Темнота и запах моей квартиры. Каждый раз на пороге принюхиваюсь, наслаждаясь. Это мой дом, он пахнет моим дезодорантом, кофе, сигаретным дымом, пиццей с двойным сыром и всем моим образом жизни

Ещё после кофе у него нос чешется. Сам мне какие-нибудь серьёзные инструкции выдаёт, а сам носом крутит, шмыгает, потом снова принимается чихать, тереть переносицу и материться в три этажа.

В голове Рейна словно накладывались друг на друга две реальности.
Одна — холодная и серая: растерянность, страх, неминуемая расплата за предательство.
Другая — тёплая, яркая, пахнущая апельсиновым шампунем: её дыхание на его губах, вкус поцелуев и её обещания.

Наконец Сольвейг осторожно закрыла блокнот и подняла взгляд.

— Спасибо, — пробормотала она неуверенно. — Но вообще я не ожидала подарка. И поэтому хотела попросить о другом. — Девушка оглядела его торс внимательно, оценивающе. — У меня день рождения, — напомнила она.

— Я понял.

— Совершеннолетие.

— Угу… — протянул Рейн с опаской.

О чём она хочет попросить, оглядывая его тело как-то… жадно? При виде того, как по нежным ягодным губам Сольвейг дразняще скользнул кончик языка, в голове Рейна мелькнуло какое-то смутное подозрение, от которого стало жарко…

— Сделай мне татуировку, как у тебя, — выпалила она.

...И я остаюсь в состоянии амёбы, распластанной по кровати. Хватает сил только положить руку ему на талию и слабо чмокнуть в подбородок.

— Спасибо. Видишь, и без слов можно.

— Но некоторые слова тебе нравятся, — хитро улыбнувшись, Син чмокает меня в ответ.

— Мм… — не сдержавшись, улыбаюсь тоже. — Некоторые — да.

Кому же не понравится, если любимый мужчина называет тебя «госпожа хозяйка»? Моей тревожности это очень нравится: показывает, что именно я контролирую ситуацию, а он не может бросить меня, как ненужную вещь.