Федор Сологуб (1863 - 1927)

ЛИХОРАДКА ОКОПОВ

Томителен жар лихорадки.
В окопах по горло вода.
Под пологом серой палатки
Приляжешь, — иная беда.

Предстанет вечерняя нежить
И станет обманчиво жить,
То сладкою негою нежить,
То горькой истомой томить.

Нет, лучше скорее в штыки бы,
Прогнать бы подальше врагов,
Проникнуть туда б, за изгибы
Врага укрывающих рвов.

1915

Николай Туроверов (1899 - 1972)

1914 год

Казаков казaчки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы - их дети - позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?

Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?

О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?

1939

Алексей Ганин (1893 - 1925)

* * *
   Певчий Брат, мы в дороге одни.
   День, как облак, под бурей растаял.
   Небо тучами плакать устало...
   Тьма склевала глаза у звезды.
  
   Умерла на колосьях пчела.
   Высох мед на губах человека.
   И дремавшая в камнях от века
   Стальнозубая Гибель пришла.
  
   Бродит желтых пожарищ Огонь
   Вместо зорь по небесной пустыне...
   В травах кровью дымящийся иней...
   Смерть из трупов возводит свой трон.
  
   Где-то есть очистительный смерч.
   В мертвом круге камнем от сечи,
   Сгустком крови не выпало б сердце,
   Только б душу живую сберечь.
  
   Гаснет радость у птиц и детей.
   Всюду когти железа и смерти,
   И взывают к грохочущей тверди
   Только трупы да горы костей.
  
   Обезумело сердце Земли
   Под железными лапами Зверя.
   Кто откроет в грядущее двери,
   В тишину светоносных Долин?
  
   Все изглодано пастью литой.
   Рыщут ветры, как волки, в дорогах.
   Стерся лик Человека и Бога.
   Снова Хаос. Никто и Ничто.
  
   1916

София Парнок (1885 – 1933)

ФРИДРИХУ КРУППУ

Сонет

На грани двух веков стоишь ты, как уступ,
Как стародавний грех, который не раскаян,
Господней казнию недоказненный Каин,
Братоубийственный, упорный Фридрих Крупп!

На небе зарево пылающих окраин.
На легкую шинель сменяя свой тулуп,
Идет, кто сердцем щедр и мудро в речи скуп, -
Расцветов будущих задумчивый хозяин...

И ядра - дьявола плуги - взрывают нови,
И севом огненным рассыпалась шрапнель...
О, как бы дрогнули твои крутые брови
И забродила кровь, кровавый чуя хмель!

Но без тебя сверкнул, и рухнул, и померк
Тобой задуманный чугунный фейерверк. 

1915

Григорий Петников (1894 - 1971)

Стихи о войне 1914 - 1917

И век меча, и век секиры новой
Плывёт над европейской ночью,
И залпами шестнадцатидюймовок
Покровы лицемерья рвутся в клочья.

Их заменяют пафосом удушья
Завесы газов. Танки зашивают саван.
И запахом гниющей туши –
Биржёвок бюллетень, военных сводок слава.

Окопы сторожат огромные мешки.
И сейфы ширятся. Под проливнем свинца
Качаются столы. Трёхцветные флажки
Рифмуют – «до победного конца!»

Хлопочут на амвонах, зажигая свечи.
Ракеты освещают небеса.
И, задыхаясь, выпускают печи
Стальные стаи в тёмные леса.

В конторах банков и военных складов
Ведётся прибылей подсчёт.
И в памороке – за звериным садом
Поют полки запасных рот.

Линяет небо. И под звук оркестров
Тут навзничь падают. Им выдают кресты.
В тылу с балконов повисает пестрядь.
Но... хмурятся предместья нищеты.

Она выходит из фабричных зданий,
Забоев, кузниц, начиная раздувать
Высокий пламень молодых восстаний:
Тяжёлый воздух потрясён до дна!

