РАЗГОВОР АНАЛИТИКА С РЕДАКТОРОМ
⁃ Мы напишем статью про историю русской мафии за рубежом
⁃ Знаешь, по этой теме практически нет поисковых запросов. Это будет выстрел в пустоту.
⁃ Но сама тема крутая! Русская мафия - международный бренд, как водка и Калашников!
⁃ Пожалуйста, пишите. Но потом не удивляйтесь низким просмотрам.
За время моего общения со многими редакциями в России и за рубежом я часто встречал этот конфликт: бесстрастные цифры против «редакционного чутья». И редакции, которые полагаются только и исключительно на свой креатив и «прикольные темы и форматы», проваливаются намного чаще, чем те, кто скрупулезно сопоставляет цифры и строит гипотезы, почему одна тема взлетела, а другая нет.
Разница восприятия действительности чувствуется по словам людей и их подходу к работе. Интересно смотреть, как каждый из этих подходов влияет на конечный результат. Я знаю администраторов пабликов на сотни тысяч человек. Их вообще не волнует журналистика, миссия и функция четвертой власти. У них нет журналистского образования. Но по факту именно они дают большой аудитории возможность коммуникации. Именно они чутко реагируют на потребности и желания людей. Иногда цинично, иногда манипулятивно. Но в целом - результативно.
В то же время многие редакторы живут в призрачном мире иллюзий, где они верхом на единорогах борются с ветряными мельницами невежества или «низкого культурного уровня людей», продолжая снова и снова делать то, что они прочитали в учебнике «Введение в теорию журналистики» лет так 20 назад.
Истина где-то посередине. Она в дискуссии, в диалоге редактора с аналитиком. Если таких разговоров в вашей редакции нет — это проблема.
Понятно, что с отдельными общественно важными новостями в деловых и общественно-политических изданиях такой дискуссии может не получиться: пишем, вне зависимости от цифр, это суть журналистики. Подождите, или это во мне говорит выпускник журфака МГУ?
Резюме: если еще не, то заведите в редакции человека, который не ужален мухой «миссии журналистики». Он будет отрезвлять нас, журналюг, и направлять в правильную сторону.
⁃ Мы напишем статью про историю русской мафии за рубежом
⁃ Знаешь, по этой теме практически нет поисковых запросов. Это будет выстрел в пустоту.
⁃ Но сама тема крутая! Русская мафия - международный бренд, как водка и Калашников!
⁃ Пожалуйста, пишите. Но потом не удивляйтесь низким просмотрам.
За время моего общения со многими редакциями в России и за рубежом я часто встречал этот конфликт: бесстрастные цифры против «редакционного чутья». И редакции, которые полагаются только и исключительно на свой креатив и «прикольные темы и форматы», проваливаются намного чаще, чем те, кто скрупулезно сопоставляет цифры и строит гипотезы, почему одна тема взлетела, а другая нет.
Разница восприятия действительности чувствуется по словам людей и их подходу к работе. Интересно смотреть, как каждый из этих подходов влияет на конечный результат. Я знаю администраторов пабликов на сотни тысяч человек. Их вообще не волнует журналистика, миссия и функция четвертой власти. У них нет журналистского образования. Но по факту именно они дают большой аудитории возможность коммуникации. Именно они чутко реагируют на потребности и желания людей. Иногда цинично, иногда манипулятивно. Но в целом - результативно.
В то же время многие редакторы живут в призрачном мире иллюзий, где они верхом на единорогах борются с ветряными мельницами невежества или «низкого культурного уровня людей», продолжая снова и снова делать то, что они прочитали в учебнике «Введение в теорию журналистики» лет так 20 назад.
Истина где-то посередине. Она в дискуссии, в диалоге редактора с аналитиком. Если таких разговоров в вашей редакции нет — это проблема.
Понятно, что с отдельными общественно важными новостями в деловых и общественно-политических изданиях такой дискуссии может не получиться: пишем, вне зависимости от цифр, это суть журналистики. Подождите, или это во мне говорит выпускник журфака МГУ?
Резюме: если еще не, то заведите в редакции человека, который не ужален мухой «миссии журналистики». Он будет отрезвлять нас, журналюг, и направлять в правильную сторону.
МЫ ПРОДОЛЖАЕМ РАБОТАТЬ НА УДАЛЕНКЕ 👨💻 ПЬЕСА
https://telegra.ph/MY-PRODOLZHAEM-RABOTAT-NA-UDALENKE--PESA-09-09
https://telegra.ph/MY-PRODOLZHAEM-RABOTAT-NA-UDALENKE--PESA-09-09
Telegraph
МЫ ПРОДОЛЖАЕМ РАБОТАТЬ НА УДАЛЕНКЕ 👨💻 ПЬЕСА
Работа на удаленке не проходит бесследно для редакций. Пока одни кайфуют от свалившейся на них свободы и повышают свою продуктивность, другие неуклонно движутся в пучину лени и разгильдяйства. Нюансы новой нормальности — в зум-диалоге выдуманной редакции.…
Forwarded from Медиашкола CABAR.asia
📢📢 NEW! У нас новый курс
SMM в медиа. Как использовать социальные сети для продвижения контента
Курс посвящен SMM в медиа. Ключевая цель курса – дать базовые знания и понимание особенностей социальных сетей и их использования в журналистике.
Формат курса:
Курс включает в себя 6 модулей и рассчитан на 4 недели изучения. Недельная нагрузка обучающихся по курсу составляет 2-3 астрономических часа (в зависимости от сложности раздела).
Модули состоят из видеолекций длительностью от 8 до 15 минут с расшифровкой текстов, полезных ссылок и финального теста из 15 вопросов
Курс бесплатный, доступен всем.
Тренеры:
Адам Тинворт, консультант и тренер по привлечению аудитории, включая SEO, социальные сети и контент-стратегию.
Всеволод Пуля, медиаменеджер, редактор, медиатренер. Главный редактор Russia Beyond, сооснователь MediaToolbox, редактор рубрики "Новые медиа" в журнале "Журналист".
