Тут мой дружище написал не бесспорный, но крайне занятный и, самое главное, очень лаконичный разбор нового важного клипа Нойза. Не оставил без внимания.

Люблю писать про русскую эмиграцию, но сейчас хочу написать про представителя, ВНЕЗАПНО, узбекской эмиграции.

Слышали когда-нибудь про такого человека как Рузи Назар? Его биография — это просто песня. Родился в Маргилане накануне революции 1917 года и прожил одну из самых захватывающих и удивительных жизней двадцатого века. Его мать происходила из богатого кокандского рода, получила домашнее образование и владела арабским и персидским языками. А его отец был торговцем шёлка.

Назару довелось побывать офицером Красной Армии, а затем, после немецкого плена, унтер-офицером немецкого Туркестанского легиона. Самое забавное, что одной из его задач, было противодействие планам Власова включить среднеазиатские коллаборационистские формирования в состав РОА. Назар считал, что власовцы являются такими же врагами суверенитета Туркестана, как и большевики. И даже после войны он сотрудничал с украинскими и прибалтийскими националистами. Отделался во второй мировой войне он в итоге довольно легко, удачно женившись на дочери немецкого барона.

Потом его заметили в ЦРУ, предложив ему работу в США. Там он начал вести передачу «Голос Америки» на узбекском, а ещё позже стал представлять США в Анкаре, где завёл тесные связи с местными праворадикальными организациями и стал одним из организаторов проекта «Контргерилья», который стал турецким филиалом международной антикоммунистической сети «Гладио» и ставил своей целью подрывные действия против коммунистических и социалистических сил в Турции.

В конце 1960-х и начале 1970-х он сыграл важную роль в модернизации Национальной разведывательной организации Турции и превращении её в мощную спецслужбу.

А во время кризиса с американскими заложниками в Иране в 1979-1981 годах он был там разведчиком под прикрытием.

А теперь самое пикантное. Гитлеровский офицер, лютейший антикоммунист, црушник, работавший с националистическими силами Востока и всю жизнь занимавшийся дестабилизацией Советского Союза в 1992 году был лично встречен президентом Узбекистана Исламом Каримовым, которому поставили памятник в Москве.

Такие дела)

@chernaya100 - это ваша книга конкурент получается? https://www.prlib.ru/item/1168172

Когда я впервые зашёл на ютуб-канал «British Pathe» я был ошеломлён. Гигантские залежи сокровищ: Русский Император с семьёй, русский флот, русские солдаты на верблюдах, Первая мировая, получасовые съёмки солдат Вердена и куча подобного. Было немного обидно, что самые ценные и потрясающие кадры Российской Империи были сделаны французами. Но и мы оказались не лыком шиты! Этим летом я сходил на премьеру недавно восстановленного фильма Дзиги Вертова «Годовщина революции». Два часа кинохроники, на которой запечатлены почти ВСЕ. Ну то есть реально:

Крупным планом Брусилов, Керенский, Гучков, Родзянко, Пуришкевич, Авксеньтев, Грузинов, Милюков, Чхеидзе, Брешко-Брешковская, Колчак, Ленин с Бонч-Бруевичем, ОЧЕНЬ много Троцкого, Плеханов, Рыков, Каменев, Радек, Чапаев (!!!), Подвойский, Шляпников, Вацетис, Демьян Бедный и другие. За каких-то два часа перед глазами проносятся самые роковые и страшные события в истории нашей страны. Сначала мы смотрим на торжествующих представителей Временного правительства, а потом через просмотр кадров дырявого Зимнего дворца мы добираемся до улыбающегося Ленина и кричащего Троцкого. В фильме также можно посмотреть на легендарный женский батальон и довольно подробную запись сражения Красной армии с чехословацким корпусом в Казани.

Ещё очень круто то, что помимо легендарных личностей эта хроника даёт возмоможность взглянуть на множество простых русских лиц, искренне чествовавших февраль. Февралистская часть фильма содержит очень много записей демонстраций и торжеств.

Для меня же, как человека, глубоко интересующегося русской эмиграцией, этот фильм ценнее вдвойне. Ведь почти все предствители Временного правительства плотно войдут в её историю. Да и вообще именно из-за эмиграции патриархов русского кино на Юг России, а впоследствии в Европу, появились такие феномены, как Дзига Вертов, Лев Кулешов, Сергей Эйзенштейн и прочие великолепные раннесоветские режиссёры пришедшие на смену эмигрировавшим мэтрам.

Кстати, Кулешов писал, что на сто метров плёнки иногда требовалось получать разрешение у самого Ленина. Это на жалких сто метров! А здесь 30 экземпляров по 3 000 метров. Это как построить разом десять Останкинских башен!

