Кстати, уж чего-чего, а кинематографичных эпизодов в истории Израиля хватает. Вспомнила ещё один, расскажу ниже.

Если израильтяне когда-нибудь соберутся снять «Израильскую историю преступлений» по аналогии с American Crime Story, один из сезонов должен быть посвящен остросюжетной истории Нахума Манбара (прочитала подробности в книге The Secret War with Iran Ронена Бергмана).

Манбар сначала занимался всякими скользкими делишками в Израиле, которые заканчивались, как правило, судебными исками. Когда в 1984 его осудили за мошенничество и воровство, он бежал в Великобританию, где продолжил свои махинации с еще большим размахом. В частности, он стал продавать оружие и военную технику – в том числе, Ирану.  

«Я покупал, скажем, танки Т-55 у польской армии за 35 000 долларов за штуку, устанавливал на них систему управления огнем, которую я привез из Израиля, за 20 000 долларов за штуку, и продавал их иранцам за 200 000 долларов», – скажет он потом в суде. 

Дела шли хорошо, торговля оружием Манбара с иранцами постоянно расширялась. При этом он утверждал, что эти сделки проходили при согласии Израиля.  

В конечном итоге выяснилось, что Манбар продавал Ирану химикаты и даже разработки и оборудование для производства химического оружия. 

В конце 1990 года Манбар заключил с иранцами контракт, по которому должен был предоставить им ноу-хау по производству веществ, используемых в химическом оружии, создать производственный завод, установить необходимое оборудование и обучить команды сотрудников – все это за скромное вознаграждение в 16,23 миллиона долларов.

Между тем, два агента «Моссада», которых называют «Рут» и «Илан» (имена вымышлены), понимают, что что-то здесь не то, и несколько лет выслеживают злодея и пытаются убедить начальство что-нибудь с ним сделать – но безуспешно. 

Манбар, между тем, становится очень богатым человеком, покупает элитную недвижимость в Европе, куда приглашает политическую и экономическую верхушку Израиля – а те и рады. Он также окружил себя советниками и публицистами, задачей которых было создать для него образ филантропа и инвестора в израильскую экономику, а также стереть воспоминания о его сомнительном прошлом. 

После 1992 года «Моссад» преследовал Манбара гораздо активнее. За ним также охотились секретные службы Франции, Италии, Голландии, США, Германии и Великобритании.

Один из агентов британской MI6, Ричард Томлинсон, участвовал во всей этой истории. В какой-то момент его уволили, и он написал книгу о секретах разведки (там отдельная хорошая история – правительство пыталось не допустить ее публикации, но агент скрылся и из тайного места в Швейцарии рассылает главы всем заинтересованным) – так вот этот Томлинсон абсолютно уверен, что Манбар действовал от имени израильской разведки в своих сделках с Ираном по продаже оружия: «Официально «Моссад» никогда не признавал, что Манбар действовал от его имени, но было ясно, что израильтяне знали обо всем, что он делал».

Глубокую убежденность МI6 в том, что Манбар работал на «Моссад», разделяло и ЦРУ.

Время от времени израильские политики за закрытыми дверями обсуждают, не арестовать ли его – но почему-то так и не арестовывают. (Может быть, это как-то связано с большими денежными вливаниям Манбара в, в частности, партию «Авода»). 

В 1997 году Манбар все-таки оказывается на скамье подсудимых по обвинению в госизмене. Суд установил, что с 1990 по 1994 год Манбар поставил иранцам 150 тонн тионилхлорида в очень высокой концентрации, большая часть которого была приобретена в Китае. Он продал Ирану оборудование, необходимое для производства большего количества тионилхлорида. Манбар был осужден за поставку ноу-хау и оборудования для строительства заводов по производству четырех различных видов нервно-паралитического газа и приговорен к 16 годам заключения. 

На этом история не заканчивается, потому что даже из тюрьмы Манбар умудряется проворачивать делишки. Помимо уроков химии, которые он дает другим заключенным, Манбар каким-то образом получил разрешение приобрести неограниченное количество телефонных карт, и теперь торгует по телефону с африканскими государствами различными товарами. Известно, в частности, о его долгих разговорах с министром обороны Уганды.

Хороший текст о том, как теракты 11 сентября (и реакция на них) привела к росту ультраправого экстремизма. 

Во-первых, теракты стали подарком для распространителей ксенофобии, идей превосходства белой расы и христианского национализма: темнокожие иностранцы-мусульмане, жаждущие убийства американцев, террористы «Аль-Каиды» и им подобные словно вышли из лихорадочного сна ультраправых. Почти в одночасье Соединенные Штаты и европейские страны наполнились именно теми страхами, которые ультраправые пытались разжечь на протяжении десятилетий. Хорошо обеспеченная ресурсами индустрия исламофобии начала действовать, используя различные тактики запугивания, чтобы вызвать истерию по поводу надвигающейся угрозы.

Во-вторых, неадекватные ресурсы (и материальные, и человеческие) были брошены на борьбу с джихадизмом, а другие формы терроризма оказались в тени. Собственно, в США убийства, совершенные белыми расистами, часто даже не классифицируются как терроризм, хотя имеют очевидную политическую подоплеку; их рассматривают как отдельные инциденты, а не как постоянную и растущую опасность для национальной безопасности.

