Мария Шкапская (1891 - 1952)
***
Для нас война - это повязки,
Белье, табак и бинты,
Детям беглецов сказки,
Раненым на вокзале цветы.
Блестят на иконах ризки,
Вечерний благостен звон.
За далеких и близких
Положишь земной поклон.
Пусть нам не делают упрека,
От которого больно всегда:
Что мы как птицы, что не ходят далеко
От насиженного гнезда.
Пусть война привлекает очи,
Но надо же тех сберечь,
Кому ушедший захочет
Тяготу сбросить с плеч.
Отдает свою кровь отчизне
Шумная многоликая рать.
Но служит не отчизне, а жизни
Тихая безмолвная мать.
7.01.1915, Тулуза
***
Для нас война - это повязки,
Белье, табак и бинты,
Детям беглецов сказки,
Раненым на вокзале цветы.
Блестят на иконах ризки,
Вечерний благостен звон.
За далеких и близких
Положишь земной поклон.
Пусть нам не делают упрека,
От которого больно всегда:
Что мы как птицы, что не ходят далеко
От насиженного гнезда.
Пусть война привлекает очи,
Но надо же тех сберечь,
Кому ушедший захочет
Тяготу сбросить с плеч.
Отдает свою кровь отчизне
Шумная многоликая рать.
Но служит не отчизне, а жизни
Тихая безмолвная мать.
7.01.1915, Тулуза
Леонид Каннегисер (1896 - 1918)
СМОТР
На солнце, сверкая штыками —
Пехота. За ней, в глубине, —
Донцы-казаки. Пред полками —
Керенский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух — зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб.
На битву! — и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
И если, шатаясь от боли,
К тебе припаду я, о, мать,
И буду в покинутом поле
С простреленной грудью лежать —
Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню — Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.
27 июня 1917, Павловск
СМОТР
На солнце, сверкая штыками —
Пехота. За ней, в глубине, —
Донцы-казаки. Пред полками —
Керенский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух — зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб.
На битву! — и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
И если, шатаясь от боли,
К тебе припаду я, о, мать,
И буду в покинутом поле
С простреленной грудью лежать —
Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню — Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.
27 июня 1917, Павловск
Осип Мандельштам (1891 – 1938)
***
В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.
Только святые умеют так
В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак,
Славу свою и покой вкушать.
Разве Россия не белый рай
И не веселые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!
Декабрь 1914
***
В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.
Только святые умеют так
В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак,
Славу свою и покой вкушать.
Разве Россия не белый рай
И не веселые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!
Декабрь 1914
АНДРЕЙ БЕЛЫЙ (1880 – 1934)
ТЕЛА
На нас тела, как клочья песни спетой...
В небытие
Свисает где-то мертвенной планетой
Всё существо мое.
В слепых очах, в глухорожденном слухе
Кричат тела.
Беспламенные, каменные духи!
Беспламенная мгла!
Зачем простер на тверди оледелой
Свои огни
Разбитый дух — в разорванное тело,
В бессмысленные дни!
Зачем, за что в гнетущей, грозной гари,
В растущий гром
Мы — мертвенные, мертвенные твари —
Безжертвенно бредем?
1916 Москва
ТЕЛА
На нас тела, как клочья песни спетой...
В небытие
Свисает где-то мертвенной планетой
Всё существо мое.
В слепых очах, в глухорожденном слухе
Кричат тела.
Беспламенные, каменные духи!
Беспламенная мгла!
Зачем простер на тверди оледелой
Свои огни
Разбитый дух — в разорванное тело,
В бессмысленные дни!
Зачем, за что в гнетущей, грозной гари,
В растущий гром
Мы — мертвенные, мертвенные твари —
Безжертвенно бредем?
1916 Москва
Борис Садовской (1881 - 1952)
КОНЕЦ
Над Всероссийскою державой
По воле Бога много лет
Шумя парил орел двуглавый,
Носитель мощи и побед.
Как жутко было с ним вперяться
Времен в загадочную мглу!
Как было радостно вверяться
Ширококрылому орлу!
Увы! Для русского Мессии
Встает Иудина заря:
То Царь ли предал честь России,
Россия ль предала Царя?
Или глаголы Даниила
В веках растаяли, как дым,
Иль солнце бег остановило,
Иль стал Женевой Третий Рим?
