Сергей Кречетов (1878 – 1936)

УБИТАЯ МЕЧТА

«Революционной демократии не надо
Царьграда и проливов!»
Из первых выкриков русской революции.

Преграды нет, шумит стихия,
Все небо в пламенной грозе.
Зачем же медлишь ты, Россия,
На вековой твоей стезе?

Ужели солнце не затмится
И громы с неба не падут?
Что видим! В ярости стремится
На Кассия с кинжалом Брут.

Взгляните! Враг с тройным забралом
Стальной стеной на вас идет.
Слепцы! Вы спорите о малом,
Когда великое не ждет.

Единый раз в подлунном мире
Ясна нам цель, куда идти.
Открылись вековые шири,
Миродержавные пути.

Ужель в забвеньи самовольства
Продать хотите, наконец,
За хлеб минутного довольства
Вы Рима Третьего венец?

Прочь! Он не ваш! Российский гений
Его в веках определил
И верой долгих поколений
Мечту Царьграда окрылил.

В тиши палат, в затворах келий,
В бродячих песнях бедноты
Далеким сном они горели,
Святософийские кресты.

Война смела своим пожаром
Мильоны жизней, как тростник.
Скажите ж им: «вы гибли даром»,
Когда не дрогнет ваш язык.

Вы слышите ль? Укоров звуки
Встают с полей кровавых сеч,
То мертвецы к вам тянут руки,
Чтоб вам проклятие изречь.

Настанут времена другие.
Кто ныне слеп, тогда поймут,
Над вами скажет суд Россия,
Но страшен будет этот суд.

Лагерь «Gütersloh», май 1917

Александр Куприн (1870 - 1938)

Рок

За днями дни… и каждый день все то же.
В грязи… в снегу… под ревом непогод.
Без сна… без смены вечно настороже
Забывший времени обычный счет…

Ложась под нож, на роковое ложе,
Бесстрашно смерть встречая в свой черед…
Великий подвиг совершает, Боже,
Смиренный твой, незлобливый народ!

Без хитрости, корысти, самомненья,
О завтрашнем не помышляя дне,
Твои он исполняет повеленья,

Не ведая в губительном огне,
Что миру он несет освобожденье
И смерть войне.

1915 г. Янв. 20

Игорь Северянин (1887 – 1941)

МОЙ ОТВЕТ

Ещё не значит быть сатириком —
Давать озлобленный совет
Прославленным поэтам-лирикам
Искать и воинских побед…

Неразлучаемые с Музою
Ни под водою, ни в огне,
Боюсь, мы будем лишь обузою
Своим же братьям на войне.

Мы избало́ваны вниманием,
И наши ли, pardon, грехи,
Когда идут шестым изданием
Иных «ненужные» стихи?!.

— Друзья! Но если в день убийственный
Падёт последний исполин,
Тогда ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин!


1914. Зима

Николай Гумилев (1886 - 1921)

Мадригал полковой даме

И как в раю магометанском
Сонм гурий в розах и шелку,
Так вы лейб-гвардии в уланском
Ее Величества полку.

1915

Владимир Пяст (1886 - 1940)

Н. С. Гумилеву

"Как гурии в магометанском
Эдеме в розах и шелку", –
Так мы в дружине ополченской
На прибалтийском берегу.

Сапог неделю не сымая,
В невыразимой духоте
В фуфайках теплых почиваем
(Все что с собою – на себе),

На нарах – этом странном ложе –
В грязи занозисто-сплошной,
Почти что друг на друге лежа,
Дыша испариной чужой;

Чужою деревянной ложкой,
Искапанной с чужих усов,
Хлебаем щи из миски общей
(Один состольник нездоров);

На тех же нарах (– что подошвы),
Где наши ноги, там и хлеб,
И протолкаться невозможно,
Когда хлебает взвод обед…

Никак ни времени, ни места,
Чтоб раз умыться, не урвать,
И насекомым стало тесно
В лесу волосяном гулять…

…Так жизнь такая превосходит
Блаженства мерой все, что мог
Своим любимцам уготовить
В раю пресветлом щедрый Бог!

И нет утонченнее пищи,
Чем те замусленные "шти",
И помещений благовонней
Казармы – в мире не найти!

И тот слепец, кто в это время
В кафе поит вином девиц:
Не видит он, что вместе с теми
Ужей глотает и мокриц.

И жалок тот, кто тело в ванне
Купает, нежучи, свое:
Чем дух ее благоуханней, –
Тем тяжелее смрад ее.

