Наверное, это уже все видели. Но мы не имеем права не сделать этот перепост у себя в канале. Это то, от чего парни там нас всех защищают. Это зло. Это чистопородное, высшей пробы зло. Это невозможно исправить, это нужно уничтожить. Но не весь мир... Не всю нацию... Нельзя вершить то, что потом себе не простишь сам и твои близкие не простят себе. Видимо, от нас всех ждут геноцида. Господь удержит. Победим зло, оставаясь людьми. Иначе просто нельзя.
Forwarded from Два майора
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
«Пока они убивали мужчин, я женщину насиловал»
Признания украинского палача Евгения Фабрисенко, который попал в плен в Курской области и рассказал на допросе как с другими ублюдками 92-й бригады ВСУ исполнял поставленную перед подразделением задачу — зачистить Русское Поречное от «мирняка». Упиваясь своей безнаказанностью, в кровавой бойне также участвовал командир 11 роты 4 батальона с позывным «Кум» и три рядовых всушнника с позывными «Мотыль», «Проводник» и «Художник». Они замучили и убили 11 мужчин и 11 женщин, восемь из которых изнасиловали.
- Заходим в дом. Там девушка 18-20 лет. Сначала я её насиловал, потом сослуживцы. Я поставил девушку на колени и застрелил в затылок.
- Зашли в следующий дом. Там двое мужчин, одна женщина. Мужчин убили сразу. Одному порезали вены. Решили поиздеваться
- Услышали шум в сарае. Там в стоге сена прятались три бабушки и три дедушки. Мы их вывели, связали руки, спустили в подвал. Один оказал физическое сопротивление - пытался дёргаться, вырываться. Спустился к нему один из сослуживцев и ударил два раза по голове кулаком. «Проводник» поднялся наверх, а «Мотыль» гранату Ф-1 и кинул в подвал. Там живых никого уже не было.
- Потом в этом же сарае во втором помещении нашли… там две девушки и мужчина. Мужчина оказал сопротивление, накинувшись на меня с кирпичом. Был убит моим сослуживцем из автомата… Девушек изнасиловали и убили. Одну я насиловал, другую “Мотыль”. Потом я двух убил выстрелом в затылок. Они стояли связанные на коленях.
- Зашли в дом на улице Шпилевка. Мужчин убили сразу. Когда они убивали мужчин, я женщину насиловал. Вторую женщину изнасиловал мой сослуживец. Потом он поставил её на колени, а я застрелил.
- Увидели двух женщин во дворе и двух мужчин. Один из мужчин оказал физическое сопротивление и мужчин мы застрелили. Две женщины начали кричать и забежали в дом. Догнали их, изнасиловали и застрелили.
В каждом освобожденном населеннике вскрываются факты зверств украинских садистов.
Два майора
Признания украинского палача Евгения Фабрисенко, который попал в плен в Курской области и рассказал на допросе как с другими ублюдками 92-й бригады ВСУ исполнял поставленную перед подразделением задачу — зачистить Русское Поречное от «мирняка». Упиваясь своей безнаказанностью, в кровавой бойне также участвовал командир 11 роты 4 батальона с позывным «Кум» и три рядовых всушнника с позывными «Мотыль», «Проводник» и «Художник». Они замучили и убили 11 мужчин и 11 женщин, восемь из которых изнасиловали.
- Заходим в дом. Там девушка 18-20 лет. Сначала я её насиловал, потом сослуживцы. Я поставил девушку на колени и застрелил в затылок.
- Зашли в следующий дом. Там двое мужчин, одна женщина. Мужчин убили сразу. Одному порезали вены. Решили поиздеваться
- Услышали шум в сарае. Там в стоге сена прятались три бабушки и три дедушки. Мы их вывели, связали руки, спустили в подвал. Один оказал физическое сопротивление - пытался дёргаться, вырываться. Спустился к нему один из сослуживцев и ударил два раза по голове кулаком. «Проводник» поднялся наверх, а «Мотыль» гранату Ф-1 и кинул в подвал. Там живых никого уже не было.
- Потом в этом же сарае во втором помещении нашли… там две девушки и мужчина. Мужчина оказал сопротивление, накинувшись на меня с кирпичом. Был убит моим сослуживцем из автомата… Девушек изнасиловали и убили. Одну я насиловал, другую “Мотыль”. Потом я двух убил выстрелом в затылок. Они стояли связанные на коленях.
- Зашли в дом на улице Шпилевка. Мужчин убили сразу. Когда они убивали мужчин, я женщину насиловал. Вторую женщину изнасиловал мой сослуживец. Потом он поставил её на колени, а я застрелил.
- Увидели двух женщин во дворе и двух мужчин. Один из мужчин оказал физическое сопротивление и мужчин мы застрелили. Две женщины начали кричать и забежали в дом. Догнали их, изнасиловали и застрелили.
В каждом освобожденном населеннике вскрываются факты зверств украинских садистов.
Два майора
Камарады! Неожиданно возникла возможность взять без очереди 2 Булата4. И такую возможность грех пропустить, поскольку по слухам 3mx до мая отгрузок совершать не будут, поскольку у них заказ от "минки". Стоит один комплект 87 т.р. т.е. 2 комплекта = 174 т.р. с прошлого сбора и, благодаря недавнему большому переводу от неравнодушных людей, у нас сейчас чуть более 96 т.р. А выкупать надо завтра. Я сам не терплю истерических поберушек, добавил бы своих, но все вбухал в ремонт машины. Как только наберется, сразу скажу "отбой".