SMM в медиа. Как использовать социальные сети для продвижения контента
Курс посвящен SMM в медиа. Ключевая цель курса – дать базовые знания и понимание особенностей социальных сетей и их использования в журналистике.
Формат курса:
Курс включает в себя 6 модулей и рассчитан на 4 недели изучения. Недельная нагрузка обучающихся по курсу составляет 2-3 астрономических часа (в зависимости от сложности раздела).
Модули состоят из видеолекций длительностью от 8 до 15 минут с расшифровкой текстов, полезных ссылок и финального теста из 15 вопросов
Курс бесплатный, доступен всем.
Тренеры:
Адам Тинворт, консультант и тренер по привлечению аудитории, включая SEO, социальные сети и контент-стратегию.
Всеволод Пуля, медиаменеджер, редактор, медиатренер. Главный редактор Russia Beyond, сооснователь MediaToolbox, редактор рубрики "Новые медиа" в журнале "Журналист".
Forwarded from ПУЛЯ.
Как мемы стали серьезным оружием дезинформации
…и как алгоритмизировать здравый смысл
Occupy Wall Street, захват Капитолия и сильное антипрививочное движение в США демонстрируют силу мемов в распространении дезинформации и оказании влияния на сообщества в сети, пишет Axios.
Многие годы мы боялись, что главной угрозой для достоверной информации являются дипфейки (поддельные фотографии и видео). Но мемы оказались куда более эффективным инструментом в распространении дезинформации, потому что их легче клепать и труднее определить в них фейк с помощью алгоритмов.
«В случае с дипфейками уже есть компании и технологии, которые помогут вам понять их происхождение, - говорит Шейн Криви, редактор в Kinzen - компании, занимающейся отслеживанием дезинформации. - Но я не знаю ни одной технологии, которая бы помогла вам понять происхождение мемов».
Многие мемы безобидны, но некоторые из них создают специально, с целью обмана или для того, чтобы сыграть на людских страхах и предрассудках.
Новое исследование Zignal Labs, занимающейся медиааналитикой, показывает, как мемы стали мощным оружием дезинформации против вакцины от ковида.
Аналитики выяснили, что всего один мем, впервые распространенный в конце декабря 2020 года, привел к появлению тысяч новых упоминаний о теории заговора про связь вакцины от коввида с технологиями 5G.
На картинке изображена электрическая схема гитарной педали, но наложенный на нее текст, утверждает, что это схема 5G-чипа, причем идентичного по своей архитектуре вакцине от ковида.
Дезинформации о вакцинах привела к падению на шесть процентных пунктов количества людей, готовых пройти вакцинацию, согласно другому исследованию.
Хотя искусственный интеллект успешно распознает вводящие в заблуждение фразы и изображения по отдельности, он еще не способен понять, как меняется контекст, когда текст и картинки или видео накладываются в мемах, говорит Криви.
Отчасти это проблема распознавания образов. "Мемы можно сделать контекстуально сложными", - говорит Дилеп Джордж, исследователь ИИ и основатель Vicarious AI. Например, форма, размер и расположение букв могут быть различными, а весь сюжет может быть помещена внутри другой буквы.
Алгоритмы сталкиваются и с другой проблемой в анализе мемов: пониманием культурного контекста. Мемы часто ироничны или пост-ироничны.
"Чтобы решить эту проблему, необходимо алгоритмизировать здравый смысл", - говорит Джордж, добавляя, что это потребует фундаментального прорыва в развитии систем искусственного интеллекта.
…и как алгоритмизировать здравый смысл
Occupy Wall Street, захват Капитолия и сильное антипрививочное движение в США демонстрируют силу мемов в распространении дезинформации и оказании влияния на сообщества в сети, пишет Axios.
Многие годы мы боялись, что главной угрозой для достоверной информации являются дипфейки (поддельные фотографии и видео). Но мемы оказались куда более эффективным инструментом в распространении дезинформации, потому что их легче клепать и труднее определить в них фейк с помощью алгоритмов.
«В случае с дипфейками уже есть компании и технологии, которые помогут вам понять их происхождение, - говорит Шейн Криви, редактор в Kinzen - компании, занимающейся отслеживанием дезинформации. - Но я не знаю ни одной технологии, которая бы помогла вам понять происхождение мемов».
Многие мемы безобидны, но некоторые из них создают специально, с целью обмана или для того, чтобы сыграть на людских страхах и предрассудках.
Новое исследование Zignal Labs, занимающейся медиааналитикой, показывает, как мемы стали мощным оружием дезинформации против вакцины от ковида.
Аналитики выяснили, что всего один мем, впервые распространенный в конце декабря 2020 года, привел к появлению тысяч новых упоминаний о теории заговора про связь вакцины от коввида с технологиями 5G.
На картинке изображена электрическая схема гитарной педали, но наложенный на нее текст, утверждает, что это схема 5G-чипа, причем идентичного по своей архитектуре вакцине от ковида.
Дезинформации о вакцинах привела к падению на шесть процентных пунктов количества людей, готовых пройти вакцинацию, согласно другому исследованию.
Хотя искусственный интеллект успешно распознает вводящие в заблуждение фразы и изображения по отдельности, он еще не способен понять, как меняется контекст, когда текст и картинки или видео накладываются в мемах, говорит Криви.
Отчасти это проблема распознавания образов. "Мемы можно сделать контекстуально сложными", - говорит Дилеп Джордж, исследователь ИИ и основатель Vicarious AI. Например, форма, размер и расположение букв могут быть различными, а весь сюжет может быть помещена внутри другой буквы.
Алгоритмы сталкиваются и с другой проблемой в анализе мемов: пониманием культурного контекста. Мемы часто ироничны или пост-ироничны.
"Чтобы решить эту проблему, необходимо алгоритмизировать здравый смысл", - говорит Джордж, добавляя, что это потребует фундаментального прорыва в развитии систем искусственного интеллекта.