Между тем опасность ультраправого экстремизма по всем показателям (смертность, количество атак, рост) в США уже превышает исламский террор (хороший отчет об этом можно посмотреть здесь)

Не то, чтобы силы безопасности не видят проблемы. В начале этого года разведка предупреждала в своем докладе, что расовые экстремисты представляют собой самую смертоносную угрозу внутреннего терроризма. В докладе говорится, что эта угроза стала более серьезной, чем возможные нападения из-за рубежа, а Белый дом опубликовал стратегию противодействия этой проблеме.

Отдельные чиновники говорят о том же. Директор ФБР Кристофер Рэй сказал, что «проблема внутреннего терроризма метастазирует по всей стране уже несколько лет». Он добавил, что белые националисты составляют «самую большую часть нашего портфеля внутреннего терроризма в целом» и «несут ответственность за самые смертоносные нападения за последнее десятилетие». Главный британский чиновник по борьбе с терроризмом Нил Басу недавно назвал правый экстремизм «самой быстрорастущей угрозой» Соединенного Королевства.

Но спустя двадцать лет после 11 сентября 2001 года инерция такова, что (согласно недавним показаниям в конгрессе должностных лиц ФБР), несмотря на значительное изменение характера угрозы, 80 процентов их полевых агентов по борьбе с терроризмом по-прежнему сосредоточены на делах о международном терроризме, хотя за все это время в США случился ровно один (!) теракт, который был скоординирован иностранной террористической джихажистской группой – нападение на военно-морскую базу в декабре 2019, когда Мохаммед Аль-Шамрани застрелил трех человек, и ФБР установило, что он был связан с «Аль-Каидой» на Аравийском полуострове. Во всех остальных случаях джихадистские атаки, даже вдохновленные идеологией «Аль-Каиды» или ИГ, производились либо американскими гражданами, либо легальными резидентами и без прямого указания, тренировки или помощи этих групп. 

Еще вдогонку ко вчерашней дате – прочитала, что «Моссад» еще в 90х собирался убить Усаму бин Ладена. Они узнали, что секретарь бин Ладена в его строительной компании «Аль-Каида» была его близким доверенным лицом. В частности, она ездила с ним в Судан, оставив свою семью в ближневосточной стране, имеющей развитые, хотя и скрытые связи с Израилем.

Высокопоставленные сотрудники разведки Израиля и родной страны секретаря начали совместную трехфазную операцию. Сначала семью женщины использовали, чтобы заманить ее на родину для визита. Во время этого визита оперативники местной разведки убедили ее сотрудничать, предоставив ее семье правительственное разрешение на открытие бизнеса.

На втором этапе операции она должна была собрать как можно больше информации о деятельности строительной компании «Аль-Каида» и ее боссе. Наконец, секретарь должна была убить Усаму бен Ладена, возможно, с помощью яда. Женщина согласилась. Однако план пал жертвой ближневосточного «мирного процесса». Ее родная страна заморозила все активное сотрудничество с Израилем, включая проект по избавлению от бин Ладена, после волны насилия еврейских экстремистов против арабов на Западном берегу.

Совершенно адская история с атакой американского дрона в Кабуле в прошлом месяце якобы на боевика ИГ, а на самом деле – как теперь следует из расследования «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост» – на человека, который работал в американской гуманитарной организации. 

Когда в августе в аэропорту Кабула прозвучали страшные взрывы, унесшие жизни сотен афганцев и 13 американских военнослужащих, было широко распространено опасение, что «Вилаят Хорасан», афганское отделение «Исламского государства», готовит еще одну атаку. От военных США ожидали действий, которые бы показали, что террористы ответят за свои преступления. И такие действия последовали – 29 августа американские военные нанесли удар с беспилотника в самом центре Кабула по автомобилю, в котором, как утверждает Пентагон, находились боевики ИГ со взрывным устройством наготове. Военные назвали операцию «праведным ударом».

Но затем репортеры, прибывшие на место происшествия, узнали о жертвах среди гражданского населения. А теперь журналисты и вовсе ставят под сомнение версию Пентагона и утверждают, что убитый в результате удара по автомобилю был не террористом, а работником гуманитарной организации, сотрудничающей с США.  

Военные чиновники заявили, что они не знали личность водителя автомобиля на момент запуска беспилотника, но сочли его подозрительным, сказав, что он, возможно, посетил убежище ИГ и в какой-то момент загрузил в автомобиль то, что, по их мнению, могло быть взрывчаткой.

Однако журналист Эван Хилл выяснил, что водителем автомобиля был Земари Ахмади, долгое время работавший в американской группе помощи. Полученные данные свидетельствуют о том, что в тот день он занимался перевозкой коллег на работу и с работы. А анализ видеозаписей показал, что военные могли видеть, как Ахмади и его коллега загружали канистры с водой в его багажник, чтобы отвезти домой к семье.