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О. Или по номеру телефона +79218839938
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О. Или по номеру телефона +79218839938
Forwarded from Daniel Orlov (Daniel Orlov)
Приехали... Пошли разговоры, что "Союз 24 Февраля" своим идеологическим напором и подковерными интригами разрушил АСПИР (Ассоциацию Союзов писателей и издателе России). О да, мы удивительно могущественны! Нам вообще много какие злодеяния готовы приписать вплоть до убийства Есенина и алкоголизма Фадеева, но касательно АСПИР, на всякий случай, замечу (ну так, чтобы хоть слегка поправить у некоторых иллюзорную картину мира): из 30 с малым членов объединения "Союз 34 февраля", трое являются членами Творческого совета АСПИР, двое присутствовали в особняке Православного Палестинского Общества на учреждении АСПИР. Минимум 10 человек могут искренне назвать председателя АСПИР Сергея Шаргунова своим товарищем.
Относительно "идеологического напора", который нам приписывают... Не совсем ясно, какой именно идеологии напор. Среди членов Союза, помимо многочисленных "имперцев", много условно "левых", "правых", сторонников просвещенной монархии, анархистов, есть даже один "мистический марксист социал-утопического толка" (это я). Всех объединяет исключительно самоотверженная и не платоническая, а действенная любовь к Родине. Мы все воспринимаем ее историю с героическими и трагическими, духоподъемными и позорными страницами целиком.
О да, у многих, у кого на рабочих письменных столах стоит ее (Родины) портрет в белой, красной, а то и в радужной рамке, зачастую вскипает: "Как же так! Я же тоже ее люблю! А тут эти... А вдруг Родина выберет их? А что будет со мной? А как же мои надежды? Да и вообще, не совсем ясно как ее, шалаву такую, простить после этого всего!" Это банальная ревность. А если эта ревность к Родине накладывается на литературную ревность, то можно сливать воду и тушить свет. Таких "по всей сети великой" счет уже идет на сотни.
В начале 24 года несколько совершенно различных по политическим взглядам, темпераменту, литературному и человеческому опыту, но состоявшихся и признанных читателем, писательским сообществом, авторов, тем не менее, видя опасность для своей Родины, объединились практически в рыцарский орден. Эти авторы устали по одиночке биться с "либеральной" бандой, захватившей отечественную литературу в рабство и заставляющей ее, выставляя на показ срамные места, торговать собой на панели мировых мегаполисов и развращать детей. Эти авторы дали обет и бросились в отчаянное сражение, не жалея своих небесконечных сил, отнимая время и нервы от собственной литературной работы, невзирая на чудовищные репутационные потери не только в глазах бесчисленных самодеятельных кружков любителей Родины, но и профессиональных литературных цехов.
Как результат, зашатался порядок и уклад, который десятилетиями, после рейдерского захвата отечественной книжно-журнальной отрасли, да и вообще литературы со всеми ее смыслами, традициями и новаторскими направлениями, казался незыблемым с далеких уже девяностых.
Казалось бы, все здравые литературные силы должны обрадоваться и подставить плечо. Но фигу вам! Легкая оторопь от напора "союзников" сменилась многоголосым шельмованием, в котором бескорыстие представляется стяжательством и "шкурными интересами", вынужденная публичность - тщеславием, попытка вызвать структурные перемены - властолюбием и желанием подмять под себя всё. Кстати, что "всё"? Очнитесь! У нас с вами давно ничего нет, все отняли, а мы даже не заметили.
Сплотившиеся в "Союз 24 февраля" объявляются бездарностями и литературными неудачниками. Однако, среди членов союза многочисленные лауреаты всех значимых отечественных литературных премий, главные редактора современных литературных журналов, бывшие и действующие редакторы отделов поэзии, прозы и критики традиционных литературных "толстяков". Подавляющее большинство являются действующими членами основных писательских союзов, образовавших АСПИР: СПР, СРП, СПМСк, СПСПб. Трое являются еще и членами Союза Писателей ДНР, трое входят в Русский ПЕН-Центр.
Относительно "идеологического напора", который нам приписывают... Не совсем ясно, какой именно идеологии напор. Среди членов Союза, помимо многочисленных "имперцев", много условно "левых", "правых", сторонников просвещенной монархии, анархистов, есть даже один "мистический марксист социал-утопического толка" (это я). Всех объединяет исключительно самоотверженная и не платоническая, а действенная любовь к Родине. Мы все воспринимаем ее историю с героическими и трагическими, духоподъемными и позорными страницами целиком.
О да, у многих, у кого на рабочих письменных столах стоит ее (Родины) портрет в белой, красной, а то и в радужной рамке, зачастую вскипает: "Как же так! Я же тоже ее люблю! А тут эти... А вдруг Родина выберет их? А что будет со мной? А как же мои надежды? Да и вообще, не совсем ясно как ее, шалаву такую, простить после этого всего!" Это банальная ревность. А если эта ревность к Родине накладывается на литературную ревность, то можно сливать воду и тушить свет. Таких "по всей сети великой" счет уже идет на сотни.