Forwarded from ПУЛЯ.
Чтобы выиграть конкуренцию с роботами, мы должны развивать свои человеческие качества
В зтом суть ТЕД-тока журналиста NYT Кевина Руза, который недавно написал книгу Futureproof о воздействии автоматизации на человечество.
Автоматизация затрагивает многие профессиональные сферы: грузчиков и курьеров заменяют дроны, алгоритмы диагностируют некоторые типы рака лучше живых врачей, нейронки пишут миллионы материалов на основе сырых данных.
Но к этим переменам в труде и экспертизе человечество готовится в корне неправильно, считает Руз.
В течение многих лет общепринятой мыслью было то, что если за технологиями будущее, то мы должны стать как можно более технологичными. Мы отправляли людей учиться кодить и изучать информатику, инженерию и математику. Потому что людей с развитыми «софт скиллз», художники, писатели и философы, в конечном итоге просто будут подавать кофе нашим роботам-надзирателям.
Но все должно быть наоборот. Вместо того, чтобы пытаться конкурировать с машинами, мы должны совершенствовать наши человеческие навыки — те вещи, которые могут делать только люди, вещи, связанные с состраданием, критическим мышлением и моральным мужеством.
Для Руза это означало, что он должен уделять больше внимания своей работе. Он перестал писать скупые корпоративные отчеты о доходах компаний, и стал изобретать более сложные форматы.
Он запустил цикл поэзии о финансах. Он стал работать над профайлами необычных людей с Уолл-стрит, например, парикмахера, который стрижет людей в Goldman Sachs. Для одного из материалов он даже убедил своего редактора позволить ему жить как миллиардеру в течение дня, носить часы за 30,000 долларов, ездить на Rolls Royce и летать на частном самолете. «Тяжелая работа, но кто-то должен ее делать».
Руз обнаружил, что этот новый подход к работе повысил его оптимизм насчет автоматизированного будущего. Вы можете научить робота делать выжимку из новостей или написать заголовок, который получит много кликов из Google или Facebook. Но вы не можете автоматизировать то, что кто-то будет смеяться над глупым лимериком о рынке облигаций или объяснять, что такое обеспеченные долговые обязательства, не вгоняя читателей в сон.
Руз нашел много примеров людей, которые отказались конкурировать с машинами, а вместо этого нашли в своей работе более человечную сторону. И преуспели.
Например, стенд-ап комик, который стал налоговым консультантом (не растеряв юмора при общении с клиентами). Или владелец маленького книжного магазина в Окленде, который превратил его в общественное пространство для обучения и общения.
«Если вы беспокоитесь о своем собственном месте в автоматизированном будущем, у вас есть несколько вариантов. Вы можете попытаться конкурировать с машинами. Вы можете работать сверхурочно, вы можете превратить себя в эффективный производительный станок. Или же вы можете сосредоточиться на своей человеческой сути и делать то, что машины не могут, привнося исключительно человеческие навыки в свою работу.
Так мы становимся устойчивыми к будущему (futureproof). Не бросая вызов машинам, а преуспевая в тех областях, где у человека есть естественное преимущество. Если мы будем жить и работать как люди, мы сделаем себя невозможными для замены. И хорошая новость в том, что нам не нужно учить ни одной строчки кода или запускать алгоритм. На самом деле, у вас уже есть все, что нужно».
В зтом суть ТЕД-тока журналиста NYT Кевина Руза, который недавно написал книгу Futureproof о воздействии автоматизации на человечество.
Автоматизация затрагивает многие профессиональные сферы: грузчиков и курьеров заменяют дроны, алгоритмы диагностируют некоторые типы рака лучше живых врачей, нейронки пишут миллионы материалов на основе сырых данных.
Но к этим переменам в труде и экспертизе человечество готовится в корне неправильно, считает Руз.
В течение многих лет общепринятой мыслью было то, что если за технологиями будущее, то мы должны стать как можно более технологичными. Мы отправляли людей учиться кодить и изучать информатику, инженерию и математику. Потому что людей с развитыми «софт скиллз», художники, писатели и философы, в конечном итоге просто будут подавать кофе нашим роботам-надзирателям.
Но все должно быть наоборот. Вместо того, чтобы пытаться конкурировать с машинами, мы должны совершенствовать наши человеческие навыки — те вещи, которые могут делать только люди, вещи, связанные с состраданием, критическим мышлением и моральным мужеством.
Для Руза это означало, что он должен уделять больше внимания своей работе. Он перестал писать скупые корпоративные отчеты о доходах компаний, и стал изобретать более сложные форматы.
Он запустил цикл поэзии о финансах. Он стал работать над профайлами необычных людей с Уолл-стрит, например, парикмахера, который стрижет людей в Goldman Sachs. Для одного из материалов он даже убедил своего редактора позволить ему жить как миллиардеру в течение дня, носить часы за 30,000 долларов, ездить на Rolls Royce и летать на частном самолете. «Тяжелая работа, но кто-то должен ее делать».
Руз обнаружил, что этот новый подход к работе повысил его оптимизм насчет автоматизированного будущего. Вы можете научить робота делать выжимку из новостей или написать заголовок, который получит много кликов из Google или Facebook. Но вы не можете автоматизировать то, что кто-то будет смеяться над глупым лимериком о рынке облигаций или объяснять, что такое обеспеченные долговые обязательства, не вгоняя читателей в сон.
Руз нашел много примеров людей, которые отказались конкурировать с машинами, а вместо этого нашли в своей работе более человечную сторону. И преуспели.
Например, стенд-ап комик, который стал налоговым консультантом (не растеряв юмора при общении с клиентами). Или владелец маленького книжного магазина в Окленде, который превратил его в общественное пространство для обучения и общения.
«Если вы беспокоитесь о своем собственном месте в автоматизированном будущем, у вас есть несколько вариантов. Вы можете попытаться конкурировать с машинами. Вы можете работать сверхурочно, вы можете превратить себя в эффективный производительный станок. Или же вы можете сосредоточиться на своей человеческой сути и делать то, что машины не могут, привнося исключительно человеческие навыки в свою работу.