Журналисты проанализировали записи с камер наблюдения , которые зафиксировали передвижение автомобиля Ахмади, и опросили нескольких человек, с которыми он общался в тот день: его начальника из калифорнийской группы помощи «Питание и образование», работающей в Кабуле; охранника в его офисе, который помог ему наполнить канистры водой, так как в доме Ахмади воды не было (Эти канистры, может быть, военные и приняли за взрывчатку); его коллег, которых он подвозил в тот день на работу или в захваченный талибами полицейский участок, где, по их словам, они попросили разрешения раздать еду беженцам в близлежащем парке. 

Военные нанесли удар, когда автомобиль въехал во двор дома Ахмади. Хотя цель теперь находилась в густонаселенном жилом районе, оператор беспилотника увидел только одного взрослого мужчину, приветствовавшего автомобиль, и поэтому с «разумной уверенностью» оценил, что женщины, дети или гражданские лица не будут убиты, сообщили официальные лица США.

Но, по словам его родственников, когда Ахмади въехал во двор своего дома, несколько его детей и детей его братьев вышли, обрадовавшись встрече с ним, и сели в машину, пока он парковался. Брат Ахмади Ромал сидел на первом этаже со своей женой, когда услышал звук открывающихся ворот и въезжающей машины. Двигатель еще работал, когда раздался взрыв.

Эксперты, к которым обратились журналисты, изучили фотографии и видеозаписи и отметили, что, несмотря на явные свидетельства ракетного удара и последующего возгорания транспортного средства, не было ни обрушенных или разнесенных стен, ни уничтоженной растительности, и только одна вмятина на въездных воротах, свидетельствующая об одной ударной волне – а значит, никакого взрывного устройства в автомобиле не было. 

Хотя американские военные пока признали только три жертвы среди гражданского населения, родственники Ахмади заявили, что в результате удара погибли 10 членов их семьи, включая семерых детей. Афганские медики подтверждают, что на месте взрыва были найдены детские тела.

​​В Канаде сегодня проходят внеочередные парламентские выборы, в результате которых определится следующий премьер-министр страны. И хотя казалось бы – где Израиль, а где Канада, в предвыборной гонке поднялся и израильский вопрос.

Так, лидер Консервативной партии Эрин О’Тул заявил, что в случае победы перенесет посольство своей страны в Израиле в Иерусалим, и вообще всячески выражал свою поддержку Израилю.

«Израиль – близкий союзник Канады, друг, демократия в том регионе мира, которому нужно больше демократии, – сказал он. – Мы перенесем наше посольство и будем уважать столицу, созданную в Иерусалиме. Мы будем демонстрировать лидерство. Для Канады важно вновь появиться на мировой арене как стране, которая будет отстаивать наши ценности, защищать права человека и проводить сильную, основанную на принципах внешнюю политику».

В то же время О'Тул подчеркнул, что перенос посольства не будет противоречить решению о двух государствах для двух народов.

Нынешний премьер-министр Джастин Трюдо тоже называет Израиль своим ключевым союзником на Ближнем Востоке, подчеркивая общие демократические ценности двух стран. При этом Трюдо стремится создать образ нейтрального наблюдателя и не занимать откровенно ничью сторону в палестино-израильском конфликте.

Практически каждое официальное заявление канадского правительства в отношении Израиля подчеркивает необходимость создания рядом с ним палестинского государства. Канада – один из ключевых спонсоров агентства ООН по делам беженцев, помогающего палестинцам, а несколько лет назад Трюдо анонсировал программу, по которой палестинские дети могли приехать на лечение в Канаду – но продвигалась она, вроде бы, ни шатко ни валко.

Но если Трюдо старается подчеркнуть свою непредвзятость, его оппонент слева, лидер «Новой демократической партии» Джагмит Сингх стоит на четких пропалестинских позициях. Будучи сикхом и первым небелым лидером канадской политической партии, Сингх олицетворяет современную прогрессивную политику и стал любимцем не только иммигрантов и меньшинств, но и многих молодых канадцев, которые считают, что он говорит с ними на одном языке.

Когда он был заместителем лидера палаты представителей своей партии в Онтарио, он был одним из немногих политиков, которые не согласились поддержать решение законодателей региона выступить против движения бойкота, отчуждения и санкций (BDS).

На фоне военной операции в Газе в мае 2021 Сингх призвал федеральное правительство Канады заблокировать продажу оружия Израилю, чтобы «надавить» на Израиль и заставить его действовать «гуманно».

В своей речи, произнесенной в Палате общин, он обвинил канадское правительство в «вооружении одной стороны конфликта» и сказал, что это «подрывает мирный процесс и поддерживает незаконную оккупацию».

В начале израильской операции в Газе Сингх критиковал Трюдо, говоря: «Возьмет ли премьер-министр на себя обязательство прекратить продажу оружия Израилю, в то время как он нарушает международные права человека?»

Интересно, что если ни одна из двух основных партий не получит большинства в 338-местном парламенте, будущее правительство будет зависеть от альянсов и компромиссов. «Новая демократическая партия» Сингха находится левее Либеральной партии Трюдо на политическом спектре и, соответственно, еще дальше от консерваторов. Тем не менее, свой политический капитал Сингх создал во многом именно критикой Трюдо. Хотя в этот раз у лидера «Новых демократов» нет шансов стать премьер-министром, в долгосрочной перспективе именно нынешнего премьера он считает своим главным конкурентом.

