Стараюсь обходить в этом канале материалы, над которыми сам работал, но этот не могу проигнорировать. Сегодня мы выпустили, наконец, большой проект о подростковой анорексии. Работа шла тяжело — начали еще летом прошлого года, но сначала долго собирали фактуру, затем были сложности с дизайном и вёрсткой... В общем, окончательно все наладили только к концу декабря — и логичнее выходить было «уже после праздников».

Всегда и всюду я говорю, что спецпроекты — по умолчанию не то, что нужно делать. Я могу много рассказать, как все это должно работать, но в конечном счете это всегда долго, дорого, сложно и не очень-то эффективно. Обращаться к этому варианту нужно только в том случае, если совсем невмоготу. Или если есть много денег и хочется, простите, повыделываться.

Но есть редкие ситуации, когда именно отдельный stand-alone проект работает лучше, чем обычный материал или серия статей. Это справедливо, например, для активистских кампаний, где есть особенная четкая цель за пределами редакционной рутины. Или как здесь — если мы создаем отдельную «вечнозеленую» страницу, и дальше в кооперации с несколькими медиа выпускаем самый разный контент, вплоть до бумажных буклетов.

Расстройства пищевого поведения — именно такая вечная тема, которая никуда не денется, какие бы войны и катаклизмы не происходили в мире. По статистике анорексия — третье из самых распространённых хронических заболеваний у подростков. Журналистка из Омска Елена Ярмизина загорелась этой проблемой и захотела рассказать об анорексии так, чтобы об этом узнали не только в ее регионе.

А если есть мотивированный и очень вовлеченный автор — полдела уже сделано.

Центральное место в проекте занимает история 15-летней девочки из Омска. На её примере мы шаг за шагом узнаем, как действует и что чувствует подросток с расстройством пищевого поведения — и через что проходят родители. На десктопе читать этот репортаж не всегда удобно — вёрстка следует за повествованием, и в моменты, когда героине особенно тяжело, читателю может быть дискомфортно. Мне лично нравится это решение, потому что я очень люблю, когда форма следует за содержанием — ну а на телефоне, с которого и так большая часть пользователей посмотрит проект, все вполне традиционно.

В разных местах основной истории есть маркеры-маяки, которые отсылают нас к более строгим интервью с экспертами-врачами. Можно ли предотвратить анорексию? А это правда наследственное? Как родителям понять, что проблема существует? Как лечить анорексию? Если информации все равно будет недостаточно, в проекте есть несколько памяток для подростков и их родителей. А еще есть форма обратной связи, с помощью которой можно и рассказать свои истории, и связаться с экспертами.

Я очень благодарен всей команде, что этот проект удалось выпустить — он гораздо шире, чем один текст, в нем действительно много самого разного материала — и потрясающая фотоистория, и тесты, и чек-листы, и много чего еще. Надо сказать, Лена показала удивительную чуткость к работе над большим проектом, и благодаря ее усилиям в ближайшие пару недель разные промо-материалы об анорексии выйдут как в местных, омских редакциях, так и в общероссийских независимых медиа. Отличный пример, как личная страсть к теме превращается в большой результат.

В восторге от того, как экологическое издание «Кедр» отрабатывает тему войны не говоря о войне. Вот прочитала лонгрид о херсонском «покраденом» еноте, выяснила, что и с точки зрения чисто животноводческой еноту НЕ ОЧЕНЬ (и все у них вот так), издание отправило запрос в Росприродназдор, с нетерпением ожидаю развития событий.

Хороший текст об одиночестве (ну помимо основной темы) и очень горький. Более всего все чтение хотела посмотреть на фото таксы Ларисы. Ну а также профайл, написанный при таких обстоятельствах (неизвестный герой, закрытый к нему доступ, в принципе очень сложно идущая тема, потому что никто толком по таким делам ничего не знает и сказать не может) сделанный просто примечательно хорошо, как того не ожидаешь.

Главным феноменом последних месяцев войны стала ЧВК «Вагнер». О ней есть два основных нарратива — «наши храбрые герои защищают отечество и искупают прошлые грехи Кровью» или «кровавые убийцы, грабители и насильники в погоне за свободой и наживой идут в солдаты удачи». Мне, конечно, вторая концепция ближе — честно сказать, всё, что связано с этой квазиармейской структурой, до сих пор вызывает оторопь. Иногда хочется поставить реальность на паузу и задаться вопросом: а это серьезно все сейчас происходит?