Так мы становимся устойчивыми к будущему (futureproof). Не бросая вызов машинам, а преуспевая в тех областях, где у человека есть естественное преимущество. Если мы будем жить и работать как люди, мы сделаем себя невозможными для замены. И хорошая новость в том, что нам не нужно учить ни одной строчки кода или запускать алгоритм. На самом деле, у вас уже есть все, что нужно».
Forwarded from ПУЛЯ.
Свежий сок мозга от Андрея Мирошниченко - о том, как журналистика превратилась из порции в поток.
Займемся квантованием этой статьи и нарежем основные тезисы:
- Единица нашего потребления новостей все время уменьшается: если раньше потребляли новости целым «изданием», потом отдельной статьей или видеороликом, то теперь все пришло к анонсу в соцсети.
- Продавать контент «постатейно» невозможно. Объемы выручки от микроплатежей не сравнятся с доходами от продажи всего пакета. Потому что в пакете все подписчики платили в том числе за контент, который им не нужен.
- Информация не «живет» порциями. Она существует в виде потока. Ее нарезка — это насилие над «естеством» информации, и это насилие объяснялось исключительно технологическими особенностями публикации. Журналистика — это смыслообразующая нарезка и упаковка «естественного» потока в искусственные порции; этим и кормилась.
- Когда нарезание потока на порции перестало быть технологическим условием информационного производства, потребность в журналистике, по сути, отпала.
- Потоки информации разбиваются на кванты, которые потом пересобираются алгоритмами в индивидуально настроенную ленту для каждого. Нет конца и начала, только бесконечный скроллинг ленты, вызывающий неврастению у людей книжного поколения, но вполне естественный для digital natives — например, для зумеров и следующих за ними поколений.
- Теперь лимитом становится способность воспринимать мнение другого. Три с половиной миллиарда личных потоков социальной информации — слишком много. Это не только разрушает старые институты сообщности, но и рождает какофонию. Каждый должен выкрикнуть что-то свое еще громче, чтобы пролезть в чужую ленту.
У меня тут такие мысли:
1. Кажется, журналистский контент идет в обратную сторону по сравнению с развлекательным. Там же было наоборот: сначала все покупали треки и фильмы по отдельности. Теперь всем рулит подписка. Разница тут, видимо, в стоимости производства контента. Музыку и фильмы делать дороже и дольше, чем журналистский контент.
2. То есть на самом деле не всем это квантование нужно. Вечера у телевизора за видеоиграми и любимыми сериалами никуда не делись. Игровая сессия и 1,5 часа просмотра единицы контента - это совсем не поток.
3. Соответственно, новый возможный путь журналистики - попадать внутрь современных стримингов. Дорога уже проторенная - Vox делал серию Explained для Netflix.
4. Видимо, перспективная бизнес-модель журналистики в скором будущем - длинный качественный инфотейнмент на основе только по-настоящему ярких инфоповодов. То есть документалки с игровой частью, видеоигры и т.п. Ютуб-блогеры типа Собчак, Пивоварова и Дудя уже к этому пришли.
Займемся квантованием этой статьи и нарежем основные тезисы:
- Единица нашего потребления новостей все время уменьшается: если раньше потребляли новости целым «изданием», потом отдельной статьей или видеороликом, то теперь все пришло к анонсу в соцсети.
- Продавать контент «постатейно» невозможно. Объемы выручки от микроплатежей не сравнятся с доходами от продажи всего пакета. Потому что в пакете все подписчики платили в том числе за контент, который им не нужен.
- Информация не «живет» порциями. Она существует в виде потока. Ее нарезка — это насилие над «естеством» информации, и это насилие объяснялось исключительно технологическими особенностями публикации. Журналистика — это смыслообразующая нарезка и упаковка «естественного» потока в искусственные порции; этим и кормилась.
- Когда нарезание потока на порции перестало быть технологическим условием информационного производства, потребность в журналистике, по сути, отпала.
- Потоки информации разбиваются на кванты, которые потом пересобираются алгоритмами в индивидуально настроенную ленту для каждого. Нет конца и начала, только бесконечный скроллинг ленты, вызывающий неврастению у людей книжного поколения, но вполне естественный для digital natives — например, для зумеров и следующих за ними поколений.
- Теперь лимитом становится способность воспринимать мнение другого. Три с половиной миллиарда личных потоков социальной информации — слишком много. Это не только разрушает старые институты сообщности, но и рождает какофонию. Каждый должен выкрикнуть что-то свое еще громче, чтобы пролезть в чужую ленту.
У меня тут такие мысли:
1. Кажется, журналистский контент идет в обратную сторону по сравнению с развлекательным. Там же было наоборот: сначала все покупали треки и фильмы по отдельности. Теперь всем рулит подписка. Разница тут, видимо, в стоимости производства контента. Музыку и фильмы делать дороже и дольше, чем журналистский контент.
2. То есть на самом деле не всем это квантование нужно. Вечера у телевизора за видеоиграми и любимыми сериалами никуда не делись. Игровая сессия и 1,5 часа просмотра единицы контента - это совсем не поток.
3. Соответственно, новый возможный путь журналистики - попадать внутрь современных стримингов. Дорога уже проторенная - Vox делал серию Explained для Netflix.
4. Видимо, перспективная бизнес-модель журналистики в скором будущем - длинный качественный инфотейнмент на основе только по-настоящему ярких инфоповодов. То есть документалки с игровой частью, видеоигры и т.п. Ютуб-блогеры типа Собчак, Пивоварова и Дудя уже к этому пришли.