В начале 24 года несколько совершенно различных по политическим взглядам, темпераменту, литературному и человеческому опыту, но состоявшихся и признанных читателем, писательским сообществом, авторов, тем не менее, видя опасность для своей Родины, объединились практически в рыцарский орден. Эти авторы устали по одиночке биться с "либеральной" бандой, захватившей отечественную литературу в рабство и заставляющей ее, выставляя на показ срамные места, торговать собой на панели мировых мегаполисов и развращать детей. Эти авторы дали обет и бросились в отчаянное сражение, не жалея своих небесконечных сил, отнимая время и нервы от собственной литературной работы, невзирая на чудовищные репутационные потери не только в глазах бесчисленных самодеятельных кружков любителей Родины, но и профессиональных литературных цехов.
Как результат, зашатался порядок и уклад, который десятилетиями, после рейдерского захвата отечественной книжно-журнальной отрасли, да и вообще литературы со всеми ее смыслами, традициями и новаторскими направлениями, казался незыблемым с далеких уже девяностых.
Казалось бы, все здравые литературные силы должны обрадоваться и подставить плечо. Но фигу вам! Легкая оторопь от напора "союзников" сменилась многоголосым шельмованием, в котором бескорыстие представляется стяжательством и "шкурными интересами", вынужденная публичность - тщеславием, попытка вызвать структурные перемены - властолюбием и желанием подмять под себя всё. Кстати, что "всё"? Очнитесь! У нас с вами давно ничего нет, все отняли, а мы даже не заметили.
Сплотившиеся в "Союз 24 февраля" объявляются бездарностями и литературными неудачниками. Однако, среди членов союза многочисленные лауреаты всех значимых отечественных литературных премий, главные редактора современных литературных журналов, бывшие и действующие редакторы отделов поэзии, прозы и критики традиционных литературных "толстяков". Подавляющее большинство являются действующими членами основных писательских союзов, образовавших АСПИР: СПР, СРП, СПМСк, СПСПб. Трое являются еще и членами Союза Писателей ДНР, трое входят в Русский ПЕН-Центр.
Forwarded from Daniel Orlov (Daniel Orlov)
Мы неудобны всем, кого устраивает текущий порядок, кто, простите, но стрижет шерсть с покорной до поры до времени литературной отары. Шерсть эта, кстати, на экспорт не идет. Она продается за копейки на местных базарах. Мы раздражаем тех, кто "хочет, но не может", кто "знает, но молчит", "любит, но боится признаться", кто "остался, потому что некуда бежать", кто "сбежал, потому что нечем дышать". Последним мы вообще повод встать в третью позицию, одну руку поднять, другую протянуть в сторону Врага и продекламировать: "Вот! Видите?! От этого мы еле спаслись! Бедная наша Россия!"
Хочется спросить: с кем вы, мастера компромисса?! В принципе, ответ прогнозируем. Они сами с собой, публично занимаются самолюбием и самообладанием. Оставим их за этим важным занятием. Нам не до просмотра порнороликов.
А остальным скажу важную вещь. Если в ситуации с литературой и книжной отраслью в нашем богоспасаемом Отечестве нормализуется, мы просто с чувством выполненного долга опустим оружие и пойдём по домам писать книги, от которых нас оторвало наше непростое время и понимание Долга. Вы еще все по нам будете скучать.
Хочется спросить: с кем вы, мастера компромисса?! В принципе, ответ прогнозируем. Они сами с собой, публично занимаются самолюбием и самообладанием. Оставим их за этим важным занятием. Нам не до просмотра порнороликов.
А остальным скажу важную вещь. Если в ситуации с литературой и книжной отраслью в нашем богоспасаемом Отечестве нормализуется, мы просто с чувством выполненного долга опустим оружие и пойдём по домам писать книги, от которых нас оторвало наше непростое время и понимание Долга. Вы еще все по нам будете скучать.
Оттягивали-оттягивали, но деваться некуда…
«Писатели-фронту!» объявляют сбор средств на 21 миссию.
Во время последней нашей миссии в Донецк, под Селидово и под Херсон, очень много говорили с бойцами разных подразделений и их командирами. В картину мира добавилось масса красок и сюжетов. Но дело не в этом. Снабжение войск в целом налаживается. Особенно это касается обмундирования, обуви. Подвозятся БПЛА вполне вменяемыми тиражами. По качеству и эффективности есть вопросы, но это потом. Сейчас конкретная задача.
Дано:
Подразделение штурмовиков. Все контрактники, только подписавшие контракт, не успевшие получить подъемные и сразу направленные на обучение, а после краткого обучения вот-вот и «передок».
Не знаю, как такое вышло, но и бронежелеты, и каски им выданы ещё из «старых запасов». Если помните, я писал, что стальная, по методу порошковой металлургии, плита штатного броника весит (в зависимости от завода-изготовителя) 9.5 кг, плиты ровно 2. Сам «броник» весит около 2.5 кг. Итого 21 кг — только вес брони. Это без баллистической защиты плеч, шеи и паха. Сие просто не предусмотрено.
А мы знаем, что основные ранения, в том числе смертельные, боец в этой войне получает не от пули в стрелковом бою, а от разрывов снарядов. Осколки и специальные поражающие элементы — то, что в основном выводит из строя личный состав.
Это сухим языком. По-простому, парни получают страшные ранения или гибнут. Добавьте к нашим подсчетам вес магазинов, вес оружия, вес рюкзака, вес аптечек и прочего всего, уже будет около 30 кг. Шлем-каска «колпак 20», которыми «оборудованы» наши «псы апокалипсиса» весит ещё 3.6 кг. Теперь представляем, что со всем этим надо бегать весь день, ползать, приседать и подтягиваться, еще и решать боевую задачу. Характерно, что назавтра не лежать на диване, а всё то же самое. И так пару недель с кратким временем на отдых.