А мы, в чудовищном удушье,
В грязи сверхмерной, слышим мы,
Как павших в славных битвах души
Поют военные псалмы,

И видим мы, как, предводимы
Самим Всевышним, – нашу рать
Сопровождают херувимы,
Уча бессмертно умирать…

Февраль 1915 года

Сергей Есенин (1895 - 1925)

УЗОРЫ

Девушка в светлице вышивает ткани,
На канве в узорах копья и кресты.
Девушка рисует мертвых на поляне,
На груди у мертвых – красные цветы.

Нежный шелк выводит храброго героя,
Тут герой отважный – принц ее души.
Он лежит, сраженный, в жаркой схватке боя,
И в узорах кровьи смяты камыши.

Кончены рисунки. Лампа догорает.
Девушка склонилась. Помутился взор.
Девушка тоскует. Девушка рыдает.
За окошком полночь чертит свой узор.

Траурные косы тучи разметали,
В пряди тонких локон впуталась луна.
В трепетном мерцанье, в белом покрывале
Девушка, как призрак, плачет у окна.
(1915)

Николай Асеев (1889 - 1963)

Венгерская песнь

Простоволосые ивы
бросили руки в ручьи.
Чайки кричали: «Чьи вы?»
Мы отвечали: «Ничьи!»

Бьются Перун и Один,
в прасини захрипев.
мы ж не имеем родин
чайкам сложить припев.

Так развивайся над прочими,
ветер, суровый утонченник,
ты, разрывающий клочьями
сотни любовей оконченных.

Но не умрут глаза —
мир ими видели дважды мы,—
крикнуть сумеют «назад!»
смерти приспешнику каждому.

Там, где увяли ивы,
где остывают ручьи,
чаек, кричащих «чьи вы?»,
мы обратим в ничьих.

1916

Зинаида Гиппиус (1869 - 1945)

ОПЯТЬ

Опять она? Бесстыдно в грязь
Колпак фригийский сбросив,
Глядит, кривляясь и смеясь
И сразу обезносев.

Ты не узнал? Конечно – я!
Не те же ль кровь и раны,
И пулеметная струя,
И бомбы с моноплана?

Живу три года с дураком,
Целуюсь ежечасно.
А вот, надула колпаком
И этой тряпкой красной!

Пиши миры свои – ты мой!
И чем миры похабней –
Тем крепче связь твоя со мной
И цепи неослабней.

Остра, безноса и верна,
Я знаю человека ...
Ура! Да здравствует Война
Отныне и до века!

Февраль 1918

Асинкрит Ломачевский (1848 - 1921)

Красные маки

(Памяти славных)

На Руси, на Святой есть примета,
Что по крови растет алый мак...
На полях Севастополя летом
Убедится в примете той всяк.
По грехам и ошибкам былого
По колена Россия в крови,
Но на молодца сына родного
Русь надеется в грозные дни.
Со крестом на груди, на высокой,
С полным сердцем горящей любви,
С Государем России широкой
Мы везде и всегда не одни.
Не мы сеяли красные маки!
Коли Бог попустил их расти,
Постарается воин наш всякий
В косую русую цвет их вплести.
Не забудет вовеки родная
Тех, кто подал ей алый цветок.
Обновляясь, Россия младая
Улыбнется всем тем, кто помог.

1914

Алексей Крученых (1886 - 1968)

глаза вылезли из кругом красные веки
убежала боком ищейки щеки
промелькнул хвост ракеты выписывая вензель
    как над каской
  стучат
    отоприте
топро-пор
  белый выкидыш

1916

Мы были слепы, стали зрячи
В пожаре, громах и крови.
Да, кровью братскою горячей
Сердца омыты для любви.
Все, как впервые: песни слышим,
Впиваем вешний блеск лучей,
Вольней живем и глубже дышим,
Россию любим горячей!
О Воскресении Христовом
Нам не солгали тропари:
Встает отчизна в блеске новом,
В лучах невиданной зари.
Рассыпались золою сети,
Что были злобой сплетены.
Различий нет. Есть только дети
Одной возлюбленной страны.
И все поэты наготове
На меч цевницу променять,
Горячей крови, братской крови
Благословение принять.

Георгий Иванов

Виктор Шкловский

В серое я одет, и в серые я обратился латы России.
И в воинский поезд с другими сажают меня, и плачут люди за мной.
То первое мне Россия дарит смертное свое целование.
И умирают русские, как волки, а про волков сказано не то у Аксакова, не то у Брема, что они умирают молча.
Это оттого, что из наших великих полей не вырвешь своего крика и не замесишь нищей земли своей кровью.
И в окопах воду из-под седла пия, умирают русские, как волки в ловчих ямах, молча.
И с ними я связан родиной и общим воинским строем.

1914 г.