Самые сочные цитаты из интервью с Александром Губским, издателем VTimes:
— Так повелось, что журналист в России всегда искал новость, а потом сам объяснял, почему она хорошая или плохая. В западной традиции журналистики все совсем не так. Есть новости и мнения. Когда журналист или эксперт высказывает свое мнение по той или иной проблеме, это именно мнение, а новости — это другое. Журналист находит новость, проверяет ее, связывается со всеми сторонами, причастными к событию, и дает читателю максимально объективную картину. А читатель сам делает вывод, хорошо это или плохо.
— «Догма» определяла в первую очередь базовые принципы работы журналиста: нужно связаться с обеими сторонами конфликта, у новости обязательно должны быть два независимых источника информации, не связанных между собой и т. д. Она именно про это, а не про дистрибуцию контента, не про социальные сети или RSS. Когда «Догма» писалась (последняя ее версия, кажется, датирована 2006 годом), бумага превалировала над цифрой и в доходах, и в аудитории. Когда мы оказались в цифре, можно было бы дописать какие-то технологические моменты (а потом их переписывать, поскольку технологии продолжают развиваться), но они к стандартам не имеют отношения. С точки зрения стандартов журналистики неважно, какими техническими средствами распространяется твой контент, важно, проверяешь ты информацию или не проверяешь, либо сам ее выдумываешь.
— Тут два тренда. С одной стороны, люди говорят, что мы не будем платить за контент, с другой стороны, проверенную информацию, которой можно доверять, найти сложно. В России тренды разнонаправленные существуют. Для нас как для нового делового издания было бы самонадеянно сразу ввести плату за контент. Мы создали Клуб друзей VT и будем, естественно, его расширять. И это не разовая акция, а наша стратегия.
— Дерк Сауэр нам рассказывал при запуске «Ведомостей», почему он мечтает сделать серьезную, большую ежедневную газету, а не глянцевый журнал, которых он много запустил в России. Глянцевый журнал он называл вертолетом, который может очень быстро подняться, но может так же быстро упасть. А ежедневная газета — это океанский лайнер, его долго строить, долго собирать и запускать. Но когда он вышел в море, чтобы его повернуть, на это требуется гораздо больше времени. Дерк говорил, что газета долго строится, но и долго убивается. Но примеры, к сожалению, такие мы тоже знаем.
— В СССР была вполне себе либеральная Конституция. В ней были прописаны правильные вещи — только они не соблюдались. То же самое и сегодня. В России по Конституции есть свобода собраний, но попробуйте свободно собраться. Поэтому все такого рода вещи надо не только писать, их надо соблюдать. Если написанное соблюдается, то весь механизм работает. В «Ведомостях» никогда не было конфликтов, за эти 20 лет и до этого во всех изданиях происходили корпоративные конфликты. Уходили целыми отделами, делились издания. В «Ведомостях» этого не было, потому что ни один начальник не говорил «делай, как я говорю», но «делай, как я делаю». И в этом смысле управлять и коммуницировать было очень легко, потому что журналисту было понятно, чего от него хочет начальник. Когда понятен и прозрачен механизм принятия решений, тогда нет почвы для внутрикорпоративных войн и противостояний. Все играют по одним правилам.
— Так повелось, что журналист в России всегда искал новость, а потом сам объяснял, почему она хорошая или плохая. В западной традиции журналистики все совсем не так. Есть новости и мнения. Когда журналист или эксперт высказывает свое мнение по той или иной проблеме, это именно мнение, а новости — это другое. Журналист находит новость, проверяет ее, связывается со всеми сторонами, причастными к событию, и дает читателю максимально объективную картину. А читатель сам делает вывод, хорошо это или плохо.
— «Догма» определяла в первую очередь базовые принципы работы журналиста: нужно связаться с обеими сторонами конфликта, у новости обязательно должны быть два независимых источника информации, не связанных между собой и т. д. Она именно про это, а не про дистрибуцию контента, не про социальные сети или RSS. Когда «Догма» писалась (последняя ее версия, кажется, датирована 2006 годом), бумага превалировала над цифрой и в доходах, и в аудитории. Когда мы оказались в цифре, можно было бы дописать какие-то технологические моменты (а потом их переписывать, поскольку технологии продолжают развиваться), но они к стандартам не имеют отношения. С точки зрения стандартов журналистики неважно, какими техническими средствами распространяется твой контент, важно, проверяешь ты информацию или не проверяешь, либо сам ее выдумываешь.
— Тут два тренда. С одной стороны, люди говорят, что мы не будем платить за контент, с другой стороны, проверенную информацию, которой можно доверять, найти сложно. В России тренды разнонаправленные существуют. Для нас как для нового делового издания было бы самонадеянно сразу ввести плату за контент. Мы создали Клуб друзей VT и будем, естественно, его расширять. И это не разовая акция, а наша стратегия.
— Дерк Сауэр нам рассказывал при запуске «Ведомостей», почему он мечтает сделать серьезную, большую ежедневную газету, а не глянцевый журнал, которых он много запустил в России. Глянцевый журнал он называл вертолетом, который может очень быстро подняться, но может так же быстро упасть. А ежедневная газета — это океанский лайнер, его долго строить, долго собирать и запускать. Но когда он вышел в море, чтобы его повернуть, на это требуется гораздо больше времени. Дерк говорил, что газета долго строится, но и долго убивается. Но примеры, к сожалению, такие мы тоже знаем.
— В СССР была вполне себе либеральная Конституция. В ней были прописаны правильные вещи — только они не соблюдались. То же самое и сегодня. В России по Конституции есть свобода собраний, но попробуйте свободно собраться. Поэтому все такого рода вещи надо не только писать, их надо соблюдать. Если написанное соблюдается, то весь механизм работает. В «Ведомостях» никогда не было конфликтов, за эти 20 лет и до этого во всех изданиях происходили корпоративные конфликты. Уходили целыми отделами, делились издания. В «Ведомостях» этого не было, потому что ни один начальник не говорил «делай, как я говорю», но «делай, как я делаю». И в этом смысле управлять и коммуницировать было очень легко, потому что журналисту было понятно, чего от него хочет начальник. Когда понятен и прозрачен механизм принятия решений, тогда нет почвы для внутрикорпоративных войн и противостояний. Все играют по одним правилам.