Потому «Писатели-фронту!» объявляют очередной весьма критичный сбор.
Требуется к заказу и закупке:
🚩 Бронежилеты+ баллистическая защита (YAKEDA) - 40 комплектов 46500*40 = 1860000.
🚩 Шлемы композитные (арамид+СВМПЭ) — 40 комплектов 14500*40 = 580 000.
🚩 ДТК (дульный тормоз-компенсатор) — 20 комплектов 7600*20 = 152 000.
🚩 Тележка эвакуационная ТэТэ (филатовская тележка на электромоторе) — 1 шт. 100 000.
Итого: 2 692 000
Цены приводятся по нашей последней закупке. Возможно, за счет опта, получится где-то сэкономить.
⚠️Я буду просить помочь всех, до кого дотянуть.
Ясное дело, что всё это в мой германский автомобиль не влезет, да и в два не влезет. Поедем конвоем из трех машин, если только не получится договориться с микроавтобусом. На дорогу уйдет ещё около 100 000, но по 20 водители вложат. Останется ещё где-то 40.
И последнее…
Мой товарищ, который сейчас воюет на другом участке фронта на мои сетования сказал: «Прости за цинизм, но всё что ты купишь - останется лежать в полях после первого штурма вместе с его обладателем. Группа (у нашего знакомого) нулевая, там половина даже до точки штурма не дойдёт.
Но, друзья! Я думаю, что любая сохраненная жизнь, даже единственная сохраненная жизнь, благодаря нашему снаряжению, перевешивает всё! Она, эта жизнь, стоит дороже. Ну, вот так... Я это для себя так определил за всё то время, как мы с вами помогаем фронту. А ведь тоже рефлексий было масса. Мы просто должны делать то, что мы должны делать, чтобы парни понимали — за ними тыл, который в них верит и жет домой с победой живыми и здоровыми.
Помощь принимается на карту МИР Сбер
2202203601365333
Даниэль Всеволодович О.
Прошу помощи средствами и максимального перепоста.
«Писатели-фронту!» объявляют сбор средств на 21 миссию.
Во время последней нашей миссии в Донецк, под Селидово и под Херсон, очень много говорили с бойцами разных подразделений и их командирами. В картину мира добавилось масса красок и сюжетов. Но дело не в этом. Снабжение войск в целом налаживается. Особенно это касается обмундирования, обуви. Подвозятся БПЛА вполне вменяемыми тиражами. По качеству и эффективности есть вопросы, но это потом. Сейчас конкретная задача.
Дано:
Подразделение штурмовиков. Все контрактники, только подписавшие контракт, не успевшие получить подъемные и сразу направленные на обучение, а после краткого обучения вот-вот и «передок».
Не знаю, как такое вышло, но и бронежелеты, и каски им выданы ещё из «старых запасов». Если помните, я писал, что стальная, по методу порошковой металлургии, плита штатного броника весит (в зависимости от завода-изготовителя) 9.5 кг, плиты ровно 2. Сам «броник» весит около 2.5 кг. Итого 21 кг — только вес брони. Это без баллистической защиты плеч, шеи и паха. Сие просто не предусмотрено.
А мы знаем, что основные ранения, в том числе смертельные, боец в этой войне получает не от пули в стрелковом бою, а от разрывов снарядов. Осколки и специальные поражающие элементы — то, что в основном выводит из строя личный состав.
Это сухим языком. По-простому, парни получают страшные ранения или гибнут. Добавьте к нашим подсчетам вес магазинов, вес оружия, вес рюкзака, вес аптечек и прочего всего, уже будет около 30 кг. Шлем-каска «колпак 20», которыми «оборудованы» наши «псы апокалипсиса» весит ещё 3.6 кг. Теперь представляем, что со всем этим надо бегать весь день, ползать, приседать и подтягиваться, еще и решать боевую задачу. Характерно, что назавтра не лежать на диване, а всё то же самое. И так пару недель с кратким временем на отдых.
Потому «Писатели-фронту!» объявляют очередной весьма критичный сбор.
Требуется к заказу и закупке:
Итого: 2 692 000
Цены приводятся по нашей последней закупке. Возможно, за счет опта, получится где-то сэкономить.
⚠️Я буду просить помочь всех, до кого дотянуть.
Ясное дело, что всё это в мой германский автомобиль не влезет, да и в два не влезет. Поедем конвоем из трех машин, если только не получится договориться с микроавтобусом. На дорогу уйдет ещё около 100 000, но по 20 водители вложат. Останется ещё где-то 40.
И последнее…
Мой товарищ, который сейчас воюет на другом участке фронта на мои сетования сказал: «Прости за цинизм, но всё что ты купишь - останется лежать в полях после первого штурма вместе с его обладателем. Группа (у нашего знакомого) нулевая, там половина даже до точки штурма не дойдёт.
Но, друзья! Я думаю, что любая сохраненная жизнь, даже единственная сохраненная жизнь, благодаря нашему снаряжению, перевешивает всё! Она, эта жизнь, стоит дороже. Ну, вот так... Я это для себя так определил за всё то время, как мы с вами помогаем фронту. А ведь тоже рефлексий было масса. Мы просто должны делать то, что мы должны делать, чтобы парни понимали — за ними тыл, который в них верит и жет домой с победой живыми и здоровыми.