Но дело не в этом. Проблема в том, что ни один, ни другой нарратив не раскрываются в российских медиа должным образом. Все сводится к самым примитивным пропагандистским клише и коротким новостным сюжетам. Вот смелые «вагнеровцы» воюют, как львы, и единственный двигают фронт — а вот подлый уголовник, убивший собственную бабушку, кровью и смертью зарабатывает себе славу, и теперь его хоронят, как героя. Понятно, что сблизить две этих полярные позиции в какую-то более объемную картинку очень сложно. Но не так много даже попыток копнуть глубже, найти новые детали, разобраться в том, что это за люди, чем они живут.

Сегодня вышел как раз такой редкий текст — в совместной публикации «Холода» и «Новой Вкладки». Журналистка Нина Абросимова поговорила с бывшим заключенным, который побывал на войне — и вернулся свободным, без одной ноги, зато с медалью. Главный герой неожиданно откровенно и даже как-то залихватски рассказывает обо всем — и о своей нелегкой жизни, и о том, как десять лет назад убивал человека, о тюрьме, и о военном опыте, и о «сказочной» реабилитации в санатории. «Пригожин... Смотрел на него и думал: нифига, вот это клевый мужик, вообще молодец! Я только по телевизору [его] видел, не мог даже представить, что я рядом с ним буду стоять, даже сфоткаюсь». «Мы ребята такие, всю жизнь сидим, никто ничего не видел».

Конечно, здесь нет глубокого анализа, как устроена ЧВК, каким образом возможна эта необъяснимая массовая вербовка заключенных и можно ли говорить о ее реальной боевой эффективности. Силен текст другим — в нем есть сестра человека, за убийство которого «чвкшник» и загремел в тюрьму. Именно рассказ о жизни этой женщины, ее комментарии к случившемуся придает обычному портрету наемника драматическую мощь.

Интересно еще, что в повествовании заметно внимание уделяется осознанию героем своей новой медийности и ее возможных последствий. Есть ощущение, что несмотря на общую непроходимость разума, постепенно у него закрадываются какие-то переживания на этот счет — что особенно примечательно в его рассказе о попытке познакомиться с девушкой уже после возвращения с фронта.

Мне кажется, этот материал — хороший пример, как смещение основная ракурса и некая новая вводная может оживить и расширить не самую свежую тему. Один из таких способов может стать выход второстепенного героя на передний план.

Да, о «вагнерах» в последнее время писали довольно много, но давайте сравним. Убийство десятилетней давности могло остаться одной строкой в коротком пересказе биографии центрального персонажа. Ну а что, дело прошлое, да и с убитым уже не поговоришь. Но можно, как здесь, найти близких погибшего — и через оптику и образ неочевидного героя полностью перестроить повествование. Благодаря такой многомерности поверхностный анекдот о бывшем заключенном превращается в сложную историю, где у героев совершенно разная правда.

Мне кажется, «личная подводка от автора» — лучший формат выноса в соцсетях, всегда захватывает внимание. Даже когда редактировал текст сам, видел разные черновики и думаешь, что уже ничего нового про текст не узнаешь — видишь авторский комментарий и понимаешь, насколько точно и правильно он дополняет содержание. При этом внутри материала такая субъективная оценка, на мой взгляд, была бы совершенно неуместна.

На этой неделе в журнале «Люди Байкала» вышел текст о семье верующих, которых власть преследует больше 70 лет. Сажать и ссылать свидетелей Иеговы начали ещё в 1950-е годы.

Автор Ольга Мутовина рассказала о материале.

«С одноклассницей Олей мы дружили с 7 по 11 класс. Потом она поступила на физический факультет университета. Там в актовом зале по выходным собирались свидетели Иеговы, арендовали у университета помещение. Оля стала ходить на эти собрания, меня один раз с собой туда водила. Помню полный зал народа, и лектор выступал за кафедрой. Я мучительно пыталась сосредоточиться на стихах из библии, которые зачитывал и объяснял лектор, но у меня плохо получалось.

Через некоторое время подруга попросила больше не поздравлять её с днём рождения, у свидетелей Иеговы это не принято. И показала мне карточку, которую всегда носит с собой. Там написано, что если с ней что-то случится и она будет без сознания, то запрещает переливать ей кровь. Такие правила у свидетелей Иеговы.