Николай Изволов на премьере рассказал про забавный момент из «Годовщины». На этом видеоотрывке (3:17) на моменте с Лениным и Бонч-Бруевичем можно увидеть третьего человека, который проходит мимо них и оборачивается, смотря в камеру. Как оказалось, это был директор Государственного исторического музея, который думал, что Ленин давно умер и на этом кадре мы видим знаковый момент, где он осознаёт, что Ленин всё-таки жив.

В общем, работа — колоссальная. Москвичи, не пропустите. Это реально важно.

Дорогие мои прекрасные читатели! 27 числа я выступаю с Бастраковым в РГГУ. Тема (внезапно!) связана с русской эмиграцией! Так что приходите. Буду рад познакомиться и пообщаться.

Недавно решил посмотреть залпом десяток выпусков «ещёнепознера» Николая Солодникова, чтобы узнать, в чём, собственно, соль. Но в итоге не нашёл там ни соли, ни сахара, ни чего-либо ещё. То, что впереди меня будет ждать постная капустная жижа, в которой не будет места ни зрителям, ни даже гостям, стало понятно ещё с первого выпуска с Сокуровым. Пролистав канал, я понял, что гости в основном рукопожатые, а, стало быть, вопросы будут исключительно политкорректными.

— «Ну, Бог с ними. Всё равно гляну», — пришёл я к выводу.

Приведу пару примеров. Начну с интервью с великим русским композитором Владимиром Мартыновым. С ним можно было бы побеседовать о том, как можно быть одновременно музыкантом и философом. О том, не дискредитирует ли его выход за рамки музыкального языка саму музыку. Можно было бы побеседовать о его оригинальной концепции «конца эпохи композиторов», согласно которой, музыка утратила метафизическую природу и перестала мыслиться как событие, являющее архетипическую структуру и превратилось в структуру, моделирующую событие. Однако вместо этого Солодников половину интервью донимает композитора Пяртом и Соррентино. Спрашивается, нахуй тебе Мартынов? Езжай в Эстонию и поговори с Пяртом. Или сходи в кинотеатр в конце концов. В итоге Мартынов остался не раскрытым, как и его понимание музыки.

Следующее интервью, вызвавшее у меня ещё больше недоумения — это интервью с Николаем Комягиным из Shortparis.

— «Ого!», — подумал я, — «Неформат! Посмотрим!».

В итоге в длиннейшем интервью с таким экспрессивным человеком, мы видим мёртвый разговор с настолько тупыми и неуместными вопросами, что удивляется даже сам интервьюируемый.

Солодников — очень страшный человек. Он как будто совершенно пустой внутри: излишне доброжелателен, столь же излишне эрудирован, абсолютно не способен поддерживать живой разговор, а все его высказывания словно формируются простенькой нейросетью на пару сотен слов. И получается такая говорящая в пустоту голова. И особенно это заметно, когда у него в гостях такой сгусток витальности, как Комягин. И ещё страшнее в этом мёртвом и очень советско-интеллигентном пространстве выглядит желание Солодникова показать свою горячность, бунтарство и дух молодости, вбрасывая такие комедийные формулировки как: «Навальный – это политический комфорт», «я слушаю классику через колонку JBL» и «давайте почитаем Летова». А ведь на самом деле вся эта поза создаёт такое сонное царство, по сравнению с которым даже Шендерович кажется рок-н-ролльщиком, взрывающим стадионы.

Нахуя он спрашивал Комягина в конце интервью про холокост и гулаг, сам же отвечая на этот вопрос? А ответ очень прост: когда не понимаешь гостя, предложи свою животрепещущую тему и обсуди её сам с собой.

Ещё очень раздражает привычка Солодникова апеллировать к именам. Складывается впечатление, что как только ему нужно заполнить неловкие пустоты, которые у него возникают постоянно, он выстреливает рандомным именем или фактом, демонстрируя тошнотную эрудицию с одновременным безразличием к гостю. Однако то, что он не в теме — это не так страшно. Страшнее то, что он не хочет быть в теме и не выходит из своей свалки устаревших понятий. О чём бы ни шёл разговор, пустоты в нём будут заполнены упоминанием коллективных Мамардашвили, Окуджавы, Бродского и советского Ленинграда, словно Солодников таким образом проходит условную капчу в мир рукопожатости. Как, например, в интервью с Екатериной Шульман, которой он выносил мозг идиотскими вопросами, заранее не ознакомившись с её риторическим стилем.

