Вослед юбилею Осипа Мандельштама читаем 🔽🔽🔽 в рубрике #weekendpoetry его поздние, сложные "Стихи о неизвестном солдате" (1937), написанные поэтом о себе и о каждом из нас.

Бродский заметил, что Мандельштам не боится мыслью расщепить мир буквально до молекул; но главный пафос стихов в ином: помыслив мир, мы должны вернуть ему долг — поучаствовать в его, мира, осуществлении, и роль эта неблаговидна и тяжела.

Воздух, свет, луч, небо здесь предельно осязаемы, почти материальны, это метафора мысли (в наивысшем изводе — духа). И одновременно — могила:

Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.
<...>
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.

Могилы повторяются три строфы подряд и настойчиво, алхимически превращают воздух мысли в землю материального бытия, из которой прорастают движимые "огнем столетий" коллективные человеческие надежды и упования (здесь — звезды, миры), для частной, конкретной судьбы вовсе не безобидные:

Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами —
Растяжимых созвездий шатры,
Золотые созвездий жиры...

Герой почти не уплотняет холодные, ясные мысли до эмоций, но возвращает их назад миру, творимому "эфиром, десятично означенным", "светлой болью и молью нулей" — оптовым множеством судеб, где бытие недвусмысленно уподоблено войне ("небо крупных оптовых смертей"), в которой отдельный человек лишь неизвестный солдат. Поэт зрит, как самый дух человеческий словно обращается в прах и становится необходимой и неизбежной жертвой, плодородной почвой для семян нового бытия.

Помнит дождь, неприветливый сеятель, —
Безымянная манна его, —
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.

Мандельштам ужé воспринимал мир таким, каким он явится людям спустя всего три года после смерти поэта в 1938 году.
___
Публикует штабное Радио Телеграм @RTLMC.

Только "Балладой о Царской шутке" тов. Киплинга можем дополнить.

Впрочем, заложенную в ней мораль Песков замечательно знает сам. "О врагах Царя говорить Царю".

Мы любим Киплинга не меньше, чем Путин, а знаем — лучше: уже читали в #weekendpoetry его блестящую "Балладу о царской шутке". А сегодня озвучим другие стихи: давеча @SBelkovskiy, выслушав президентское послание, вспомнил про "Дворец" (1902), неожиданно (и куда точнее мультяшных путинских метафор) бьющий в самогó нашего дракона:

Каменщик был и Король я — и, знанье свое ценя,
Как Мастер, решил построить Дворец, достойный меня.

Да не польстит президенту очевидный масонский контекст (в переводе Оношкович-Яцына заметно сглаженный), но по сути своей это гимн тщете волевого усилия, учащий творца смирению перед временем, этой "верой неверных годов":

Каменщик был и Король я — в полдень гордыни моей
Они принесли мне Слово, Слово из Мира теней.
Шепнули: «Кончать не должно! Ты выполнил меру работ,
Как и тот, твой дворец — добыча того, кто потом придет».

...придет и раскопает бункер руины дворца, и скажет в свой черед:

Он был безобразно сделан, не стоил план ничего,
Туда и сюда, бесцельно, разбегался фундамент его.

В день рождения Пушкина читаем три стихотворения "каменноостровского" цикла в нашей постоянной рубрике #weekendpoetry.

На Пасху 1836-го года, 29 марта, у Пушкина умирает мать. Своим последним летом, всё еще нося траур*, поэт пишет стихи, проникнутые мотивами предшествующей Пасхе Страстной недели*; сохраним пушкинскую нумерацию:

II "Отцы пустынники и жены непорочны..." — переложение молитвы Ефрема Сирина, читаемой на Страстную среду в последний раз за Великий пост;
III "Подражание итальянскому" — посмертные муки Иуды;
IV "Мирская власть" — о гóре Магдалины и Божией матери у креста, а также критический взгляд на современный поэту обычай выставлять у распятия на праздник стражу, совсем как фарисеи когда-то.

Этот своеобразный "пасхальный триптих" не раз разобран специалистами, а мы просто хотим напомнить, как личные переживания становятся у поэта источником глубоких и вдохновляющих строк для русских поколений на века вперёд.