Поэтому, как ни странно, по итогу этих выборов мы можем увидеть контринтуитивный союз крайне левых и консерваторов, если партии О’Тула удастся получить больше голосов, чем либералам, тем более что в погоне за симпатиями избирателей О’Тул смягчил свою риторику и по многим вопросам приблизился к центру политического спектра.

Новое российское еврейское издание «Цимес» предложило написать для них о том, почему от службы в израильской армии никто не косит, как она работает как социальный лифт и почему ею все гордятся. Но у меня, конечно, получился текст о том, что все не так.

🪖Обсуждаем мифы об одной из самых знаменитых армий в мире — ЦАХАЛе, вместе с израильской журналисткой и автором канала «Минареты, автоматы» Александрой Аппельберг.

Правда ли, что возможность служить для девушек — это победа феминизма или что в армии стираются все социальные различия? Все ли ждут призывного возраста с детства и не косят от призыва? Сомневаемся!

Читайте, что об этом думают социологи, журналисты и сами солдаты, — и рассказывайте в комментариях, с кем вы согласны, а с кем нет!

Хотя основные немецкие постулаты, такие, как признание права Израиля на существование в качестве еврейского государства и безопасность Израиля как raison d'être Германии, не изменились, под поверхностью копилось недовольство.

Основные претенденты на пост канцлера почти не расходятся в своих позициях по Израилю. И все же, поддержка палестинцев со временем будет усиливаться независимо от того, кто станет канцлером сейчас. 

«Во-первых, с каждым поколением немецкое общество все дальше отдаляется от Холокоста. Долгое время чувство вины было константой для немецкой послевоенной идентичности. О том, что изменения происходят, можно судить по переменам в общественных дебатах о значении Холокоста и следующих из него обязательствах. Вопрос в том, относятся ли эти обязательства только к евреям и Израилю, или же они универсальны? В настоящее время ведется так называемый «второй спор историков» (нем. Zweiter Historikerstreit) , в котором уникальность Холокоста ставится под сомнение, и вместо этого преступление Холокоста интегрируется в колониальную историю. 

С другой стороны, демография меняется из-за иммиграции. Растущая часть населения больше не имеет биографической связи со Второй мировой войной и призывает к переопределению немецкой идентичности как мультикультурного государства. Особую роль играют мусульманские и арабские диаспоры, в которых часто можно встретить антисемитские и антисионистские настроения».

По случаю выборов в Германии сделала для «Деталей» интервью с Лидией Авербух из Немецкого института международных отношений и безопасности.

Кстати, другие тексты и комментарии Лидии можно читать на ее канале Daily Hummus (в основном, англ. и нем.)

Переговоры по ядерной сделке с Ираном в Вене все никак не возобновятся, но (или, скорее, именно поэтому) разница между бывшим и нынешним президентами Ирана, а также бывшим министром иностранных дел Мохаммадом Джавад Зарифом и нынешним, Хосейном Амир-Абдоллахьяном, налицо. 

Мохаммад Джавад Зариф с его безупречным английским языком, дипломами американских университетов (он учился в Денвере и Сан-Франциско) и опытом представления Ирана в ООН был идеальным дипломатом для того, чтобы вести переговоры с западными странами и США в частности. Амир-Абдоллахиян, напротив, ориентирован на восток – он был заместителем министра иностранных дел по делам арабских и африканских стран, много работал с соседями Ирана в регионе, а сейчас поддерживает инициативы, связанные с Россией и Китаем.

Интересно, что Амир-Абдоллахиян три года работал под началом Зарифа – он был единственным замминистра, который остался в ведомстве после смены правительства и прихода Рухани. Вероятно, это объяснется близостью Амир-Абдоллахияна к КСИР, с которыми Зариф не хотел портить отношения. 

Понятно, что внешняя политика не сильно зависела от Зарифа и президента Рухани. Так, в слитом несколько месяцев назад интервью Зариф жалуется на то, что Касем Сулеймани, один из лидеров КСИР, постоянно подрывал его дипломатические усилия. По его словам, в Исламской Республике «поле» – то есть военные операции и операции влияния сил «Кудс» на Ближнем Востоке, – а не дипломатия всегда было на первом месте. 

В этом – ключевое различие прошлого и нынешнего глав МИД Ирана. Амир-Абдоллахиян утверждает, что именно действия Сулеймани и сил «Кудс» на Ближнем Востоке принесли безопасность Ирану и региону. По его словам, дипломатия всегда опиралась на «поле», и если американцы соглашались на переговоры с Ираном в отношении ядерной программы и других вопросов, то только из-за возможностей Ирана на местах и его влияния на Ближнем Востоке. Он обещал продолжать путь Сулеймани во внешней политике.

Именно это, судя по всему, и происходит сейчас с ядерной сделкой. США постоянно говорят о том, что они готовы вернуться к переговорам. Иран вроде как тоже планирует это сделать – но пока тянет время. Иранское правительство не спеша заменяет переговорщиков, возглавлявших его команду в Вене. Давнего иранского переговорщика Аббаса Арагчи заменил Али Багери, родственник верховного лидера Али Хаменеи. Иран то делает шаг навстречу наблюдателям из МАГАТЭ, давая им доступ к некоторым видеокамерам на ядерных объектах, то два шага назад, запрещая этот доступ. 