MediaToolbox
Самые сочные цитаты из интервью с Александром Губским, издателем VTimes: — Так повелось, что журналист в России всегда искал новость, а потом сам объяснял, почему она хорошая или плохая. В западной традиции журналистики все совсем не так. Есть новости и мнения.…
А вот кстати и сама «Догма» — правда образца 2001 года, а не 2006 — https://t.iss.one/mediatoolbox/86
Telegram
MediaToolbox
Forwarded from ПУЛЯ.
🌿Как мы стали делать вечнозеленый контент. Пьеса
Сезон отпусков. В редакции царит полуденный июльский зной. Липкая леность разлита в воздухе. Даже сайт грузится как будто нехотя. На редакционном принтере грустит оставшаяся с Нового года гирлянда-бахрома. С опозданием на два часа все-таки начинается планерка.
🥸Главред (пытается промокнуть пот на лбу смятой сигаретной пачкой): Коллеги, на следующей неделе у нас ежегодный праздник — День хрена. Надо готовиться, это серьезное событие регионального масштаба.
👨💼Корреспондент: Только никаких репортажей. Я беру больничный на следующую неделю. В качестве превентивной меры.
🦸♀️Стажерка: А что там происходит? Расскажи!
👨💼Корреспондент: Это только официально они празднуют сам овощ и типа здоровый образ жизни. На самом деле все эти хреноделы его выращивают, чтобы хреновуху гнать. Короче, если идти на День хрена — то только с запасной печенью.
👩💻СММщица: Каждый год одно и то же — этот День хрена. Давайте просто старые материалы в соцсетях еще раз запостим. Вечнозеленые.
👸Замглавредка: Так, что у нас выходило по теме в прошлые годы?
👩💻СММщица: Ну, вот, например: «10 народных способов не чувствовать себя хреново после веселого Дня хрена»...
👨💼Корреспондент: Все перепробовал! Ни один не помог!
👩💻СММщица (продолжает): «Оборвали всю ботву: как готовят хрен в лучших домах нашего города»;
«Хрен — тебе: чем полезно знаменитое растение»;
«Так слаще редьки или нет? Мнение хренелье»…
👸Замглавредка: Стоп-стоп-стоп. Мы уже все пословицы и афоризмы про хрен обыграли в заголовках, что ли?
👨💼Корреспондент: Нет, почему, (роется в смартфоне) вот еще осталось: «Ешь хрен едуч и будешь живуч».
🦸♀️Стажерка: О, это отлично бы подошло как заголовок для материала о профилактике коронавируса.
Продолжение — в журнале «Журналист»
Сезон отпусков. В редакции царит полуденный июльский зной. Липкая леность разлита в воздухе. Даже сайт грузится как будто нехотя. На редакционном принтере грустит оставшаяся с Нового года гирлянда-бахрома. С опозданием на два часа все-таки начинается планерка.
🥸Главред (пытается промокнуть пот на лбу смятой сигаретной пачкой): Коллеги, на следующей неделе у нас ежегодный праздник — День хрена. Надо готовиться, это серьезное событие регионального масштаба.
👨💼Корреспондент: Только никаких репортажей. Я беру больничный на следующую неделю. В качестве превентивной меры.
🦸♀️Стажерка: А что там происходит? Расскажи!
👨💼Корреспондент: Это только официально они празднуют сам овощ и типа здоровый образ жизни. На самом деле все эти хреноделы его выращивают, чтобы хреновуху гнать. Короче, если идти на День хрена — то только с запасной печенью.
👩💻СММщица: Каждый год одно и то же — этот День хрена. Давайте просто старые материалы в соцсетях еще раз запостим. Вечнозеленые.
👸Замглавредка: Так, что у нас выходило по теме в прошлые годы?
👩💻СММщица: Ну, вот, например: «10 народных способов не чувствовать себя хреново после веселого Дня хрена»...
👨💼Корреспондент: Все перепробовал! Ни один не помог!
👩💻СММщица (продолжает): «Оборвали всю ботву: как готовят хрен в лучших домах нашего города»;
«Хрен — тебе: чем полезно знаменитое растение»;
«Так слаще редьки или нет? Мнение хренелье»…
👸Замглавредка: Стоп-стоп-стоп. Мы уже все пословицы и афоризмы про хрен обыграли в заголовках, что ли?
👨💼Корреспондент: Нет, почему, (роется в смартфоне) вот еще осталось: «Ешь хрен едуч и будешь живуч».
🦸♀️Стажерка: О, это отлично бы подошло как заголовок для материала о профилактике коронавируса.
Продолжение — в журнале «Журналист»
Оказывается, инновации в медиа могут быть не только в технологиях дистрибуции, таргетинга и мультимедийного производства.
Мое любимое издание Axios сделало одной из своих фишек особый способ структурирования материалов, чтобы выдавать как можно больше информации в лаконичном формате. Называется smart brevity, «умная краткость».
В этом стиле в Axios пишут все свои рассылки, а несколько месяцев назад даже превратили этот формат в сервисный продукт для бизнеса — компании покупают на него подписку, чтобы получать советы по структурированию своих внутрикорпоративных коммуникаций и экономить время.
Разные элементы smart brevity используются в разных статьях, в зависимости от контекста, но наиболее часто используемые - вот:
• 1 big thing — Одно большое событие
• Why it matters — Почему это важно
• Driving the news — Об этом в новостях
• What they’re saying — Что говорят об этом
• How it works — Как это работает
• By the numbers — В цифрах
• Between the lines — Между строк
• The big picture — Общая картина
• State of play — Положение дел
• The bottom line — Суть дела (итог)
• Key takeaway — Основной вывод
• Yes, but — Да, но...
• What’s next — Что будет дальше
• What to watch — За чем следить
Попробовал написать статью о smart brevity… в стиле smart brevity. Там чуть больше подробностей. Посмотрите, получилось ли
Мое любимое издание Axios сделало одной из своих фишек особый способ структурирования материалов, чтобы выдавать как можно больше информации в лаконичном формате. Называется smart brevity, «умная краткость».
