Главную награду Марсельского кинофестиваля сегодня получил фильм «Изменчивый предмет 2». Дэниэл Айзенберг, мастер авангардной документалистики, запечатлел производственный процесс на предприятиях в трех странах.

Сначала не понимаешь, что изготавливает немецкая фирма Otto Bock, в цеху которой стоит камера. Это какие-то таинственные шарниры и стальные загогулины, похожие на морских коньков. Лишь через 30 минут появляется готовая продукция — искусственные руки и ноги.

Вторая часть снималась во Франции, в мастерских Maison Fabre, производящих перчатки всех фасонов — от строго черных до разноцветных в духе Мондриана.

Третья локация — текстильная фирма Realkom в Стамбуле, выпускающая джинсы.

Изготовление силиконовых пальцев, упаковка перчаток, обметывание петель, прожигание декоративных дырок на коленях и прочие процессы продолжаются три с половиной часа без комментария.

Айзенберг так тщательно следил за ручной работой, что проник в самую ее суть. Это нескончаемая бессмыслица, подобная наказанию в аду, а люди, занимающиеся перепроизводством хуйни, в его фильме похожи на роботов-грешников, обреченных страдать за неведомые проступки. Небывало мизантропическое кино, и я рад, что жюри осмелилось его наградить.

Марсель! Город неописуемых пороков! Тарелка буайбеса стоит уже 35 евро! Хорошо, что я не ем рыбу, а только хожу в кино!

Перед вами мой репортаж о фильмах Марсельского кинофестиваля, в том числе интервью с надеждой кинематографа Вадимом Костровым, а в качестве иллюстрации — простыни, покрытые проклятиями (вероятно, их исписал Антон Арто, который тут похоронен). https://www.svoboda.org/a/dzhinsy-tyuljpany-i-kamni-luchshie-filjmy-festivalya-v-marsele/31939964.html

Были еще какие-то нитки, которые меня связывали с этой планетой дураков. Все-таки я бросал копейки в малахитовую вазу в Эрмитаже, слушал, как ползет лед по Фонтанке, любовался ладонями Курентзиса. И сейчас эти последние нитки рвутся с пронзительным звуком, как будто кто-то протыкает штыком гармонь.

Вот и Ольденбург умер, а это его летающие кегли в Эйндховене, которые мне чертовски нравятся. Хоть бы одна такая кегля прилетела сами знаете куда и упала сами знаете на кого!

Можете меня поздравить с пополнением коллекции рисунков Яна Коноупека – раздобыл его офорт «Пианисты» (1942).

За 80 лет ничего особо не изменилось: по клавишам по-прежнему стучит Загиб Иваныч (так в Гулаге почтительно именовали Смерть), а нам приходится ему внимать.

Художник Саша Курмаз оставлял в Хельсинки в публичных местах, вроде подземных переходов, лужи крови и обрывки одежды, как будто там кого-то зарезали или побили. Акция «Незамеченное происшествие» действительно осталась незамеченной: прохожие не останавливались, а меланхоличные финские дворники всё прытко отмывали. Ну то есть вели себя примерно как москвичи, равнодушные к разрушению Харькова, но взбудораженные распродажей в Икее.

Почитайте мои разговоры с Миколой Ридным и Сашей Курмазом — о берлинской выставке Material Nation, в которой они участвуют. Саша говорит в самом конце о постыдном поведении российских художников во время войны, и было бы неплохо, если бы на его слова обратили внимание.
https://www.svoboda.org/a/tserkovj-v-gruzovike-ukrainskie-hudozhniki-o-ranah-voyny-/31953178.html

Вокруг все страдают двумя популярными недугами: одни кашляют, другие покрыты язвами, и я говорю себе, что благоразумно было бы спрятаться от людей, но вместо этого проникаю в самую их гущу: на вручение Золотого льва Biennale Danza.

Сабуро Тешигавара, получивший эту награду, танцует Петрушку. Его Петрушка в отчаянии, он похож на колченого Франкенштейна или экспрессионистского монстра, он полон страданий, словно русский человек на вершине своего развития. Сабуро говорит, что из танца надо удалить танец, а идеал свободы — это стул, который терпеливо стоит и ждет тебя, в то время как ты никого подождать не можешь.

Интересует ли вас Сабуро Тешигавара, его мысли о стульях и награды танцевальной биеннале? Я не настолько наивен, чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, поэтому повешу здесь не японского Петрушку, а уличную Марину Абрамович в роли спасителя человечества.

Все дороги в Косово — а я направляюсь именно туда, и сообразительные люди сообразят зачем — ведут через Вену. А в Вене перед самой своей смертью миллиардерша Хайди Хортен, собиравшая картины Баския, Базелица, Бэкона и других художников на букву Б, открыла новый музей современного искусства. И там я нашел себе друга без головы, о котором давно мечтал.