Ну и последнее видео. Тот самый королевский визит в Иран 1961 г. в цвете. https://youtu.be/M2t0YFbztCo
YouTube
Queen In Persia (1961)
Technicolor.
Queen in Persia (Iran).
C/U of Persian Flag. L/S of the Shah and Queen Farah waiting of the arrival of Queen Elizabeth II at Tehran airport. L/S of Queen's plane taxiing on runway. L/S of Shah. Queen and Duke walking down steps of aircraft.…
Queen in Persia (Iran).
C/U of Persian Flag. L/S of the Shah and Queen Farah waiting of the arrival of Queen Elizabeth II at Tehran airport. L/S of Queen's plane taxiing on runway. L/S of Shah. Queen and Duke walking down steps of aircraft.…
Материалы газеты Эттелаат о полете Юрия Гагарина. И бонус из светской хроники: фотография Софи Лорен, целующей Гагарина, подписана "Каков на вкус поцелуй Гагарина?"
Иран эпохи Каджаров активно знакомился не только с достижениями технического прогресса европейских государств, но и с новыми веяниями в политической сфере. Так, XIX век стал временем проникновения в Иран представлений о парламентаризме, конституции и демократии. Постепенно иранская элита знакомилась и с гулявшими по Европе идеями национализма, хотя, как отмечают отдельные исследователи, некоторые протонационалистические тенденции были распространены в Иране задолго до эпохи формирования национальных государств на Западе.
В отличие от их предшественников Сефевидов (вряд ли стоит считать правивших в промежутке Афшаридов и Зендов всерьез укрепившимися династиями), Каджары не опирались на прямое родство с шиитскими имамами. Осознавая религиозный и политический авторитет шиитской аристократии, каджарские правители и их соратники жертвовали большие суммы на строительство мечетей, проведение шиитских траурных ритуалов и поддержку духовенства. Так, первой постановкой в театре, построенном в Тегеране после того, как шах Насир ад-дин посетил Альберт-холл в Лондоне, была шиитская мистерия та'зийе. Каджары не только словом, но и делом доказывали, что являются защитниками ислама и шиизма в особенности, однако стремились к использованию и других источников легитимности.
Научные открытия XVIII-XIX веков расширили представления европейских ученых об истории Ирана. Благодаря дешифровке средне- и древнеперсидского языков выяснилось, что барельефы, авторство которых приписывалось легендарным героям иранского эпоса, были высечены по приказу Сасанидов, а Бехистунская надпись повествует о подавлении мятежа ахеменидским правителем Дарием I. Государственный патронаж переводов европейских научных работ на персидский язык уже в скором времени сделал известными иранцам эти достижения ориенталистики.
Каджарские монархи были заинтересованы древней историей не только из чистого любопытства – они видели в ней мощный потенциал для легитимации. Правители активно поддерживали не только шиитские ритуалы и институты, но и распространение знаний о доисламском прошлом Ирана. Именно под покровительством двора проводились чтения главного иранского эпоса «Шах-наме», воспевающего Иран до арабского завоевания, а с развитием технологий книгопечатания именно произведение Фирдоуси, а также его адаптации распространялись активнее остальных.
Сами Каджары, которых популярное мнение изображает недалекими деспотами, делали ставку на развивавшиеся в иранском обществе идеи романтического национализма. Придворный поэт Саба создал поэму «Шахиншах-наме», в котором восхвалял деяния каджарской династии, ориентируясь на произведение Фирдоуси. Вельможа И'тимад ас-салтане написал хронику Аршакидов – другой иранской доисламской династии. При дворе довольно быстро был сделан перевод книги «Седьмая великая монархия Востока» Дж. Роулинсона, в котором Сасаниды назывались «настоящими правителями Ирана». Удивительно, но особые отношения преемственности у иранских монархов сложились именно с Аршакидами: сначала Каджары, а потом и Пехлеви указывали на свое происхождение от великих парфянских родов.
Увлечение иранской древностью, равно как и политика государственного национализма, пиком которых стала эпоха Пехлеви, вовсе не были их изобретением. Все эти процессы процветали уже во времена Каджаров. Однако туман «нарратива отсталости» застилает глаза: официальная иранская историография и удивительно схожая с ней в ряде оценок советская историческая наука укоренили миф об избалованных деспотах и несамостоятельных правителях эпохи Каджаров.
