! И как, голубчик, ласков-то!
— Да ведь он наш, орловский, — говорю.
— Ах, так он, верно, нас по разговору-то заметил и обласкал.
И ну плакать от полноты счастия...
Этот старец действительно был сам митрополит, который в сделанной моим попутчицам оценке, по моему убеждению, оказал гораздо более прозорливости, чем первый провидец. "Окаянными" моих добрых и наивных землячек назвать было не за что, но глупыми — весьма можно.
Николай Семёнович Лесков, "Владычный суд", 1877 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Наша милая Русь, где величия так быстро возрастают и так скоро скатываются, давала себя чувствовать и Пекторалису. Вчера ещё его слово в его специальности было для всех закон, а нынче, после того как его Жига надул, — и в том ему веры не стало.
Тот же самый исправник, который свёз его с речного сидения, позвал его посоветоваться насчёт плана, сочиняемого им для нового дома, — и просит:
"Так, — говорит, — душа моя, сделай, чтобы было по фасаду девять сажен, — как место выходит, и чтобы было шесть окон, а посередине балкон и дверь".
"Да нельзя тут столько окон", — отвечал Пекторалис.
"Отчего же нельзя?"
"Масштаб не позволит".
"Нет, ты не понимаешь, ведь это я буду в деревне строить".
"Всё равно, что в городе, что в деревне, — нельзя, масштаб не позволяет".
"Да какой же у нас в деревне масштаб?"
"Как какой? Везде масштаб".
"Я тебе говорю, нет у нас масштаба. Рисуй смело шесть окон".
"А я говорю, что этого нельзя, — настаивал Пекторалис, — никак нельзя: масштаб не позволяет".
Исправник посмотрел-посмотрел и засвистал.
"Ну, жаль, — говорит, — мне тебя, Гуго Карлыч, а делать нечего, — видно, это правда. Нечего делать, — надо другого попросить нарисовать".
И пошёл он всем рассказывать:
"Вообразите, Гуго-то как глуп, я говорю: я в деревне вот столько-то окон хочу прорубить, а он мне: "маштап не дозволит".
"Не может быть?"
"Истинна, истинна; ей-Богу, правда".
"Вот дурак-то!"
"Да вот и судите! Я говорю: образумься, душенька, ведь я это в своей собственной деревне буду делать; какой же тут карта или маштап мне смеет не позволить? Нет; так-таки его, дурака, и не переспорил".
"Да, он дурак".
"Понятно, дурак: в помещичьем имении маштап нашёл. Ясно, что глуп".
"Ясно; а всё кто виноват? мы!"
"Разумеется, мы".
— "Зачем возвеличали!"
"Ну, конечно".
Одним словом, Пекторалис был к этой поре не в авантаже, — и если бы он знал, что значит такая полоса везде вообще, а в России в особенности, то ему, конечно, лучше было бы не забивать ворота Сафронычу.
Но Пекторалис в полосы не верил и не терял духа, которого, как ниже увидим, у него было даже гораздо больше, чем позволяет ожидать всё его прошлое. Он знал, что самое главное не терять духа, ибо, как говорил Гете, "потерять дух — всё потерять", и потому он явился на суд с Сафронычем тем же самым твёрдым и решительным Пекторалисом, каким я его встретил некогда в холодной станции Василева Майдана. Разумеется, он теперь постарел, но это был тот же вид, та же отвага и та же твёрдая самоуверенность и самоуважение.
Николай Семёнович Лесков, "Железная воля", 1876 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Тот же самый исправник, который свёз его с речного сидения, позвал его посоветоваться насчёт плана, сочиняемого им для нового дома, — и просит:
"Так, — говорит, — душа моя, сделай, чтобы было по фасаду девять сажен, — как место выходит, и чтобы было шесть окон, а посередине балкон и дверь".
"Да нельзя тут столько окон", — отвечал Пекторалис.
"Отчего же нельзя?"
"Масштаб не позволит".
"Нет, ты не понимаешь, ведь это я буду в деревне строить".
"Всё равно, что в городе, что в деревне, — нельзя, масштаб не позволяет".
"Да какой же у нас в деревне масштаб?"
"Как какой? Везде масштаб".
"Я тебе говорю, нет у нас масштаба. Рисуй смело шесть окон".
"А я говорю, что этого нельзя, — настаивал Пекторалис, — никак нельзя: масштаб не позволяет".
Исправник посмотрел-посмотрел и засвистал.
"Ну, жаль, — говорит, — мне тебя, Гуго Карлыч, а делать нечего, — видно, это правда. Нечего делать, — надо другого попросить нарисовать".
И пошёл он всем рассказывать:
"Вообразите, Гуго-то как глуп, я говорю: я в деревне вот столько-то окон хочу прорубить, а он мне: "маштап не дозволит".
"Не может быть?"
"Истинна, истинна; ей-Богу, правда".