Москва, 1918

Федор Касаткин-Ростовский (1875 - 1940)

Авиатор

Носясь над городом высоко,
Как чуть заметная черта,
Он к нам примчался издалёка
И сбросил бомбу у моста.
Она взорвалась с гулом, звонко,
Подняв столб грязи и камней;
Туманный дым и стон ребенка
Остался в воздухе за ней.
Дитя сразив своим снарядом,
Умчался в небо он опять,
Чтоб в стане вражьем с гордым взглядом
Свой подвиг смелый рассказать.
А у моста средь грязи липкой,
Горячей кровью залито,
Лицо недвижное с улыбкой,
Казалось, думало: «За что?»...

Дер. Вышехи у Ломжи.

Февраль <1916 г.>

Сергей Третьяков (1892 - 1937)

***

Где-то смерть – колючая пчелка.
Где-то смерть – голубой болид.
Рот раскрылся, как теплая щелка,
А сердце болит, болит…

Рот кричит, чтобы спрятать сердце,
А ему давно все равно:
Ни во флаг троецветный не верится,
Ни в расколотое окно.

Но ведь сердце совсем безделица,
Если пальцами надо душить.
У сердца избитое тельце,
Не имеющее право жить.

И туда идти бесполезно,
И остаться здесь не к добру…
Кто сумел бы сердце железное
Привинтить к моему ребру?!

1914 Август

Константин Большаков (1895 - 1938)

После…

Юрию Юркуну.

Сберут осколки в шкатулки памяти,
Дням пролетевшим склонят знамена
И на заросшей буквами, истлевшей грамоте
Напишут кровью имена
Другим поверит суровый грохот
В полях изрезанных траншей,
Вновь услыхать один их вздох хоть
И шепот топота зарытых здесь людей…
Осенний ветер тугими струнами
Качал деревья в печальном вальсе:
«О, только над ними, только над юными
Сжалься, о, сжалься, сжалься!».
А гимн шрапнели в неба раны,
Взрывая искры кровавой пены,
Дыханью хмурому седого океана
О пленнике святой Елены,
Теням, возставшим неохотно
Следить за крыльями трепещущих побед,
Где ласково стелется треск пулеметный
На грохоте рвущихся лет…

Октябрь 1914 г.
Москва.

Дмитрий Фурманов (1891 - 1926)

Лагерь

Поляна – тихая, широкая
У озера на берегу;
Лошадка грустно-одинокая
Пасется на лугу.
Горят костры. Палатки белые
Закоченели в холоду;
Двуколки в деле поседелые
Стоят по городу.
Чуть каплет дождь – погода вялая,
Туманит, студит, моросит…
Хоть песня грянула б удалая –
Душа зудит.
Но песни нет. Дождем оплеваны –
Молчим и ждем весенних дней,
А тучи, словно околдованы –
Одна другой мрачней.
По лесу гул: с плеча, без жалости
Солдаты рубят тихий бор,
С утра до ночи, без усталости
Звенит топор.
Осрамлена чаща зеленая,
Ступни прибились на траве,
И паутина закрученная
Не липнет к голове.
А вдалеке – гремит, катается,
Холодный, жадный, тихий гром,
И не умолкнет, не замается,
Ни в ночь, ни днем.

Лагерь
10 мая 1916 г.

Илья Эренбург (1891 - 1967)

ПРОСТИ!

Ты простил змее ее страшный яд!
Ты простил земле ее чад и смрад!
Ты простил того, кто Тебя бичевал!
И того, кто Тебя целовал,
Ты простил!
За всё, что я совершил,
И за всё, что свершить каждый миг я готов,
За ветром взрытое пламя,
За скуку грехов
И за тайный восторг покаянья
Прости меня, Господи!
Труден полдень, и страшен вечер.
Длится бой.
За страх мой, за страх человечий,
За страх пред Тобой
Прости меня, Господи!
Я лязг мечей различаю.
Длится бой. Я кричу: «Победи!»
Я кричу, но кому — не знаю.
За то, что смерть еще впереди, —
Прости, прости меня, Господи!

Ноябрь 1915

Александр Грин (1880 - 1932)

Военный лётчик

Воздушный путь свободен мой;
Воздушный конь меня не сбросит,
Пока мотора слитен вой
И винт упорно воздух косит.
Над пропастью полуверсты
Слежу неутомимым взором
За неоглядным, с высоты
Географическим узором.
Стальные пилы дальних рек
Блестят в отрезах жёлтых пашен.
Я мимолётный свой набег
Стремлю к массивам вражьих башен.
На ясном зареве небес
Поёт шрапнель, взрываясь бурно…
Как невелик отсюда лес!
Как цитадель миниатюрна!
Недвижны кажутся отсель
Полков щетинистые ромбы,
И в них – войны живую цель –
Я, метясь, сбрасываю бомбы.
Германских пуль унылый свист
Меня нащупывает жадно.
Но смерклось; резкий воздух мглист,
Я жив и ухожу обратно.
Лечу за флагом боевым
И на лугу ночном, на русском,
Домой, к огням сторожевым,
Сойду планирующим спуском.

1914

Николай Гумилев (1886 - 1921)

Рабочий

Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.

Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.

Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.

Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.

Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.

И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.

1916

Марина Цветаева (1892 – 1941)

***
Белое солнце и низкие, низкие тучи,
Вдоль огородов – за белой стеною – погост.
И на песке вереницы соломенных чучел
Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,
Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд.
Старая баба – посыпанный крупною солью
Черный ломоть у калитки жует и жует…

Чем прогневили тебя эти серые хаты,
Господи! – и для чего стольким простреливать грудь?
Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,
И запылил, запылил отступающий путь…

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой
О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же
Нынче солдаты! О Господи Боже ты мой!

3 июля 1916

Вадим Шершеневич (1893 - 1942)

МАРШ

Где с гор спущенных рощ прядки,
Где поезд вползает в туннель, как крот, —
Там пульс четкий военной лихорадки,
Мерный шаг маршевых рот.
Идут и к небу поднимают, как взоры,
Крепкие руки стальных штыков, —
Бряцают навстречу им, как шпоры
Лихого боя, пули стрелков.
В вечернем мраке — в кавказской бурке
С кинжалом лунным, мир спрятал взгляд...
В пепельницу котловин летят окурки
Искусанных снарядами тел солдат.

<1916>

Тэффи (1872 - 1952)

БЕЛАЯ ОДЕЖДА

В ночь скорбей три девы трёх народов
До рассвета не смыкали вежды —
Для своих, для павших в ратном поле,
Шили девы белые одежды.

Первая со смехом ликовала:
«Та одежда пленным пригодится!
Шью её отравленной иглою,
Чтобы их страданьем насладиться!»

А вторая дева говорила:
«Для тебя я шью, о мой любимый.
Пусть весь мир погибнет лютой смертью,
Только б ты был Господом хранимый!»

И шептала тихо третья дева:
«Шью для всех, будь друг он, или ворог.
Если кто, страдая умирает —
Не равно ль он близок нам и дорог!»

Усмехнулась в небе Матерь Божья,
Те слова пред Сыном повторила,
Третьей девы белую одежду
На Христовы раны положила:

«Радуйся, воистину Воскресший,
Скорбь твоих страданий утолится,
Ныне сшита кроткими руками
Чистая Христова плащаница».

1915

Охота славная на Львов
Прошла при Гумилеве:
Ведь доброволец Гумилев
Бывал на львином лове.

(Владимир Пяст, 1914)

3 сентября 1914 года войска Русской императорской армии, развивая успешное наступление в рамках Галицийской битвы, взяли Львов.
Фото
Вице-президент Львова Рутовский вручает ключи от Львова генералу В.П. Роде.
https://foto-history.livejournal.com/5192510.html

4 сентября 1914 г. австро-венгерскими властями был открыт лагерь Талергоф - первый в Европе концентрационный лагерь. В нем в нечеловеческих условиях содержалось более 30 тыс. галицких и закарпатских русин, считавших себя частью русского народа.

Дмитрий Вергун (1871 – 1951)

Талергоф

Проклятая долина Талергофа,
Твои кресты рифмуют мне – Голгофа,
А ряд могил, распаханных под поле, –
Нестертый след позора и недоли.

Здесь мой отец, замученный врагами,
Не раз за Русь молился со слезами.
А вражий страж ударами приклада
Ему внедрял обязанности ада.

Больная тень, он, на гнилой соломе,
Годами здесь протосковал о доме,
Сам полутруп, других больных таская
И мертвецам зеницы закрывая.

О, сколько их, таких отцов безвинных,
Замученных в немых могилах длинных,
О, сколько жалоб, скорби и печали
Погребено в угрюмой этой дали…

Лета минут, и сказ ее мучений
Пройдет из уст в цепь новых поколений –
Как жертвенник родного искупленья,
Как заповедь грядущего отмщенья.

Поездом из Любляны в Вену, 1919 г.

Александр Блок (1880 - 1921)

* * *
Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца — взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.

В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви,
Сила, юность, надежда... В закатной дали
Были дымные тучи в крови.

И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие — не в лад — Ермака,
И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука.

Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал,
И под черною тучей веселый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.

И военною славой заплакал рожок,
Наполняя тревогой сердца.
Громыханье колес и охрипший свисток
Заглушило ура без конца.

Уж последние скрылись во мгле буфера,
И сошла тишина до утра,
А с дождливых полей все неслось к нам ура,
В грозном клике звучало: пора!

Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
Несмотря на дождливую даль.
Это — ясная, твердая, верная сталь,
И нужна ли ей наша печаль?

Эта жалость — ее заглушает пожар,
Гром орудий и топот коней.
Грусть — ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...

1 сентября 1914

Сергей Кречетов (1878 – 1936)

УБИТАЯ МЕЧТА

«Революционной демократии не надо
Царьграда и проливов!»
Из первых выкриков русской революции.

Преграды нет, шумит стихия,
Все небо в пламенной грозе.
Зачем же медлишь ты, Россия,
На вековой твоей стезе?

Ужели солнце не затмится
И громы с неба не падут?
Что видим! В ярости стремится
На Кассия с кинжалом Брут.

Взгляните! Враг с тройным забралом
Стальной стеной на вас идет.
Слепцы! Вы спорите о малом,
Когда великое не ждет.

Единый раз в подлунном мире
Ясна нам цель, куда идти.
Открылись вековые шири,
Миродержавные пути.

Ужель в забвеньи самовольства
Продать хотите, наконец,
За хлеб минутного довольства
Вы Рима Третьего венец?

Прочь! Он не ваш! Российский гений
Его в веках определил
И верой долгих поколений
Мечту Царьграда окрылил.

В тиши палат, в затворах келий,
В бродячих песнях бедноты
Далеким сном они горели,
Святософийские кресты.

Война смела своим пожаром
Мильоны жизней, как тростник.
Скажите ж им: «вы гибли даром»,
Когда не дрогнет ваш язык.

Вы слышите ль? Укоров звуки
Встают с полей кровавых сеч,
То мертвецы к вам тянут руки,
Чтоб вам проклятие изречь.

Настанут времена другие.
Кто ныне слеп, тогда поймут,
Над вами скажет суд Россия,
Но страшен будет этот суд.

Лагерь «Gütersloh», май 1917

Александр Куприн (1870 - 1938)

Рок

За днями дни… и каждый день все то же.
В грязи… в снегу… под ревом непогод.
Без сна… без смены вечно настороже
Забывший времени обычный счет…

Ложась под нож, на роковое ложе,
Бесстрашно смерть встречая в свой черед…
Великий подвиг совершает, Боже,
Смиренный твой, незлобливый народ!

Без хитрости, корысти, самомненья,
О завтрашнем не помышляя дне,
Твои он исполняет повеленья,

Не ведая в губительном огне,
Что миру он несет освобожденье
И смерть войне.

1915 г. Янв. 20