Дю-Шарио был весел. Во-первых, его эмигрантскому сердцу было радостно, что Париж взят; во-вторых, он столько времени настоящим манером не едал, что глуповские пироги с начинкой показались ему райскою пищей. Наевшись досыта, он потребовал, чтоб ему немедленно указали место, где было бы можно passer son temps a faire des betises (весело проводить время, франц.), и был отменно доволен, когда узнал, что в Солдатской слободе есть именно такой дом, какого ему желательно. Затем он начал болтать и уже не переставал до тех пор, покуда не был, по распоряжению начальства, выпровожен из Глупова за границу. Но так как он все-таки был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который мог бы дать очень горькие плоды, если б он не был в значительной степени смягчен духом легкомыслия. Так, например, однажды он начал объяснять глуповцам права человека, но, к счастью, кончил тем, что объяснил права Бурбонов. В другой раз он начал с того, что убеждал обывателей уверовать в богиню Разума, и кончил тем, что просил признать непогрешимость папы. Все это были, однако ж, одни faзons de parler (разговоры, франц.), и, в сущности, виконт готов был стать на сторону какого угодно убеждения или догмата, если имел в виду, что за это ему перепадет лишний четвертак.
Он веселился без устали, почти ежедневно устраивал маскарады, одевался дебардером, танцевал канкан и в особенности любил интриговать мужчин. Мастерски пел он гривуазные песенки и уверял, что этим песням научил его граф Дартуа (впоследствии французский король Карл X) во время пребывания в Риге. Ел сначала все, что попало, но когда отъелся, то стал употреблять преимущественно так называемую нечисть, между которой отдавал предпочтение давленине и лягушкам. Но дел не вершил и в администрацию не вмешивался.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, "История одного города", 1870 год.
Он веселился без устали, почти ежедневно устраивал маскарады, одевался дебардером, танцевал канкан и в особенности любил интриговать мужчин. Мастерски пел он гривуазные песенки и уверял, что этим песням научил его граф Дартуа (впоследствии французский король Карл X) во время пребывания в Риге. Ел сначала все, что попало, но когда отъелся, то стал употреблять преимущественно так называемую нечисть, между которой отдавал предпочтение давленине и лягушкам. Но дел не вершил и в администрацию не вмешивался.
Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, "История одного города", 1870 год.
Мир цветов от африканской художницы Триши Митчел (Trish Mitchell); холст, масло.
https://www.artsyshark.com/2022/03/14/featured-artist-trish-mitchell/
https://www.artsyshark.com/2022/03/14/featured-artist-trish-mitchell/
Благодарю тебя, возлюбленный отец, за брошюры вашей общины и за письмо от 7 июля. Мы живём, как ты говоришь, в тяжёлое время: не знаю, более ли тяжёлое, "чем всё, что было в человеческой истории". Но ближайшее зло всегда кажется самым ужасным: ибо у сердца, как и у зрения, своя "перспектива".
Если же наше время и вправду худшее из всех, если и вправду День тот ныне приблизился, что остаётся нам, как не возрадоваться, ибо избавление наше уже близко, и сказать вместе со святым Иоанном: "Аминь, Гряди скоро, Господи Иисусе!" А до тех пор нам должно заботиться единственно о том, чтобы День оный застал каждого из нас трудящимися каждый в своём призвании, в особенности же исполняющими (оставив разномыслия) величайшую заповедь о любви друг ко другу.
Будем непрестанно молиться друг о друге.
Прощай - и да пребудет с тобой и со мной тот мир, которого никто не отнимет у нас.
Клайв С. Льюис, "Соединённые духом и любовью", из письма дону Джовани Калабриа.
Если же наше время и вправду худшее из всех, если и вправду День тот ныне приблизился, что остаётся нам, как не возрадоваться, ибо избавление наше уже близко, и сказать вместе со святым Иоанном: "Аминь, Гряди скоро, Господи Иисусе!" А до тех пор нам должно заботиться единственно о том, чтобы День оный застал каждого из нас трудящимися каждый в своём призвании, в особенности же исполняющими (оставив разномыслия) величайшую заповедь о любви друг ко другу.