Мне она рассказывала, что скоро будет Конец света, и выживут только те, кто верит в бога Иегову. И у меня есть шанс спастись, если я тоже стану свидетелем. По её словам, после Армагеддона выжившие будут восстанавливать разрушенные города и строить новую счастливую жизнь.
Я вглядывалась в её лицо, мне казалось, что моя подруга, весёлая и умная Оля, прикалывается. Не понимала, как человек, который учится на физика, может всерьёз рассказывать про Конец света? Но она действительно верила, что бог Иегова её спасёт.

После университета Оля устроилась продавцом, чтоб работать по сменам. Выходные она тратила на служение. Так свидетели Иеговы называют время, когда они ходят по квартирам, заводят разговоры о боге на улице. Мы продолжили общаться, иногда вместе ходили в музеи и кино. Чтобы не спорить и не портить друг другу настроение, о боге больше не говорили. В конце концов, у каждого своя жизнь, и только человеку решать, как её жить и во что верить.

Прошло 20 лет. Оля по-прежнему верит в бога Иегову. Но открыто об этом говорить ей нельзя. Организации свидетелей Иеговы власти записали в список террористов и экстремистов и запретили.

Мы можем с недоверием относиться к учению, которое проповедают верующие. Нас может раздражать, что они приходят к нам домой и встречают нас на улице. Можем быть против того, что даже под страхом смерти, не соглашаются на переливание крови. Но какие они террористы и экстремисты, мне не понятно».

Читайте текст с VPN на сайте журнала «Люди Байкала» https://baikal-journal.ru/2023/01/19/pochemu-vlast-bolshe-70-let-presleduet-svideteley-iegovy/ или без VPN по этой ссылке.

@Baikal_People

Сегодня так называемый выходной, поэтому вот вам материал «не по повестке» от человека, которого мы любим совсем за другое, без единой дочки Путина (что удивительно) и вообще в нехарактерном жанре.

Хотя на самом деле Андрей Захаров, историк, расследователь и в целом восхитительный журналист, все навыки в этом историческом материале применил по адресу. Тут и повестка (преследование по абсурдному обвинению школьников, которые написали нет вой… ну не совсем это, но похожее), и расследовательские навыки пригодились (Андрей скрупулезно и методично нашел живых героев) и историческое образование конечно же помогло.

Настя Голубева написала текст, который я хотела прочитать с тех пор как прочитала у коллег из Медиазоны еще в апреле историю Сергея Приймы. Его жена, которая бесконечно ходит по оккупационным властям и ищет, ищет мужа, задает эти вопросы, кричит на коллаборантов — яркий образ, напечатала и думаю, да какой там образ, живой, рвущий душу человек.

Сергей Прийма вернулся, а многие — нет, о них и рассказывает Настя. Положение их совершенно катастрофическое: гражданских не меняют по понятным причинам (иначе никто не мешает набирать множество мирных как «обменный фонд», чудовищный термин). При этом российские власти, судя по всему, просто не очень знают, что с ними делать —:в правовом смысле это безумие, по факту они сидят по «террористическим» статьям.

А вообще очень хочется узнать про обмены больше, но понятным образом обе стороны эту информацию крайне берегут (особенно одна, которая до сих пор ведет не войну, а спецоперацию, а какие на «спецоперации» пленные гражданские?).

Пользуясь случаем, расскажу здесь немного о большом проекте, который мы делали весь прошлый год с «Теплицей» — это сборник технологических инициатив, которые изменили российскую социалку в последние десять лет.

Мне работа над ним далась непросто, да и результатом я не то чтобы доволен на 100% — и об этом, как и о высшей миссии сборника, я предпочел поныть в своем личном фейсбуке. А в канале хочется сохранить какую-никакую, но полезность, поэтому коротко суммирую подходы, на основе которых мы строили материалы в сборнике. Мне кажется, это довольно продуктивный пример — если вам, конечно, вдруг когда-то приспичит делать материалы не просто в ключе «журналистики решений», но еще и о технологиях.

Итак, мы основывались на нескольких принципах.