Помощь принимается на карту МИР Сбер
2202203601365333
Даниэль Всеволодович О.
Прошу помощи средствами и максимального перепоста.
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Писатели-фронту! pinned «Оттягивали-оттягивали, но деваться некуда… «Писатели-фронту!» объявляют сбор средств на 21 миссию. Во время последней нашей миссии в Донецк, под Селидово и под Херсон, очень много говорили с бойцами разных подразделений и их командирами. В картину мира добавилось…»
Ждать больше нельзя. Начали закупки. Снизу вверх: шлемы, шлемы, шлемы, броники, броник, эвакуационная тележка.
Таким образом комплектуем 30 штурмовиков. А надо 40. Нужно еще плечи+шея+напашник на те же 40 человек. Парни просили штук 20 ДТК, несколько коллиматорных прицелов, все равно, какой тепловизор (прицел или монокуляр) и хотя бы один Мавик. Но на это мы пока не собрали. Вообще, мы с вами постарались аж на 1,22 млн. рублей. Пока едем на двух машинах. Если получится собрать. На кевларовую защиту, значит, поедем на трех. Это все нелегкие штуки. Бронник с плитами - 13 кг, шлем 1,8
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О.
Таким образом комплектуем 30 штурмовиков. А надо 40. Нужно еще плечи+шея+напашник на те же 40 человек. Парни просили штук 20 ДТК, несколько коллиматорных прицелов, все равно, какой тепловизор (прицел или монокуляр) и хотя бы один Мавик. Но на это мы пока не собрали. Вообще, мы с вами постарались аж на 1,22 млн. рублей. Пока едем на двух машинах. Если получится собрать. На кевларовую защиту, значит, поедем на трех. Это все нелегкие штуки. Бронник с плитами - 13 кг, шлем 1,8
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О.
Forwarded from Надежда Кондакова ПОЭЗИЯ НАШЕЙ ИМПЕРИИ. Вчера. Сегодня. Завтра. (Надежда Васильевна Кондакова)
Михаил ДУДИН (1916-1993)
СОЛОВЬИ
О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост.
Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Трехсотпятидесятый день войны.
Еще рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулеметы…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулеметной роты.
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал.
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всем забыл,
Высвистывая тонкие колена.
Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы еще едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.
Как время, по траншеям тек песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.
Еще минута — задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.
Еще мгновенье — перекосит рот
От сердце раздирающего крика.
Но успокойся, посмотри: цветет,
Цветет на минном поле земляника!
Лесная яблонь осыпает цвет,
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Еще — второй, еще — четвертый, пятый.
Звенят стрижи. Малиновки поют.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжелым громыхающим снарядом.
А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Да, это жизнь. Ее живые звенья,
Ее крутой, бурлящий водоем.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своем.
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
И сразу канул в омут тишины
трехсотпятидесятый день войны.
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлебываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
Пусть даже так. Потом просохнут слезы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем
У той поджигородовской березы
Ты всмотришься в зеленый водоем.
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мертвых мы поговорим потом.
1942
СОЛОВЬИ
О мертвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И все-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост.
Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Трехсотпятидесятый день войны.
Еще рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулеметы…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулеметной роты.
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.
Загар сначала отошел с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защелку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защелкал.
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всем забыл,
Высвистывая тонкие колена.
Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы еще едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.
Как время, по траншеям тек песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.
Еще минута — задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.
Еще мгновенье — перекосит рот
От сердце раздирающего крика.
Но успокойся, посмотри: цветет,
Цветет на минном поле земляника!
Лесная яблонь осыпает цвет,
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Еще — второй, еще — четвертый, пятый.
Звенят стрижи. Малиновки поют.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжелым громыхающим снарядом.
А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Да, это жизнь. Ее живые звенья,
Ее крутой, бурлящий водоем.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своем.
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
И сразу канул в омут тишины
трехсотпятидесятый день войны.
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлебываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
Пусть даже так. Потом просохнут слезы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоем
У той поджигородовской березы
Ты всмотришься в зеленый водоем.
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мертвых мы поговорим потом.
1942
Тот случай, когда несколько задолбался. Дернуло меня взглянуть в телефон вчера около полуночи. А там коварный Тындекс отменил все мои заказы. Спасибо, деньги вернул. А я еще подумал, не мог же нам кто-то так, вот, сразу мульён перевести. И пошел я... на Озон. И бился с озоном тридцать три часа и тридцать три минуты. И победил уже почти меня Озон, но в последний момент проснулась Сибирь, и пошли скидки. Заново заказал броники и шлемы. И нет худа без добра. Поскольку, благодаря вам, у нас появилась еще сумма, шлемы заказаны на все 40 человек. Так же заказано 15 комплектов тюнинга на АК74 (откидной приклад, две рукоятки), 10 ДТК, 5 мягких коробов под пулеметные ленты, лазерные пристрелки для АК, 5 коллиматорных прицелов, два мощных бинокля, десять пар тактических перчаток. Ну а потом деньги кончились. Нет, осталось еще 80 тыс, но они кончатся, когда я оплачу берцы, которые едут с Вайлдберриз.
Броники наши коллеги Арсений Ли и Алла Поспелова (славное издательство "Стихи") получат в Москве. А только Это уже 432 кг. Шлемы и все остальное мы загрузим в Кронштадте и "на материке". Сегодня получу эвакуационную тележку (65кг.)