Сто лет назад, 7 августа 1921 года, умер Александр Блок. Но успел написать и прозреть многое, в том числе, как истинный русский поэт, о России. В очередной серии Штабных поэтических чтений #weekendpoetry озвучиваем 🔽🔽🔽 его "Новую Америку" (1913).

Стихотворение прошито рождественским символизмом. Прошлое Родины с ее будущим белой нитью (ровно посередине, в восьмой строфе) стягивает река. Одной строкой ("Ты, убогая финская Русь!") задается аллюзия на "Медного всадника": у Пушкина "приют убогого чухонца", "где прежде финский рыболов..." — о России допетровской, а затем гремящее описание нового града (и мира). Также и здесь: за "рекой полноводной"

...прекрасная внучка варяга
Не клянет половецкий полон...

(как бы ни хотелось иным старикам в делирии помахать перед половцами деревянным мечом), но

Там чернеют фабричные трубы,
Там завóдские стонут гудки.

Это 1913 год, канун Мировой войны, климакс имперских амбиций, за которыми не разглядишь революций. Поэт видит дальше: "Новая Америка" не имеет ввиду США, это лишь символ индустриального будущего, но Россия и в нем останется самою собой, со своим "путем степным — без конца, без исхода":

На пустынном просторе, на диком
Ты всё та, что была, и не та
Новым ты обернулась мне ликом,
И другая волнует мечта…

Черный уголь — подземный мессия,
Черный уголь — здесь царь и жених...

Блок как знал: "другая мечта" совсем скоро действительно займет страну на семьдесят с гаком лет... С тех пор разве что черный уголь сменился черной нефтью, на которую верхи и правда не намолятся (да еще рискуем, кстати, буквально стать "Новой Америкой", заимствуя у Штатов не самые лучшие практики с опозданием в пару избирательных циклов*,,*).

Темным вечером Дня Ɵбнуленной Конституции — время очередной серии штабных поэтических чтений #weekendpoetry.

Сегодня читаем одно оттепельное стихотворение, в котором есть, например, такие строки:

И ты раскаешься, бедный брат.
Заблудший брат, ты будешь прощен.
Под песнопения в свой квадрат
Ты будешь бережно возвращен.

А если упорствовать станешь ты:
— Не дамся!.. Прежнему не бывать!.. —
Неслышно явятся из темноты
Люди, умеющие убивать.

Только представьте, что это пишет молодой английский солдат о своих же согражданах. Лет десять, с 1964-го по 1974-й год, массовый советский читатель точно так и думал. Джемс Клиффорд — блестящая мистификация поэта Владимира Лифшица — напозволял себе редкой точности и свободы в выражениях, о чем советский литератор, пишущий от своего имени, пожалуй, мог в то время лишь мечтать.

Строки «Квадратов» настолько современны, что их и поныне то на музыку положат, то вспомнит иной политэмигрант, листая прессу.

Эзоповский модус чтения* современному читателю включать не нужно.

Тов. Потупчик ставит правильные вопросы… если смотреть из Европы или хотя бы из пределов Садового кольца дорогой и любимой столицы.

Только вот в Азии (и чем более Средней, чтоб не сказать Поднебесной Серединной, тем сильней доминирует именно азиатская компонента) совершенно иной подход к коммуникации с массами: народ должен блуждать в потьмах и сплетнях, а светочи истин — только в руках зур-нащальства. Знание — атрибут правящей касты.

Именно такой подход Токаев с (не факт что живым) Назарбаевым и культивируют. Да и у нас в (самой верхней) части правящей страты распространён именно такой пиар-метод — правда, не столько с китайским, сколько с чекистским душком.

Расскажем про это подходящий стишок в #WeekendPoetry.

Помните смерть узбекского хана Карима в 2016-м? Переполошившийся двор растянул агонию правителя на семь долгих, жарких дней, покуда решал, что делать дальше.

Поэт Караулов написал после этого свою «Дудочку» (смерть тирана порой вдохновляет на хорошие стихи), а главред П2.0 решил зачитать ее сегодня в качестве #weekendpoetry по другому, но подозрительно похожему поводу.

После старта казахских беспорядков Штаб требовал показать елбасы народу (раз, два), чего не сделано до сих пор. Один дипломированный востоковед в своей характерной манере сказал об этом так:

...Восток — это немедленная смерть. Вот так вот — тихо спрятаться, ничего не говорить и быть живым, это исключается!