Братаясь радостно с врагами,
Забыв завоеваний ширь,
В грязи свое волочит знамя
Тысячелетний богатырь.
Британский лев и галльский петел
Его приветствуют, смеясь.
Пусть день взойдет, могуч и светел:
Ему не свеять эту грязь.
Россия, где ж твоя награда,
Где рай обетованных мест:
Олегов щит у стен Царьграда,
Славянский на Софии крест?
Когда-то венчанное славой,
Померкло гордое чело.
И опустил орел двуглавый
Свое разбитое крыло.
1917
КОНЕЦ
Над Всероссийскою державой
По воле Бога много лет
Шумя парил орел двуглавый,
Носитель мощи и побед.
Как жутко было с ним вперяться
Времен в загадочную мглу!
Как было радостно вверяться
Ширококрылому орлу!
Увы! Для русского Мессии
Встает Иудина заря:
То Царь ли предал честь России,
Россия ль предала Царя?
Или глаголы Даниила
В веках растаяли, как дым,
Иль солнце бег остановило,
Иль стал Женевой Третий Рим?
Братаясь радостно с врагами,
Забыв завоеваний ширь,
В грязи свое волочит знамя
Тысячелетний богатырь.
Британский лев и галльский петел
Его приветствуют, смеясь.
Пусть день взойдет, могуч и светел:
Ему не свеять эту грязь.
Россия, где ж твоя награда,
Где рай обетованных мест:
Олегов щит у стен Царьграда,
Славянский на Софии крест?
Когда-то венчанное славой,
Померкло гордое чело.
И опустил орел двуглавый
Свое разбитое крыло.
1917
Владимир Палей (1897 - 1918)
У СОЛДАТСКОГО КЛАДБИЩА
Мягко разостланы дерна квадратики
Набожной чьей-то рукой...
Спите, соколики, спите, солдатики,
Вам здесь простор и покой.
Небо над вами сияет безбрежностью,
Тихо мечтают поля,
Приняла вас с материнскою нежностью
Эта сырая земля.
Русь защищая, ребята бывалые,
Долго дрались вы с врагом...
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
Жертвы борьбы с лицемерной державою
Вы — не покинутый прах!
Вечною памятью, вечною славою
В русских вы живы сердцах!
Действующая Армия, деревня Речки.
Сентябрь 1915 г.
У СОЛДАТСКОГО КЛАДБИЩА
Мягко разостланы дерна квадратики
Набожной чьей-то рукой...
Спите, соколики, спите, солдатики,
Вам здесь простор и покой.
Небо над вами сияет безбрежностью,
Тихо мечтают поля,
Приняла вас с материнскою нежностью
Эта сырая земля.
Русь защищая, ребята бывалые,
Долго дрались вы с врагом...
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.
Жертвы борьбы с лицемерной державою
Вы — не покинутый прах!
Вечною памятью, вечною славою
В русских вы живы сердцах!
Действующая Армия, деревня Речки.
Сентябрь 1915 г.
Георгий Иванов (1894 - 1958)
Бронзовые полководцы
Борису Садовскому
Перед собором, чьи колонны
Образовали полукруг,
Стоят — Кутузов непреклонный,
Барклай де Толли — чести друг.
Черты задумчиво бесстрастны
Героя с поднятой рукой.
Другого взгляд недвижен ясный
И на губах его — покой.
Кругом летят автомобили,
Сирена слышится с Невы…
Они прошедшее забыли,
Для настоящего мертвы?
Нет! В дни, когда встает вторая
Отечественная война,
Гробницы тишина сырая
Героям прошлого — тесна.
Я знаю — то покой наружный,
Хранимый медью до конца,
Но бьются жарко, бьются дружно
Давно истлевшие сердца.
Они трепещут, как живые,
Восторгу нашему в ответ
С тех пор, как в сени гробовые
Донесся первый гул побед!
1914
Бронзовые полководцы
Борису Садовскому
Перед собором, чьи колонны
Образовали полукруг,
Стоят — Кутузов непреклонный,
Барклай де Толли — чести друг.
Черты задумчиво бесстрастны
Героя с поднятой рукой.
Другого взгляд недвижен ясный
И на губах его — покой.
Кругом летят автомобили,
Сирена слышится с Невы…
Они прошедшее забыли,
Для настоящего мертвы?
