Недавно перечитал «Цирцею» Мадлен Миллер. А потом сразу прочел «Пряжу Пенелопы» (в оригинале — «Итака») Клэр Норт. Почему сразу? Казалось, что между ними должно быть немало общего. Магический реализм, переосмысление мифов Древней Греции. В центре повествования — судьба женщины в эпоху «Илиады» и «Одиссеи». Повествование от первого лица: в первом случае о себе рассказывает Цирцея, во втором мы видим происходящее глазами богини Геры.
«Цирцею» я искренне полюбил с первых же страниц. Мадлен Миллер много лет занимается классической Античностью как исследователь. И ей удается без неуклюжей пошлости и занудства преображать мифы в дышащий жизнью мир. В нем ищет себе место Цирцея-Кирка. Для безжалостных богов она немногим лучше мошек-людей, но слишком опасна из-за своих зелий. Смертные же сперва считают ее почти богиней, но зачастую оказываются неблагодарными и вероломными. Героине хочется сопереживать и верить, следить за ее ошибками и открытиями. Чистые, ясные образы, напоенные солнцем и пропитанные морской солью, хотя и хтоническому мраку здесь всегда есть место — как и должно быть в древнегреческой мифологии. Очарования книге добавляет и то, что она не только хороша в оригинале, но и прекрасно переведена на русский язык.
Примерно того же я ожидал от истории о Пенелопе, написанной Клэр Норт. Не тут-то было. Вязкий текст, как марево жаркого воздуха в летний полдень, и продираешься сквозь него с трудом. Вот микенский царь Агамемнон, рыча, грубо берет Клитемнестру, называя ее шлюхой — пока жена не убивает его. Вот трясут дряблыми щеками нерешительные старцы, советники Пенелопы. Сын Одиссея, Телемах, истеричный подросток с комплексами безотцовщины, хамит матери в попытках освободиться от ее мягкой, но опутывающей власти. Орест — зависящий от сестры мямля. Женихи Пенелопы — компания негодяев, жрущих и пьющих во дворце своего сгинувшего царя. Между тем Одиссей, бессовестная скотина, где-то в туманных далях забавляется с нимфой Калипсо. Единственный нормальный мужчина — жених из Египта, где, как известно, у женщин все же было больше прав.
Понятно, что ахейские царьки, резавшие друг друга из-за стада коз, не были ходячими светочами гуманизма. И женщинам в Древней Греции приходилось очень непросто, а их мир зачастую мог ограничиваться женской половиной-гинекеем. В той же «Одиссее» женские персонажи обычно — или покорные верные супруги, или коварные соблазнительницы.
Так что сама по себе доля натурализма не пошла бы во вред книге. К тому же, учитывая сложные отношения Геры с Зевсом, особой любви к мужчинам она может и не питать. Проблема в том, что вся книга только и состоит из рассказа о скотском поведении мужчин. От них все беды, и как-то исправить ситуацию удается силами только женщин. Они убивают самых омерзительных мужчин, пока мнимой беспомощностью вводят в заблуждение остальных. И что? И ничего. Никакого ощущения ожившего мифа, как в «Цирцее» — где хватает и не идеальных мужчин, и не самых приятных женщин, но отвращения к мужскому полу или человечеству в целом почему-то не возникает.
Вряд ли здесь сказалась разница в поколениях авторов, хотя Миллер несколько старше. Просто американка Мадлен Миллер не только хорошо знает античную мифологию, но и искренне любит ее. Что заметно по ее немногочисленным книгам. А Клэр Норт (настоящее имя Кэтрин Уэбб), британская писательница с экономическим образованием, пишет под двумя псевдонимами с детства, печет книги в жанре фэнтези и sci-fi как горячие пирожки, и мир «Одиссеи» для нее — явно не более чем декорация для довольно тошнотворной истории.