В отличие от их предшественников Сефевидов (вряд ли стоит считать правивших в промежутке Афшаридов и Зендов всерьез укрепившимися династиями), Каджары не опирались на прямое родство с шиитскими имамами. Осознавая религиозный и политический авторитет шиитской аристократии, каджарские правители и их соратники жертвовали большие суммы на строительство мечетей, проведение шиитских траурных ритуалов и поддержку духовенства. Так, первой постановкой в театре, построенном в Тегеране после того, как шах Насир ад-дин посетил Альберт-холл в Лондоне, была шиитская мистерия та'зийе. Каджары не только словом, но и делом доказывали, что являются защитниками ислама и шиизма в особенности, однако стремились к использованию и других источников легитимности.
Научные открытия XVIII-XIX веков расширили представления европейских ученых об истории Ирана. Благодаря дешифровке средне- и древнеперсидского языков выяснилось, что барельефы, авторство которых приписывалось легендарным героям иранского эпоса, были высечены по приказу Сасанидов, а Бехистунская надпись повествует о подавлении мятежа ахеменидским правителем Дарием I. Государственный патронаж переводов европейских научных работ на персидский язык уже в скором времени сделал известными иранцам эти достижения ориенталистики.
Каджарские монархи были заинтересованы древней историей не только из чистого любопытства – они видели в ней мощный потенциал для легитимации. Правители активно поддерживали не только шиитские ритуалы и институты, но и распространение знаний о доисламском прошлом Ирана. Именно под покровительством двора проводились чтения главного иранского эпоса «Шах-наме», воспевающего Иран до арабского завоевания, а с развитием технологий книгопечатания именно произведение Фирдоуси, а также его адаптации распространялись активнее остальных.
Сами Каджары, которых популярное мнение изображает недалекими деспотами, делали ставку на развивавшиеся в иранском обществе идеи романтического национализма. Придворный поэт Саба создал поэму «Шахиншах-наме», в котором восхвалял деяния каджарской династии, ориентируясь на произведение Фирдоуси. Вельможа И'тимад ас-салтане написал хронику Аршакидов – другой иранской доисламской династии. При дворе довольно быстро был сделан перевод книги «Седьмая великая монархия Востока» Дж. Роулинсона, в котором Сасаниды назывались «настоящими правителями Ирана». Удивительно, но особые отношения преемственности у иранских монархов сложились именно с Аршакидами: сначала Каджары, а потом и Пехлеви указывали на свое происхождение от великих парфянских родов.
Увлечение иранской древностью, равно как и политика государственного национализма, пиком которых стала эпоха Пехлеви, вовсе не были их изобретением. Все эти процессы процветали уже во времена Каджаров. Однако туман «нарратива отсталости» застилает глаза: официальная иранская историография и удивительно схожая с ней в ряде оценок советская историческая наука укоренили миф об избалованных деспотах и несамостоятельных правителях эпохи Каджаров.
Каджарский правитель Фатх-Али убивает русского генерала. Миниатюра из «Шахиншах-наме» придворного поэта Саба, воспевающей подвиги Каджаров. Сюжет истории выполнен по лекалам из эпоса «Шах-наме», на который и ориентировался Саба: два предводителя армий сходятся в поединке.
В средневековой иранской литературе главными ролевыми моделями правителя были сасанидский правитель Хосров Ануширван, коранический пророк Сулейман и Искандар, образ которого имел не так много общего с прототипом – Александром Македонским – и сложился под влиянием эллинистического романа об Александре. Разумеется, ряды идеальных правителей не ограничивались этой троицей. Однако именно эти правители выступали главными авторитетами в многочисленных «княжьих зерцалах», а панегирик любому монарху обязательно содержал его уподобление одному из них.
Новые времена требовали новых героев. Сторонники реформ при дворе Каджаров стремились вдохновить монархов на преобразования, используя новые ролевые модели. Здесь свою роль сыграло более тесное знакомство иранской элиты с достижениями европейских государств, а также с их историей. Считалось, что образы европейских монархов-реформаторов в данном случае могут послужить образцами для каджарских правителей.
Мирза Таги-хан Амир Кабир, главный двигатель иранских реформ середины XIX в., посчитал, что примеры западных правителей станут авторитетными для шаха Насир ад-дина. Ради этой цели Амир Кабир заказал перевод биографии Наполеона на персидский язык, а уже позднее при иранском дворе появились переводные жизнеописания Петра I, Карла XII и Вильгельма I. Выбор персоналий подсказывает, как иранские реформаторы видели сам процесс преобразований. Модернизация Ирана в их понимании должна была быть исключительно авторитарной и осуществляться по воле и под началом монарха.