И все это время они продолжают наращивать объемы и качество обогащения урана, что приближает Иран к обладанию достаточным количеством расщепляющегося материала для создания бомбы. 

Американские переговорщики опасаются, что иранцы потребуют новых условий для возвращения к сделке – в частности, например, сохранить все ядерные наработки, которые страна накопит к моменту подписания (в 2015 году в рамках сделки большую часть обогащенного урана вывезли за пределы Ирана). 

Непонятно, на какие уступки готовы пойти американцы и как долго они будут ждать. Заключение нового ядерного соглашения было одним из ключевых пунктов предвыборной программы Джо Байдена. В Израиле говорят, что Байден и премьер-министр Беннет обсуждали «план Б» на случай, если ядерная сделка так и не будет заключена. Но сложно представить, что после катастрофического ухода США из Афганистана американская администрация захочет быть втянутой в другой масштабный военный конфликт в регионе. 

«Наша позиция заключается в том, что мы готовы вернуться за стол переговоров, хотя в какой-то момент это будет уже невозможно, потому что их ядерные успехи станут необратимыми, и просто не будет возможности вернуться к сделке» в том виде, в котором она была изначально согласована, приводит «Вашингтон пост» слова высокопоставленного представителя госдепартамента США. «Когда мы достигнем этого момента, нам придется оценить, где мы находимся и как нам действовать дальше».

«Слепое отождествление демократии с правлением большинства на самом деле неверно. Ценность демократии не зависит от чувства подчинения сорока девяти равных королей ста, или даже десяти сотням, или даже одного – ста».

«Если у нас будет еврейское большинство на этой земле, мы, прежде всего, установим режим полного, абсолютного и совершенного равенства прав, без единого исключения. Кем бы человек ни был – еврей, араб, армянин или немец, для закона не имеет никакого значения – все пути должны быть открыты для каждого гражданина».

«В каждом кабинете министров, где еврей занимает пост премьер-министра, пост заместителя премьер-министра должен быть предложен арабу, и наоборот».


Это не выдержки из методички «Нового израильского фонда», а цитаты Зеэва Жаботинского, идеолога ревизионизма и лидера правого сионизма.

Сейчас, конечно, каких-нибудь депутатов партии МЕРЕЦ за меньшее предлагают расстрелять.

Доктор Абдул Кадыр Хан, о смерти которого стало известно вчера, считается «отцом пакистанской ядерной бомбы», но по праву может называться отцом иранского ядерного проекта тоже. Во всяком случае, огромное количество как знаний, так и оборудования для обогащения урана иранцы получили именно от него.

В 1970х Хан работал металлургом в британо-немецко-голландской компании Urenco, производящей центрифуги, где он украл планы центрифуги P-1 и так и стал отцом ядерной программы в своей стране, а Пакистан стал первой мусульманской страной, получившей ядерное оружие.

Но в чем Хан действительно преуспел, так это в создании огромной подпольной международной сети прямо под носом у западных спецслужб. Хан продавал ядерные знания, оборудование и сырье Ливии, Ирану, Ираку и Северной Корее. Огромный прогресс, достигнутый этими странами на пути к получению атомных бомб, в значительной степени был его заслугой. Хан и его агенты также предлагали свои услуги Сирии и Саудовской Аравии.

Согласно оценкам, сделанным постфактум, Иран заплатил от 4 до 8 миллиардов долларов за разработки Хана, включая чертежи для производства центрифуг. Известно, что в 1997 году иранцы посещали ядерный реактор в Хушабе, Пакистан.

Однако немецкий инженер Готтхард Лерх, который был связан с Ханом и позднее осужден за участие в военной ядерной программе Ливии, поддерживал контакт с иранцами еще в 1987 году –примечательно, что это, судя по всему, держалось в тайне от верховного лидера Ирана аятоллы Хомейни, который запрещал разработку ядерного оружия.

Интересно, что у США была информация о Хане и его деятельности как минимум с 1998 года – они получили ее от Ифтихара Чоудри, пакистанца, связанного с ядерной программой, который бежал из страны и подал прошение о политическом убежище в США. Он рассказал ФБР подробности о сети Хана, которые оказались абсолютно правдивыми – но долгое время США их игнорировали, отчасти потому, что президент Пакистана Перевоз Мушарраф был союзником американцев в войне с терроризмом. Только в сентябре 2003 года Соединенные Штаты напрямую обратились к Пакистану по поводу деятельности Хана.

Сеть, созданная Абдулом Кадыр Ханом по всему миру, была разоблачена. Пакистанское правительство больше не могло оказывать ему поддержку – его поместили под домашний арест.

Как известно, мое основное место работы – израильский сайт «Детали», лучшее интернет-издание в стране на русском языке.

Если вы следите за движениями в израильском сегменте телеграма, то, наверное, знаете, что «Детали» недавно приобрели крупнейший русскоязычный канал «Дежурный по Израилю». Площадку в связи с этим ждут некоторые изменения. Надеюсь, она перестанет быть «царством субъективизма», как канал сам определял себя раньше, и будет формировать более комплексную картину дня. Там уже вводят новые форматы – например, короткие видео о жизни в Израиле. При этом канал останется самостоятельным ресурсом.