«Немцы! Сильны хоша вы»».
Владимир Маяковский, Казимир Малевич
Издательство Типолитография С. М. Мухарского. 1914
ГБУК города Москвы «Музейное объединение «Музей Москвы»

Из собрания ведущего канала

Семен Бобров (1889 - 1971)

Конец сражения

Воздушная дрожь – родосский трактор.
О, темь, просветись, лети!
Земля дрожит, как раненый аллигатор,
Ее черное лицо – изрытая рана.
Валятся, расставляя руки, –
Туже и туже гул и пересвист.
Крики ломают брустверы,
Ржанье дыбится к небу.
О, сердце, крепче цепляйся
Маленькими ручками за меня!
Смотри: выбегают цепи
В полосы бризантного огня.
И чиркают пули травою;
Еще минута – и я буду убить.
Вчера контузило троих, сегодня… что такое?
Нечего и вспоминать, это я – просто так.
Но сегодня – какое то странное…
И даже… Однако, позвольте, где же я?
Ведь вниз уносится земли полоса –
В мрак! в мрак!
– Да этого быть не может!
Это просто так.
1914.

Русский офицер поит молоком кота и ежа. Где-то на фронтах Первой мировой, 1916 г.

Прозрачна ночь морозная,
Спокойна и светла.
Сияет небо звездное,
Гудят колокола.
Как будто небо синее
Само поет хвалы.
А ветки-то от инея
Белешеньки-белы.
В годину многотрудную,
Похожую на сон,
Какую радость чудную
Приносит этот звон,
Какую веру твердую,
Сменяющую грусть,
В великую и гордую
Страдающую Русь!
Промчатся дни тяжелые,
Настанет торжество.
И встретим мы веселое
Иное Рождество.
Теперь же будем сильными
И верными труду,
Молитвами умильными
Приветствуя звезду.

Георгий Иванов, 1915

Рюрик Ивнев (1891 – 1981)

ГУЛ ОРУДИЙ

Под гул орудий окаянной битвы
И скрип сапог, стоящих на часах,
Мир держится на ниточке молитвы
Отшельников, затерянных в лесах.

Все сожжено, затеряно, измято,
Отныне все позволено войне.
Как сладкий яд, впивают ложь солдаты,
А Истина покоится на дне.

Философы с короной примирились,
И под крылом Двуглавого Орла
Переплелись и рядом уместились
Железные тела Добра и Зла.

Все за войну. А кто прошепчет против -
В запеленованную вьюгами Сибирь.
Все смельчаки уже на эшафоте,
Но чудом уцелел их поводырь.

Пока ж под дикие призывы к битве
И скрип сапог, стоящих на часах,
Мир держится на ниточке молитвы
Отшельников, затерянных в лесах.

1915
Петроград

Евгений Витковский (1950 — 2020)

BELLUM OMNIUM CONTRA OMNES. 1916

Ядовитые газы германской войны.
Дирижабли, прививки, котлы, суррогаты.
Как мы были в те годы бездарно бедны!
Как мы были в те годы бездарно богаты!

То цилиндр, то берет, то картуз, то чалма,
и ходили б часы, только сломаны стрелки.
Эту кашу Европа варила сама,
и она же в итоге оближет тарелки.

Если жалко алмаза – сойдет и корунд.
Если жалко ведра – так сойдет и бутылка.
Первой скрипкою будет какой-нибудь Бунд,
и дуэтом подхватит какая-то «Спилка».

То ли хлор, то ли, может, уже и зарин.
Миномет на земле, а в руке парабеллум.
Аспирин, сахарин, маргарин, стеарин
и пространства, где черное видится белым.

А еще есть Верден, а еще Осовец,
и плевать на эстонца, чухонца, бретонца,
а еще есть начало и, значит, конец –
все двенадцать сражений за речку Изонцо.

А еще ледяное дыханье чумы,
а помимо того – начинает казаться
что на свете и нет ничего кроме тьмы,
комбижира, кирзы и другого эрзаца.

И ефрейтор орет то «ложись!», то «огонь!»
и желает командовать каждая шавка,
и повсюду Лувен, и повсюду Сморгонь,
и не жизнь, а одна пищевая добавка.

И кончается год, а за ним и второй,
а на третий и вовсе отчаянно плохо,
а Россия обходится черной махрой,
а Германия жрет колбасу из гороха.

И события снова дают кругаля,
потому как нигде не отыщешь в конторах
ни селитры, ни серы, ни даже угля,
и никто не заметил. что кончился порох.

Полумесяц на знамени бел и рогат,
окровавлены тучи, и длится регата,
и по Шпенлеру мчится Европа в закат,
незаметно пройдя через пункт невозврата.

1 сентября 2016