Переводческое движение, организованное с целью знакомства просвещенной публики с достижениями Европы, не было эксклюзивно иранским явлением. Египетский реформатор Мухаммад Али испытывал личный интерес к биографиям выдающихся европейских правителей и заказал их переводы на османский язык. Список его фаворитов, впрочем, несильно отличался от иранского: место Вильгельма I, который в то время и не помышлял об императорском титуле, занимала Екатерина II.
Даже ориентируясь на европейский опыт, участники авторитарной модели управления государством ищут и в истории, и в современной повестке примеры, которые являются наиболее подходящими для их политических взглядов. Кажется, нет ничего удивительного в том, что именно проект авторитарной модернизации был в итоге осуществлен в Иране в ХХ веке.
Новые времена требовали новых героев. Сторонники реформ при дворе Каджаров стремились вдохновить монархов на преобразования, используя новые ролевые модели. Здесь свою роль сыграло более тесное знакомство иранской элиты с достижениями европейских государств, а также с их историей. Считалось, что образы европейских монархов-реформаторов в данном случае могут послужить образцами для каджарских правителей.
Мирза Таги-хан Амир Кабир, главный двигатель иранских реформ середины XIX в., посчитал, что примеры западных правителей станут авторитетными для шаха Насир ад-дина. Ради этой цели Амир Кабир заказал перевод биографии Наполеона на персидский язык, а уже позднее при иранском дворе появились переводные жизнеописания Петра I, Карла XII и Вильгельма I. Выбор персоналий подсказывает, как иранские реформаторы видели сам процесс преобразований. Модернизация Ирана в их понимании должна была быть исключительно авторитарной и осуществляться по воле и под началом монарха.
Переводческое движение, организованное с целью знакомства просвещенной публики с достижениями Европы, не было эксклюзивно иранским явлением. Египетский реформатор Мухаммад Али испытывал личный интерес к биографиям выдающихся европейских правителей и заказал их переводы на османский язык. Список его фаворитов, впрочем, несильно отличался от иранского: место Вильгельма I, который в то время и не помышлял об императорском титуле, занимала Екатерина II.
Даже ориентируясь на европейский опыт, участники авторитарной модели управления государством ищут и в истории, и в современной повестке примеры, которые являются наиболее подходящими для их политических взглядов. Кажется, нет ничего удивительного в том, что именно проект авторитарной модернизации был в итоге осуществлен в Иране в ХХ веке.
Передовица иранской газеты "Азербайджан" 9 мая 1946 г., рассказывающая о первой годовщине "дня победы демократических наций над фашизмом". Газета выпускалась просоветской Демократической партией Азербайджана на азербайджанском языке. Официальная пресса по понятным причинам обделила дату своим вниманием.
«Борьба N напоминает борьбу Карла Маркса. Оба они были иудеями. Оба они отвергали принятые в обществе традиционные нормы. Как и Маркс, N был объектом нападок. У N было немного последователей при жизни, хотя при этом у Маркса было множество сторонников, видевших в нем надежду нового мира. Возможно, дело в том, что N не принес ничего нового для мира, а только лишь то, за что мир его никогда не простит. Он избавил людей от иллюзий».
О ком так писал иранский автор середины ХХ в.?
Final Results
11%
Шопенгауэр
41%
Фрейд
28%
Ницше
20%
Ленин
«Теории Фрейда сотрясли научный мир до основания и вызывали такое же волнение, какое в свое время вызвали начинания Карла Маркса и идея социализма» – писал автор первого персидского перевода «Толкования сновидений» Мухаммад Хавар. Этот перевод увидел свет в 1949 г., открыв путь научному осмыслению фрейдистского учения в Иране. Впрочем, довольно долгое время в восприятии иранцев Фрейд был не столько основоположником новой психологической теории, сколько мыслителем, ниспровергающим сложившуюся систему ценностей традиционного общества.
Историю иранской психологии в том или ином виде можно возвести к трудам Ибн Сины (X–XI вв.), который рассматривал взаимоотношения души и тела в знаменитом «Каноне врачебной науки». Наука о «познании души» была одним из важных направлений восточного аристотелизма, течения, к которому принадлежал Ибн Сина. «Древняя мудрость» была для арабских и персидских последователей Аристотеля универсальным источником знаний, а сам греческий философ служил непререкаемым авторитетом. «Наука о познании души оставалась в чреве мысли Аристотеля в Древней Греции, откуда распространилась по миру и попала в том числе в Персию. Здесь она была у груди матери вплоть до XIX в., когда Вундт отлучил дитя от матери при помощи эликсира, созданного им в Лейпцигской лаборатории» – метафорично описывает историю психологии один из иранских специалистов.