#библиотека_фм #панфилов_обозревает
«Цирцею» я искренне полюбил с первых же страниц. Мадлен Миллер много лет занимается классической Античностью как исследователь. И ей удается без неуклюжей пошлости и занудства преображать мифы в дышащий жизнью мир. В нем ищет себе место Цирцея-Кирка. Для безжалостных богов она немногим лучше мошек-людей, но слишком опасна из-за своих зелий. Смертные же сперва считают ее почти богиней, но зачастую оказываются неблагодарными и вероломными. Героине хочется сопереживать и верить, следить за ее ошибками и открытиями. Чистые, ясные образы, напоенные солнцем и пропитанные морской солью, хотя и хтоническому мраку здесь всегда есть место — как и должно быть в древнегреческой мифологии. Очарования книге добавляет и то, что она не только хороша в оригинале, но и прекрасно переведена на русский язык.
Примерно того же я ожидал от истории о Пенелопе, написанной Клэр Норт. Не тут-то было. Вязкий текст, как марево жаркого воздуха в летний полдень, и продираешься сквозь него с трудом. Вот микенский царь Агамемнон, рыча, грубо берет Клитемнестру, называя ее шлюхой — пока жена не убивает его. Вот трясут дряблыми щеками нерешительные старцы, советники Пенелопы. Сын Одиссея, Телемах, истеричный подросток с комплексами безотцовщины, хамит матери в попытках освободиться от ее мягкой, но опутывающей власти. Орест — зависящий от сестры мямля. Женихи Пенелопы — компания негодяев, жрущих и пьющих во дворце своего сгинувшего царя. Между тем Одиссей, бессовестная скотина, где-то в туманных далях забавляется с нимфой Калипсо. Единственный нормальный мужчина — жених из Египта, где, как известно, у женщин все же было больше прав.
Понятно, что ахейские царьки, резавшие друг друга из-за стада коз, не были ходячими светочами гуманизма. И женщинам в Древней Греции приходилось очень непросто, а их мир зачастую мог ограничиваться женской половиной-гинекеем. В той же «Одиссее» женские персонажи обычно — или покорные верные супруги, или коварные соблазнительницы.
Так что сама по себе доля натурализма не пошла бы во вред книге. К тому же, учитывая сложные отношения Геры с Зевсом, особой любви к мужчинам она может и не питать. Проблема в том, что вся книга только и состоит из рассказа о скотском поведении мужчин. От них все беды, и как-то исправить ситуацию удается силами только женщин. Они убивают самых омерзительных мужчин, пока мнимой беспомощностью вводят в заблуждение остальных. И что? И ничего. Никакого ощущения ожившего мифа, как в «Цирцее» — где хватает и не идеальных мужчин, и не самых приятных женщин, но отвращения к мужскому полу или человечеству в целом почему-то не возникает.
Вряд ли здесь сказалась разница в поколениях авторов, хотя Миллер несколько старше. Просто американка Мадлен Миллер не только хорошо знает античную мифологию, но и искренне любит ее. Что заметно по ее немногочисленным книгам. А Клэр Норт (настоящее имя Кэтрин Уэбб), британская писательница с экономическим образованием, пишет под двумя псевдонимами с детства, печет книги в жанре фэнтези и sci-fi как горячие пирожки, и мир «Одиссеи» для нее — явно не более чем декорация для довольно тошнотворной истории.
#библиотека_фм #панфилов_обозревает
Одна из любимых книжек моего детства — «Жилища: хижины, дома, дворцы». Ребенком сидел над ней часами, гуляя по комнатам римских вилл или викторианским усадьбам. Бесконечно срисовывал схемы домов разных эпох и создавал свои версии. На последних двух картинках — пример. Вообще это огромная «страна» из нескольких склеенных листов, в кадр влез только кусок карты. Застраивалась и заселялась она постепенно, так что это была своего рода интерактивная история)
Сама книжка — переводная иллюстрированная энциклопедия, как и многое изданное в 1990-е. Было и много других: «Древние цивилизации», «Викинги», «Жизнь в средневековом замке», «Библейская земля», «Гладиаторы» и так далее.
Телевизора до 8 лет у меня не было, свой компьютер появился только в 16. А вот хороших книг с картинками всегда было много — спасибо моей маме. Именно они во многом и определили мои интересы. И остаются для меня наглядным примером того, что об истории можно и нужно рассказывать доступно и интересно.