Так где елбасы, наследнички?

______
Читает М. Шахов. Сведение — @akerby, обращайтесь. Публикует штабное Радио Телеграм — @RTLMC, подписывайтесь.

Дед наш всё хочет в учебник, но чем дальше, тем больше рискует попасть туда недалёким сапогом сродни тем, что посылали танки в Чехословакию в 1968-м. Сегодня в Штабе читаем Бродского, откликнувшегося на тот бессмысленный поход точными строками:

И сюда нас, думаю, завела
не стратегия даже, но жажда братства:
Лучше в чужие встревать дела,
Коли в своих нам не разобраться.

И то верно, чем бы подкачать давно просевшие рейтинги и отвлечь народ от снежного кома проблем? Вот свежие изыскания политической психологии: моральная поляризация «мы — они» в обществе содействует поддержке массами авторитарных лидеров. Вот и враги: Штаты, НАТО, Украина... А герой прозревает:

Я не хочу умирать из-за
двух или трех королей, которых
я вообще не видал в глаза
(дело не в шорах, но в пыльных шторах).

В финале точно поймано непреходящее и в сегодняшней ситуации ощущение блефа власти:

Генерал! Воевавший всегда как лев,
я оставляю пятно на флаге...
Для переживших великий блеф
жизнь оставляет клочок бумаги.

#weekendpoetry

Политический спектакль — жанр древний, а престарелые siloviki из кооператива «Озеро» — постановщики невыдающиеся.

Знаменитые стихи «В ожидании варваров» (1904) великого грека Кавафиса Штаб уже не раз цитировал по уместным поводам (вот, например 🔼🔼🔼), но, глядя на сегодняшние скитания-метания подневольных жителей ОРДЛО, вспомнить эти строки сам Бог велел:

– Чем объяснить внезапное смятение и лиц растерянность? И то, что улицы
и площади внезапно обезлюдели,
что населенье по домам попряталось?

– Тем, что смеркается уже, а варвары
не прибыли, и что с границы вестники
сообщают: больше нет на свете варваров.

– Но как нам быть, как жить теперь без варваров?
Они казались нам подобьем выхода.

Читаем в переводе Геннадия Шмакова, редактура Иосифа Бродского.

#weekendpoetry

Блок все же был гениальным визионером. Стихи "Русь моя, жизнь моя..." написал аккурат между парой проигранных империей войн, в 1910-м.

Война на востоке* показала невозможность блицкрига; западной* империя не пережила.

Россия в этих стихах — не восток и не запад, не Азия и не Европа, но черная степная мгла, глядящаяся "зá море Черное, зá море Белое"; она мучает, играется "вольным сердцем", "вольным духом", заставляя искать мучительной разлуки:

Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?
Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма!
Эх, не пора ль разлучиться, раскаяться...
Вольному сердцу на что твоя тьма?

Видимо, не в силах помыслить разлуку, сегодня об этих стихах вспоминает, например, потомственная московская элита, в душевных корчах представляя очередной акт приспособления к — ах, отвратительной! — но веками кормящей ее власти*:

И нельзя назвать это стихотворение пронзительным, нет, оно не пронзает, оно пропитывает, пропитывает, и вот оно в тебе, уже на уровне слез, на уровне безмолвных рыданий.

(Т. Толстая, давеча на одной экстремистской площадке).

Страшный мир* Блок чувствовал, воспринимал всем существом и, в общем, платил за свой дар жестокую цену, которую невольно делили с ним близкие (кто вспомнит, как намаялась любившая его без памяти невеста, впоследствии жена, Л. Д. Менделеева — "прекрасная дама", которую сей иномирный рыцарь долго не смел даже взять за руку, не то, что прижать к себе и поцеловать).

Образ будущего России Блок постигнет и опишет позже в "Новой Америке" (мы уже читали), в канун Первой мировой, глядя как бы через войну на страну, душу которой не перепахать ни этой навязанной верхами войной, ни страшным ответным бунтом низов; душа которой по сию пору и есть война и бунт.
______________
Читаем "Русь моя, жизнь моя..." Блока в регулярной рубрике #weekendpoetry 🔽🔽🔽.

