111 лет назад родился Альбер Камю.

Его самые знаменитые снимки, конечно же, черно-белые. На них он запечатлен с поднятым воротом пальто и сигаретой в зубах или в руке; за письменным столом или прислонившимся к стене; за чтением газеты либо пристально смотрящим на друга или возлюбленную — лицо непременно нахмуренное или улыбающееся.

В определенном смысле эти черно-белые снимки уместнее цветных. Для фотографа Роберта Франка других цветов в фотографии не существовало: «Для меня они символизируют чередование надежды и отчаяния, которому люди обречены навечно». Камю, пожалуй, согласился бы с этим: он не уставал напоминать, что у нас нет оснований надеяться, но и отчаиваться нет причин. Однако при этом образ, который он хотел бы нам оставить, — это, возможно, не черно-белый снимок авторства Картье-Брессона. Скорее это была бы почти неизвестная фотография, сделанная для еженедельного журнала. На ней Камю запечатлен с близким другом Мишелем Галлимаром незадолго до автокатастрофы, унесшей жизни обоих. На портрете, выполненном в сочных средиземноморских красках, друзья сидят на террасе кафе, за столом, уставленным тарелками и бутылками. Галлимар, с рыжеватой щетиной, выглядит застенчивым и что-то говорит. Камю, с довольной улыбкой на загорелом лице, одной рукой обнимает друга за плечи, а второй подпирает подбородок, смотря куда-то чуть правее объектива. Глядя на этот снимок, я вспоминаю строчку из «Брачного пира в Типаса»: «Здесь ничто не мешает мне оставаться самим собой, я ни от чего не отрекаюсь и не надеваю никакой маски: мне достаточно терпеливо учиться жить».

Роберт Зарецки, «Жизнь, которую стоит прожить. Альбер Камю и поиски смысла»

Ровно 40 лет назад образовалась «Гражданская оборона».

При всем формальном раздрае эта музыка не походила на ту, что держится на чистом энтузиазме. В ней чувствовалась еретическая катакомбная строгость, да и сам Егор Летов был похож на бесноватого кюре — по крайней мере на фото, которое я вырезал из крайне прогрессивного тогда журнала «Сельская молодежь»: мощный начес, взгляд куда-то вниз и вбок, квадратные, семинаристского вида очки — это изображение для меня стало куда более иконическим, нежели общеупотребительная картинка с колючей проволокой из журнала «Парус». Призыв «О‐о-о, пошли вы все на***» звучал больше как некая молитва непереносимости, нежели как бытовое проклятие. Злоупотребление погребальной фактурой тоже говорило скорее в пользу предположительно религиозных настроений коллектива — подобно тому как днем памяти святого считается день смерти, а не рождения. «Гражданская оборона» была своего рода реформацией (как известно, Мартин Лютер придумал свои тезисы в клоаке — в этом смысле скатологическая тематика ранних летовских альбомов вполне соответствует). Лимонов вспоминал: «Вид у него — тонкогубого злого придиры-сектанта, протестанта такого». Летов стал вторым после Гребенщикова квазирелигиозным сочинителем — этому способствовали песни типа «Новая правда» и особенно «Евангелие», которое пошло в народ задолго до выхода альбома «Сто лет одиночества» на странном бутлеге «Воздушные рабочие войны» — я купил его в ларьке прямо в вестибюле станции метро «Чертановская», там почему-то обильно торговали панк-роком.

Максим Семеляк, «Значит, ураган. Егор Летов: опыт лирического исследования»

Друзья, спешу сообщить, что открылся предзаказ моей книги:

«Всем Иран. Парадоксы жизни в автократии под санкциями»

Писал её около двух лет (начал ещё в Иране, в таком далёком 2022 году). За это время успел сменить пару стран и пару работ — да и помимо этого много чего произошло. Тем не менее, работа завершена, за что огромное спасибо издательству Individuum.

В книге я рассказываю об Иране через парадоксы, каждый из которых раскрывает одну из особенностей иранской действительности.

Например, в Иране существуют теократические институты, но проходят демократические выборы и смена президентов. А ещё регулярно проходят митинги с лозунгами «смерть Америке», но каждый второй иранец мечтает переехать в США. Или: в стране смертная казнь за наркотики, но в каждом парке пахнет марихуаной, а на улицах можно встретить бомжеватых мужчин, открыто покуривающих опиум.

Пишу о том, как рождается вся эта парадоксальная действительность.

Каждая глава — это микс аналитики и научпопа с репортажными зарисовками (как правило, диалоги с иранцами). А в конце — словарь ругательств и сленга на персидском, без которого будет трудно поддержать разговор о политике (за "персидский мат" у книги маркировка 18+).

Для предзаказа — всем в:

— Ozon
— Подписные издания
— Читай-город

Сама книга должна появиться в продаже до конца ноября.

@irandezhurniy