Во-первых, сам отбор проектов был многоступенчатым.
— проект соответствует одной из Целей устойчивого развития ООН, можно четко выделить социальную проблему, с которой он работает
— проект должен быть «гражданским» — в нем могут быть коммерческие компоненты или государственные гранты, но в основе своей инициатива должна идти снизу
— проект приводит к социальным изменениям, хотя бы на локальном уровне — а в идеале менять поведение людей и законодательные нормы
— проекту необходимо использовать новые IT-решения, или необычно адаптировать существующие технологии. инновации могут быть разными — от дронов для распознавания объектов в лесу до простых телеграм-ботов, которые оказываются полезны в неожиданном качестве (например, для консультаций людей с ВИЧ).

Во-вторых, основой для построения материала был пресловутый «Solution Journalism». О нем можно целые лекции читать (что я раньше и делал), но если очень коротко, в каждом случае мы должны были затронуть несколько ключевых моментов — как появилась идея, на что она отвечала, как был устроен проект изнутри, какие в процессе работы обнаружились ограничения и возможно ли доказать эффективность этой инициативы. С последним бывает особенно сложно, поэтому нужно для дополнительной оценки проекта нужно было привлекать внешнюю экспертизу, изучать данные статистики и открытые источники. По-хорошему нужно говорить со всеми, кто имеет отношение к проекту — включая тех, кто представляет аналогичные или конкурирующие инициативы.

В-третьих, особую значимость имела именно IT-составляющая. Как у авторов проекта появилась мысль о необходимости технологического решения, как строилась работа над продуктом, какие этапы она прошла, была ли разработка внутри команды или на аутсорсе, какие требовались на это ресурсы и, собственно, какие инструменты использовались. Даже если это не уникальные разработки сами по себе — их использование применительно к конкретной социальной проблеме уже может быть инновацией.

Наконец, вся эта конструкция не сработала бы без сторителлинга. Поэтому нам необходимы были герои, которым можно сопереживать — как правило, создатели, но также и сотрудники, волонтеры, подопечные и так далее. Нужна была и динамика в развитии истории, хотя бы пунктирно намеченный драматургический конфликт и некие перипетии в становлении проекта — желательно, в виде противостояния с оппонирующей стороной (чаще всего ей были равнодушные органы власти).

В конечном итоге это привело к определенному скелету повествования, который с разными изменениями мы применяли во всех текстах.

— введение фигуры основателя, его контекст, короткая биография, личные детали
— как появилась идея проекта, какая была гипотеза в начале
— что менялось с течением времени, сколько требовалось ресурсов
— какое технологическое решение появилось, кто его внедрял, пересматривалось ли оно со временем
— какова была динамика участия в проекте его создателей, как менялась их оценка
— как инициатива устроена изнутри сейчас: деньги, сотрудники, источники ресурсов
— какие сложности и неудачи были, что удалось преодолеть, а что не очень
— как строилась работа с IT-продуктом на разных этапах развития проекта
— получалось ли взаимодействовать с госорганами и другими официальными структурами
— что происходит сейчас, какие планы на перспективуПри этом важно было избежать чересчур узкого профессионального фокуса — сборник все-таки рассчитан не только на специалистов, поэтому нужна было описывать ситуацию доступно, объяснять социальный контекст, в котором находится проект.

Всё это, конечно, довольно тяжеловесная конструкция. Но, как по мне, довольно любопытная. В идеальном мире «журналистика решений» должна работать так — читатель, который что-то уже понимает о проблеме, видит вдохновляющее решение и запускает что-то свое, таким образом масштабируя инициативу. Но, конечно, это задача-максимум, и, чего греха таить, в это я не особо верю. Поэтому надеюсь хотя бы на то, что благодаря этому сборнику читатель, которому не безразлична среда вокруг, сможет увидеть надежду на лучшее. Да, глобальные проблемы нерешаемы, но есть отдельные проекты, которые могут хоть немного, но менять ситуацию к лучшему.

Мне кажется, дискуссия о каких-либо перспективах журналистики в России теперь неизменно будет упираться в этот простой факт: одно из самых популярных русскоязычных медиа (больше миллиона подписчиков в одном только телеграме) признано «нежелательной организацией». Среди санкций — уголовная ответственность за сотрудничество, штрафы за ссылки на материалы и запрет на въезд в Россию любым представителям организации. Можно как угодно относиться к «Медузе», но это в любой системе ценностей за гранью адекватности. Что тут ещё говорить...

Ну и конечно, ссылки на хорошие материалы дорогих коллег из «Медузы», как и прежде, будут здесь появляться. Вне всяких сомнений.