Иранская образованная публика познакомилась с идеями Фрейда раньше, чем его работы были переведены на персидский язык. Один из самых знаменитых иранских писателей Садек Хедаят активно опирался на фрейдистские концепты в своих произведениях. Его перу также принадлежит ряд фрейдистских памфлетов, в которых сам основатель психоанализа предстает скорее в обличии интеллектуала – Хедаят называет его «философом». Таким образом, первое появление Фрейда в иранских интеллектуальных кругах никак не было связано с его теоретическими или терапевтическими идеями.
Интеллектуалы 40-50-х гг. находились под большим влиянием марксистских идей, рупором которых в Иране была партия «Туде». Такая среда влияла и на восприятие идей Фрейда, который выступал в первых переводах как борец с предрассудками и суевериями и становился фигурой, равновеликой Марксу, ниспровергателю старого социального порядка. Как и в работах египетских интеллектуалов того времени, ключевыми направлениями мысли были идеи о полной политической и культурной деколонизации и освобождении угнетенных – именно колониальные силы часто назывались ответственными за те несчастья, которые выпали на долю иранской нации. Другими словами, в обличье фрейдизма первые иранские интерпретаторы Фрейда преподносили критику действующего режима с точки зрения марксизма и национализма.
В еврофильски настроенных иранских интеллектуальных кругах 40-50-х гг. Фрейд выступал в образе «агента модернизма» – именно он, по мнению ранних интерпретаторов, взвалил на себя ношу избавления человечества от заблуждений. Восприятие теорий Фрейда в Иране происходило в марксистском духе, а основатель психоанализа превращался в борца со суевериями и «консерватизмом традиционного общества».
Историю иранской психологии в том или ином виде можно возвести к трудам Ибн Сины (X–XI вв.), который рассматривал взаимоотношения души и тела в знаменитом «Каноне врачебной науки». Наука о «познании души» была одним из важных направлений восточного аристотелизма, течения, к которому принадлежал Ибн Сина. «Древняя мудрость» была для арабских и персидских последователей Аристотеля универсальным источником знаний, а сам греческий философ служил непререкаемым авторитетом. «Наука о познании души оставалась в чреве мысли Аристотеля в Древней Греции, откуда распространилась по миру и попала в том числе в Персию. Здесь она была у груди матери вплоть до XIX в., когда Вундт отлучил дитя от матери при помощи эликсира, созданного им в Лейпцигской лаборатории» – метафорично описывает историю психологии один из иранских специалистов.
Иранская образованная публика познакомилась с идеями Фрейда раньше, чем его работы были переведены на персидский язык. Один из самых знаменитых иранских писателей Садек Хедаят активно опирался на фрейдистские концепты в своих произведениях. Его перу также принадлежит ряд фрейдистских памфлетов, в которых сам основатель психоанализа предстает скорее в обличии интеллектуала – Хедаят называет его «философом». Таким образом, первое появление Фрейда в иранских интеллектуальных кругах никак не было связано с его теоретическими или терапевтическими идеями.
Интеллектуалы 40-50-х гг. находились под большим влиянием марксистских идей, рупором которых в Иране была партия «Туде». Такая среда влияла и на восприятие идей Фрейда, который выступал в первых переводах как борец с предрассудками и суевериями и становился фигурой, равновеликой Марксу, ниспровергателю старого социального порядка. Как и в работах египетских интеллектуалов того времени, ключевыми направлениями мысли были идеи о полной политической и культурной деколонизации и освобождении угнетенных – именно колониальные силы часто назывались ответственными за те несчастья, которые выпали на долю иранской нации. Другими словами, в обличье фрейдизма первые иранские интерпретаторы Фрейда преподносили критику действующего режима с точки зрения марксизма и национализма.
В еврофильски настроенных иранских интеллектуальных кругах 40-50-х гг. Фрейд выступал в образе «агента модернизма» – именно он, по мнению ранних интерпретаторов, взвалил на себя ношу избавления человечества от заблуждений. Восприятие теорий Фрейда в Иране происходило в марксистском духе, а основатель психоанализа превращался в борца со суевериями и «консерватизмом традиционного общества».
Изучая историю иранских выборов, можно наткнуться на массу интересного. Первые выборы президента исламской республики, состоявшиеся в 1980 г., с большим отрывом выиграл Абольхасан Банисадр, который был отправлен в отставку чуть больше года спустя, а позже был вынужден бежать из страны. Выборы проходили на фоне запрета на выдвижение своих кандидатур представителями духовенства – на заре существования нового государства Хомейни считал нецелесообразным их причастность к республиканским институтам власти.