За этими метаморфозами интересно наблюдать, и если вы читаете новости в телеграме, то «Дежурный по Израилю» – достойный их источник. Подписывайтесь, если еще не.

Пока израильское «правительство перемен» не распалось, воспользовалась случаем и прочитала книгу «Уловка-67» Михи Гудмана – правого публичного интеллектуала и, говорят, советника нынешнего премьер-министра Нафтали Беннета (во всяком случае, его идеи оказали на Беннета определенное влияние).

Книга «Уловка-67» показалась мне небезинтересной. Привожу здесь основные аргументы внутриизраильского идеологического спора, как его представляет Гудман, а потом напишу, что он предлагает со всем этим делать. 

Оккупация. Одним из традиционных лозунгов израильских левых был лозунг о том, что оккупация развращает. Но, пишет Гудман, оккупация не ведет к утрате нравственности – сама оккупация, подчинение одного народа другому, аморальна.

Правые при этом скажут, что никакой оккупации нет: Иудея и Самария были завоеваны не в результате израильской агрессии, а в результате израильской обороны; территории остались в руках Израиля из-за неприятия арабов, не готовых к компромиссу. А если не существует земли, которую можно обоснованно назвать оккупированной, то, говорят они, не существует и оккупации.

Неоспоримым историческим фактом является то, что палестинцы – это народ без страны. Также неоспоримым историческим фактом является то, что причиной этого является не израильская агрессия, а палестинское неприятие. Вывод, пишет Гудман, таков: территории не оккупированы, но палестинский народ оккупирован.

Безопасность vs. демография. Правые считают, что контроль над Западным берегом необходим для обеспечения безопасности – это буферная зона между Израилем и арабским миром. Поэтому покинуть территории будет равносильно уничтожению государства Израиль. Левые отвергают этот аргумент, говоря, что, когда Израиль покинет Западный берег, международное сообщество будет выступать гарантом его безопасности.

Левые считают, что, учитывая быстрый рост численности арабского населения на территориях, контроль над Западным берегом – это тикающая демографическая бомба. У евреев есть два варианта: аннексировать территории и стать меньшинством в собственной стране, или не аннексировать и стать меньшинством, которое контролирует большинство военными методами. И то и другое означает конец сионистского проекта. Правые на это отвечают, что демографическая угроза сильно преувеличена и основана на недостоверных данных Палестинской автономии.    

То есть с точки зрения безопасности Израиль не должен уходить с территорий; но с точки зрения демографии Израиль не должен оставаться там. 

Израиль – государство апартеида? Если мы имеем в виду модель Южной Африки, пишет Гудман, то пока нет. Если чернокожие в Южной Африке требовали сделать их равноправными гражданами своей страны, то палестинское национальное движение требует создания независимого государства отдельно от Израиля.

Выражение желания быть гражданами еврейского государства было бы сродни выражению желания сотрудничать с сионистским проектом, что будет воспринято большинством палестинцев как акт национального предательства.

Но в тот день, когда палестинцы станут большинством населения, коллективное требование израильского гражданства уже не будет восприниматься как поддержка еврейского государства – оно будет однозначно рассматриваться как требование ликвидации еврейского государства как такового. Когда демографические условия позволят палестинцам бороться за ту же цель, что и чернокожие Южной Африки, Израиль может стать Южной Африкой.

Обе стороны правы. Гудман говорит, что в споре между левыми и правыми обе стороны в той или иной степени правы. Израиль не может оставаться на территориях – даже если демографические данные о росте арабского населения не вполне достоверны, очевидно, что постепенно евреи перестанут быть явным и решающим большинством. Но Израиль не может и покинуть территории: вверить свою безопасность международному сообществу, которое раз за разом не справляется с защитой уязвимых групп (уж евреям ли не знать!) – это безумие.

Репортаж очевидца событий в Бейруте, где на протестах сторонников «Хизбаллы» и «Амаля» против расследования взрыва в порту начали стрелять (обновления на его канале)

Возобновление перестрелок. Несколько выстрелов из подствольного гранатомета. Попали в пятиэтажное здание напротив, стекло разбилось вдребезги. Совсем небольшой кусочек стекла попал мне в палец.

Миха Гудман, «Уловка 67» (продолжение, начало здесь)

Итак, по Гудману Израиль находится перед неразрешимой дилеммой: он не может уйти с территорий, но не может на них остаться – оба сценария представляют для государства экзистенциальную угрозу. Это и есть израильская «ловушка 67». 

Своя ловушка есть и у палестинцев. Ключевые вопросы любого теоретического соглашения между палестинцами и израильтянами – признание Израиля и возвращение беженцев 1948 года (которых сейчас насчитываются миллионы). По Гудману, для палестинцев признать Израиль на «земле ислама» равносильно предательству их религиозной идентичности; отказаться от претензий на возвращение беженцев – равносильно предательству идентичности национальной.  