Вот хотя бы из недавнего — очень взвешенное и разностороннее интервью Рубена Варданяна, который оставил бизнес в России и стал главой правительства в Карабахе.

Когда на человека заводят «административку» за его высказывания или политическую позицию, никто уже и не удивляется. Сам виноват, знал, на что шёл. Некоторые еще и позлорадствуют. Дошло до того, что даже 15 суток ареста воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Ну ничего, посидит и выйдет. Это ужасно раздражает.

Недавно журналистка и правозащитница Катя Яньшина, о задержании которой я писал здесь в начале января, смогла вернуться из Беларуси в Россию. В ответ на все мои расспросы Катя задорно отвечала: «да я вообще в порядке», «зря все так переживали», «да это вообще была туристическая поездка по сравнению с тем, что там бывает» — ну и так далее в том же духе. Я, конечно, понимал, какая там на самом деле была «туристическая поездка», но считал себя не вправе спорить.

Сегодня в издании «Адвокатская улица», где раньше работала Катя, вышло большое интервью с ней и с юристкой «Мемориала» Натальей Секретаревой. Это обстоятельное, даже педантичное изложение всего, что происходит с человеком, которого задерживают буквально ни за что. Как его пытаются сломать — и как искренне недоумевают, когда он на это не поддаётся.

Вроде бы давно известно, насколько кошмарны белорусские СИЗО. Но описание бесчеловечных условий, в которых содержатся люди — напомню, не совершившие вообще ничего — все равно вызывает ужас. Впрочем, еще страшнее то, как все кругом реагируют на произошедшее: «Сидите молча. От публичности будет только хуже». Реально ожившая антиутопия.

Наш подкаст «Давай голосом» по горячим следам поговорил с гендиректором «Медузы» Галиной Тимченко о том, как теперь издание будет жить дальше — да и вообще о независимой российской журналистике в военные времена. Не во всём могу согласиться с Галиной, но это, конечно, фигура потрясающей мощи и величины.

По-моему, разговор получился очень насыщенный, живой и местами даже неожиданно личный. Большое спасибо ведущим Насте Лотаревой и Илье Азару !

Осторожно, в выпуске есть мат. Но он там, определенно, на своём месте.

Писал здесь как-то, что маловато диалогов в современных репортажах. Бывают и исключения. В «Новой газете» вышел замечательный текст Ирины Тумаковой, опровергающий это правило. Хочется, чтобы вы его прочитали.

Тема материала уже многократно проработанная — мобилизованные и их незавидная судьба. Да и самой Ирине не впервой писать о военных. Выделяют текст уникальные герои — два брата, уже немолодых мужика, с совершенно разным представлением о «спецоперации» и российской действительности вообще. Один из них — семьянин и человек миролюбивый; другой — некогда провластный журналист, чья карьера пошла под откос, а значит, самое время «отдать долг пятерым дедам, которые воевали». Нетрудно догадаться, что водка в этом материале разливается целыми озерами между строк — особенно если учесть, что дело происходит в Самарской области. Именно оттуда были мобилизованные, которых в новогоднюю ночь накрыли ракетным огнём в Макеевке.

Конечно, герои этого текста сами по себе редкие и фактурные, и даже простого пересказа их конфликта было бы достаточно, чтобы создать эмоциональное напряжение. Но благодаря непрерывному диалогу, пронизывающему весь текст, Ирины получилась настоящая маленькая пьеса, горькая и поучительная. Третьим действующим лицом в ней становится сама журналистка — а вместе с ней и мы.

Что важно: с такими вводными легко было бы скатиться в назидательность и гротеск, но, на мой взгляд, Ирина этого смогла избежать — хотя она вовсе не безучастный наблюдатель, её позиция вполне ясно обозначена и построением текста, и точечными репликами, и смысловыми акцентами на некоторых деталях. Это сочетание горячей эмоциональной вовлеченности и скупости выражения мне очень нравится.

— А сами вы убивать готовы? — спрашиваю я.

— Готов? — щурится старший брат.

Илья молчит. Встает, снова берет бутылку, долго на нее смотрит. Наливает. Выпивает.

