Головокружительный взлет цен на нефть в 1970-е гг. давал дорогу самым смелым фантазиям иранского шаха Мохаммада-Резы Пехлеви. Обычно в пример здесь приводятся празднования 2500-тысечялетия монархии в Иране 1971 г., реальную цену которых нам вряд ли удастся узнать. Однако, создавая образ Ирана как одной из ведущих стран мира, шах нацеливался на проведение события действительно мирового масштаба. И захотел Олимпиаду.

В середине 70-х олимпийское движение находилось в кризисе: летние игры в Мюнхене-72 были омрачены терактом. Оргкомитет Монреаля-76 залез в огромные долги. Игры 1980 г. должна была проводить Москва, что не у всех вызывало восторг и до советского вторжения в Афганистан. На летнюю Олимпиаду-1984 было два претендента: Лос-Анджелес и Тегеран.

Своего рода генеральной репетицией и подтверждением серьезности намерений Тегерана стали Азиатские игры 1974 г., проводившиеся в иранской столице. Помпезная церемония открытия, с зажжением огня Игр (после этого специально возведенная конструкция не использовалась ни разу), огромное количество сувенирной продукции… Официальные приглашения участникам рассылались в коробочках, инкрустированных в технике хатамкари. Все это должно было подтвердить, что Тегеран готов провести и летнюю Олимпиаду.

Заявка Тегерана, погружавшегося в пучину революционных событий, была отозвана незадолго до церемонии объявления хозяина Игр-1984. Напоминания об амбициозных планах шаха можно найти на карте Тегерана, где по-прежнему находится район «Олимпийская деревня», а также в музее, расположенном в башне Азади – там есть макет центрального стадиона. Олимпиаду-1984 Иран бойкотировал, но это решение прошло относительно незамеченным на фоне массового бойкота со стороны стран Восточного блока.

Кстати, виды на Чемпионат мира по футболу 1990 г. у Ирана тоже имелись.

Во время поездки шаха Резы Пехлеви по Турции был согласован ответный визит Ататюрка в Иран. Реза, не желая демонстрировать отсталость Ирана в чем-либо, стремился провести как можно больше изменений еще до приезда турецкого президента.

Началось все с внешнего вида. Еще находясь в Турции, шах отправил телеграмму в Тегеран, в которой приказал всем крестьянам носить широкополые шляпы на европейский манер, «ведь они целый день работают в поле». Уже по возвращении Резы в Иран в шляпы были облачены извозчики и даже дворники.

Новая политика европеизации одежды очень нравилась новому среднему классу – военным, бюрократам и государственным служащим. Противниками диктата государства в области одежды предсказуемо стали представители духовенства. Коллизии возникали и с соседними государствами. Арабские газеты писали, что рафидиты (пейоративное название шиитов) массово обращаются в христианство, отказываясь от традиционных одежд.

Забавный случай приключился с афганскими паломниками в Мешхеде. Приезжавшим афганкам было разрешено носить паранджу, однако такой наряд делал невозможным их идентификацию (почти как с Гюльчатай в «Белом солнце пустыни»). Иранский консул в Герате должен был сфотографировать их по возвращении, чтобы установить их личность, однако все женщины разбежались, лишь завидев его с фотокамерой.