Тов. @GlebPavlovsky 🔼🔼🔼 о "людях, умеющих убивать", которые (возможно) придут за политадминистраторами — когда те станут не нужны для бесконечной имитации выборов и референдумов… если "партия СВО" одержит верх над "партией УВП".

(Мы читали это великое стихотворение тов. Лифшица в своей, пожалуй, лучшей рубрике #WeekendPoetry).

Итак, Белгородский массовый 🔽🔽🔽 расстрел. Детали о нём, появившиеся за сегодня, так похожи на psy-op, что мы даже не решимся прямо на них сослаться. Сошлёмся на "Нарративы", а они на @rusbrief, тот выжал суть из инфы от каких-то иноагентов.

А мы расскажем (многим и так знакомую) притчу. В принципе, почему притчу? Это всё правда, реальная история из британской имперской практики XIX века — пресловутое "Восстание сипаев". Тупо по Wiki:

Поводом к восстанию стала новая винтовка Энфилда с капсюльным замком. Был пущен слух, что упаковка с патронами якобы пропитывалась смесью говяжьего и свиного жира (корова была священным животным в индуизме, а свинья — нечистым в исламе). Это оскорбляло религиозные чувства солдат — мусульман и индуистов, так как солдату было необходимо, держа в одной руке винтовку, а в другой упаковку патронов, вскрыть последнюю зубами, тем самым вкусив коровий или свиной жир. Хотя подразделения сипаев намеренно комплектовались по смешанному принципу, это не помешало сговору индусов и мусульман.

Сипаи (колониальные войска) восстали на религиозной почве и убили 6.000 англичан, в т.ч. женщин и детей. Империя, пока её не уняла тогдашняя Королева, в ответ положила (запытала, расстреляла из пушек, вся мыслимая и немыслимая хтонь) порядка 800.000 местных.

Вот на что способен традиционализьм, который Путин нынче нам в идеологию-то навязывает.

А теперь — горькая ирония: приписывали "пущенный среди сипаев слух о поругании религиозных ценностей"… лазутчикам Генштаба Российской Империи, пытавшейся тогда тайком подточить британское могущество в Индии.

Версия "царь-псайопа", кстати, вполне вероятная. См. напр. великую "Балладу о царской шутке" тов. Киплинга, довольно качественно озвученную главредом П2.0 для нашей заброшенной из-за чёртовой СВО рубрики #WeekendPoetry — "…о русских что скажешь, друг? когда ночь идёт, всё серо вокруг… великие вещи, две, как одна: во-первых — Любовь, во-вторых — Война", и так далее.

К выводам.

Когда-то русская армия была имперской и (возможно) умела управлять чувствами и поступками иноверцев чужого подданства за тысячи вёрст от себя.

А теперь она стала путинской, имбеZильной. И если версия причин конфликта — не британский psy-op, не отместочка русским через 2 века… И если этого подполковника Лапина (вот же фамилия-то бесславная) с его теологическими каламбурами об одной из ключевых религий СВО не расстреляли в спровоцированной им бойне… То его, подлеца, надо повесить по приговору военного трибунала. За сапожную тупость. За вопиющую к небесам некомпетентность. За дебилиZм (no offence настоящим больным дебильностью meant).

Или можно его отдать на перевоспитание кадыровцам, пусть им про Аллаха расскажет.

Один австриец в начале XX века вскрывал лицемерие чопорного социума настолько бесцеремонно и точно, что почтенная публика, затаив дыхание, прислушивалась к каждому его новому слову... Какой там Фрейд, Бог с вами! Знакомьтесь: Карл Краус, всё еще малоизвестный у нас журналист и сатирик, издатель и единственный автор в собственном авторитетном медиа "Факел", каждый номер которого за тридцать шесть лет выпуска оцифрован и бережно сохранен австрийской академией наук.