Если у вас есть такие книжки, которые до сих пор вам дороги — поделитесь в комментариях, интересно узнать)
Panfilov FM
#личное_фм #библиотека_фм
Сама книжка — переводная иллюстрированная энциклопедия, как и многое изданное в 1990-е. Было и много других: «Древние цивилизации», «Викинги», «Жизнь в средневековом замке», «Библейская земля», «Гладиаторы» и так далее.
Телевизора до 8 лет у меня не было, свой компьютер появился только в 16. А вот хороших книг с картинками всегда было много — спасибо моей маме. Именно они во многом и определили мои интересы. И остаются для меня наглядным примером того, что об истории можно и нужно рассказывать доступно и интересно.
Если у вас есть такие книжки, которые до сих пор вам дороги — поделитесь в комментариях, интересно узнать)
Panfilov FM
#личное_фм #библиотека_фм
Прочитал «Царя Гильгамеша» Роберта Силверберга. Давно собирался это сделать, и вот попалось в руки старое издание 1994 года.
Как водится с книжками того времени — на желтоватой газетной бумаге, в яркой обложке. Но перевод вполне приличный, хотя там и хватает огрехов.
Повествование идет от первого лица. Словно пируете вместе, и ты слышишь низкий раскатистый голос, видишь умащенную благовонными маслами иссиня-черную бороду. Унизанные перстнями пальцы придерживают внушительных размеров сосуд, из которого Гильгамеш потягивает пиво через трубочку из золота и лазурита. Неспешно рассказывает свою историю правитель шумерского города Урук, спокойно и доверительно.
По жанру это исторический роман. Хотя и основанный на аккадском эпосе о Гильгамеше — одном из старейших в мире литературных произведений, созданном на основе шумерских сказаний. Все-таки образ легендарного героя, возможно, связан с одноименным реальным персонажем, правившим в конце XXVII-начале XXVI веков до н. э.
При этом в «Царе Гильгамеше» хватает магического реализма. Ведь Гильгамеш не сомневается в существовании богов и реальности проклятий. В коридорах под древним храмом он встречает «демонов и колдунов». Верит, что в жрицу Инанны вселяется богиня, а в самого Гильгамеша — его божественный отец.
Только вот периодически, когда я погружался в созданный Силвербергом мир, мне слегка досаждали попытки автора сделать его менее фантастическим.
То Гильгамеш не находит в кроне священного дерева духа-птицу и относится к этому со скепсисом современного человека. То великан Хумбаба, страж кедровых лесов, оказывается просто природным явлением.
Сам Силверберг так описывал свой подход в послесловии:
Я пытался интерпретировать причудливые и фантастические элементы этих поэм в реалистической манере. То есть рассказать историю Гильгамеша так, как если бы он писал собственные мемуары. И для того я добавил много интерпретаций собственного авторства, которые, к лучшему или к худшему, ни в коей мере нельзя приписывать ученым.
Силверберг — достойный писатель, но прежде всего автор научной фантастики. И в случае с историей Гильгамеша это, кажется, сослужило роману дурную службу. Попытка «научно объяснить», перенести в более постижимую для людей XX века реальность невольно упрощает и выхолащивает сцены из древнего эпоса.
Стоит еще сказать, что для современного читателя ритм повествования может оказаться слишком неспешным. А некоторые главы — скучноватыми.
Но если не придавать этим особенностям слишком много значения, «Царь Гильгамеш» дарит читателю очень красочный образ древнего Шумера, с детальными описаниями быта, обычаев, одежды, украшений, сражениями и эротическими сценами. И ощущением присутствия богов в повседневной жизни.
А на видео — Плач Гильгамеша на аккадском языке в исполнении канадского музыканта Питера Прингла. Он и звучал в наушниках, пока я читал книгу в метро)
Panfilov FM
#библиотека_фм #панфилов_обозревает
Как водится с книжками того времени — на желтоватой газетной бумаге, в яркой обложке. Но перевод вполне приличный, хотя там и хватает огрехов.
Повествование идет от первого лица. Словно пируете вместе, и ты слышишь низкий раскатистый голос, видишь умащенную благовонными маслами иссиня-черную бороду. Унизанные перстнями пальцы придерживают внушительных размеров сосуд, из которого Гильгамеш потягивает пиво через трубочку из золота и лазурита. Неспешно рассказывает свою историю правитель шумерского города Урук, спокойно и доверительно.