В этом стиле в Axios пишут все свои рассылки, а несколько месяцев назад даже превратили этот формат в сервисный продукт для бизнеса — компании покупают на него подписку, чтобы получать советы по структурированию своих внутрикорпоративных коммуникаций и экономить время.
Разные элементы smart brevity используются в разных статьях, в зависимости от контекста, но наиболее часто используемые - вот:
• 1 big thing — Одно большое событие
• Why it matters — Почему это важно
• Driving the news — Об этом в новостях
• What they’re saying — Что говорят об этом
• How it works — Как это работает
• By the numbers — В цифрах
• Between the lines — Между строк
• The big picture — Общая картина
• State of play — Положение дел
• The bottom line — Суть дела (итог)
• Key takeaway — Основной вывод
• Yes, but — Да, но...
• What’s next — Что будет дальше
• What to watch — За чем следить
Попробовал написать статью о smart brevity… в стиле smart brevity. Там чуть больше подробностей. Посмотрите, получилось ли
«Я бы сравнивал журналистику с поведением муравьев. Есть представление, что муравьи как-то договариваются и вместе тащат гусеницу в муравейник. Но ученые выяснили, что муравьи на самом деле сначала пробуют тащить гусеницу в разные стороны. По сути, они просто сдвигают ее. Потом, поскольку у них есть чувство муравейника, они обнаруживают, что идут не туда. Они снова перегруппировываются, снова берутся с разных сторон. Это происходит много раз, пока муравьи не обнаруживают, что тащат гусеницу в нужном направлении.
Так и журналисты — они тащат журналистику в самые разные стороны. Но каким-то образом общество финансирует то, что ему нужно. Общественная плата за журналистику определяет нужные образцы профессионального поведения журналистов примерно так же, как геолокация муравейника определяет общее направление движения всех муравьев, хотя каждый муравей изначально тащит в свою сторону.
Либо видимая рука государства, либо невидимая рука рынка заставляет тех журналистов-муравьев, кто еще в строю, хватать гусеницу и тащить ее куда-нибудь. Но потом те, кто повернул не туда, немножко получают по голове от рынка или от государства, и в результате гусеница журналистики все-таки движется в «нужную» сторону. Это процесс саморегуляции, иногда принудительной. Можем ли мы это описывать как функцию журналистики, как осознанный долг журналистов перед обществом? Мы добываем информацию, и потом оказывается, что мы добываем ее в нужном направлении. Те, кто добывает в ненужном, не доходят до муравейника».
Интервью с Андреем Мирошниченко
Так и журналисты — они тащат журналистику в самые разные стороны. Но каким-то образом общество финансирует то, что ему нужно. Общественная плата за журналистику определяет нужные образцы профессионального поведения журналистов примерно так же, как геолокация муравейника определяет общее направление движения всех муравьев, хотя каждый муравей изначально тащит в свою сторону.
Либо видимая рука государства, либо невидимая рука рынка заставляет тех журналистов-муравьев, кто еще в строю, хватать гусеницу и тащить ее куда-нибудь. Но потом те, кто повернул не туда, немножко получают по голове от рынка или от государства, и в результате гусеница журналистики все-таки движется в «нужную» сторону. Это процесс саморегуляции, иногда принудительной. Можем ли мы это описывать как функцию журналистики, как осознанный долг журналистов перед обществом? Мы добываем информацию, и потом оказывается, что мы добываем ее в нужном направлении. Те, кто добывает в ненужном, не доходят до муравейника».
Интервью с Андреем Мирошниченко
Почему технологии не спасли журналистику
На первый взгляд кажется, что современные технологии давали нам прорыв практически во всех сферах применения: путешествиях, банковском деле, доставке еды и сексе. Но часто технологии с помощью автоматизации замещают ручной труд — таким образом, на горизонте пары десятилетий исчезнут вакансии таксистов, дальнобойщиков и доставщиков пиццы.
В случае же с журналистикой технологии просто десакрализировали функции по сбору и обработке информации, снизили порог входа в эту деятельность. А журналистика не смогла в ответ придумать ничего, что сохранило бы ее рыночную востребованность.
Вернее, смогла — но традиционной журналистикой это уже назвать сложно. Скорее, постжурналистикой — термином, который вновь недавно популяризировал Андрей Мирошниченко. Попутно с развитием технологий шли изменения в обществе и медиапотреблении, которые в итоге разрушили традиционную бизнес-модель СМИ и обеспечили переход к постжурналистике.
А что же технологии? Да, они помогают журналистам делать более интересный, вовлекающий и достоверный контент. Да, благодаря технологиям журналисты обрабатывают невероятные массивы данных и делают расследования, о которых раньше нельзя было даже подумать. Да, технологии дают широчайшие возможности по аналитике поведения аудитории и соответствующей доработке наших материалов. И да, это технологии подарили нам удивительные способы дистрибуции нашего контента и привлечения новой аудитории.
Но никакая технология не станет единоличным спасителем журналистики. Не надо на это рассчитывать. У любой технологии есть автор, владелец патентов и бенефициар. И скорее всего в их планы не входит гуманитарная миссия по спасению профессии журналиста.
Поэтому просто запомните: ни одна технология не станет тем флаконом великолепия, который можно будет «вылить» на ваше издание, чтобы оно стало востребованным, прибыльным и интересным. Технологии помогают нам, но только до определенного рубежа, после которого из помощников они превращаются в эксплуатантов.
Ну а журналистам остается искать выход из положения самостоятельно. Если он, конечно, вообще есть.
Это выдержка из колонки для журнала «Журналист» про технологии в журналистике
На первый взгляд кажется, что современные технологии давали нам прорыв практически во всех сферах применения: путешествиях, банковском деле, доставке еды и сексе. Но часто технологии с помощью автоматизации замещают ручной труд — таким образом, на горизонте пары десятилетий исчезнут вакансии таксистов, дальнобойщиков и доставщиков пиццы.