Нет! В дни, когда встает вторая
Отечественная война,
Гробницы тишина сырая
Героям прошлого — тесна.
Я знаю — то покой наружный,
Хранимый медью до конца,
Но бьются жарко, бьются дружно
Давно истлевшие сердца.
Они трепещут, как живые,
Восторгу нашему в ответ
С тех пор, как в сени гробовые
Донесся первый гул побед!
1914
Сергей Марков (1906 - 1979)
ПЕРЕИМЕНОВАНИЕ ОТБИТОГО БРОНЕВИКА (1914-1917)
По-старому он зваться здесь не мог!
Убиты люди, сбиты пулеметы...
И он, как слон, подставил жаркий бок
Густой толпе ликующей пехоты.
В чужой крови омытая рука
Выводит буквы быстрые, косые,
Змеится на груди броневика
Победное название «РОССИЯ»...
Хоть надпись на исчерченной груди
И рождена сейчас нехитрым мелом,
Но, вздрогнув всем своим могучим телом,
Могучий пленник, снова в бой иди!
Стрелки! Страшитесь участи врага...
Он в башне спит. Раздроблена нога,
За голенищем согнутая ложка,
И кошелек, замызганный в крови,
А в нем — дары печальные любви:
И локон, и жемчужная сережка...
1934
ПЕРЕИМЕНОВАНИЕ ОТБИТОГО БРОНЕВИКА (1914-1917)
По-старому он зваться здесь не мог!
Убиты люди, сбиты пулеметы...
И он, как слон, подставил жаркий бок
Густой толпе ликующей пехоты.
В чужой крови омытая рука
Выводит буквы быстрые, косые,
Змеится на груди броневика
Победное название «РОССИЯ»...
Хоть надпись на исчерченной груди
И рождена сейчас нехитрым мелом,
Но, вздрогнув всем своим могучим телом,
Могучий пленник, снова в бой иди!
Стрелки! Страшитесь участи врага...
Он в башне спит. Раздроблена нога,
За голенищем согнутая ложка,
И кошелек, замызганный в крови,
А в нем — дары печальные любви:
И локон, и жемчужная сережка...
1934
Николай Асеев (1889 - 1963)
Об 1915 годе
Серп на ущербе притягивает моря,
и они взойдут на берег, шелками хлюпая
Вот волн вам, их ропот покоряя,
привидится эскадра белотрубая.
Герб серба сорвала слишком грубая
рука. Время Европу расшвырять!
Пусть рушатся колени зданий в огне,
пусть исказится за чертою черта
поношенной морды мира. Божьего гнева
я слышу голос у каждого рта.
Страны ли стали вам дороги? Слышите,
больше их нет:
Дания – знак с колокольни, Бельгия –
выстрел с борта.
Матерой материк в истерике,
пули изрешетили его дочерей черепа,
скоро уже – о, вы не верите? –
вам, вам, вам выступать, –
только стальной Америки
выдвинется презрительная губа.
[1914]
Об 1915 годе
Серп на ущербе притягивает моря,
и они взойдут на берег, шелками хлюпая
Вот волн вам, их ропот покоряя,
привидится эскадра белотрубая.
Герб серба сорвала слишком грубая
рука. Время Европу расшвырять!
Пусть рушатся колени зданий в огне,
пусть исказится за чертою черта
поношенной морды мира. Божьего гнева
я слышу голос у каждого рта.
Страны ли стали вам дороги? Слышите,
больше их нет:
Дания – знак с колокольни, Бельгия –
выстрел с борта.
Матерой материк в истерике,
пули изрешетили его дочерей черепа,
скоро уже – о, вы не верите? –
вам, вам, вам выступать, –
только стальной Америки
выдвинется презрительная губа.
[1914]
Борис Лавренëв (1891 - 1959)
Прощание
Надежде Аркадьевне
Полесской-Щепилло
Вчера... Не сон ведь это, – вспомните, –
Я этим вас не оскорблю,
В студенческой арбатской комнате
Сказали тихо вы: «Люблю!»
Хоть слову трепетному верю я,
Но милых губ не выпью мед, –
Ведь завтра наша кавалерия
С рассвета двинется в поход.
Родная! Наш роман игрушечный
И полудетскую любовь
Я променял па грохот пушечный,
На лязги сабель, дым и кровь.