— Вообще-то да, — кивает, сильно стукнув о стол стопкой. — Они сидели там и готовились напасть на нас. Там же нацистов херова туча! Инструктора в располаге всё нам объясняли. Люди на Украине абсолютно безбашенные. Они наркоманы. И вот он идет реально обколотый, его, чтобы убить, надо три пули в него всадить. Обязательно три, меньше никак.

— В Украине все нацисты и наркоманы? — переспрашиваю.

— Да фиг их знает…

Мы с Настей, бывает, не сходимся в оценках одного и того же текста, но в чём-то мыслим совершенно одинаково. Например, мы оба не любим монологи и полностью анонимные истории.

Сегодня хочу дать ссылку на анонимный монолог (да ещё и один на весь текст!), который мне очень понравился. Это материал Ани Рыжковой из «Вёрстки», в котором о своей работе рассказывает сотрудница санатория, где реабилитируют военных.

Думаю, её речь вполне исчерпывает тему — не хочется к ней добавлять ни дополнительных экспертов, ни других точек зрения, ничего. И даже то, что героиня высказывает свое отношение к происходящему, совсем не вредит тексту.

Главное преимущество здесь — собственно, необычный и наблюдательный спикер.

Это вообще очень важный совет для работы над любой хорошо разработанной темой: подумать, чьими глазами мы ещё не видели события и проблемы, о которых хотим рассказать. В случае войны в Украине это особенно насущно: когда кажется, что уже со всех сторон обо всем написали, надо задуматься какие сюжеты ещё недостаточно освещены.

Реабилитация, ага. Как об этом говорить? Думаем дальше: с самими военными вряд ли получиться пообщаться, да и едва ли они качественный рассказ выдадут. Звать сторонних экспертов — скука, да и достоверных данных на этот счёт не будет. Остаются организации, где эти люди проходят лечение — и вот здесь и сокрыт ключ к увлекательному тексту, да ещё и с необычной оптикой. Конечно, нужно ещё, чтобы у героя был хорошо подвешен язык, но если бы не получилось найти человека, который так складно формулирует мысль, можно было бы это компенсировать подбором нескольких спикеров.

Отдельное спасибо редакторам Вёрстки за хорошую структуру и упорядоченсть текста. Хотя монолог и эмоционален, он вполне последовательно переходит от одного сюжета к другому. А какие-то отвлечённые рассуждения, что правильно, остаются для финала.

Про госизмены писать сложно (да, я уже начинала с этого пост в канале) но я БУДУ давать ссылки на статьи про это — тем более, автор Горяшко последовательно фигачит эту тему и добился в ней немалых успехов, хотя полагаю, рад бы был о чем-нибудь другом.

Тут отдельно важны и пронзительны кроме вскрытой им тенденции про введение буквально категории мыслепреступлений (собирался изменить родине) бытовые подробности жизни одного из героев, скучноватого, ничего особенно не добившегося по жизни, кроме того, как стать «палкой» для какого-нибудь дальневосточного майора. Очень это как то несправедливо.

Буддисты на войне и особенно бурятские буддисты — один из ключевых мифов прошедшего года. Да, сомнительный мем о «боевых бурятах» появился еще до полномасштабного вторжения. Но общее представление о бурятских солдатах как о головорезах, не знающих страха и пощады, сложилось только теперь.

Можно не уточнять, как далёк от реальности этот стереотип. Но что дальше? Допустим, мы осознаем, что это глупая, невежественная, а подчас и сознательно подогреваемая установка. От этого не становится яснее, как всё устроено на самом деле. И есть ли вообще взаимосвязь буддийской веры и боевой удали.

Надо сказать, для большинства жителей постсоветских стран буддизм — это нечто экзотическое. И представление о нем обычно поверхностное. Что-то там о мире, просветлении, карме и перерождении. Ну да, ну да. А война тут причем?

Не раз здесь в этом канале мы поминали «Людей Байкала». Журналисты этого издания работают в том числе в Бурятии, а потому не раз подступались к вопросу, как соотносятся буддизм и «специальная военная операция». Но прежде это был побочный сюжет в репортажах о конкретных семьях. Правда, свою порцию хейта и бурного несогласия авторы «Людей Байкала» все равно собирали. Что только подтверждает — тема это болезненная и ее надо прорабатывать.