Что осталось? То, на что не хватило денег:
📌8 броников
📌мавик
📌5 комплектов коллиматор+магнифер
📌10 пар берцев 45 размера.
И на этом надо остановиться, ибо просто не влезет. На баллистическую защиту планируем собрать отдельно. Сейчас ее элементарно некуда класть. Да и дорогое это удовольствие.
В этот раз мы все вместе совершаем практически невозможное. Честно говоря, я не верил даже что соберем тыс. 800, а тут почти 1.4 млн. из требуемых 2.8. Сразу половина! Это уже ого-го-го! Как только все получим, сразу стартанем, не станем тянуть.
Не забыть бы колпачки на катушках генератора автомобиля поменять и оставшиеся файлы журнала в облако переслать.
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О.
Броники наши коллеги Арсений Ли и Алла Поспелова (славное издательство "Стихи") получат в Москве. А только Это уже 432 кг. Шлемы и все остальное мы загрузим в Кронштадте и "на материке". Сегодня получу эвакуационную тележку (65кг.)
Что осталось? То, на что не хватило денег:
📌8 броников
📌мавик
📌5 комплектов коллиматор+магнифер
📌10 пар берцев 45 размера.
И на этом надо остановиться, ибо просто не влезет. На баллистическую защиту планируем собрать отдельно. Сейчас ее элементарно некуда класть. Да и дорогое это удовольствие.
В этот раз мы все вместе совершаем практически невозможное. Честно говоря, я не верил даже что соберем тыс. 800, а тут почти 1.4 млн. из требуемых 2.8. Сразу половина! Это уже ого-го-го! Как только все получим, сразу стартанем, не станем тянуть.
Не забыть бы колпачки на катушках генератора автомобиля поменять и оставшиеся файлы журнала в облако переслать.
Помощь принимается на карту МИР Сбер 2202203601365333 Даниэль Всеволодович О.
Forwarded from СОЮЗ 24 ФЕВРАЛЯ
Русский литературный прорыв
«Союз 24 февраля» представляет программу развития отечественной литературы
https://telegra.ph/Programma-razvitiya-russkoj-literatury-Russkij-literaturnyj-proryv-02-13
«Союз 24 февраля» представляет программу развития отечественной литературы
https://telegra.ph/Programma-razvitiya-russkoj-literatury-Russkij-literaturnyj-proryv-02-13
Telegraph
Программа развития русской литературы «Русский литературный прорыв»
Февраль 2025 года Патриотическое движение литераторов «Союз 24 Февраля» Программа развития русской литературы «Русский литературный прорыв» Русская литература, книгоиздание являются фундаментом культурного суверенитета и национальной идентичности. В условиях…
Писатели-фронту! pinned «Тот случай, когда несколько задолбался. Дернуло меня взглянуть в телефон вчера около полуночи. А там коварный Тындекс отменил все мои заказы. Спасибо, деньги вернул. А я еще подумал, не мог же нам кто-то так, вот, сразу мульён перевести. И пошел я... на Озон.…»
Forwarded from Daniel Orlov (Daniel Orlov)
Два года назад меня практически оглушило от внезапного осознания истинного веса волонтерской схимы, принятой на себя по слабости душевной и недомыслию. Можно привыкнуть и смириться перед полным отсутствием времени и душевных сил для собственной прозы. В конце концов, никто моих книжек никогда не ждал, как какой-нибудь бронежилет или тепловизор. Можно с юмором относиться к неожиданно уверенному знанию топографии каких-то показавшихся случайными в собственной важной жизни городков вдоль трассы. В тамошних "пятерочках" даже кассирши теперь узнают, спрашивают "как дела?". Нормально дела, "вот, опять везу" или "только опять отвез". "Вампиловщина" какая-то, но забавно.
Вполне философски уже относишься к вечно раздолбанному и постоянно требующему ремонта когда-то бывшего семейным, автомобилю. В конце концов, это просто железяка на колесах, сколь бы не был с ним связан как всадник с конем.
И не в том страх, что приходится иной раз везти обратно матерям, сестрам и женам вещи их "пропавших без вести" родных. И к этому, не то что привыкаешь, (нельзя к этим взглядам привыкнуть), но учишься хотя бы чуточку сдерживать собственные эмоции, чтобы не расплакаться уже в прихожей.
Даже непрекращающийся стыд от протянутой за милостыней ладони можно переносить как хроническое недомогание, какую-нибудь пошлую гипертонию. Хотя, конечно, смысл этого "стояния на паперти" и глубже, и архаичнее.
Но не переносим, мучителен, разрушителен для души и сознания этот вынужденный , этот, на самом деле не по силам человеческим, Выбор: кому помочь сейчас, кому потом, а кому и вовсе отказать. А сделав этот Выбор, нужно далее следовать ему, добиваясь своего, иной раз заставляя уже других подобный выбор совершать.