«Однако, может, с рукопожатыми людьми он сможет сделать более сносное интервью?», — подумал я и включил выпуск с Галиной Тимченко.

В итоге пятая часть выпуска была посвящена Носику, ещё минут 15 рассуждениям об абсолютно неизвестных мне людях (причём со слов интервьюера и интервьюируемой). И досмотреть я это не смог.
Такая же мертвечина исходит от его коротких роликов про книги. Рубрика с оригинальным названием «Закладка» состоит в основном из книг по нейтральному искусствоведению, изданными гигантскими холдингами, а также детских книжек и скучной классики. Что-то новое, революционные и разрывное? Небольшие, но талантливые издательства, которым так нужна поддержка? Пожалуй, нет.

Я думал написать этот пост ещё давно. Но когда увидел, что Солодников на фейсбуке организовывает сбор подписей книжников в поддержку жертв «московского дела», я решил этот пост не публиковать вообще никогда и заткнуться. Потому что гражданский долг важнее профессиональной неприязни. И я оставил подпись, которую, как и подпись моего товарища Димы Бастракова, аккуратно обошли стороной. Диму ещё и забанили. И я понял, что даже в своей гражданской позиции Солодников такой же искусственный и смердящий «тусовочкой», как и его шоу. Сорвал покровы.

Кстати, буквально сегодня на проекте МБХ-медиа вышел видеообзор от Елены Серветтаз на «Зарубежную Россию» Петра Ковалевского, над которой мы с Димой работали. Большое спасибо Елене!

Наше появление в проекте МБХ забавно сопоставляется с недавними событиями на фейсбуке Солодникова. If you know what I mean.

А помните, как я писал про внучку дипломата Российской Империи Семёна Воронцова — леди Кэтрин Мюррей, ставшей у истоков производства твида в Британии? Так вот, продолжая говорить о русских эмигрантах 19 века, нужно вспомнить Софью Фёдоровну Ростопчину (она же графиня де Сегюр) — ещё одну колоритную русскую аристократку, ставшую знаменитой не на Родине. Французы прозвали её «Бальзаком для детей».

Выросла будущая детская писательница в семье Фёдора и Екатерины Ростопчиных в усадьбе Вороново, которой было суждено сгореть в знаменитом пожаре 1812 года. Её крёстным был сам Император Павел I. Её мать была холодной и фанатичной русской католичкой, заставлявшей детей спать на жёстких матрасах и укрываться тонкой простынёй, а также применявшей телесные наказания. А её отец был почтенным в каждой европейской стране гостем, о котором слагали легенды. Интересно, что при всей франкофобии графа Ростопчина, в самой Франции он был весьма обласкан, его жена переманила в католичество Софью, которая, в свою очередь, вышла замуж за французского графа Эжена де Сегюра. К сожалению, семейная жизнь Софьи сложилась не очень успешно. Эжен любил жить на широкую ногу и загуливать, а Софья предпочитала тихий семейный уют в своём живописном поместье Нуэтт в Нормандии, подаренным отцом. Именно этот уют и сделал ей в итоге имя.

В отличии от своей матери она воспитывала детей с теплотой и лаской, рассказывая им про Вороново, небылицы про их великого деда и другие истории, многим из которых было суждено появиться на бумаге. Главными героями её рассказов становились не столько сказочные твари, сколько обычные дети, списанные с её собственных. Исключением является разве что первая книжка «Новые волшебные сказки» («Nouveax contes des fees»), о которой, кстати, очень хорошо отзывалась Марина Цветаева. И чем старше становились её дети, тем взрослее писала для них София. Ещё она прославилась произведением о «Капитане Дуракине», которое запретили в России на всех возможных языках. Тем не менее вся эта слава пришла к ней поздно. Ведь только к 56 годам она подписала договор с издательством Ашетт на выпуск книги «Nouveax contes des fees», с которой началась её писательская карьера.

Дети Софьи получили прекрасное образование. Старший сын стал знаменитым художником, второй был епископом в Ватикане, третий получил пост посла Франции в Англии.

Под конец жизни, Софья стала членом Терциарской общины святого Франциска и в её рассказах начали преобладать религиозные темы. Свою жизнь она закончила в нелюбимом ей Париже в 1874 году, так как имение в Нормандии пришлось продать из-за загулов мужа.

Она стала настоящим классиком французской литературы. За один только 2010 год было продано 29 миллионов экземпляров её книг. В честь неё названа аллея в парке Монсо, а в Люксембургском парке можно увидеть посвящённый ей памятник. Её рассказы «Проделки Софи» и «Примерные девочки» несколько раз экранизировались. А в Нуэтте её правнучкой основан музей, посвящённый ей.