И вот, наконец, журналистка «ЛБ» Карина Пронина предприняла смелую попытку рассказать в одном материале, почему приверженцы веры, которая считается самой миролюбивой, едут на «спецоперацию». Единого ответа Карина, конечно, не нашла — зато поговорила со всеми, с кем только можно. И так показала максимально широкую палитру мнений и персонажей. Характерно, что с журналисткой охотно общались далеко не только противники войны, но и те, кто уверен, что буддизм и оружие вполне совместимы. Более того — те, кто готов был лично убивать врага, раз дело это благое.

Из-за широкой оптики и огромного количества героев текст получился несколько сумбурным и неповоротливым. Но если есть свободное время, чтобы погрузиться в повествование, в нём можно найти множество любопытных деталей (буряты в войне с Наполеоном — каково, а?) и совершенно полярные точки зрения на случившуюся катастрофу.

В тексте Карины много ярких репортажных вставок — некоторых персонажей мы будто видим своими глазами. Чего, на мой взгляд, этому материалу не хватает — так это более подробного блока с изложением, как устроен российский буддизм в целом: какие организации его представляют, как они соотносятся друг с другом и сколько сторонников имеют. Всё это дается совсем обзорно, но ведь мало кто у нас хорошо ориентируется в буддизме. Увы, после прочтения этого текста у вас вряд ли получится разобраться лучше.

Но в конечном счёте, это замечательная работа — особенно с точки зрения собранной фактуры. В материале звучат самые разные голоса — от редактора журнала о буддизме до простого сержанта, который «зауважал Будду» уже на фронте, и от антивоенной пожилой учительницы до настоятеля Усть-ордынского дацана, который предлагает стоически воспринимать любые распоряжения государства.

Жаль только, что лёгкого выхода из сложившегося конфликта — ни для буддийском общины, ни для мира в целом — не видит примерно никто. Если не считать кровожадных пожеланий, чтобы «все военные из Бурятии сдохли». Что, даже на мой дилетантский взгляд, выглядит не очень богоугодно.

А из вариантов, более подходящих буддизму — «научиться смотреть на людей как на одинаково страдающих существ и принимать жизнь, как она есть». Совет, конечно, здравый, но войну, боюсь, такой подход не остановит.

А в продолжение «буддийской» темы — еще прошлогодний текст «Новой Газеты», который недавно стал лауреатом премии «Редколлегия». Это короткий очерк Татьяны Брицкой о старшем лейтенанте Дмитрии Васильце, который отказался возвращаться на фронт. За это его судят по новой статье уголовного кодекса.

Здесь всё куда понятнее. Главный герой — из числа тех «настоящих офицеров», с которых когда-то и рисовали рекламный образ российской армии. Честный, скромный, думающий, всегда готовый подставить плечо товарищу. Журналистка показывает Васильца широкими мазками и, очевидно, упрощает реальность — но иного здесь и не нужно. Героя характеризуют детали его биографии. В маленьком заполярном военном городке не спился, но стал помогать нуждающимся. Служил прилежно, но за нескольких месяцев «в зоне СВО» понял, что «является не только военнослужащим, но и человеком». После гибели двух друзей принял философию буддизма. Теперь брать оружие в руки больше не хочет, и за свои убеждения готов отправиться в тюрьму.

История очень простая, даже архетипическая. И герой — не рафинированный интеллектуал. а обычный сирота из далёкого городка. Поэтому и рассказывать об этом маленьком и в то же время очень большом поступке нужно без изысков. Лаконичность изложения, как и редкие, но точные эмоциональные акценты («Страха, сковавшего целую страну, в этом негромком мальчике нет совсем») здесь абсолютно уместны.

Не зря премию присудили, короче.

P.S. Всё-таки есть в тексте момент, который меня откровенно расстроил! «Он выбрал Печенгу, поселок на Крайнем Севере, в Мурманской области. Тундра, ветер, гранит плюс полярная ночь полтора месяца в году. Сам родом из Дальнереченска, это в Приморье, — почти то же самое». Ну какое «то же самое» — цветущее Приморье и Кольский полуостров, Татьяна, что вы, право слово...

Любопытное интервью сегодня вышло у «Настоящего времени» — бывший комиссар «Наших», депутат Госдумы Роберт Шлегель спустя несколько лет молчания и почти год после начала войны внезапно выступил с осуждением Путина и российского политического режима.

Надо сказать, в свои депутатские времена Шлегель как раз-таки отличался яростной защитой провластных позиций: преследовал независимые медиа, громил оппозицию, поддерживал все самые людоедские законы. Потом в 2019 году резко переехал в Германию и затих.