Это два года назад, когда покупали противодроновые ружья, впервые случилось. И, что характерно, вначале не со мной. Нужно было везти саперам три штуки: по одной на группу. Срок ожидания после оплаты полтора месяца. Мне это тогда показалось долгим. Сейчас и по три месяца ждем. И вот, пришло время получать, но оказывается, что нам дают только два ружья, а третье нет. Готовы вернуть деньги, ну или ждать нам следующей партии. Позвонил тамошнему начальнику, мол, как же так, мы все перевели, все вовремя, парни ждут, мы рассчитывали. А он мне, мол, понимаете, такое дело, позвонила мать бойца, рыдает, ей очень нужно, там сын у нее, не можем отказать. И тут у меня впервые включилось ощущение правоты общего дела. Позвольте, говорю, но у нас же тоже не собственные деньги. Это все матери собрали и жены для своих же. Им тоже нужно. Это мы не для того, чтобы птиц пугать над дачным участком покупаем. И мы... первыми были в очереди. Нам и должны отдать!
И этот начальник, этот, на самом деле, совсем молодой парень у меня на глазах сделал Выбор, или, лучше сказать, стал инструментом Выбора. Выбор был сделан через него. В итоге, у нас в багажнике ехали все три ружья, а у меня в душе поселилось чувство вины, что этой своей настойчивостью, возможно, кого-то приговорил к смерти.
И вообще, мне кажется, я именно тогда впервые всерьез понял, как мы все связаны между собой. И какую боль причиняет людям и себе тот, кто несет внутри Выбор. Но он должен это делать. Не по своей прихоти это все, хотя и по свободной воле. Это не произвол. Это Его присутствие.
Вполне философски уже относишься к вечно раздолбанному и постоянно требующему ремонта когда-то бывшего семейным, автомобилю. В конце концов, это просто железяка на колесах, сколь бы не был с ним связан как всадник с конем.
И не в том страх, что приходится иной раз везти обратно матерям, сестрам и женам вещи их "пропавших без вести" родных. И к этому, не то что привыкаешь, (нельзя к этим взглядам привыкнуть), но учишься хотя бы чуточку сдерживать собственные эмоции, чтобы не расплакаться уже в прихожей.
Даже непрекращающийся стыд от протянутой за милостыней ладони можно переносить как хроническое недомогание, какую-нибудь пошлую гипертонию. Хотя, конечно, смысл этого "стояния на паперти" и глубже, и архаичнее.
Но не переносим, мучителен, разрушителен для души и сознания этот вынужденный , этот, на самом деле не по силам человеческим, Выбор: кому помочь сейчас, кому потом, а кому и вовсе отказать. А сделав этот Выбор, нужно далее следовать ему, добиваясь своего, иной раз заставляя уже других подобный выбор совершать.
Это два года назад, когда покупали противодроновые ружья, впервые случилось. И, что характерно, вначале не со мной. Нужно было везти саперам три штуки: по одной на группу. Срок ожидания после оплаты полтора месяца. Мне это тогда показалось долгим. Сейчас и по три месяца ждем. И вот, пришло время получать, но оказывается, что нам дают только два ружья, а третье нет. Готовы вернуть деньги, ну или ждать нам следующей партии. Позвонил тамошнему начальнику, мол, как же так, мы все перевели, все вовремя, парни ждут, мы рассчитывали. А он мне, мол, понимаете, такое дело, позвонила мать бойца, рыдает, ей очень нужно, там сын у нее, не можем отказать. И тут у меня впервые включилось ощущение правоты общего дела. Позвольте, говорю, но у нас же тоже не собственные деньги. Это все матери собрали и жены для своих же. Им тоже нужно. Это мы не для того, чтобы птиц пугать над дачным участком покупаем. И мы... первыми были в очереди. Нам и должны отдать!
И этот начальник, этот, на самом деле, совсем молодой парень у меня на глазах сделал Выбор, или, лучше сказать, стал инструментом Выбора. Выбор был сделан через него. В итоге, у нас в багажнике ехали все три ружья, а у меня в душе поселилось чувство вины, что этой своей настойчивостью, возможно, кого-то приговорил к смерти.
И вообще, мне кажется, я именно тогда впервые всерьез понял, как мы все связаны между собой. И какую боль причиняет людям и себе тот, кто несет внутри Выбор. Но он должен это делать. Не по своей прихоти это все, хотя и по свободной воле. Это не произвол. Это Его присутствие.
Возьму подборку новых стихов Анны в свежиц номер журнала "Традиции и Авангард"
Forwarded from Анна Ревякина | Донбасс
* * *
Неужели они вернутся, попытаются стать как прежде.
Наши мальчики в камуфляже, наши мальчики золотые.
Ты вернёшься со всеми вместе, будет свет от тебя высокий.
Выше труб, выше терриконов. До небес будет этот свет.
И начнётся не жизнь, а серость. Не война, а сплошные среды.
От зарплаты и до зарплаты. И жена чуть раздражена.
Все забудут. И ты не вспомнишь, кто тебя посылал куда-то.
И, всего вероятней, скажут, что никто и не посылал.
Так уже здесь не раз бывало, забывают своих героев.
Тех, кто землю держал руками, просят громко не говорить.
Говорить будет кто-то новый, гладко выбритый. В тёмно-синем
ладно пригнанном по фигуре мелкоклетчатом пиджаке.
Но война тебе станет сниться — баба гордая в чёрном платье.
Зубы белые, губы алые, только страшно их целовать.
Неужели и ты вернёшься, зацелованный ею вдоволь.
Как мне после неё с тобою говорить о моей любви?
Анна Ревякина | Подписаться
Неужели они вернутся, попытаются стать как прежде.
Наши мальчики в камуфляже, наши мальчики золотые.
Ты вернёшься со всеми вместе, будет свет от тебя высокий.
Выше труб, выше терриконов. До небес будет этот свет.