Это ловушка палестинцев: их единственный путь к суверенному и независимому государству лежит через трансформацию их религиозной и национальной лояльности. 

Что же с этим делать? 

С точки зрения Гудмана, ответ заключается в концепции «сужения» конфликта. Она не разрешит «Уловку 67» и не приведет к миру с палестинцами, но примирит два противоборствующих лагеря в самом Израиле и создаст пространство для более здорового (как считает Гудман) дискурса внутри страны. Контроль над территориями при этом перестанет быть экзистенциальной угрозой, а останется чем-то вроде хронического заболевания: неприятно, но жить можно. 

Гудман представляет два плана того, как это можно сделать, но подчеркивает, что это лишь информация к размышлению: планы могут дополнять друг друга, могут быть доработаны и т.д. 

Первый – план «частичного мира». Он заключается в том, что Израиль сохраняет за собой военный контроль над частью Западного берега, которая представляет военный интерес: в частности, в Иорданской долине, которая и так довольно слабо заселена палестинцами. Между Иорданской долиной и зеленой чертой должно появиться демилитаризованное Палестинское государство. 

При этом от палестинцев не требуется ни признавать государство Израиль, ни отказываться от требования возвращения беженцев (хотя границы все равно контролируются Израилем). Это – не постоянное мирное соглашение, а долгосрочное соглашение о прекращении войны. Как пишет Гудман, «здесь кроется одно из самых больших преимуществ плана частичного мира: он освобождает как израильтян, так и палестинцев из их соответствующих ловушек». 

Этот процесс не устранит угрозу для жизни израильтян, но он устранит угрозу для существования самого Израиля. Именно частичный и несовершенный характер этого плана делает его наиболее легким для израильского общества.

Второй план – «план раздела», предложенный в общих чертах еще Генри Киссинджером. Израиль, по словам Киссинджера, должен расширить полномочия Палестинской автономии – как территориальные, так и символические – тем самым увеличивая ее автономию до тех пор, пока она не будет функционировать почти как государство – но все это не потребует от палестинцев рассматривать результат как окончание конфликта или согласиться отказаться от всех дальнейших претензий.

Этот план может включать: признание Израилем Палестинской автономии в качестве государства Палестина и содействие международному признанию; Израиль мог бы передать некоторые районы Восточного Иерусалима под контроль палестинского государства.

Но главное – Израилю необходимо устранить КПП на Западном берегу, которые затрудняют передвижение палестинцев и являются главным напоминанием, что они – оккупированный народ. Для этого потребуется расширить территории, находящиеся под контролем палестинцев, передав части зоны С ПА, и использовать ряд технологических и инфраструктурных средств – включая мосты, туннели и объездные пути – для того, чтобы палестинцы, проживающие в районах Палестинской автономии, могли свободно перемещаться из пункта в пункт.

Сочетание этих двух усилий, дипломатических и территориальных, укрепит впечатление палестинского суверенитета в символическом плане и минимизирует контроль над палестинцами в практическом плане. Объединение этих усилий создадут значимый процесс раздела.

Позже напишу, как все это транслируется (или нет) на реальную израильскую политику.

Тегеран продолжает обещать вернуться за стол переговоров по ядерной сделке, не называя конкретных сроков и не останавливая собственные ядерные разработки. В связи с этим все чаще стали говорить о том, что никакой ядерной сделки, возможно, и не будет. Не очень понятно, насколько Израиль готов, как многократно обещали его лидеры, «не допустить ядерного Ирана», и насколько в этом его поддержат США. А потому настало, возможно, время представить себе мир, в котором у Ирана есть ядерное оружие. 

Это, несомненно, плохо, но в первую очередь – для самого Ирана, пишет Рэй Такейх в Foreign Affairs. Как только Иран проведет ядерные испытания, запустится цепь реакции, в том числе:

• США и их союзники введут еще более жесткие санкции против Ирана, окончательно изолировав его от западного мира. Это может означать и отключение от международных банковских систем, и аресты зарубежных счетов, и еще более строгий запрет на торговлю. Конечно, Китай, например, продолжит закупать часть его нефти. Но Япония и Южная Корея должны будут прекратить это делать. 
• Получение бомбы также подорвет стремление режима к гегемонии на Ближнем Востоке: ядерное оружие может спровоцировать региональную гонку вооружений. Трудно представить, что Саудовская Аравия будет стоять в стороне, когда их главный соперник будет грозиться атомным арсеналом. Турция, отчаянно желающая стать значимой державой в регионе, также может включиться в игру. Ближний Восток внезапно станет более нестабильным, и Иран окажется в меньшей безопасности.
• Как ни парадоксально, ядерный Иран приведет к единению политиков в Вашингтоне. Мало какая другая международная тема так сильно разделила республиканцев и демократов за последние несколько лет. Демократы обвиняют республиканцев в разжигании войны, республиканцы осуждают демократов как сторонников компромисса. После решения ядерного вопроса у обеих партий появятся стимулы для более жестких действий в отношении Ирана. 