Единственным, кто формально ослушался указа лидера, был Садек Хальхали, объявивший о намерении участвовать в предвыборной гонке. Позже он снял свою кандидатуру и поддержал Банисадра – оглядываясь назад, сложно себе представить существование более странного альянса. После бегства из Ирана Банисадр получил политическое убежище во Франции, где живет и по сей день и выступает с последовательной критикой иранского режима. Хальхали же в первые годы существования исламской республики заслужил себе славу одного из наиболее одиозных ее сторонников.
В феврале 1979 г. Хальхали был назначен председателем Исламского революционного суда с указанием «судить согласно нормам шариата». Еще до своего назначения Хальхали, выступая от имени революционного правосудия, отдал приказ о казни высших чинов чинов шахской армии и главы САВАКа. Несмотря на то, что далеко не все представители тогдашней иранской элиты считали целесообразным расправу с функционерами «старого режима», Хальхали был неумолим. После уничтожения старой элиты революционные суды переключились на борьбу со вчерашними соратниками – их жертвами стали националисты, марксисты и либералы, среди которых было немало сторонников Банисадра, которого когда-то поддержал Хальхали.
Хальхали объявил войну не только «шаху и его пособникам», но и культурному наследию старой эпохи. По его приказу был снесен мавзолей шаха Резы, основателя династии Пехлеви. Еще до официального провозглашения культурной революции Хальхали призывал снести гробницу Кира Великого, развалины ахеменидской столицы в Персеполе, устроив там общественный туалет, и мавзолей Фирдоуси, восхвалявшего доисламское прошлое Ирана. В своем памфлете Хальхали называл Кира лжецом и преступником, рожденным от иудейки и не имевшим никаких религиозных убеждений. К счастью для культурного наследия Ирана эти инициативы по борьбе с памятью о доисламском прошлом не увенчались успехом.
Падение революционного судьи было стремительным: еще в период президентства Банисадра он был отстранен от занимаемой судебной должности и навсегда покинул высшие эшелоны власти. Хальхали вновь попытался вернуться в иранскую элиту после смерти Хомейни, предложив на должность его преемника Али Хаменеи. В 1997 г. Хальхали вновь напомнил о себе, внезапно объявив о поддержке кандидатуры Мохаммада Хатами на президентских выборах и объявил о своей готовности включиться в работу по обновлению Ирана. Хатами, ставший одним из столпов иранского реформистского движения, отказался от такого великодушного предложения.
Единственным, кто формально ослушался указа лидера, был Садек Хальхали, объявивший о намерении участвовать в предвыборной гонке. Позже он снял свою кандидатуру и поддержал Банисадра – оглядываясь назад, сложно себе представить существование более странного альянса. После бегства из Ирана Банисадр получил политическое убежище во Франции, где живет и по сей день и выступает с последовательной критикой иранского режима. Хальхали же в первые годы существования исламской республики заслужил себе славу одного из наиболее одиозных ее сторонников.
В феврале 1979 г. Хальхали был назначен председателем Исламского революционного суда с указанием «судить согласно нормам шариата». Еще до своего назначения Хальхали, выступая от имени революционного правосудия, отдал приказ о казни высших чинов чинов шахской армии и главы САВАКа. Несмотря на то, что далеко не все представители тогдашней иранской элиты считали целесообразным расправу с функционерами «старого режима», Хальхали был неумолим. После уничтожения старой элиты революционные суды переключились на борьбу со вчерашними соратниками – их жертвами стали националисты, марксисты и либералы, среди которых было немало сторонников Банисадра, которого когда-то поддержал Хальхали.
Хальхали объявил войну не только «шаху и его пособникам», но и культурному наследию старой эпохи. По его приказу был снесен мавзолей шаха Резы, основателя династии Пехлеви. Еще до официального провозглашения культурной революции Хальхали призывал снести гробницу Кира Великого, развалины ахеменидской столицы в Персеполе, устроив там общественный туалет, и мавзолей Фирдоуси, восхвалявшего доисламское прошлое Ирана. В своем памфлете Хальхали называл Кира лжецом и преступником, рожденным от иудейки и не имевшим никаких религиозных убеждений. К счастью для культурного наследия Ирана эти инициативы по борьбе с памятью о доисламском прошлом не увенчались успехом.
Падение революционного судьи было стремительным: еще в период президентства Банисадра он был отстранен от занимаемой судебной должности и навсегда покинул высшие эшелоны власти. Хальхали вновь попытался вернуться в иранскую элиту после смерти Хомейни, предложив на должность его преемника Али Хаменеи. В 1997 г. Хальхали вновь напомнил о себе, внезапно объявив о поддержке кандидатуры Мохаммада Хатами на президентских выборах и объявил о своей готовности включиться в работу по обновлению Ирана. Хатами, ставший одним из столпов иранского реформистского движения, отказался от такого великодушного предложения.