И начнётся не жизнь, а серость. Не война, а сплошные среды.
От зарплаты и до зарплаты. И жена чуть раздражена.
Все забудут. И ты не вспомнишь, кто тебя посылал куда-то.
И, всего вероятней, скажут, что никто и не посылал.
Так уже здесь не раз бывало, забывают своих героев.
Тех, кто землю держал руками, просят громко не говорить.
Говорить будет кто-то новый, гладко выбритый. В тёмно-синем
ладно пригнанном по фигуре мелкоклетчатом пиджаке.
Но война тебе станет сниться — баба гордая в чёрном платье.
Зубы белые, губы алые, только страшно их целовать.
Неужели и ты вернёшься, зацелованный ею вдоволь.
Как мне после неё с тобою говорить о моей любви?
Анна Ревякина | Подписаться
Совсем скоро стартуем в Донбасс. Уже получена большая часть броников в Москве. Я завтра гружу к себе 40 шлемов и прочее. Параллельно доделываю номер журнала "Традиции и Авангард". Перпендикулярно пишу статьи по поводу того, как в "Союзе 24 февраля" видят способы реформирования литературы и книжной отрасли. Совсем уже по касательной за денежку редактирую чужую плохую и скучную книжку. После моего рерайта книга станет увлекательной и хорошей, а я смогу месяца три не думать, чем платить за квартиру и на что купить еду. Но все это ерунда по сравнению с секущей плоскостью времени. Мы опаздываем! Мужики вот-вот снимаются и выдвигаются на передок. Они недоэкипированы, они почти не обучены, они донецкие контрактники-"первоходы". Их ещё тренировать и тренировать, учить выживать и выполнять боевую задачу. А они уже отправляются "на нули". Я не скажу, на какое направление. Там все направления - это ад. Везде гудит в воздухе разумный и зрячий рой смерти. И многие не доедут даже до передка, лягут рядом с другими нашими мертвыми по обе стороны от дороги. Мы не успеваем довезти им все. Они должны были выдвигаться после 27 числа. Мы шли с опережением графика, стараясь максимально экипировать четыре группы. Теперь поедем за ними вдогонку до того места, куда пропустят патрули военной полиции. В принципе, дальше и соваться не стоит. И как-то будем связываться, как-то все передавать. И от этого всего сердце не на месте и остальные параллели и перпендикуляры кажутся неуместными помехами в этой взрослой игре в смерть. Господь!!! Задержи их еще на пять дней! Только на пять дней! Мать, Пресвятая Богородица! Разверни над ними свои покрова! Мы уже скоро! Осталось получить самое необходимое и подремонтировать автомобили. Мы уже скоро!
Forwarded from Daniel Orlov (Daniel Orlov)
В принципе, совершенно неважно, чье это письмо. Молодая девушка, неплохой автор. Как большинство молодых катается на все семинары-фестивали "От Липок и до Химок". Но где же им так промывают их юные головы? Кто же те сволочи? Ну, положим Помазаниха с ее ЛитБендом. Этих мы знаем. Но кто-то это делает тоньше и дольше. И я НЕ поверю, что нынешнее "руководство литературы" из минЦЫфры к этому не имеет никакого отношения. Все эти "пусть распускаются сто цветов, бытует сто мнений" - хорошо в мирное время. А сейчас это принятый в обществе формат предательства. Я долго размышлял, стоит ли публиковать это письмо, пришел к выводу, что обязательно. Но из-за уважения к автору и слабой надежды, что она увидит в какую темень ее ведут под руки, я не называю имени. И не просите меня в личных сообщениях. Я НЕ назову имени своего корреспондента. Напомню только, что речь идет о журнале " Традиции и Авангард". Итак...
"Здравствуйте! Спасибо за оценку рассказа, Даниэль. Приятно, что вы сочли его хорошим. До этого я публиковалась в идеологически нейтральных журналах либо не поддерживающих СВО. С момента этих публикаций кое-какие вещи изменились в моих глазах. Когда я отправляла вам рукопись, то не присмотрелась к тому, какие идеологические лозунги сопровождают страницу журнала в соцсетях. Меня привлекло название и слова про свободу творчества. А также то, что к истории журнала причастен писатель, которого я ценю как художника. Я уверена, что вы публикуете хороших авторов, поэтому мне приятно, что вы захотели взять рассказ и даже сейчас написали. Но я поняла, что сейчас не готова ассоциировать себя с подобными идеологическими лозунгами. Все громкие слова кажутся мне чужими. Я предпочитаю промолчать в этом смысле. Как-то так. Спасибо!)"
"Здравствуйте! Спасибо за оценку рассказа, Даниэль. Приятно, что вы сочли его хорошим. До этого я публиковалась в идеологически нейтральных журналах либо не поддерживающих СВО. С момента этих публикаций кое-какие вещи изменились в моих глазах. Когда я отправляла вам рукопись, то не присмотрелась к тому, какие идеологические лозунги сопровождают страницу журнала в соцсетях. Меня привлекло название и слова про свободу творчества. А также то, что к истории журнала причастен писатель, которого я ценю как художника. Я уверена, что вы публикуете хороших авторов, поэтому мне приятно, что вы захотели взять рассказ и даже сейчас написали. Но я поняла, что сейчас не готова ассоциировать себя с подобными идеологическими лозунгами. Все громкие слова кажутся мне чужими. Я предпочитаю промолчать в этом смысле. Как-то так. Спасибо!)"