Исламская Республика обнаружит реальность, которую в конечном итоге осознали все другие государства, обладающие ядерным оружием, включая Соединенные Штаты и Советский Союз: практически невозможно превратить атомный потенциал в стратегическое преимущество. Режим потратил миллиарды долларов на свою атомную программу и подвергся масштабным санкциям. Когда он, наконец, добьется успеха и обнаружит, что это не приносит никакой стратегической выгоды и еще больше усугубляет его экономические дилеммы, он столкнется с взрывоопасной внутриполитической реакцией. Когда бомба, которая, как обещал режим, повысит престиж страны, вместо этого лишь еще больше опустошит ее казну, общественное возмущение может привести к взрыву.

Конечно, Иран прекрасно умеет справляться даже с самыми массовыми протестами. Но, вероятно, если что-то и может стать последней каплей, то это окончательный крах надежд на восстановление экономики благодаря ядерному соглашению и на рост престижа страны благодаря ядерной бомбе. 

Это все, как мне кажется, имеющие смысл соображения, которые стоит принимать в расчет. Но не стоит забывать и о том, что падение иранского режима предсказывают примерно раз в пятилетку – а он и ныне там; а также что возможности и желание «союзников» США – и в Европе, и на Ближнем Востоке – полагаться на них и действовать сообща сильно поистрепались за последние годы. 

Самая популярная стратегия внутриполитической борьбы ближайших сезонов будет, видимо, заключаться в создании широкой коалиции не всегда согласных друг с другом сил ради свержения лидера с авторитарными тенденциями. Это сработало в Израиле; что-то подобное произошло в Чехии, где действующий премьер Андрей Бабиш недавно проиграл выборы, и готовится в Венгрии, где оппозиционные силы, включая социалистов, либералов и ранее крайне правую, а теперь правоцентристскую партию «Йоббик» объединились под руководством консервативного лидера, чтобы составить конкуренцию Виктору Орбану. 

Что-то подобное может, кажется, произойти и в Турции. «Нью-Йорк таймс» пишет о шестипартийной коалиции, которая намерена не дать Реджепу Тайипу Эрдогану выиграть следующий выборы (они должны состояться до июня 2023 года). 

Самыми сильными игроками в шестипартийном альянсе являются левоцентристская Республиканская народная партия и националистическая Хорошая партия, возглавляемая ведущей женщиной-политиком Турции Мераль Акшенер. К ним присоединились бывшие люди Эрдогана – Ахмет Давутоглу, в прошлом премьер-министр, и Али Бабаджан – когда-то министр финансов, оба они вышли из Партии справедливости и развития, а теперь возглавляют собственные партии. Кандидата, который возглавит всю эту конструкцию, еще предстоит выбрать, но пока самым логичным кажется Кемаль Кылычдароглу, лидер Республиканской народной партии.

Ключевой вопрос на повестке этого союза – пересмотр президентской системы правления, которую Эрдоган ввел несколько лет назад. Они считают, что президентская система позволила Эрдогану сосредоточить в своих руках почти авторитарную власть – диктовать денежную политику, контролировать суды и сажать в тюрьму десятки тысяч политических оппонентов, одновременно способствуя коррупции всего государственного аппарата. 

Поэтому Давутоглу предлагает вернуться к парламентской системе, сделать президента  символическим главой государства, лишить его полномочий править указом, накладывать вето на законы и утверждать бюджет, и отделить от судебной системы, которая вновь должна стать независимой. 

Насколько вероятно, что это сработает? Говорить пока слишком рано. Дата выборов еще даже не назначена (оппозиция может попытаться ее приблизить), Эрдоган остается сильным политиком с мощной базой. Если ему удастся хотя бы немного поправить плачевную экономическую ситуацию, этого может быть достаточно, чтобы еще больше укрепить его позиции. 

И все же, недавний опрос авторитетной социологической службы Metropoll впервые за несколько лет показал, что большинство респондентов предвидят поражение Эрдогана на выборах. Давутоглу утверждает, что даже преданные сторонники Партии справедливости и развития чувствуют разочарование, но не знают, куда идти. Для таких людей присутствие в оппозиционном альянсе самого Давутоглу и Бабаджана может стать толчком голосовать за них. 

Интересно в этом контексте посмотреть на недавние движения самого Эрдогана: угрозу выслать из страны послов десяти западных государств, многие из которых – ключевые торговые партнеры Турции и ее союзники по НАТО (тут он в итоге передумал) и намеки на возможную новую наземную операцию в Сирии (тут все еще может случиться). Кажется, что и то, и другое – довольно безрассудно и втянет страну в еще более глубокий экономический и дипломатический кризис. Но своим сторонникам Эрдоган, вероятно, преподнесет это как борьбу лидера с противниками сильной и независимой Турции.

Мы уже и не ждали, но переговоры с шестью ведущими державами по поводу ядерной сделки возобновятся к концу ноября – об этом написал в «Твиттере» главный переговорщик Ирана по ядерной программе Али Багери Кани после встречи с представителями ЕС в Брюсселе. Точную дату обещает на следующей неделе.

Будем следить теперь, на каких условиях будут переговариваться. Думаю, иранцы как минимум потребуют оставить у себя весь уран, который они успели обогатить (в 2015 году все, что не было предусмотрено сделкой, из страны вывезли). Ну или будут дальше тянуть время, как могут – пока договариваться станет не о чем.