Самые-самые... или немного об истории иранских выборов
Самые первые выборы в истории Ирана (если не считать выборами племенные институты курултая) прошли в 1906 г. Это были выборы в Меджлис, прошедшие на фоне набиравшей обороты Конституционной революции. Избирательным правом наделялись мужчины в возрасте от 25 лет, обладавшие хорошей репутацией и проходившие имущественный ценз. Первым спикером Меджлиса стал один из лидеров конституционного движения Муртаза-кули Хидаят, убитый в 1911 году.
Самые массовые выборы с точки зрения числа проголосовавших – последние на данный момент выборы президента в Иране, состоявшиеся в мае 2017 года. На них проголосовал 41 млн. человек. Рекордно высокий процент явки был зафиксирован на скандальных выборах 2009 года (84%), а самый низкий - на выборах 1993 года, когда на второй срок был избран Акбар Хашеми Рафсанджани.
Самый большой набор кандидатов – 124 человека – был допущен к президентским выборам 1979 года, первым в истории Исламской республики. Меньше всего кандидатов было допущено к выборам 1989 г., когда в бюллетене было всего две фамилии – будущего президента Рафсанджани и Аббаса Шейбани.
Самый короткий срок на посту президента отслужил Мохаммад Али Раджаи. Он победил на внеочередных июльских выборах 1981 г., назначенных после импичмента Абольхасана Банисадра, первого президента Ирана. Раджаи вступил в должность 2 августа, а 30 августа стал жертвой теракта.
Всего два президента в истории выборов отслужили меньше двух сроков – это упомянутые выше Раджаи и Банисадр. Остальные президенты успешно пережили процедуру переизбрания. Абольхасан Банисадр также является старейшим из ныне живущих президентов Ирана.
Первоначально лидер Исламской революции Рухолла Хомейни был против участия шиитского духовенства в президентских выборах. Однако ситуация изменилась: на настоящий момент из 7 человек, занимавших пост президента, четверо принадлежали к кругам религиозных ученых. В случае победы Раиси он станет пятым президентом «из духовенства».
Больше всего раз в выборах участвовал Мохсен Резаи – в 2005 (зарегистрирован, но снял кандидатуру), 2009, 2013 – а также планирует участвовать в выборах 2021 года. Ряду кандидатов несколько раз было отказано в участии в выборах. Совет стражей многократно не одобрял кандидатуры Ибрахима Йазди, Эззатоллы Сахаби или, например, Махмуда Ахмадинежада.
Самые первые выборы в истории Ирана (если не считать выборами племенные институты курултая) прошли в 1906 г. Это были выборы в Меджлис, прошедшие на фоне набиравшей обороты Конституционной революции. Избирательным правом наделялись мужчины в возрасте от 25 лет, обладавшие хорошей репутацией и проходившие имущественный ценз. Первым спикером Меджлиса стал один из лидеров конституционного движения Муртаза-кули Хидаят, убитый в 1911 году.
Самые массовые выборы с точки зрения числа проголосовавших – последние на данный момент выборы президента в Иране, состоявшиеся в мае 2017 года. На них проголосовал 41 млн. человек. Рекордно высокий процент явки был зафиксирован на скандальных выборах 2009 года (84%), а самый низкий - на выборах 1993 года, когда на второй срок был избран Акбар Хашеми Рафсанджани.
Самый большой набор кандидатов – 124 человека – был допущен к президентским выборам 1979 года, первым в истории Исламской республики. Меньше всего кандидатов было допущено к выборам 1989 г., когда в бюллетене было всего две фамилии – будущего президента Рафсанджани и Аббаса Шейбани.
Самый короткий срок на посту президента отслужил Мохаммад Али Раджаи. Он победил на внеочередных июльских выборах 1981 г., назначенных после импичмента Абольхасана Банисадра, первого президента Ирана. Раджаи вступил в должность 2 августа, а 30 августа стал жертвой теракта.
Всего два президента в истории выборов отслужили меньше двух сроков – это упомянутые выше Раджаи и Банисадр. Остальные президенты успешно пережили процедуру переизбрания. Абольхасан Банисадр также является старейшим из ныне живущих президентов Ирана.