Поймите, –
злую боль прощания
Стараясь в сердце заглушить,
Я в час последнего свидания
И сам страшусь вас полюбить.
Но мне дороже человечество
Любви и дружеских бесед...
Так умирает за отечество
Солдат, романтик и поэт.
Январь 1916
В ночь ухода на фронт
Прощание
Надежде Аркадьевне
Полесской-Щепилло
Вчера... Не сон ведь это, – вспомните, –
Я этим вас не оскорблю,
В студенческой арбатской комнате
Сказали тихо вы: «Люблю!»
Хоть слову трепетному верю я,
Но милых губ не выпью мед, –
Ведь завтра наша кавалерия
С рассвета двинется в поход.
Родная! Наш роман игрушечный
И полудетскую любовь
Я променял па грохот пушечный,
На лязги сабель, дым и кровь.
Поймите, –
злую боль прощания
Стараясь в сердце заглушить,
Я в час последнего свидания
И сам страшусь вас полюбить.
Но мне дороже человечество
Любви и дружеских бесед...
Так умирает за отечество
Солдат, романтик и поэт.
Январь 1916
В ночь ухода на фронт
Эдуард Багрицкий (1895 - 1934)
Враг
Сжимает разбитую ногу
Гвоздями подбитый сапог,
Он молится грустному богу:
Молитвы услышит ли бог?
Промечут холодные зори
В поля золотые огни…
Шумят на багряном просторе
Зеленые вязы одни.
Лишь ветер, сорвавшийся с кручи,
Взвихрит серебристую пыль,
Да пляшет татарник колючий,
Да никнет безмолвно ковыль.
А ночью покроет дороги
Пропитанный слизью туман,
Протопчут усталые ноги,
Тревогу пробьет барабан.
Идет, под котомкой сгибаясь,
В дыму погибающих сел,
Беззвучно кричит, задыхаясь,
На знамени черный орел.
Протопчет, как дикая пляска,
Коней ошалелый галоп…
Опускается медная каска
На влажный запыленный лоб.
Поблекли засохшие губы,
Ружье задрожало в руке;
Запели дозорные трубы
В деревне на ближней реке…
Сейчас над сырыми полями
Свой веер раскроет восток…
Стучит тяжело сапогами
И взводит упругий курок…
1914
Враг
Сжимает разбитую ногу
Гвоздями подбитый сапог,
Он молится грустному богу:
Молитвы услышит ли бог?
Промечут холодные зори
В поля золотые огни…
Шумят на багряном просторе
Зеленые вязы одни.
Лишь ветер, сорвавшийся с кручи,
Взвихрит серебристую пыль,
Да пляшет татарник колючий,
Да никнет безмолвно ковыль.
А ночью покроет дороги
Пропитанный слизью туман,
Протопчут усталые ноги,
Тревогу пробьет барабан.
Идет, под котомкой сгибаясь,
В дыму погибающих сел,
Беззвучно кричит, задыхаясь,
На знамени черный орел.
Протопчет, как дикая пляска,
Коней ошалелый галоп…
Опускается медная каска
На влажный запыленный лоб.
Поблекли засохшие губы,
Ружье задрожало в руке;
Запели дозорные трубы
В деревне на ближней реке…
Сейчас над сырыми полями
Свой веер раскроет восток…
Стучит тяжело сапогами
И взводит упругий курок…
1914
Зинаида Гиппиус (1869 - 1945)
ТИШЕ!
Громки будут великие дела.
Солоrуб, 7.8.14
Поэты, не nишите слишком рано,
Победа еще в руке Госnодней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоnравданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы.
8 августа 1914
ТИШЕ!
Громки будут великие дела.
Солоrуб, 7.8.14
Поэты, не nишите слишком рано,
Победа еще в руке Госnодней.
Сегодня еще дымятся раны,
Никакие слова не нужны сегодня.
В часы неоnравданного страданья
И нерешенной битвы
Нужно целомудрие молчанья
И, может быть, тихие молитвы.
8 августа 1914
Александр Кулебякин (1870 - 1923)
* * *
Я видел сон: ушли в туман года.
Весь род людской истаял понемногу,
Изжив себя и опостылев Богу,
И зверь вошел в пустые города.
Дремучий лес все спрятал без следа.
В обломках стен медведь нашел берлогу,
И лев с семьею вышел на дорогу,
И океан не колыхал суда.