Дискуссия вокруг его резкого «расчехления» развернулась нешуточная — с чего вдруг бывшему депутату это понадобилось, сколько в этом циничного расчёта, а сколько реального раскаяния, надо ли принимать его слова на веру, можно ли прощать за прежние грехи, где в этой риторике настоящий Шлегель, а где бессовестный приспособленец и так далее.

Мне, честно сказать, все это не особо интересно. Очевидно, депутат Шлегель был подлецом — неважно, от души или из трусости и склонности к лизоблюдству. Не менее очевидно, что сейчас он говорит правильные слова — и не все ли равно, с секретными причинами для своих немецких делишек или на самом деле из-за мучительной внутренней рефлексии.

Интересно другое — людей из власти хотя бы на уровне депутата, которые выступали бы с подобных позиций, так мало, что всякое такое заявление вызывает большой ажиотаж и интерес. В обсуждение этого, в общем-то, незначительного происшествия включились куча независимых медиа и авторов. Тем самым они помогли депутату достичь его цели прозвучать как можно громче. Вот и я об этом пишу тоже. Плохо или хорошо — да черт его знает, скорее досадно, что пищи для дискуссии на этом направлении так мало.

А второе соображение конкретно насчёт этого интервью. Сам по себе текст совершенно обычный — примерно те же слова Шлегель написал и у себя в соцсетях, и сказал другим журналистам. Но меня привлек его пассаж о том, что Россия образца 2012, 2014, 2016, 2020 и 2022 года это все разные по степени свобод страны. Мысль сама по себе заурядная, но необычно её услышать от человека, который в той самой России образца десятилетней давности был силой, которая двигала нас в сторону России-2022. Хорошее оправдание, конечно, Шлегель придумал — тогда-то мол, была среда конкурентная, дискуссия и свободы какие-никакие, почему бы тогда было не выступать их душителем. Хаха.

С другой стороны, об этом же противоречии — единстве и разности "путинских россий" я думал, когда читал о последних бесчеловечных приговорах за мысли и слова. Совсем недавно барнаульскую журналистку Марию Пономаренко посадили на 6 лет ну совсем уже по надуманному предлогу. Конечно, независимые медиа и свободомыслие никогда не приветствовались в современном российском государстве, но ничего подобного представить себе в прежние времена было нельзя. Да, из нынешней точки видится, что Российская Федерация была и остаётся верна себе, но ведь было-то и по другому тоже. Ещё десять лет назад один там автор сатирического телеграм-канала категории Б встречался с «оппозиционной» прессой, и абсолютно другого рода шутки отпускал. Вольнодумство душили постепенно, и в этом Шлегель совершенно прав. Правда, именно он и делал всё, чтобы интервью у него сегодня брали не сильные частные медиахолдинги, пользующиеся уважением и заслуженной популярностью в стране, а все сплошь иноагенты да «вражеские голоса».

Хороший пост Трудолюбова о том, зачем было это двухчасовое многословное брожение вокруг да около. Думаю, в этом замыливании остроты и трагичности момента как раз скрывается основной смысл. Вот у нас шуточки над англиканской церковью и глупыми европейцами, вот Волго-Каспийский канал углубляем, тут ветеранам помогаем, здесь про культурку не забыли, ну и заодно ядерное оружие испытывать будем, не переключайтесь.

Но внимание обратить я хотел на слово «работа», которое заметил Трудолюбов. Мне давно не даёт покоя одержимость провоенных журналистов и блогеров этой «работой». Узкоспециализированный жаргонизм (буквально: работа какого-либо вооружения или техники) суют куда ни попадя, имея в виду любые боевые действия. «Работа десантников в зоне СВО», «штурмовая группа работает», «боевая работа подразделений народной милиции ДНР» и так далее. Само такое словоупотребление среди военнослужащих не новость, но прежде это было внутряковое понятие, показывающее принадлежность «к своим». И то, что разного рода медийщики смакуют это словцо, будто становясь частью «боевого братства», вызывало у меня запредельное отвращение. Благодаря Трудолюбову я увидел за этим и ещё один смысл — не только желание припасть к объекту поклонения, но и стремление нормализовать и «приземлить» занятие, вообще-то напрямую связанное со смертоубийством и возможностью собственной гибели.