Первоначально лидер Исламской революции Рухолла Хомейни был против участия шиитского духовенства в президентских выборах. Однако ситуация изменилась: на настоящий момент из 7 человек, занимавших пост президента, четверо принадлежали к кругам религиозных ученых. В случае победы Раиси он станет пятым президентом «из духовенства».
Больше всего раз в выборах участвовал Мохсен Резаи – в 2005 (зарегистрирован, но снял кандидатуру), 2009, 2013 – а также планирует участвовать в выборах 2021 года. Ряду кандидатов несколько раз было отказано в участии в выборах. Совет стражей многократно не одобрял кандидатуры Ибрахима Йазди, Эззатоллы Сахаби или, например, Махмуда Ахмадинежада.
@semenovkirill Фундаментальная проблема в том, что политическая теория в мусульманском мире "подстраивалась" под существующие реалии. Хамильтон Гибб так и вовсе считал, что вся политическая теория была создана постфактум.
На практике же возникали не просто шиитские, но даже государства с исмаилитскими и карматскими элитами. Никому в голову не приходило "теоретизировать" о несуществующем государстве, возможном только в проекции. Разве что представителям фальсафы, у которых все явления и институты в мироздании (другими словами, микрокосм) должны были повторять структуру макрокосма.
На практике же возникали не просто шиитские, но даже государства с исмаилитскими и карматскими элитами. Никому в голову не приходило "теоретизировать" о несуществующем государстве, возможном только в проекции. Разве что представителям фальсафы, у которых все явления и институты в мироздании (другими словами, микрокосм) должны были повторять структуру макрокосма.
Forwarded from Kirill Semenov
Кстати, когда говорят, что ислам и демократия несовместимы, то конечно надо обращать внимание на Иран, где сосуществуют исламские нормы и демократическая, республиканская система. И эта система вполне адаптируема к суннитскому исламу, так как собственно и возникла на платформе наработок собственно суннитских мыслителей, потому что классический шиизм вообще не подразумевает создание каких либо исламских государств до прихода Махди.
Все, кто не успел, в ближайшие несколько дней еще могут посетить выставку «Роскошь заката» в Музее Востока, посвященную искусству эпохи Каджаров. Налюбовавшись на каджарских красавиц, не забудьте обратить внимание на ковер, посвященный последнему правителю династии Ахмад-шаху. На этом ковре он изображен в числе других великих монархов Ирана, что, в целом, не является неожиданностью – одной из стратегий легитимации Каджаров было возведение их происхождения к древним иранским династиям.
Интересным в данном случае является происхождение ковра с сюжетом «великие правители Ирана». Существует вполне внятная гипотеза о том, что такие ковры распространились под влиянием масонских тайных обществ, членами которых были многие представители конституционалистского движения. Сами по себе ковры, как считается, по сути воспроизводят и переносят на иранскую почву сюжет о «Великих людях мира». Такие ковры (пример - на фото) создавались в первые десятилетия ХХ в. и висели в домах видных конституционалистов.
Интересным в данном случае является происхождение ковра с сюжетом «великие правители Ирана». Существует вполне внятная гипотеза о том, что такие ковры распространились под влиянием масонских тайных обществ, членами которых были многие представители конституционалистского движения. Сами по себе ковры, как считается, по сути воспроизводят и переносят на иранскую почву сюжет о «Великих людях мира». Такие ковры (пример - на фото) создавались в первые десятилетия ХХ в. и висели в домах видных конституционалистов.
Forwarded from Иранизатор
Канал Иранизатор наконец-то пересёк отметку в две тысячи подписчиков.
