- Некоторые выглядят храбрыми, потому что боятся убежать.

А Одесса есть движимая и недвижимая.

Одесса недвижимая, где каждое поколение кладёт свой камень.
Талантливый или бездарный – зависит от того, как развивается данный момент. И она стоит – эта Одесса – подмазанная, подкрашенная, где-то со своими, где-то со вставными домами, неся на себе отпечатки всех, кто овладевал ею.

А есть Одесса движимая. Движимая – та, которую увозят в душе, покидая.
Она – память. Она – музыка. Она – воображение.
Эта Одесса струится из глаз.
Эта Одесса звучит в интонациях.

Ильф и Петров ворвались в Telegram!

Пилите, Шура, пилите, они золотые...

Подписывайся на канал и не пропусти очередной шедевр!

Трос сорвало на переправе.
Это грозило сама знаешь чем.
И твой отец первым заметил это.
Прыгнул в ледяную воду – понтоны крепить.
Остальные за ним.
Спасли переправу.
Оглянулись, стали кричать, а его уже нет.
Три дня его искали, улицу его именем назвали…
Сейчас он официантом в Лондоне.
Жалеет страшно.

- Высшая степень смущения — два взгляда, встретившиеся в замочной скважине.

- Летал я лет пять назад на этом самолете. Так хорошо сидел. Смотрю, бегает какой-то юноша по салону. – Как вам, удобно, неудобно? – Удобно, – говорю, – очень. Он взял и укоротил промежутки между сиденьями. Теперь не удобно.

- Вместо жизни — здоровый образ жизни.

– Нет-нет… Не так. Так мне неудобно… А так я обижусь… Не трогай там… Там сердце… Не надо здесь ковырять, детка, это душа. Нет-нет, я не мешаю, распоряжайся, просто тебе нужно знать, где мне больно. Ну, если хочешь именно там – пожалуйста. Ты просто поиграть жизнью? Давай… Хочешь, я научу тебя управлять ею? Я научу тебя, как влюбить меня в себя… И ты будешь это делать… Ты будешь капризничать, давить на затылок ножкой, ручкой сжимая сердце, и я повезу тебя куда захочешь.

- Если вы рeвнуете, знaчит, у вaс eсть основaния и ужe нeт шансoв.

Детка, вперёд!
Я читаю самого себя через четырнадцать лет.
Да, детка, говорю я себе. Ты, как всегда, прав.
Это говорю я – тот же, но на четырнадцать лет старше.
Мне сейчас шестьдесят!
Я старше всех.
Я удивительно наивен.
Я катастрофически доверяю им. А входя в азарт, верю до конца.
А наказание все страшнее.
А я уже дошел до того, что вручаю им жизнь.
А они теряются, не знают, как распорядиться.

А я сижу в сторонке и даю советы.

На пляже был такой случай.
Среди загорающих появилось голая женщина.
Она загорала и бегала в воду.
Постепенно собирались мужчины.
Среди женщин поднялся ропот. Они не любят, когда кто-то открывает их секреты. Именно женщины позвали милиционера.

Милиционер подошёл.

Она долго упиралась.
Потом надела только лифчик.
Милиционер попросил десять рублей штрафа. Она уплатила.
Он постоял и ушёл.

Толпа собралась колоссальная. Мужчины лезли друг на друга. Она оделась и убежала, провожаемая криками и свистом.
Когда мужчины разошлись, их штанов не было.

До вечера милиция развозила полуголых мужчин по домам.

- Легкомыслие — это хорошее самочувствие на свой страх и риск.

Тебе будет легко. Я там внизу буду отвечать грубостью колес на жестокость дороги. А тебе будет легко. Я не передам наверх. Плыви, милая. Управляй. Постарайся не съехать… Сама знаешь, что сейчас на обочине. Хотя и там у тебя есть шанс. Ты на меня будешь выше грязи… На высоту меня. И перейдешь на сухое. Пока я тону. Ты успеешь. Всё же с какой-никакой высоты. А там и мощеное. А там и асфальт. А там уже все ходят. И ты не пропадешь.

Это компания, что сплотилась в городе и рассыпалась на выходе из него… И море… И пляжи. И рассветы.
И Пересыпь.
И трамваи.
И все, кто умер и кто жив, – вместе.
Здравствуй, здравствуй.
Не пропадай. Не пропадай. Не пропадай…

- Никогда не преувеличивайте глупость врагов и верность друзей…

«Почем помидоры?» — спрашивают на Привозе. «Прошу шесть, отдам за пять». — «Ну тогда куплю за четыре, держи три».

- Ничто так ни ранит человека как осколки собственного счастья.

На работе страшно на него накричали.
Дома ужасно на него накричали.
По дороге домой просто жутко на него накричали.
Где только на него не кричали.
Он был слабый человек...

Его помнят - о нем говорят:

«Его смех над пороками нашей жизни – в духе гоголевских традиций – носит трагедийный характер, но эффект от него потрясающий: он дает силы жить (или выживать) в мире несправедливости, обывательской меркантильности и жадности.»

Хлопал, когда все хлопали
Чувствовал, что нравится.
Не мог объяснить.
Не мог объяснить, так как никто не спрашивал.