Читая каналы молодых и умных, в Штабе набрели на стихотворение Крауса "Детерминизм" и решили по такому случаю реанимировать рубрику воскресных поэтических чтений #weekendpoetry. Переведенные сорок с лишним лет назад Виктором Топоровым* — столь же, как автор, непримиримым критиком современной ему (литературной) реальности — стихи неожиданно полны злобой дня прямо-таки сегодняшнего:

Ввиду постоянных перебоев в снабжении
нужны запасы. Чего? Терпения.
<...>
Есть ботинки, но без шнурков,
кофе без кофеина, котлеты — не из коров.
Бумаги в обрез, и она опечатана.
Ничто не может быть напечатано.
<...>
Идет победоносное наступление,
поэтому эмиграция — преступление.
Все это ясно без лишних слов.
Тем более что за слова сажают.
Тем более что нас уважают.
Мы вооружены до зубов.

Обилие занимательных совпадений заставляет читателя искать контекст, неутешительно неумолимый: это Австро-Венгрия под конец Первой мировой войны. Номер "Факела" от 25.10.1917, в котором опубликованы стихи, вышел ровно за год до распада империи*. Антанта, не стесняясь, разглагольствовала об "освобождении славянских народов" от германо-австрийского господства. Несмотря на, по видимости, жёстко закрученные внутриполитические гайки, "недовольство славянских народов империи войной сказывалось на боеспособности австро-венгерской армии с каждым годом войны все больше. Солдаты-славяне сдавались в плен при каждом удобном случае"*.

Ни на что не намекаем и тревожимся не меньше Крауса (кстати, труъ-консерватора). Слушайте стихи 🔽🔽🔽. Очень своевременно — после Дня народного единства, накануне дня Октябрьской революции.

Кто, интересно, пошел войной на московского чиновника Кибовского, что тот решил сотрясти воздух антифашистскими строками Симонова, напрочь переврав их смысл:

Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Что есть опасность неумеренных спекуляций даже на чувстве праведного гнева и возмездия, хорошо понимал сам Симонов, после войны "Убей его!" не читавший: "Оно слишком многих людей убило".

О "страшном мире", в котором бытовали стихи и песни военного времени (и о самой войне тоже), очень точно писал уже в девяностые, в разгар Первой чеченской, молодой поэт Борис Рыжий. В рубрике #weekendpoetry вспоминаем очень уместные сегодня его стихи:

Сколько песен написал нам Исаковский,
сколько жизней эти песни поломали.
<...>

Отойдем же, ведь негоже в судьи лезть нам, —
верно, мы с тобой о жизни знаем мало.
Дай, Господь, нам не создать стихов и песен,
чтоб под песни эти ноги отрывало.

Дайте почитать холёному главе департамента культуры Кибовскому.

Замолкшую было рубрику #weekendpoetry сегодня оживим выходом старого сатирика. У Хазанова есть ютуб, а в нем под 200к подписчиков. 24 ноября автор опубликовал очередной ролик, "Напоминание".

В зачет старому лису Хазанову пойдет не столько неторопливая озвучка отрывка из Шпеера* с описанием Нюрнбергского процесса, сколько двухминутное стихотворение "Самонюрнберг" в самом конце — о встрече человека, добившегося власти, с собственной совестью (с предсказуемым результатом).

Прототипов у героя как минимум столько же, сколько гражданств у Геннадия Викторовича, и поводов каждый дает хоть отбавляй. Разумеется, о конкретном прототипе мастер эзопова языка скромно умолчит.

Умолчим и мы об уровне стихосложения, который, впрочем, вытягивается чтением: и тембром, и интонацией, и багажом несомненной артистической харизмы. Сегодня нам важнее цель, с которой автор применяет свой арсенал, — этическое внушение. Важна еще одна публично прозвучавшая гражданская позиция не в пандан воинственной власти. Послушайте.

Древняя птица клёст и новая птица квест
делятся, размножаются — от перемены мест,
а) человек несет свой крест, несет свой крест;
б) человек несет свой крест, несет свой крест.

Может, убить президента, но что это даст,
двигаясь к небу — рыба уходит под наст,
для коннотаций попридержи коней,
вся твоя память — это мечта о ней.

Свет в стеклотаре, там, где зевес и перун
в) на гитаре перебирают теорию струн;
г) козлоногий флейту продул зюйд-вест;
д) человек уронил свой крест, уронил свой крест.

Не поминай мое имя всуе, черный единорог,
дьявол прячется в сое, но в каждом дьяволе — бог,
ю) на дрова разрубил свой крест и разжег костер;
я) твой язык, это я твою память стер.

© Александр Кабанов, 28.03.2021

#WeekendPoetry