По жанру это исторический роман. Хотя и основанный на аккадском эпосе о Гильгамеше — одном из старейших в мире литературных произведений, созданном на основе шумерских сказаний. Все-таки образ легендарного героя, возможно, связан с одноименным реальным персонажем, правившим в конце XXVII-начале XXVI веков до н. э.
При этом в «Царе Гильгамеше» хватает магического реализма. Ведь Гильгамеш не сомневается в существовании богов и реальности проклятий. В коридорах под древним храмом он встречает «демонов и колдунов». Верит, что в жрицу Инанны вселяется богиня, а в самого Гильгамеша — его божественный отец.
Только вот периодически, когда я погружался в созданный Силвербергом мир, мне слегка досаждали попытки автора сделать его менее фантастическим.
То Гильгамеш не находит в кроне священного дерева духа-птицу и относится к этому со скепсисом современного человека. То великан Хумбаба, страж кедровых лесов, оказывается просто природным явлением.
Сам Силверберг так описывал свой подход в послесловии:
Я пытался интерпретировать причудливые и фантастические элементы этих поэм в реалистической манере. То есть рассказать историю Гильгамеша так, как если бы он писал собственные мемуары. И для того я добавил много интерпретаций собственного авторства, которые, к лучшему или к худшему, ни в коей мере нельзя приписывать ученым.
Силверберг — достойный писатель, но прежде всего автор научной фантастики. И в случае с историей Гильгамеша это, кажется, сослужило роману дурную службу. Попытка «научно объяснить», перенести в более постижимую для людей XX века реальность невольно упрощает и выхолащивает сцены из древнего эпоса.
Стоит еще сказать, что для современного читателя ритм повествования может оказаться слишком неспешным. А некоторые главы — скучноватыми.
Но если не придавать этим особенностям слишком много значения, «Царь Гильгамеш» дарит читателю очень красочный образ древнего Шумера, с детальными описаниями быта, обычаев, одежды, украшений, сражениями и эротическими сценами. И ощущением присутствия богов в повседневной жизни.
А на видео — Плач Гильгамеша на аккадском языке в исполнении канадского музыканта Питера Прингла. Он и звучал в наушниках, пока я читал книгу в метро)
Panfilov FM
#библиотека_фм #панфилов_обозревает
Не зря ранним утром так не хочется покидать кровать. Все-таки примерно треть нашей жизни проходит в постели, так что ее значение трудно переоценить.
Постели в самые разные эпохи, от неолита до современности, и посвящена недавно попавшая мне в руки книжка. Название у нее довольно провокационное: «Что мы делаем в постели. Горизонтальная история человечества».
Замах, конечно, смелый, особенно для трехсот страниц. Но все же это научпоп, а не академическое исследование. Мне же всегда нравилась история повседневности, а в этом случае речь идет не только об истории кровати, но и о ее восприятии в разные эпохи.
В книжке много интересных фактов, вроде истории «большой кровати из Уэра». Это огромное сооружение — свыше 3 метров в длину и ширину, 2,5 в высоту, для целой дюжины путешественников! — появилось в XVI веке в одном из постоялых дворов в Хартфордшире.
Уэрская королева всех кроватей (сейчас ее можно видеть в Музее Виктории и Альберта в Лондоне) стала столь известной, что не раз упоминается в английской литературе, начиная с Шекспира. На ней вырезали инициалы на память. Под ее балдахином то спали паломники, то занимались любовью парочки. В сатирах описывали, как на кровати из Уэра провели ночь 26 мясников со своими женами.
Пожалуй, главное достоинство «горизонтальной истории человечества» в том, что авторы смогли разбить книгу на емкие тематические главы.
Здесь и смертное ложе, и секс, и роды, и кровать монарха, и передвижная постель путешественника, и вынужденное соседство с незнакомцами.
На русский книжку перевели недавно, но вообще вышла она в 2019 году в издательстве Йельского университета. А написали ее два британских ученых. Что, конечно, вызывает в памяти многочисленные анекдоты про безумные открытия уроженцев туманного Альбиона.