В случае же с журналистикой технологии просто десакрализировали функции по сбору и обработке информации, снизили порог входа в эту деятельность. А журналистика не смогла в ответ придумать ничего, что сохранило бы ее рыночную востребованность.
Вернее, смогла — но традиционной журналистикой это уже назвать сложно. Скорее, постжурналистикой — термином, который вновь недавно популяризировал Андрей Мирошниченко. Попутно с развитием технологий шли изменения в обществе и медиапотреблении, которые в итоге разрушили традиционную бизнес-модель СМИ и обеспечили переход к постжурналистике.
А что же технологии? Да, они помогают журналистам делать более интересный, вовлекающий и достоверный контент. Да, благодаря технологиям журналисты обрабатывают невероятные массивы данных и делают расследования, о которых раньше нельзя было даже подумать. Да, технологии дают широчайшие возможности по аналитике поведения аудитории и соответствующей доработке наших материалов. И да, это технологии подарили нам удивительные способы дистрибуции нашего контента и привлечения новой аудитории.
Но никакая технология не станет единоличным спасителем журналистики. Не надо на это рассчитывать. У любой технологии есть автор, владелец патентов и бенефициар. И скорее всего в их планы не входит гуманитарная миссия по спасению профессии журналиста.
Поэтому просто запомните: ни одна технология не станет тем флаконом великолепия, который можно будет «вылить» на ваше издание, чтобы оно стало востребованным, прибыльным и интересным. Технологии помогают нам, но только до определенного рубежа, после которого из помощников они превращаются в эксплуатантов.
Ну а журналистам остается искать выход из положения самостоятельно. Если он, конечно, вообще есть.
Это выдержка из колонки для журнала «Журналист» про технологии в журналистике
«Мне пофиг, зомби-апокалипсис уже наступил»: тренды новых медиа 2022 года
Традиционно наши подборки трендов новых медиа основывались на личных наблюдениях и анализе открытых данных. В этот раз мы решили сверить свои ощущения с другими медиаменеджерами в более структурированной форме. Для этого мы составили анкету, чтобы собрать их страхи и ожидания применительно к 2022 году. В опросе приняли участие 32 человека — главреды, гендиры, медиааналитики.
Самым популярным ответом на любые тренды с большим отрывом оказался вариант «мне пофиг» (можно было выбрать варианты «боюсь», «надеюсь» (с градацией «очень»), «мне пофиг» и «уже произошло»)
Главные страхи:
(в скобках ответы боюсь/очень боюсь)
1. Аудитория перестанет доверять вам (15/12)
2. СМИ станут регулировать еще сильнее (10/9)
3. Ваше издание купят и повлияют на редполитику (11/8)
4. Работу соцсетей или иных платформ в России запретят (10/8)
5. Рекламы станет меньше (12/6)
6. Алгоритмы снова будут меняться, и не в пользу медиа (13/3)
7. Ваше издание признают иноагентом (8/8)
8. Вас ограничат или забанят на какой-нибудь платформе (9/5)
Главные надежды:
(в скобках ответы надеюсь/очень надеюсь)
1. Платный доступ к контенту и донаты будут развиваться на российском рынке (9/17)
2. Рекламы станет больше (16/8)
3. В редакциях появятся роботы (13/9)
4. Вы заработаете на ивентах больше, чем на контенте (12/9)
5. Фейков станет меньше (11/8)
6. В медиа будет развиваться E-commerce и торговля мерчом (8/11)
7. Появятся метавселенные, и надо будет делать контент для них (9/8). Забавно при этом, что при ответе на схожий вопрос про освоение новой платформы, но уже без слова «метавселенная», большинство наших респондентов переключились в режим «мне пофиг».
8. Бигтеху велят делиться доходами с медиа (4/11)
Полностью посмотреть результаты исследования, методологию, а также прочитать выводы можно здесь:
Традиционно наши подборки трендов новых медиа основывались на личных наблюдениях и анализе открытых данных. В этот раз мы решили сверить свои ощущения с другими медиаменеджерами в более структурированной форме. Для этого мы составили анкету, чтобы собрать их страхи и ожидания применительно к 2022 году. В опросе приняли участие 32 человека — главреды, гендиры, медиааналитики.
Самым популярным ответом на любые тренды с большим отрывом оказался вариант «мне пофиг» (можно было выбрать варианты «боюсь», «надеюсь» (с градацией «очень»), «мне пофиг» и «уже произошло»)
Главные страхи:
(в скобках ответы боюсь/очень боюсь)
1. Аудитория перестанет доверять вам (15/12)
2. СМИ станут регулировать еще сильнее (10/9)
3. Ваше издание купят и повлияют на редполитику (11/8)
4. Работу соцсетей или иных платформ в России запретят (10/8)
5. Рекламы станет меньше (12/6)
6. Алгоритмы снова будут меняться, и не в пользу медиа (13/3)
7. Ваше издание признают иноагентом (8/8)
8. Вас ограничат или забанят на какой-нибудь платформе (9/5)
Главные надежды:
(в скобках ответы надеюсь/очень надеюсь)
1. Платный доступ к контенту и донаты будут развиваться на российском рынке (9/17)
2. Рекламы станет больше (16/8)
3. В редакциях появятся роботы (13/9)
4. Вы заработаете на ивентах больше, чем на контенте (12/9)
5. Фейков станет меньше (11/8)
6. В медиа будет развиваться E-commerce и торговля мерчом (8/11)
7. Появятся метавселенные, и надо будет делать контент для них (9/8). Забавно при этом, что при ответе на схожий вопрос про освоение новой платформы, но уже без слова «метавселенная», большинство наших респондентов переключились в режим «мне пофиг».
8. Бигтеху велят делиться доходами с медиа (4/11)
Полностью посмотреть результаты исследования, методологию, а также прочитать выводы можно здесь: