Дневник партизана Дзяковича и другие воспоминания о войне
3.88K subscribers
68 photos
6 videos
98 links
Дневник лейтенанта Анатолия Николаевича Дзяковича, рукопись, государственный архив Саратовской области, Ф.Р-3740. Оп. 1. Д. 186. Л. 1-72об.

День за днем.

Пишите телеграммы по адресу: @partizan1944_bot
Download Telegram
Немцы падки на бурки и сапоги. Решил зубы приберечь и достать обуви.

(бурки в данном случае – зимняя обувь, сшитая из белого войлока и кожи @partizan1944)
Переговоры (чтобы получить пропуск на выход из лагеря - @partizan1944) поручили П. Кузьмину. Он будет действовать через одного старосту, которого купит за одежду.

В начале пребывания в лагере по большой нужде ходили раз в 5 – 10 дней, помалу и так круто, иногда приходилось выковыривать палочкой. В уборной наступить негде, подержаться не за что. Хромым очень трудно.

Замечательны промежуточные пункты для раненых: 1) cарай с земляным полом и 2) cарай с нарами в 3–4 ряда, по нужде ходят под себя. Каково нижним? Понемногу привыкаю писать. Надо следить за почерком, да рука еще не слушается.

Миша бросил свой костыль-палку и теперь ходит своими ногами, но как-то боком. У Лешки под коленом шишка и одна нога толще другой.

Сегодня легкий морозец – умерло 382 человека.

Врачи умерших оставляют в лазарете, и на них как на живых выдают живым по 2 порции. Я молчу. В Могилеве собрали всех евреев, согнали в бараки и почти никуда не пускают. Хлеб у умирающего – драка. Вешают за хлеб.
Зубов и коронок 58 штук. Настроение в лагере потрясающее. С 1 октября по 15 декабря в лагерь прибыло 42 000 пленных. Около 2000 отпущено на работы. Сейчас в лагере 6 500 тысяч, значит, 33 500 погибло за 2½ месяца.

Немцы увеличили норму картофеля до 250 г, пшена – 25 г, крахмала – 15 г, хлеба 400 г в день.
[КАК ДЗЯКОВИЧ С ДРУЗЬЯМИ ВЫРВАЛСЯ ИЗ ЛАГЕРЯ]

Мы в Жлобине! 20 декабря выяснилось, что Кузьмин (который обещал всем сделать пропуска на выход из лагеря - см. выше @partizan1944) нас обманул. Записал к старосте деревни Буда Гомельского района себя одного. Ну и сволочь! В тот же день были пущены в ход зубы, и мы получили 3 документа – отпуска в г. Гомель на работы. Чуть не попались. Немец фельдфебель, получивший (взятку - @partizan1944) допрашивает, офицер, тоже получивший (взятку - @partizan1944), записывает:

Фельдфебель: Натиональ?
Ответ: Русский.
Фельдфебель: Фи ни русски, ни белоруськи!

(с самого начала войны с СССР немецы выделяли из основной массы военнопленных этнических немцев (фольксдойче), украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, молдаван и финнов, которые освобождались из плена и частично привлекались в немецкую армию и полицию. Именно поэтому немецкий фельдфебель записал "заговорщиков" под другой национальностью - @partizan1944)

Лет он нам тоже прибавил по 10 каждому. Да и можно было дать. Наконец все готово. Документы на руках. Стоим со своими «мелкими офицерскими вещичками» на выходе из-за проволочных заграждений лагеря, с русским комендантом, получившим, идет немецкий комендант и приказывает не отпускать нас. Это был гром средь ясного неба. Но кончилось удачно. Русский и немецкий коменданты пошли договариваться к переводчику. На часах был австриец. Документы на руках. Он нас пропустил. До Рогачева доехали поездом. Рогачев – Жлобин пешком. До Гомеля не стали добираться, так как в Жлобине у Мишки оказались дядюшка и тетушка по жене. Рогачев почти разрушен войной, Жлобин – наполовину.

Первое, что нам бросилось в глаза в Жлобине, – это развалины домов с торчащими трубами по берегу Днепра и виселица с повешенным.
Фотографии города Жлобина Гомельской области Белоруссии в период оккупации. Именно об этих "развалинах домов с торчащими трубами" говорит Дзякович в опубликованной сегодня записи - @partizan1944
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
На кадрах хроники - пример того ада, из которого удалось выбраться лейтенанту Дзяковичу. Один из лагерей военнопленных в р-не Витебска. Немцы, издеваясь, разбрасывают советским солдатам куски хлеба. 1941 год - прим. @partizan1944
Вчера «справляли» новый год. Купили ½ литра какого-то вина немецкого производства (гадость), мятую картошку взяли в столовой, которой заведует Мишкин дядя. Думал о семье и встрече нового [прошлого - @partizan1944] 41-го г. Ни жены, ни ребят уж, видно, не придется видеть.

Настроение похоронное. Гибнет и личная жизнь, и Россия.