В этом случае авторами стали археологи, Брайан Фейган и Надя Дуррани. Надо отдать им должное: в основном авторы не гонятся за громкими выводами и не забывают упоминать о том, что гипотезы — это именно предположения. А постоянное привлечение археологического материала и внимание к ранним цивилизациям лично меня очень порадовало.
Конечно, временами авторов уносит в рассуждения, не имеющие особого отношения к теме. Вроде нескольких страниц о предсмертных словах. Встречаются и отдельные спорные моменты, возможно, связанные с переводом.
Но в целом «Что мы делаем в постели» дает хороший обзор необъятной темы. Из которого можно брать отдельные приглянувшиеся сюжеты и уже подробнее изучать их дальше.
А еще книга помогает избавиться от той пелены современных взглядов, через которую мы смотрим на прошлое. То, что кажется нам привычным или, наоборот, вызывает отторжение, веками воспринималось совсем иначе.
Даже если сейчас нам сложно представить, что личного пространства практически не существовало на протяжении столетий. А нормой долгое время был сон с пробуждением в ночи и активной жизнью на протяжении нескольких часов. Будь то молитвенное бдение или встреча с друзьями в таверне — до сладкого утреннего сна и нового дня жизни.
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #библиотека_фм
Постели в самые разные эпохи, от неолита до современности, и посвящена недавно попавшая мне в руки книжка. Название у нее довольно провокационное: «Что мы делаем в постели. Горизонтальная история человечества».
Замах, конечно, смелый, особенно для трехсот страниц. Но все же это научпоп, а не академическое исследование. Мне же всегда нравилась история повседневности, а в этом случае речь идет не только об истории кровати, но и о ее восприятии в разные эпохи.
В книжке много интересных фактов, вроде истории «большой кровати из Уэра». Это огромное сооружение — свыше 3 метров в длину и ширину, 2,5 в высоту, для целой дюжины путешественников! — появилось в XVI веке в одном из постоялых дворов в Хартфордшире.
Уэрская королева всех кроватей (сейчас ее можно видеть в Музее Виктории и Альберта в Лондоне) стала столь известной, что не раз упоминается в английской литературе, начиная с Шекспира. На ней вырезали инициалы на память. Под ее балдахином то спали паломники, то занимались любовью парочки. В сатирах описывали, как на кровати из Уэра провели ночь 26 мясников со своими женами.
Пожалуй, главное достоинство «горизонтальной истории человечества» в том, что авторы смогли разбить книгу на емкие тематические главы.
Здесь и смертное ложе, и секс, и роды, и кровать монарха, и передвижная постель путешественника, и вынужденное соседство с незнакомцами.
На русский книжку перевели недавно, но вообще вышла она в 2019 году в издательстве Йельского университета. А написали ее два британских ученых. Что, конечно, вызывает в памяти многочисленные анекдоты про безумные открытия уроженцев туманного Альбиона.
В этом случае авторами стали археологи, Брайан Фейган и Надя Дуррани. Надо отдать им должное: в основном авторы не гонятся за громкими выводами и не забывают упоминать о том, что гипотезы — это именно предположения. А постоянное привлечение археологического материала и внимание к ранним цивилизациям лично меня очень порадовало.
Конечно, временами авторов уносит в рассуждения, не имеющие особого отношения к теме. Вроде нескольких страниц о предсмертных словах. Встречаются и отдельные спорные моменты, возможно, связанные с переводом.
Но в целом «Что мы делаем в постели» дает хороший обзор необъятной темы. Из которого можно брать отдельные приглянувшиеся сюжеты и уже подробнее изучать их дальше.
А еще книга помогает избавиться от той пелены современных взглядов, через которую мы смотрим на прошлое. То, что кажется нам привычным или, наоборот, вызывает отторжение, веками воспринималось совсем иначе.
Даже если сейчас нам сложно представить, что личного пространства практически не существовало на протяжении столетий. А нормой долгое время был сон с пробуждением в ночи и активной жизнью на протяжении нескольких часов. Будь то молитвенное бдение или встреча с друзьями в таверне — до сладкого утреннего сна и нового дня жизни.
Panfilov FM
#панфилов_обозревает #библиотека_фм