"Вот дурак-то!"
"Да вот и судите! Я говорю: образумься, душенька, ведь я это в своей собственной деревне буду делать; какой же тут карта или маштап мне смеет не позволить? Нет; так-таки его, дурака, и не переспорил".
"Да, он дурак".
"Понятно, дурак: в помещичьем имении маштап нашёл. Ясно, что глуп".
"Ясно; а всё кто виноват? мы!"
"Разумеется, мы".
— "Зачем возвеличали!"
"Ну, конечно".
Одним словом, Пекторалис был к этой поре не в авантаже, — и если бы он знал, что значит такая полоса везде вообще, а в России в особенности, то ему, конечно, лучше было бы не забивать ворота Сафронычу.
Но Пекторалис в полосы не верил и не терял духа, которого, как ниже увидим, у него было даже гораздо больше, чем позволяет ожидать всё его прошлое. Он знал, что самое главное не терять духа, ибо, как говорил Гете, "потерять дух — всё потерять", и потому он явился на суд с Сафронычем тем же самым твёрдым и решительным Пекторалисом, каким я его встретил некогда в холодной станции Василева Майдана. Разумеется, он теперь постарел, но это был тот же вид, та же отвага и та же твёрдая самоуверенность и самоуважение.
Николай Семёнович Лесков, "Железная воля", 1876 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
В один из дней Иван Иванович Шишкин познакомился через Илью Ефимовича Репина с писателем Николаем Семёновичем Лесковым. Начал бывать у него. Любил этого писателя. Познакомившись, почувствовал близкого человека.
— Люблю ваши задумчивые леса, — сказал при первой встрече Лесков.
— А я ваш давнишний читатель и поклонник, — ответил Иван Иванович.
Заговорили о Валааме, петербургских знакомых, литературе.
— От того, чем заняты умы в обществе, нельзя не страдать, — говорил Лесков, — но всего хуже понижение идеалов в литературе. Рассолилася она совсем. Многие пишут гладко ныне, да это ничего не стоит. Я вот, признаюсь вам, жду чего-нибудь идейного разве что от Фофанова. Старики уходят, а молодёжь... молодёжь... Чехов вот талантлив очень, да не знаю, коего он духа. Самомнящее в нём есть нечто и сомнительное. Впрочем, возможно, и ошибаюсь.
— Репин вот говорит об «оподлении» общества. Сказывает, и в коей-то степени верно, произошло это по той причине, что вытравлены лучшие, даровитейшие силы. Убеждает, настаёт царство посредственности. А ведь происходит такое, на мой взгляд, по одной причине, — отходит человек от церкви и забывает идею, идеалы нации, — отвечал Шишкин.
— Верно, верно, Иван Иванович. Тогда не радеет человек за душу нации, когда свою душу без пригляда оставляет. Вот оттого и забывают люди пишущие о назначении своём. Где она, скажите, нынешняя критика? Кто из них до сих пор понял вред нигилизма, игравшего в руку злодеям, имевшим расчёты пугать царя Александра Второго и мешать добрым и умным людям его времени? Не для России ли русский человек жить должен?
С Н.С. Лесковым не раз и не два будут говорить они о литераторах и художниках, задачах их.
В июне 1894 года, узнав о смерти Н.Н. Ге, интересуясь, где и при каких условиях умер он и где и как схоронили его тело, Лесков направит письмо Т.Л. Толстой, в коем будут такие строки: «А за час до известия у меня сидел Шишкин, и мы говорили о Ге. Здесь много художников, и все вспоминают о нём с большими симпатиями, и всем хочется знать: где и как он совершил свой выход из тела».
Анисов Л.М., "Шишкин. Жизнь замечательных людей." - М.: Молодая гвардия, 1991 год.
#Анисов #Шишкин #Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
— Люблю ваши задумчивые леса, — сказал при первой встрече Лесков.
— А я ваш давнишний читатель и поклонник, — ответил Иван Иванович.
Заговорили о Валааме, петербургских знакомых, литературе.
— От того, чем заняты умы в обществе, нельзя не страдать, — говорил Лесков, — но всего хуже понижение идеалов в литературе. Рассолилася она совсем. Многие пишут гладко ныне, да это ничего не стоит. Я вот, признаюсь вам, жду чего-нибудь идейного разве что от Фофанова. Старики уходят, а молодёжь... молодёжь... Чехов вот талантлив очень, да не знаю, коего он духа. Самомнящее в нём есть нечто и сомнительное. Впрочем, возможно, и ошибаюсь.
— Репин вот говорит об «оподлении» общества. Сказывает, и в коей-то степени верно, произошло это по той причине, что вытравлены лучшие, даровитейшие силы. Убеждает, настаёт царство посредственности. А ведь происходит такое, на мой взгляд, по одной причине, — отходит человек от церкви и забывает идею, идеалы нации, — отвечал Шишкин.