А ведь к этой войне готовились многие годы. А немцы ходят и радуются: «Весной Русь капут».

1.1.42
Мы работаем. Мишка агрономом. Алексей бухгалтером. Я техноруком кирпичного завода Товарищества Жлобин.

1.2.42

[Михаил Дудников и Алексей Упорников – земляки-саратовцы А.Н.Дзяковича. С ними он познакомился в лагере военнопленных, с ними "выкупился" на волю, с ними прошел всю свою партизанскую эпопею @Partizan1944]
8.2.1942.

Если в жизни поломаны крылья,
Если в душу сомненье вошло,
Кокаина серебряной пылью
Все дорожки мои занесло.

И волнуется, пенится море
В этом дальнем и чуждом краю.
Кто развеет проклятое горе,
Кто обрадует душу мою?

Нет ли жизни, тоска ли напала
На усталую душу мою?
Мне осталась одна лишь гитара,
Под которую песни пою!

Так играй же, родная гитара,
Моим мыслям как будто в ответ.
Я совсем ведь еще молодая,
А душе моей тысячи лет.

[Дзякович цитирует первый куплет песни на стихи Сергея Алымова из малоизвестного советского кинофильма "Заключенные" 1936 года, остальные строки, видимо, написаны им самим - @partizan1944]

https://youtu.be/itOQyhNR7I0
Видел во сне ребят.

10.2.42

[в Саратове у Дзяковича остались жена и двое маленьких детей - @partizan1944]
Много пью самогона в компании Л. Кураша – директора завода, Забелина – бургомистра района (хороший человек, но пьяница), Гришки Ермоленко – гада и пьяницы, бургомистра города, и Кашина Михаила – шефа полиции.

Приказывают: комбинируй и воруй, как хочешь, но чтобы самогон был.
Говорят, в Минске постреляли всех евреев. Не верю.

17.2.42.
Был на Жлобинском кладбище военнопленных. Тесно, ровными рядами стоят крестики. Во главе – большой деревянный крест, и на нем написано, что тут похоронены русские военнопленные.

Лагерь в Жлобине был маленький – почти все вымерли. В Жлобине собрали всех неработающих евреев и заперли в бараки. Охрана – два полицая.
Поражаюсь жлобинским барышням. Гуляют, танцуют с немцами, чехами и т.д., но разговаривать не могут. Подслушал: «Их вас ждали на штрассе, ворум вы не пришли?»

[Чешских воинских формирований в составе вооружённых сил Германии не было. Чехи в Жлобине – это люди, присланные для восстановления промышленных предприятий Белоруссии и работе на них. Мужское население созданного нацистами на территории Чехии протектората Богемия и Моравия подлежало трудовой мобилизации и частично отправлялось на работу в Германию и оккупированные ею территории. На архивном фото - немцы встречают актрису в Могилеве @Partizan1944]
В Жлобине и Стрешине cобрали всех евреев. Говорят, постреляют. Вряд ли возможно такое чудовищное преступление. Хотя и ходят упорные слухи, что в других городах это проделано.
Или пью, или тоскую. Мишка ходит нормально, а то все как-то боком ходил.
Спорил с Т.М., она: первое – человеконенавистница, второе – горой за немецкую власть
[Мы публикуем дневник полностью, включая некоторые записи, которые могут показаться малоинтересными. Но делать каки-либо пропуски считаем недопустимым - @Partizan1944 ]

Польское танго

Чи жутишь мне,
Чи завше бендишь мою,
Чи уста тве
Испата мне упоют,
Чи хвиля зле засмутце душу бедно.
Вшистко мне едно, вшистко мне едно.
Чипонки руж
Расквитнуть в день радосный,
Чи нигде юж
Ни венди ясной весны,
Чи сонце уж
Як звезды стане бледно,
Вшитско мне едно, як женди лос.
Весна. Мне очень грустно. Когда не болит голова, напеваю старинный романс:

В том саду, где мы
С вами встретились,
Ваш любимый куст
Хризантем расцвел,
А в душе моей
Расцвело тогда
Чувство жаркое
Нежной любви.
Отлетел тот час,
Вас давно уж нет.
Я брожу один,
Весь истерзанный,
И невольные
Слезы катятся
Пред увядшим кустом
Хризантем.
Отцвели уж давно
Хризантемы в саду,
А любовь все живет
В моем сердце больно.

25.3.42.

[на самом деле романс не такой уж и старинный - его автор, Николай Иванович Харито, написал его в 1910 - это год, когда родился Дзякович - @Partizan1944]

https://youtu.be/vdpV2zxAwl4
Сегодня во временном городском управлении произошло следующее: пришел староста еврейских бараков, еще в коридоре снял шапку, тихонько постучал в дверь к Ермоленко Гришке, всунул голову, и диалог:
– Можно?
– Ну, здрасте-с, чего приперся?
– Слюшайте, только, пожалуста, не сердитесь: мои жиды уже два дня не едят. Может быть, им можно получить хлеба?
– Нет вам хлеба.
– Спасиба. До свиданья.