Сливали зори сумрак, тьму и свет,
Рои существ сменялись чередою,
Всемирный Разум вел их в вихре лет,
И, рдея жизнью вечно молодою,
Земля без нас мирам иных планет
Сияла той же светлою звездою.
1919
* * *
Я видел сон: ушли в туман года.
Весь род людской истаял понемногу,
Изжив себя и опостылев Богу,
И зверь вошел в пустые города.
Дремучий лес все спрятал без следа.
В обломках стен медведь нашел берлогу,
И лев с семьею вышел на дорогу,
И океан не колыхал суда.
Сливали зори сумрак, тьму и свет,
Рои существ сменялись чередою,
Всемирный Разум вел их в вихре лет,
И, рдея жизнью вечно молодою,
Земля без нас мирам иных планет
Сияла той же светлою звездою.
1919
Федор Сологуб (1863 - 1927)
ЛИХОРАДКА ОКОПОВ
Томителен жар лихорадки.
В окопах по горло вода.
Под пологом серой палатки
Приляжешь, — иная беда.
Предстанет вечерняя нежить
И станет обманчиво жить,
То сладкою негою нежить,
То горькой истомой томить.
Нет, лучше скорее в штыки бы,
Прогнать бы подальше врагов,
Проникнуть туда б, за изгибы
Врага укрывающих рвов.
1915
ЛИХОРАДКА ОКОПОВ
Томителен жар лихорадки.
В окопах по горло вода.
Под пологом серой палатки
Приляжешь, — иная беда.
Предстанет вечерняя нежить
И станет обманчиво жить,
То сладкою негою нежить,
То горькой истомой томить.
Нет, лучше скорее в штыки бы,
Прогнать бы подальше врагов,
Проникнуть туда б, за изгибы
Врага укрывающих рвов.
1915
Николай Туроверов (1899 - 1972)
1914 год
Казаков казaчки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы - их дети - позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?
1939
1914 год
Казаков казaчки проводили,
Казаки простились с Тихим Доном.
Разве мы - их дети - позабыли,
Как гудел набат тревожным звоном?
Казаки скакали, тесно стремя
Прижимая к стремени соседа.
Разве не казалась в это время
Неизбежной близкая победа?
О, незабываемое лето!
Разве не тюрьмой была станица
Для меня и бедных малолеток,
Опоздавших вовремя родиться?
1939
Алексей Ганин (1893 - 1925)
* * *
Певчий Брат, мы в дороге одни.
День, как облак, под бурей растаял.
Небо тучами плакать устало...
Тьма склевала глаза у звезды.
Умерла на колосьях пчела.
Высох мед на губах человека.
И дремавшая в камнях от века
Стальнозубая Гибель пришла.
Бродит желтых пожарищ Огонь
Вместо зорь по небесной пустыне...
В травах кровью дымящийся иней...
Смерть из трупов возводит свой трон.
Где-то есть очистительный смерч.
В мертвом круге камнем от сечи,
Сгустком крови не выпало б сердце,
Только б душу живую сберечь.
Гаснет радость у птиц и детей.
Всюду когти железа и смерти,
И взывают к грохочущей тверди
Только трупы да горы костей.
Обезумело сердце Земли
Под железными лапами Зверя.
Кто откроет в грядущее двери,
В тишину светоносных Долин?
Все изглодано пастью литой.
Рыщут ветры, как волки, в дорогах.
Стерся лик Человека и Бога.
Снова Хаос. Никто и Ничто.
1916
* * *
Певчий Брат, мы в дороге одни.
День, как облак, под бурей растаял.
Небо тучами плакать устало...
Тьма склевала глаза у звезды.
Умерла на колосьях пчела.
Высох мед на губах человека.
И дремавшая в камнях от века
Стальнозубая Гибель пришла.
Бродит желтых пожарищ Огонь
Вместо зорь по небесной пустыне...
В травах кровью дымящийся иней...
Смерть из трупов возводит свой трон.
Где-то есть очистительный смерч.
В мертвом круге камнем от сечи,
Сгустком крови не выпало б сердце,
Только б душу живую сберечь.
Гаснет радость у птиц и детей.
Всюду когти железа и смерти,
И взывают к грохочущей тверди
Только трупы да горы костей.
Обезумело сердце Земли
Под железными лапами Зверя.
Кто откроет в грядущее двери,
В тишину светоносных Долин?
Все изглодано пастью литой.
Рыщут ветры, как волки, в дорогах.
Стерся лик Человека и Бога.
Снова Хаос. Никто и Ничто.
1916
София Парнок (1885 – 1933)
ФРИДРИХУ КРУППУ
Сонет
На грани двух веков стоишь ты, как уступ,
Как стародавний грех, который не раскаян,
Господней казнию недоказненный Каин,
Братоубийственный, упорный Фридрих Крупп!
На небе зарево пылающих окраин.
На легкую шинель сменяя свой тулуп,
Идет, кто сердцем щедр и мудро в речи скуп, -
Расцветов будущих задумчивый хозяин...
И ядра - дьявола плуги - взрывают нови,
И севом огненным рассыпалась шрапнель...
О, как бы дрогнули твои крутые брови
И забродила кровь, кровавый чуя хмель!
Но без тебя сверкнул, и рухнул, и померк
Тобой задуманный чугунный фейерверк.
1915
ФРИДРИХУ КРУППУ
Сонет
На грани двух веков стоишь ты, как уступ,
Как стародавний грех, который не раскаян,
Господней казнию недоказненный Каин,
Братоубийственный, упорный Фридрих Крупп!
На небе зарево пылающих окраин.
На легкую шинель сменяя свой тулуп,
Идет, кто сердцем щедр и мудро в речи скуп, -
Расцветов будущих задумчивый хозяин...
И ядра - дьявола плуги - взрывают нови,
И севом огненным рассыпалась шрапнель...
О, как бы дрогнули твои крутые брови
И забродила кровь, кровавый чуя хмель!
Но без тебя сверкнул, и рухнул, и померк
Тобой задуманный чугунный фейерверк.
1915
Григорий Петников (1894 - 1971)
Стихи о войне 1914 - 1917
И век меча, и век секиры новой
Плывёт над европейской ночью,
И залпами шестнадцатидюймовок
Покровы лицемерья рвутся в клочья.
Их заменяют пафосом удушья
Завесы газов. Танки зашивают саван.
И запахом гниющей туши –
Биржёвок бюллетень, военных сводок слава.
Окопы сторожат огромные мешки.
И сейфы ширятся. Под проливнем свинца
Качаются столы. Трёхцветные флажки
Рифмуют – «до победного конца!»
Хлопочут на амвонах, зажигая свечи.
Ракеты освещают небеса.
И, задыхаясь, выпускают печи
Стальные стаи в тёмные леса.
В конторах банков и военных складов
Ведётся прибылей подсчёт.
И в памороке – за звериным садом
Поют полки запасных рот.
Линяет небо. И под звук оркестров
Тут навзничь падают. Им выдают кресты.
В тылу с балконов повисает пестрядь.
Но... хмурятся предместья нищеты.
Она выходит из фабричных зданий,
Забоев, кузниц, начиная раздувать
Высокий пламень молодых восстаний:
Тяжёлый воздух потрясён до дна!
Москва, 1918
Стихи о войне 1914 - 1917
И век меча, и век секиры новой
Плывёт над европейской ночью,
И залпами шестнадцатидюймовок
Покровы лицемерья рвутся в клочья.
Их заменяют пафосом удушья
Завесы газов. Танки зашивают саван.
И запахом гниющей туши –
Биржёвок бюллетень, военных сводок слава.
Окопы сторожат огромные мешки.
И сейфы ширятся. Под проливнем свинца
Качаются столы. Трёхцветные флажки
Рифмуют – «до победного конца!»
Хлопочут на амвонах, зажигая свечи.
Ракеты освещают небеса.
И, задыхаясь, выпускают печи
Стальные стаи в тёмные леса.
В конторах банков и военных складов
Ведётся прибылей подсчёт.
И в памороке – за звериным садом
Поют полки запасных рот.
Линяет небо. И под звук оркестров
Тут навзничь падают. Им выдают кресты.
В тылу с балконов повисает пестрядь.
Но... хмурятся предместья нищеты.
Она выходит из фабричных зданий,
Забоев, кузниц, начиная раздувать
Высокий пламень молодых восстаний:
Тяжёлый воздух потрясён до дна!
Москва, 1918
Федор Касаткин-Ростовский (1875 - 1940)
Авиатор
Носясь над городом высоко,
Как чуть заметная черта,
Он к нам примчался издалёка
И сбросил бомбу у моста.
Она взорвалась с гулом, звонко,
Подняв столб грязи и камней;
Туманный дым и стон ребенка
Остался в воздухе за ней.
Дитя сразив своим снарядом,
Умчался в небо он опять,
Чтоб в стане вражьем с гордым взглядом
Свой подвиг смелый рассказать.
А у моста средь грязи липкой,
Горячей кровью залито,
Лицо недвижное с улыбкой,
Казалось, думало: «За что?»...
Дер. Вышехи у Ломжи.
Февраль <1916 г.>
Авиатор
Носясь над городом высоко,
Как чуть заметная черта,
Он к нам примчался издалёка
И сбросил бомбу у моста.
Она взорвалась с гулом, звонко,
Подняв столб грязи и камней;
Туманный дым и стон ребенка
Остался в воздухе за ней.
Дитя сразив своим снарядом,
Умчался в небо он опять,
Чтоб в стане вражьем с гордым взглядом
Свой подвиг смелый рассказать.
А у моста средь грязи липкой,
Горячей кровью залито,
Лицо недвижное с улыбкой,
Казалось, думало: «За что?»...
Дер. Вышехи у Ломжи.
Февраль <1916 г.>
Сергей Третьяков (1892 - 1937)
***
Где-то смерть – колючая пчелка.
Где-то смерть – голубой болид.
Рот раскрылся, как теплая щелка,
А сердце болит, болит…
Рот кричит, чтобы спрятать сердце,
А ему давно все равно:
Ни во флаг троецветный не верится,
Ни в расколотое окно.
Но ведь сердце совсем безделица,
Если пальцами надо душить.
У сердца избитое тельце,
Не имеющее право жить.
И туда идти бесполезно,
И остаться здесь не к добру…
Кто сумел бы сердце железное
Привинтить к моему ребру?!
1914 Август
***
Где-то смерть – колючая пчелка.
Где-то смерть – голубой болид.
Рот раскрылся, как теплая щелка,
А сердце болит, болит…
Рот кричит, чтобы спрятать сердце,
А ему давно все равно:
Ни во флаг троецветный не верится,
Ни в расколотое окно.
Но ведь сердце совсем безделица,
Если пальцами надо душить.
У сердца избитое тельце,
Не имеющее право жить.
И туда идти бесполезно,
И остаться здесь не к добру…
Кто сумел бы сердце железное
Привинтить к моему ребру?!
1914 Август
Константин Большаков (1895 - 1938)
После…
Юрию Юркуну.
Сберут осколки в шкатулки памяти,
Дням пролетевшим склонят знамена
И на заросшей буквами, истлевшей грамоте
Напишут кровью имена
Другим поверит суровый грохот
В полях изрезанных траншей,
Вновь услыхать один их вздох хоть
И шепот топота зарытых здесь людей…
Осенний ветер тугими струнами
Качал деревья в печальном вальсе:
«О, только над ними, только над юными
Сжалься, о, сжалься, сжалься!».
А гимн шрапнели в неба раны,
Взрывая искры кровавой пены,
Дыханью хмурому седого океана
О пленнике святой Елены,
Теням, возставшим неохотно
Следить за крыльями трепещущих побед,
Где ласково стелется треск пулеметный
На грохоте рвущихся лет…
Октябрь 1914 г.
Москва.
После…
Юрию Юркуну.
Сберут осколки в шкатулки памяти,
Дням пролетевшим склонят знамена
И на заросшей буквами, истлевшей грамоте
Напишут кровью имена
Другим поверит суровый грохот
В полях изрезанных траншей,
Вновь услыхать один их вздох хоть
И шепот топота зарытых здесь людей…
Осенний ветер тугими струнами
Качал деревья в печальном вальсе:
«О, только над ними, только над юными
Сжалься, о, сжалься, сжалься!».
А гимн шрапнели в неба раны,
Взрывая искры кровавой пены,
Дыханью хмурому седого океана
О пленнике святой Елены,
Теням, возставшим неохотно
Следить за крыльями трепещущих побед,
Где ласково стелется треск пулеметный
На грохоте рвущихся лет…
Октябрь 1914 г.
Москва.