— Верно, верно, Иван Иванович. Тогда не радеет человек за душу нации, когда свою душу без пригляда оставляет. Вот оттого и забывают люди пишущие о назначении своём. Где она, скажите, нынешняя критика? Кто из них до сих пор понял вред нигилизма, игравшего в руку злодеям, имевшим расчёты пугать царя Александра Второго и мешать добрым и умным людям его времени? Не для России ли русский человек жить должен?
С Н.С. Лесковым не раз и не два будут говорить они о литераторах и художниках, задачах их.
В июне 1894 года, узнав о смерти Н.Н. Ге, интересуясь, где и при каких условиях умер он и где и как схоронили его тело, Лесков направит письмо Т.Л. Толстой, в коем будут такие строки: «А за час до известия у меня сидел Шишкин, и мы говорили о Ге. Здесь много художников, и все вспоминают о нём с большими симпатиями, и всем хочется знать: где и как он совершил свой выход из тела».
Анисов Л.М., "Шишкин. Жизнь замечательных людей." - М.: Молодая гвардия, 1991 год.
#Анисов #Шишкин #Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
Ошибся в своих расчётах и толстый Дуназ. Нефора изменила своё решение и не пошла за него замуж, да она и не была ему больше желанна, потому что богатство её истощилось: она отпустила всех своих рабов на волю, и всё своё состояние, которое было нужно Дуназу, она раздала тем, которые обедняли и не могли содержать свои семьи. Дуназ стал искать другую невесту с большим состоянием и нашёл её. Нефора же жила в скромной доле, благотворя бедным и учреждая школы для детей, где их учили полезным наукам и ремёслам. Слух о поступках её скоро достиг до Зенона, и тогда художник снова пришёл к ней и сказал:
— С тобою мир Божий, который превыше всего: ты возлюбила добро; зачем нам быть розно? Иди в дом мой, и будем вместе жить для пользы тех, кому можем оказать помощь. Будь женою моей, Нефора!
И это так сделалось. Зенон и Нефора стали супругами и жили долго и были людям полезны и Богу любезны. Зенон по-прежнему занимался своим художеством и никогда не порицал ничьей веры и своею верою не возносился. Однажды, когда он был призван для некоторых работ в патриархию, — патриарх, сделав ему заказы, спросил его:
— Кем ты, Зенон, наставлен и утверждён в твоей вере?
— Я в ней ещё совсем не наставлен, — ответил Зенон.
— Как это так?
— Она мне открывается мало-помалу и не всегда во мне равномерна: порою она едва брезжит — как мерцание рассвета, а порою ярко горит и тогда всё мне осветит.
— Значит, ты слаб ещё в вере.
— О, весьма слаб.
— Что же ты не стараешься сделать её постоянно крепкою?
Зенон задумался.
— Скажи: о чём ты думаешь? — вопросил его патриарх.
— Я вспомнил слова Амазиса: тетива на луке слаба, пока на неё не наложат стрелу и рукой её не натянут. Когда же нужно, чтобы она напряглась, она напряжётся и сильно ударит; но если её постоянно тянуть и держать в напряжении, она истончает, и сила её ослабеет. Я боюсь, чтобы мне не утратить и то, что хоть порою мне даётся от неба.
Николай Семёнович Лесков, "Гора", 1890 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный
— С тобою мир Божий, который превыше всего: ты возлюбила добро; зачем нам быть розно? Иди в дом мой, и будем вместе жить для пользы тех, кому можем оказать помощь. Будь женою моей, Нефора!
И это так сделалось. Зенон и Нефора стали супругами и жили долго и были людям полезны и Богу любезны. Зенон по-прежнему занимался своим художеством и никогда не порицал ничьей веры и своею верою не возносился. Однажды, когда он был призван для некоторых работ в патриархию, — патриарх, сделав ему заказы, спросил его:
— Кем ты, Зенон, наставлен и утверждён в твоей вере?
— Я в ней ещё совсем не наставлен, — ответил Зенон.
— Как это так?
— Она мне открывается мало-помалу и не всегда во мне равномерна: порою она едва брезжит — как мерцание рассвета, а порою ярко горит и тогда всё мне осветит.
— Значит, ты слаб ещё в вере.
— О, весьма слаб.
— Что же ты не стараешься сделать её постоянно крепкою?
Зенон задумался.
— Скажи: о чём ты думаешь? — вопросил его патриарх.
— Я вспомнил слова Амазиса: тетива на луке слаба, пока на неё не наложат стрелу и рукой её не натянут. Когда же нужно, чтобы она напряглась, она напряжётся и сильно ударит; но если её постоянно тянуть и держать в напряжении, она истончает, и сила её ослабеет. Я боюсь, чтобы мне не утратить и то, что хоть порою мне даётся от неба.
Николай Семёнович Лесков, "Гора", 1890 год.
#Лесков #Россия #цитаты
✍ Безвременник прекрасный