По такому случаю хочу поделиться списком каналов, которые читаю, уважаю, на которые равняюсь и с которыми разделяю энтузиазм:
Близкие по духу и по жизни каналы:
Мудрая Фалафельная (@mideastr), взгляды с которой на проблемы Ближнего Востока у нас так часто совпадают
Дерзкий американист, без которого мы бы не смогли разобраться в политике США на Ближнем Востоке и в целом понять, что творится в голове у нашего брата-американца - Политоборзеватель (@politoborzel) и в дополнение к нему Пост-Америка (@postamerica)
Первопроходец в иранской повестке - Дежурный по Ирану (@irandezhurniy)
Если хочется быть на одной волне с регионом, то Восточный синдром (@vostochnysyndrome) никогда не подведëт
Никогда не забывает о душе Ближнего Востока - Заметки на полях Востока (@notesinthemargin)
Последние новости об иранской оборонке узнаю у ImpNavigator (@ImpNavigator)
Кот и кошка Крамника (@kramnikcat) умудряется и в наш регион заглянуть, и осветить с десяток других неожиданных и всегда увлекательных тем
Кирилл Семёнов (@semenovkirill) не нуждается в отдельных представлениях - над его текстами можно размышлять вечно
Каналы, которые читаю с удовольствием - они всегда подмечают тонкости, которые упускают другие - Q.E.D. (@q_e_d_around_the_world) и Сезон Хамсинов (@khamsin_season)
Агрегаторы ближневосточных и не только горячих новостей - уважаемый Рыбарь (@rybar), ЧВК Медиа (@chvkmedia) и Милитарист (@infantmilitario)
Каналы, с которыми я разделяю особый интерес к ливанской теме - Усы Асада (@AssadStash), Лапша и вопросы (@snimulapshu) и Aladdinhabar (@aladinhabr)
Отличные каналы на самые разные темы:
Мозаика Залива (@arabstatesofgulf)
Афганская голубка (@afghan_dove)
Минареты, автоматы (@minarety)
MiddleEAST (@MEASTru)
Гуманитарный монитор (@humanitarianmonitor)
Кибервойна (@cyberguerre)
Санкции.Экспертиза (@sanctionsrisk)
Special Lassi (@speciallassi)
The Peacemaker (@migdalsergei)
Внешпол (@vneshpol)
Pax Iranica (@paxIranica)
Совесть пропагандиста (@sovest_propagandista)
Записки редактора (@editorinnewsroom)
Zangaro today (@zangaro)
Пробковый шлем (@pithhelmet)
Пальто Сухейля (@hasansofan)
И, конечно же, нельзя обойти вниманием титанов аналитической мысли:
Россия в глобальной политике (@ru_global)
РСМД (@russiancouncil)
Клуб "Валдай" (@valdaiclub)
О ком забыла - обещаю исправиться к следующему рубежу
По такому случаю хочу поделиться списком каналов, которые читаю, уважаю, на которые равняюсь и с которыми разделяю энтузиазм:
Близкие по духу и по жизни каналы:
Мудрая Фалафельная (@mideastr), взгляды с которой на проблемы Ближнего Востока у нас так часто совпадают
Дерзкий американист, без которого мы бы не смогли разобраться в политике США на Ближнем Востоке и в целом понять, что творится в голове у нашего брата-американца - Политоборзеватель (@politoborzel) и в дополнение к нему Пост-Америка (@postamerica)
Первопроходец в иранской повестке - Дежурный по Ирану (@irandezhurniy)
Если хочется быть на одной волне с регионом, то Восточный синдром (@vostochnysyndrome) никогда не подведëт
Никогда не забывает о душе Ближнего Востока - Заметки на полях Востока (@notesinthemargin)
Последние новости об иранской оборонке узнаю у ImpNavigator (@ImpNavigator)
Кот и кошка Крамника (@kramnikcat) умудряется и в наш регион заглянуть, и осветить с десяток других неожиданных и всегда увлекательных тем
Кирилл Семёнов (@semenovkirill) не нуждается в отдельных представлениях - над его текстами можно размышлять вечно
Каналы, которые читаю с удовольствием - они всегда подмечают тонкости, которые упускают другие - Q.E.D. (@q_e_d_around_the_world) и Сезон Хамсинов (@khamsin_season)
Агрегаторы ближневосточных и не только горячих новостей - уважаемый Рыбарь (@rybar), ЧВК Медиа (@chvkmedia) и Милитарист (@infantmilitario)
Каналы, с которыми я разделяю особый интерес к ливанской теме - Усы Асада (@AssadStash), Лапша и вопросы (@snimulapshu) и Aladdinhabar (@aladinhabr)
Отличные каналы на самые разные темы:
Мозаика Залива (@arabstatesofgulf)
Афганская голубка (@afghan_dove)
Минареты, автоматы (@minarety)
MiddleEAST (@MEASTru)
Гуманитарный монитор (@humanitarianmonitor)
Кибервойна (@cyberguerre)
Санкции.Экспертиза (@sanctionsrisk)
Special Lassi (@speciallassi)
The Peacemaker (@migdalsergei)
Внешпол (@vneshpol)
Pax Iranica (@paxIranica)
Совесть пропагандиста (@sovest_propagandista)
Записки редактора (@editorinnewsroom)
Zangaro today (@zangaro)
Пробковый шлем (@pithhelmet)
Пальто Сухейля (@hasansofan)
И, конечно же, нельзя обойти вниманием титанов аналитической мысли:
Россия в глобальной политике (@ru_global)
РСМД (@russiancouncil)
Клуб "Валдай" (@valdaiclub)
О ком забыла - обещаю исправиться к следующему рубежу