Азиатские игры 1974 г. Обилие портретов шаха, его супруги и наследника, памятные знаки, те самые коробки с приглашениями. На памятной медали дата указана еще по солнечной хиджре - печально известный переход на "имперский" календарь произойдет чуть позже.
Визит шаха Резы Пехлеви в Турцию в 1934 г. и встреча с Ататюрком в фотографиях и изображениях. "Иранский реформатор поехал в Турцию учиться и многое почерпнул из этого путешествия", - писал генерал Хасан Арфа, сопровождавший шаха.
Во время поездки шаха Резы Пехлеви по Турции был согласован ответный визит Ататюрка в Иран. Реза, не желая демонстрировать отсталость Ирана в чем-либо, стремился провести как можно больше изменений еще до приезда турецкого президента.
Началось все с внешнего вида. Еще находясь в Турции, шах отправил телеграмму в Тегеран, в которой приказал всем крестьянам носить широкополые шляпы на европейский манер, «ведь они целый день работают в поле». Уже по возвращении Резы в Иран в шляпы были облачены извозчики и даже дворники.
Новая политика европеизации одежды очень нравилась новому среднему классу – военным, бюрократам и государственным служащим. Противниками диктата государства в области одежды предсказуемо стали представители духовенства. Коллизии возникали и с соседними государствами. Арабские газеты писали, что рафидиты (пейоративное название шиитов) массово обращаются в христианство, отказываясь от традиционных одежд.
Забавный случай приключился с афганскими паломниками в Мешхеде. Приезжавшим афганкам было разрешено носить паранджу, однако такой наряд делал невозможным их идентификацию (почти как с Гюльчатай в «Белом солнце пустыни»). Иранский консул в Герате должен был сфотографировать их по возвращении, чтобы установить их личность, однако все женщины разбежались, лишь завидев его с фотокамерой.
Началось все с внешнего вида. Еще находясь в Турции, шах отправил телеграмму в Тегеран, в которой приказал всем крестьянам носить широкополые шляпы на европейский манер, «ведь они целый день работают в поле». Уже по возвращении Резы в Иран в шляпы были облачены извозчики и даже дворники.
Новая политика европеизации одежды очень нравилась новому среднему классу – военным, бюрократам и государственным служащим. Противниками диктата государства в области одежды предсказуемо стали представители духовенства. Коллизии возникали и с соседними государствами. Арабские газеты писали, что рафидиты (пейоративное название шиитов) массово обращаются в христианство, отказываясь от традиционных одежд.
Забавный случай приключился с афганскими паломниками в Мешхеде. Приезжавшим афганкам было разрешено носить паранджу, однако такой наряд делал невозможным их идентификацию (почти как с Гюльчатай в «Белом солнце пустыни»). Иранский консул в Герате должен был сфотографировать их по возвращении, чтобы установить их личность, однако все женщины разбежались, лишь завидев его с фотокамерой.
Telegram
Pax Iranica
Визит шаха Резы Пехлеви в Турцию в 1934 г. и встреча с Ататюрком в фотографиях и изображениях. "Иранский реформатор поехал в Турцию учиться и многое почерпнул из этого путешествия", - писал генерал Хасан Арфа, сопровождавший шаха.
В дни шиитского траура по имаму Хусейну, посмотрите на одно из самых потрясающих текие (мест для проведения траурных мероприятий) Ирана – текие Моавен аль-Мольк в Керманшахе.
Тут все смешалось в кучу – и сцены из битвы при Кербеле, и изображения доисламских правителей Ирана, и символика правившей тогда династии Каджаров.
Тут все смешалось в кучу – и сцены из битвы при Кербеле, и изображения доисламских правителей Ирана, и символика правившей тогда династии Каджаров.
Немного о нравах в научных кругах Британской Индии начала ХХ в., языковом престиже и колониализме
Поступая на службу в Бенгальское азиатское общество, иранист Владимир Иванов, по его словам, встретил серьезное сопротивление со стороны его индийских членов (как мусульман, так и индусов). Он пишет, что новые коллеги всячески препятствовали воплощению в жизнь его научных проектов по изучению рукописей. Противники Иванова считали, что единственная его цель – попасть в хранилища общества и выкрасть самые ценные манускрипты.
Также члены общества сомневались языковых способностях выпускника петербургского факультета восточных языков. Секретарь общества считал, что Иванов – дезертир из русской армии, который нахватался персидских слов, слоняясь по иранским базарам. А другие члены общества возмущал тот факт, что человек может претендовать на знание персидского языка, ДАЖЕ не умея изъясняться на урду.
Индийские ученые, по мнению Иванова, считали, что его принимают в Бенгальское общество только из-за цвета его кожи. Сам он тоже был невысокого мнения об уровне местных интеллектуалов. В частности, он весьма нелестно отзывался о познаниях общественного деятеля Мухаммада Икбала. Тот был представлен Иванову как специалист по суфизму, однако иранист не счел его познания сколько-нибудь глубокими.
Поступая на службу в Бенгальское азиатское общество, иранист Владимир Иванов, по его словам, встретил серьезное сопротивление со стороны его индийских членов (как мусульман, так и индусов). Он пишет, что новые коллеги всячески препятствовали воплощению в жизнь его научных проектов по изучению рукописей. Противники Иванова считали, что единственная его цель – попасть в хранилища общества и выкрасть самые ценные манускрипты.
Также члены общества сомневались языковых способностях выпускника петербургского факультета восточных языков. Секретарь общества считал, что Иванов – дезертир из русской армии, который нахватался персидских слов, слоняясь по иранским базарам. А другие члены общества возмущал тот факт, что человек может претендовать на знание персидского языка, ДАЖЕ не умея изъясняться на урду.
Индийские ученые, по мнению Иванова, считали, что его принимают в Бенгальское общество только из-за цвета его кожи. Сам он тоже был невысокого мнения об уровне местных интеллектуалов. В частности, он весьма нелестно отзывался о познаниях общественного деятеля Мухаммада Икбала. Тот был представлен Иванову как специалист по суфизму, однако иранист не счел его познания сколько-нибудь глубокими.
Иранцы и французы – братья навек
Увлечение западными мыслителями и их идеями в Иране совпало с огромным интересом к древней истории. Интерес этот, справедливости ради, подогревался новыми открытиями лингвистов и археологов, выяснявших все новые подробности доисламской истории Ирана.
Доисламское прошлое стало значимым ориентиром для целого ряда иранских интеллектуалов XIX в. Создавая свои версии иранской истории, они в духе романтического национализма (и отчасти вторя знаменитым антиарабским эскападам великого поэта Фирдоуси) считали, что развитию Ирана мешали постоянные завоевания и установление ислама.
Одним из таких интеллектуалов был иранский франкофил (зачитывался Вольтером) и сторонник бабидского движения Мирза Ага-хан Кирмани. Он, будучи поверхностно знакомым с современными достижениями лингвистики, развивал мысль о расселении арийских народов. Кирмани утверждал, что один из арийских народов осел на Иранском нагорье, а другие продолжили свой путь и закрепились, в частности, на территории Франции.
Подобное родство он объяснял тем, что для любого народа стержнем и опорой является история. А французское слово histoire происходит от того же корня, что и персидское ostovar ("крепкий, мощный"). Это, считал Кирмани, должно навести нас на мысль, что французы и иранцы - это родственные арийские народы.
Только французам удалось поселиться на территории, где никто не мешал их техническому прогрессу. А иранцам постоянно мешали завоевания – арабское и многочисленные тюркские – а также установление ислама, который испортили несправедливые правители, духовенство и суфии.
Увлечение западными мыслителями и их идеями в Иране совпало с огромным интересом к древней истории. Интерес этот, справедливости ради, подогревался новыми открытиями лингвистов и археологов, выяснявших все новые подробности доисламской истории Ирана.
Доисламское прошлое стало значимым ориентиром для целого ряда иранских интеллектуалов XIX в. Создавая свои версии иранской истории, они в духе романтического национализма (и отчасти вторя знаменитым антиарабским эскападам великого поэта Фирдоуси) считали, что развитию Ирана мешали постоянные завоевания и установление ислама.
Одним из таких интеллектуалов был иранский франкофил (зачитывался Вольтером) и сторонник бабидского движения Мирза Ага-хан Кирмани. Он, будучи поверхностно знакомым с современными достижениями лингвистики, развивал мысль о расселении арийских народов. Кирмани утверждал, что один из арийских народов осел на Иранском нагорье, а другие продолжили свой путь и закрепились, в частности, на территории Франции.
Подобное родство он объяснял тем, что для любого народа стержнем и опорой является история. А французское слово histoire происходит от того же корня, что и персидское ostovar ("крепкий, мощный"). Это, считал Кирмани, должно навести нас на мысль, что французы и иранцы - это родственные арийские народы.
Только французам удалось поселиться на территории, где никто не мешал их техническому прогрессу. А иранцам постоянно мешали завоевания – арабское и многочисленные тюркские – а также установление ислама, который испортили несправедливые правители, духовенство и суфии.