Цените музло

Тут подъехала ипишечка мозголомная. Лиссабонско-берлинский лейбл suspension выпускает кое-чего из под пера Софии Растон. Под фантиком тайтла Narcosexual прячутся крупно нашинкованные брейксы с обилием эффектов, то и дело стремящихся расщепить всю аудиальную плоть, оказывающуюся у них на пути.

В описании на bc, само собой, "surveillance capitalism", стыд, стигматизация и химсекс-знакомства. Ну и куда же без цитаты из Testo Junkie!

В Военном университете Минобороны, судя по моим источникам, ад. Личный состав повально болеет, врачей, масок и антисептиков не хватает.

Но это не повод отменять строевую подготовку, вечерние поверки на плацу (даже у нас на космодроме в особых случаях поверку в расположении проводили) и утренние прогулки. Естественно строем. Сейчас в университете, как минимум, больше десятка заболевших именно коронавирусом. Скорее всего будет сильно больше.

https://dailystorm.ru/obschestvo/skandal-v-voennom-universitete-mo-rf-nikto-i-ni-razu-dazhe-ne-izmeryal-temperaturu

Я

Хочется писать тексты. Хуевые тексты. Я после них расстроюсь. Вы отпишитесь или расстроитесь, или и то и другое. И все мои кенты тоже погрустнеют. И снова я расстрою родных и близких.

Я очень устал и ни с кем не хочу общаться. Я очень сильно ощущаю одиночество, хотя знаю что виноват в нем я сам. Самоненависти нет, просто расстройство. Без фармы я бы наверное совсем кукухой поехал, а так ещё жить можно. Купил пирацетам и ноопепт, чтобы в мае ударно делать диплом. Скучаю по людям, но ничего не делаю чтобы их вернуть. Я очень много чего делаю неправильно и это тоже меня расстраивает.

Да, я снова в депрессивном эпизоде.

Основной принцип моего существования — служение гуманистическим идеалам человечества.

Время четыре часа ночи. В соседней комнате, за стеной, моя соседка общается со своим молодым человеком. Он довольно обыденный и мне кажется, что он сделает ей больно через какое-то время, но возможно я ошибаюсь.

Я лежу на сложенном диване. Через окно пробивается свет. Комната окрашена в голубой цвет. Начинает светать. Апрель пытается проснуться от этой мерзлявой комы и, я уверен, удивляется отсутствию людей на улицах днем. Эпидемия.

Меня скручивает водоворот мыслей, которые жалят хуже шмелей. Друг рассказал недавно, что если шмель столкнется с лошадью на скорости, то может её убить. По своему хочется быть этой лошадью. Надежда угасает.

Именно в четыре утра больней всего режет одиночество. Ты будто откинут на грань восприятия или общества. Чувствуешь себя проклятым. Хотя мы все сейчас такие, прокляты на пребывание в своих четырех стенах.

Я чувствую что попал в лимб. Именно тот который описывал Данте. А моя соседка это Вергилий. Даже не знаю куда меня приведет эта дорога. Надежды на верхние сферы уже нет. Я немного смеюсь, когда пишу это. Забавно.

Я бросил всех своих друзей и знакомых. Перестал поддерживать контакты. Телефон не проверяю. Я было общался с какой-то девушкой из тиндера, звал её смотреть Дау. Она сказала, что отравилась и не может, а через пару дней перестала отвечать на сообщения.

Меня переполняет тревога и нежность. Мне хочется человека. Хотя бы просто прикладываясь к его щеке чувствовать как он дышит и живет. В отличии от меня.

Я снова думаю о смерти, но не так как год назад. Уже спокойнее. Мне кажется, что я никогда уже не выйду из дома, словно я прикован. Вроде и не против, но и не как-то за. Вечные метания.

Когда я засыпаю, я представляю будто я лечу над зеленым таежным лесом. Где то на севере пермского края или свердловской области. Лечу и дышу. Мне так спокойнее.

Распадаясь на куски, я словно плыву по последней реке времени. Пронзая эту очередь военных на плацу. В построении в раю участвуют все пацаны, мертвые и живые и я средь них. А на месте моем оглушительный солнечный свет, который пробивает святую твердь. Я проваливаюсь. Лечу среди пальцев длани бога в темноту.

и читаю молитву от боли. она отзывается шепотом.
не забудь выпить таблетки.

я

Я

Ян ван Эйк (1385—1441) — Святой Франциск получает стигматы, 1432 г.