Будем непрестанно молиться друг о друге.
Прощай - и да пребудет с тобой и со мной тот мир, которого никто не отнимет у нас.
Клайв С. Льюис, "Соединённые духом и любовью", из письма дону Джовани Калабриа.
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Николай Гумилев
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав.
Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Николай Гумилев
"Четыре свободы", Норман Роквелл, 1943 год; холст, масло, 116х90 см.
Колледж-парк, США.
---
По всей вероятности, американец – хороший патриот. И если его спросить, он искренне скажет, что любит свою страну, но при этом выяснится, что он не любит Моргана, не знает и не хочет знать фамилии людей, спроектировавших висячие мосты в Сан-Франциско, не интересуется тем, почему в Америке с каждым годом усиливается засуха, кто и зачем построил Боулдер-дам, почему в Южных штатах линчуют негров и почему он должен есть охлажденное мясо. Он скажет, что любит свою страну. Но ему глубоко безразличны вопросы сельского хозяйства, так как он не сельский хозяин, промышленности, так как он не промышленник, финансов, так как он не финансист, искусства, так как он не артист, и военные вопросы, так как он не военный. Он – трудящийся человек, получает свои тридцать долларов в неделю и плевать хотел на Вашингтон с его законами, на Чикаго с его бандитами и на Нью-Йорк с его Уолл-стритом. От своей страны он просит только одного – оставить его в покое и не мешать ему слушать радио и ходить в кино. Вот когда он сделается безработным, тогда – другое дело. Тогда он будет обо всем этом думать. Нет, он не поймет, что такое патриотизм советского человека, который любит не юридическую родину, дающую только права гражданства, а родину осязаемую, где ему принадлежат земля, заводы, магазины, банки, дредноуты, аэропланы, театры и книги, где он сам политик и хозяин всего.
Илья Ильф и Евгений Петров, "Одноэтажная Америка"
Колледж-парк, США.
---
По всей вероятности, американец – хороший патриот. И если его спросить, он искренне скажет, что любит свою страну, но при этом выяснится, что он не любит Моргана, не знает и не хочет знать фамилии людей, спроектировавших висячие мосты в Сан-Франциско, не интересуется тем, почему в Америке с каждым годом усиливается засуха, кто и зачем построил Боулдер-дам, почему в Южных штатах линчуют негров и почему он должен есть охлажденное мясо. Он скажет, что любит свою страну. Но ему глубоко безразличны вопросы сельского хозяйства, так как он не сельский хозяин, промышленности, так как он не промышленник, финансов, так как он не финансист, искусства, так как он не артист, и военные вопросы, так как он не военный. Он – трудящийся человек, получает свои тридцать долларов в неделю и плевать хотел на Вашингтон с его законами, на Чикаго с его бандитами и на Нью-Йорк с его Уолл-стритом. От своей страны он просит только одного – оставить его в покое и не мешать ему слушать радио и ходить в кино. Вот когда он сделается безработным, тогда – другое дело. Тогда он будет обо всем этом думать. Нет, он не поймет, что такое патриотизм советского человека, который любит не юридическую родину, дающую только права гражданства, а родину осязаемую, где ему принадлежат земля, заводы, магазины, банки, дредноуты, аэропланы, театры и книги, где он сам политик и хозяин всего.
Илья Ильф и Евгений Петров, "Одноэтажная Америка"
Жизнь в фотообъективе Консуэло Канага (Consuelo Kanaga, 1894-1978).
Консуэло стала одновременно одним из самых малоизвестных фотографов США и одним из самых талантливых, что, казалось бы, несовместимо, но факт. Её работы были посвящены в основном жизни афроамериканцев в штатах.
Консуэло стала одновременно одним из самых малоизвестных фотографов США и одним из самых талантливых, что, казалось бы, несовместимо, но факт. Её работы были посвящены в основном жизни афроамериканцев в штатах.